***
В принципе, Банни именно так себе свое будущее и представлял: газон, теннисный корт, сельдерейный смузи и ненавистный альфа-муж, страдающий первой стадией ожирения. В глазах омеги, конечно же. Так-то то ли герцог, то ли граф, то ли просто пэр-мэр-сэр, Банни решил не запоминать все эти титулы еще в самом начале этого недоразумения, стоя у алтаря, выглядел вполне сносно. С таким английским щеглом, гладко выбритым и вкусно пахнущим, было нестыдно выйти в свет, с такими деньгами английского щегла, раскиданными по многочисленным островам, было нестыдно прожигать жизнь. Однако Банни ненавидел мужа. От каждого слова его выворачивало наизнанку, любой упрек казался ему самой обидной на свете фразой, любое прикосновение крутило живот от спазмов. Да, муж был подлецом и негодяем, но Банни все мазал черной краской — даже дышал альфа не так, как все, а по-особенному мерзко. — Смэш! — радостно вскрикнул муж, и Банни передернул плечами, вновь закусив трубочку от смузи. — Гейм за мной! Шесть-четыре! Он резко крутанулся и вытянул руку вперед, словно ожидая чего-то. Банни даже не сразу понял, чего именно, а поняв, поморщился, как от лимона: — Я тебе не бол-бой. — Подай полотенце, — наклонил альфа голову, улыбнувшись обманчиво мягко. От проявления особо ярких чувств его всегда сдерживали только лишь посторонние глаза. — Возьми сам. Банни знал, что ходит по краю, но поделать с собой ничего не мог. — Я возьму, — звучало как угроза. — Но от тебя было бы приятнее. Поморщившись вновь, омега помотал головой. Он больше на такие трюки не велся. — Ладно, — рыбьи глаза мужа впились в него с ненавистью. Альфа никогда не упускал возможности продемонстрировать собственную власть над строптивым красивым омегой при посторонних, будь это официант из модного ресторана, которого он в иные дни предпочитал не замечать, или тренер по теннису, круглозадый омежка с глубокой глоткой, которого он изредка потрахивал в гостевом домике. И всегда приходил в ярость, когда похвастаться не получалось. Холодность и равнодушие Банни вовсе не подогревали его животный инстинкт, наоборот — они выбешивали до мелкой дрожи пальцев рук. — Ладно, — согласился Банни, вздернув подбородок и демонстративно отпив смузи. — Ладно, — повторил, делая шаг вперед, муж. — Кстати… Ты слышал? Ходят слухи, что Верано и Хаддам съехались. Значит, скоро он обрюхатит его… и тогда компания точно пойдет на дно. На лице Банни не дрогнуло ровным счетом ничего. — А ты мне зачем это говоришь? — Показалось, что ты к нему хорошо относишься, — ухмыльнулся муж, едва касаясь полотенцем покрытого испариной лба. — Чтобы потом жалко тебе его не было. — Жалко? — удивленно переспросил Банни. — Китти Верано? — Хм, тогда, может, Назара Хаддама? Омега едва ли искренне не расхохотался, выпалив: — О, да, его в первую очередь! — Но ты же говорил, что не помнишь, с кем он был… — голос мужа зазвучал холодно, и в какой-то момент Банни показалось, словно солнце заволокло тучами. Гадливое чувство страха, от которого он пытался раз за разом избавиться, отказывая мужу в интеллекте, манерах и хоть какой-либо дальновидности, сдавило горло. Как бы рьяно он не пытался убедить себя в обратном, альфа перед ним все же не был дураком. Мерзким тираном, упивающимся собственной властью, был, а дураком — нет. — Вспомнил, — спокойно и твердо произнес Банни ложь. Перед мужем стоило вести себя, как перед бойцовской собакой: без намека на истерику. — Что-то не так? Альфа ничего не ответил, только с легкой, обманчиво-расслабленной улыбкой кивнул. Но это уже давно говорило само за себя.***
Автоматический доводчик испортил все его появление, и Китти с досады да прямо с порога едва не набросился, вцепившись в густые черные волосы, на Нейта, мысленно костеря альфу за все на свете: — Ты! — взревел он, подлетев к Хаддаму, стоящему у панорамного окна выделенного благодаря китайцам углового кабинета. Да будь воля Китти, он бы в подсобке конференции проводил! Среди ведер и половых тряпок — своих духовных сестер и братьев. — Т… — Папа! — Калеб вцепился ему в ногу, смотря веселыми круглыми глазами снизу вверх и потираясь нежной щечкой о дорогой шелк летних брюк. — Не кричи. Будь Китти изначально не настроен на драку, собачье-кошачью свору, как выразился однажды его бывший тесть, сын бы смог его остановить. — Адам! — рявкнул он как можно мягче, сжимая кулаки до белых костяшек и глядя в совершенно по-тупому удивленное лицо Нейта. Стоящий в дверях младший брат вздрогнул. — Калеб, — выдавил он нежно сквозь зубы, не сводя глаз с Хаддама, — милый, поиграй с дядей Адамом… Адам! Нейт даже толком возразить не сумел, так и остался стоять с игрушечным динозавром в руках, когда Верано-младший, сцапав ребенка, моментально исчез, аккуратно, перетягивая доводчик, закрыв дверь. Он вновь с удивлением взглянул на Китти, приподняв брови. — Что за пожар? Не сдали рендер? — хмыкнул он, чувствуя, как с каждой секундой становится тяжелее дышать, будто бы в Стамбуле перед грозой, когда воздух превращался в тягучую патоку. — Когда ты мне об этом собирался сказать? — и хотя в лицо Хаддама полетели смятые листки, шарахнулся он от них, словно от камней. От этого сумасшедшего не убудет! — А что это? — не сразу понял Нейт, даже не пытаясь подобрать их с пола. Выпученные зеленые глазища едва не полезли из орбит, и альфа, ради собственной же безопасности, сделал шаг назад. Он помнил, как в Стамбуле этот припадочный кидался в него вазами, тарелками и даже вилками. А если бы попал? Нет, конечно, Нейту ничего бы не было, он же не ранимая фиалка, а закаленный суровой реальностью доминантный альфа, но все же, зачем помогать человеку брать на себя такой грех? Хаддам заботