***
В жизни Нейта Хаддама последние три года все было предельно скучно и предсказуемо. Кто-то говорил о надвигающемся «кризисе средних лет», однако он был свято уверен в том, что доминантные альфы не могут быть подвержены никаким кризисам, к тому же в самом расцвете сил, в двадцать пять. Отец посоветовал купить машину, обновить старый автопарк. Нейт обновил: кроссовер, спорткар, седан-лайнер — дилеры его обожали. Он дважды сносил доставшийся от родителей в качестве свадебного подарка дом, даже перестроил один из оставшихся после развода с Верано особняков на побережье Анталии, нанял трех садовников ухаживать за папиными розами, заказал полировку своего бизнес-джета — и все было ему не так. Он кинулся было в искусство, стал коллекционировать полотна, но быстро к ним охладел. Пробовал уйти с головой в работу, но и там ему стало скучно — сплошные победы на тендерах и выгодные контракты. Правду говорят, гениям на вершине пирамиды бывает одиноко. Единственным, о чем он не переставал думать и к чему никогда не терял интереса, был его разрушившийся на глазах брак. И не только из-за сына. Каким же он был идиотом! Каким же слепцом! Дал себя обвести вокруг пальца такой омеге, благо еще, что доминантной. Во всем произошедшем он винил только Китти: как они были бы счастливы, если бы он подчинился, не лез, куда не следует, молчал, когда просят. Мечты, мечты, фантазии! Хотя Верано никогда не отличался сообразительностью и мудростью, спрашивается, чего Хаддам ожидал? — Отец! Отец! — радостно воскликнул Керем и, схватив за ладонь, потащил к игрушечному стрельбищу с мишенями-утками. — Дядя Джейкоб набрал почти десять! Я ему сказал, что ты наберешь все! Нейт брезгливо поморщился. Верано совсем уже обнаглел — своей сторожевой псине разрешал таскать сына по аттракционам. — Конечно, наберу, — усмехнулся он, принимая из рук игрушечную винтовку. Не родился еще тот альфа, что сумел бы обойти доминантного. Ведь даже для Верано первым был именно он.***
Удивительно, но отец даже глазом не моргнул: Дик, ворвавшись в дом в халате и растянутой домашней одежде десятилетней давности, без лишних слов схватил коробку, глянул внутрь, поморщившись, сфоткал для протокола и запихал в сейф-пакет, закинув к себе в багажник. — Все, — проговорил он обыденно. — Н-но… можно на них в суд подать? — испуганно проговорил Китти, глядя Дику прямо в рот. В такие моменты альфа чувствовал прилив сил, способный двигать тектонические плиты, будто шахматные фигурки на доске. — В суд можно подать на любого. Главное, найти за что. Разговор записал? — Нет… — замотал головой омега, словно болванчик, вмиг превращаясь рядом с отцом в беспомощного подростка. — Ничего, зато у них записывается, — махнул рукой Дик и щелкнул пальцами в сторону крана. — Воды подай, пожалуйста, выбежал, в чем был. Итак, тебе отказали по какому праву? — Сказали, что не… что не грозит опасность жизни, поэтому… — Ошибка новичка, наверняка, посадили на телефон воробья из академии, — альфа самодовольно усмехнулся. — Статья первая: он точно не знал, грозит ли это опасностью. Мало ли, вдруг в нем были споры черной чумы. Китти побелел, схватившись за сердце. — Далее, — Дик плюхнулся на диван, устало разминая затекшую от перенапряжения шею. Гнал на ста шестидесяти, повстречал бы патруль — лишился бы прав на неделю, потом, правда, все равно в суде бы оспорил. — Как он с тобой разговаривал? — Успокаивал поначалу… — Пренебрежительно? — подсказал отец. Китти несмело, но все же кивнул. — Отлично. Статья вторая: пренебрежительное отношение к жертве в сложной кризисной ситуации. — А эти статьи так и называются?.. — Третье, — поднял палец вверх Дик, увлекшись предстоящим разгромным процессом, а вернее показательной поркой полиции Нью-Йорка. — Это был омега или альфа? — По голосу… вроде альфа… И имя… не как у омег. — И третья статья, — поставив стакан на журнальный столик, Дик радостно потер ладони в предвкушении, — дискриминация. Отлично, плевое дело. За месяц разгромим их в суде, поднимем вой в… — Нет! — взвизгнул испуганно Китти, вскинув руку вперед. — Только не репортеры! — Это еще почему? — Дик удивленно выгнул седеющие брови. Оливер два года назад отговорил его от закрашивания, и теперь он пленял даже альф. Многие хотели выглядеть так же на полувековом рубеже. — Я… ну, у меня же контракт с китайцами… — И? — Ну… в общем, они ценят то, что я не особо свечусь в скандалах. Я даже от них факт развода скрыл. Они смотрят еще и на социальный… ну, в общем, на мой имидж, понимаешь? — И как на твой имидж повлияет тот факт, что тебя преследует извращенец? Жертва никогда не виновата в намерениях преступника, если не бежала на него с оружием первой. Китти на мгновение задумался. — И все же, — вздохнул он обреченно. — Давай, не будем? Это же китайцы, их хрен поймешь… Можно сделать процесс закрытым? — Да, но… Если ты хочешь устроить им… — Нет, нет! — замахал руками Китти. — Я просто хочу, чтобы мое заявление приняли сейчас же. И стали что-то с этим делать… Ну, и чтобы наказали тех, кто так отвечает омегам… Все. — М-да, — Дик скептично поджал губы. — Не боец, не боец… — Ну… ты же знаешь, это дорогой мне контракт. Со всех точек зрения, правда. Не хотелось бы его потерять из-за такой… — Херни? — подсказал Дик. — Не херни, я знаю… — Китти вымученно простонал, сев напротив, в свое любимое кресло. — У тебя дома маленький ребенок, что будет, если с этим столкнется он, а не ты? Китти, я предлагаю предать это огласке. С заявлением и прочим судом — можешь даже не являться, я попрошу Оливера звякнуть Митчеллу, или сам Арену позвоню, на суде я их размажу и без твоих показаний… Я предлагаю предать это огласке, потому что в этом случае этот извращенец не сможет так нагло действовать. Китти передернул плечами. Звучало логично, но после развода он слишком прикипел к документальным фильмам про маньяков. Перед сном они его успокаивали. — А вдруг ему этого только и надо? — засомневался омега. — Если ему только этого и надо — он сделает ошибку. Китти, солнышко, — Дик подался вперед, — я в судах столько повидал, на две жизни хватит, а то и на пять. И таких извращенцев я щелкал, как орехи. Любой, кто получает давно желаемое, делает ошибки. — А Зодиак? — ввернул Китти. Он как раз про него недавно закончил целую серию документальных зарисовок. — Когда он был? — совершенно спокойно отбил выпад альфа. Удивительно, как в любой ситуации ему удавалось сохранять хладнокровие. Наверное, только благодаря отцу и его ручному боевому псу, альфе, которого тот воспитывал «под себя», Китти и выдержал долгие месяцы бракоразводного процесса. Если бы не этот тандем, интересно, как бы он жил? И жил ли бы вообще? — Сейчас его по камерам найдут, по ДНК вычислят, а потом… В общем, процесс только надо наладить. Ты ни с кем не ссорился? Китти даже поначалу не понял вопроса. — У меня бизнес! — возмутился он. — Конечно, ссорился. — Я не про твои тендеры-шмендеры, я про твои вот эти вот… — Дик кокетливо захлопал глазами. — С Джейкобом ссорился? — Он бы не стал! — Джейкоб, конечно, недвусмысленно намекал на большее, а Китти недвусмысленно притворялся полным дурачком, так они и ходили по кругу, но до такого бравый адмирал бы вряд ли скатился. — Все под подозрением, — вновь спокойно проговорил альфа, но тут поморщился, вспомнив о чем-то. — А этот? Турецкий султан который. — Нейт? Ему-то зачем? — искренне удивился Китти. — Коробку же принесли, когда Калеба дома не было, верно? Спину свело холодом. — Это ничего не значит, — он все равно остался на своем. — А чего это ты так его защищаешь? — глумясь, улыбнулся Дик. — Просто он, конечно, мудак… Но это просто… — Китти не знал, как объяснить, лишь был твердо уверен, что это кто угодно, но точно не Хаддам. — Просто он не опустится до такого. Ты же его знаешь. Он любит себя больше всего на свете. Это просто… ну, не знаю. Он скорее бы феромонами меня бы к чему-то принудил, своими же. А это… Нет, — уверенней мотнул он головой. — Я вообще, если честно, до сих пор не верю, что это произошло. Дик глубоко вздохнул. — Если хочешь, я останусь на ночь. Долго уговаривать испуганного произошедшим Китти не пришлось: — Хочу, — буркнул он, кивнув головой, и добавил. — Калеб тоже будет рад.***
Нейт, как никогда, был доволен собой: сына прямо-таки распирало от счастья, он затискал и зацеловал своего плюшевую пони, прожужжал все уши про то, как отец круто и классно смотрелся с винтовкой в руках. Десять из десяти. То-то же, Джейкоб. Урыли тебя и закопали, вечный номер два, неудачник хуев. — Папе все-все-все расскажу! — трещал на заднем сидении Керем. Довольно оскалившись, Нейт аж приосанился: — Тебе же сегодня понравилось все? — Да! В отличие от мрачного Верано, он сыну позволял и бургеры колой запивать, и объедаться сахарной ватой — в конце концов, должен же быть у ребенка праздник? Жрать сплошные натуральные йогурты и хлопья без консервантов тоже нельзя, как потом к пиву привыкать, к шоколадкам на день всех влюбленных? Омегу какую-то травоядную ему тут воспитывают, когда альфы у Хаддамов — сплошь одни хищники. Керем сладко зевнул. — Устал? — Угу, — кивнул сын. — Спать хочу. Но папе надо все-все-все рассказать. — Надо, — согласился Нейт, любуясь им в зеркало заднего вида. Чтобы знал, кого тот просрал. Вот каждый раз при мысли о нем такая злость распирает! — Поспи. Я разбужу, как приедем. Но Керем уже мирно сопел. И как мог от такой гадюки получиться такой прелестный малыш? Верно-верно, это все его кровь: и разрез глаз деда по а-линии, и нос Нейта, и, вообще, эти черные волосы и янтарные глаза — ну, вылитый Хаддам. От Верано ему только омежистый характер достался, ну, и фамилия. Такой деловой обычно в Стамбул прилетал, все ему не так, как папа делает, все ему не эдак. За две недели, правда, быстро переучивался, становился, как и все дети его возраста, малясь диковатым, правда, потом вновь к папе возвращался, раскисал. О, если бы опека была общей! Ладно бы, еще хрен с ней, с этой фамилией. Опека! Он сжал многострадальный руль до белых костяшек, скрипя от злости зубами. Ему в уши дули, что тот мудак-адвокат — комнатная собачка Дика Верано, так чихуахуа для сумочки, красивый аксессуар для фирмы, не более, потому что никаких гарвардов-йелей-оксфордов он якобы не заканчивал, сидел в конторе на птичьих правах по программе для бедных. «Не стоит переживать, мистер Хаддам», — уверяли его те самые адвокаты, высасывая из него миллионы. И он перестал. Потерял бдительность. Трахнул какую-то омежку, подцепленную в ресторане, а после глядел на снимки себя пьяного в ее объятиях. Тогда-то обманчиво-доброжелательная комнатная собачка, тявкающая по делу и без, моментально превратилась в бойцового добермана, готового вцепиться в горло и душить до победного. Вокруг этого несчастного снимка они и построили всю линию обороны, замуровав его в стену живьем. Чего только про него не напридумывали в суде: и что бухал он без разбора, без продыха; и что изменял он направо и налево; и что морально унижал; и что… Тц, да что вспоминать! Хорошо, мозгов хватило не вменить ему побои, иначе Нейт прям там его бы и прибил. Лгал же, говнюк, и глазом не моргнул! Бухал! Ха! Пару раз всего вернулся пьяным под утро — с друзьями отмечали и свадьбу, и долгожданную встречу. Изменял! Да он вообще других омег не замечал! Судя по всему, зря. Давно уже пол-Стамбула бы перетрахал. Морально унижал! Вот ж..! Да он его на руках носил, пока тот свои вечные «не хочу» и «не буду» перед отцом высказывал, хвост петушил. Перед всеми родственниками выгораживал, а он ни разу навстречу не пошел, всю свою американскую херню про свободу слова затирал. — Документы, пожалуйст… А, мистер Хаддам, — охранник около шлагбаума кивнул. — Проезжайте. Нейт коротко кивнул. Нет, Китти жил слишком хорошо после развода. Конечно, не только благодаря отсуженной недвижимости и активам. Да, его отец нашел даже спрятанную виллу в Европе, но отписанное имущество биологических родителей — вот, до чего не мог дотянуться Хаддам. На эти-то деньги Верано и сколотил себе фирму-игрушку, купил этот дом, квартиру в центре Нью-Йорка. Дом, конечно, Нейту не нравился. Маленький, негде душе развернуться. Он вытащил Керема из детского кресла аккуратно придерживая за голову, дабы ненароком не разбудить. — Как все прошло? — шепнул ему Китти, то и дело оглядываясь на едва прикрытую дверь и как-то странно кутаясь в кардиган. Да и вид у него был какой-то зашуганный. Нейт сощурился. Никакой другой машины, кроме его, во дворе видно не было. В гараж поставил? Значит, этот мудак Джейкоб у них даже ночует? — А у тебя гости? — Хаддам сына передавать не спешил, разглядывая бывшего мужа с головы до пят. Никаких следов сексуальной активности, но что-то было явно не так. — Давай, я его отнесу. — Не надорвусь, — дернулся вперед Китти, но Нейт сделал шаг назад. — А что такое? Джейкоб уже тебя голым ждет в спальне? Не переживай, я все видел. Верано, наверное, от него такой проницательности не ожидал: — Ты с ума сошел? — нелепо зашипел он. — Я прав? — конечно, прав. Иначе зачем бы Верано кидал такие многозначительные взгляды на парадную. И свет приглушенный в гостиной оставил, хотя всего восемь. Романтическую атмосферу пытались создать? Верано такое любил. Всякие сюси-муси. — Ты — долбаеб, — шепнул ему грозно Китти, вновь дернувшись к сыну. — Давай я, — с легкой улыбкой проговорил альфа, уворачиваясь и лишь крепче сжимая сопящего сына в объятиях. — Нейт. — Китти? — Нейт, отдай мне Калеба. — Он — Керем. — Здесь — Калеб. — Керем его основное имя. — Это его второе имя. — Тебе же оно нравилось. Что произошло? — Разонравилось. — Деградировал во вкусах? — Я бы сказал, что эволюционировал, но ты, поди, таких слов на английском-то никогда и не слышал. — Ты смотри. Стоит тебя загнать в угол, как ты, словно закоренелый расист, снова мой английский высмеиваешь. — Ну, ты же мой турецкий высмеивал? И расизм к нашей с тобой проблеме не имеет никакого отношения. — Я? Твой турецкий? Никогда такого не было, — Нейт так уверенно мотнул головой, что даже Китти на мгновение засомневался с своих собственных словах. — Ты же на нем не говорил. — Тц, — тут же пришел он в себя. — Отдай Калеба, ему надо спать. — А кто у тебя в гостях, ты так и не ответил. Джейкоб? Или…? Китайцы? Я слышал сын… — Что здесь происходит? — о, этот голос как-то раз Нейту аж в кошмаре явился. Дернувшись с неожиданности и растеряв тем самым всю спесь, Хаддам поднял глаза. Конечно, ему не показалось. Такие, как Дик Верано, казаться в ком-то другом не могут, они такие одни-единственные на свете. Удивительно, как этот альфа внушал ему и благоговейный трепет, и лютую ненависть. — Здравствуйте, — Нейт аккуратно передал сына бывшему мужу, быстро юркнувшему в дом. Даже на прощание ничего не буркнул. — Доброй ночи, — сквозь зубы проговорил Дик вместо него и, резко развернувшись, хлопнул дверью. Большего Хаддам, как и ожидалось, не удостоился.***
И надо было этим Верано испоганить ему день! Нейт рванул с себя пальто, скомкав, бросил на пол, в довесок еще и пнул. Наверняка, сейчас сидят, играют, Керем рассказывает о том, как он для него пони выиграл... У них там уют и тепло, а у него каждый раз сына отнимают, а стоит ему хоть немного больше прав попросить, сверх того, что назначил суд, как сразу начинается песня про его безответственное прошлое. — Мудаки. Кого он ненавидел больше, Верано-старшего, этого Дика, или все-таки Китти, ядовитого мухоеда, притворяющегося нежной фиалочкой, стоило еще выяснить. Нейт плеснул себе в стакан со льдом виски. Сразу по край, чтобы успокоиться. Алкоголь его почти не брал, как тогда он мог напиваться и беспробудно бухать, по словам Верано? Тц, гадюка! А отец предупреждал! Нейт поднес виски к губам, намереваясь сделать первый глоток. — Привет, — раздался сладкий мелодичный голос. Он едва не выронил стакан из рук. Позади него под включенным торшером сидел Бала.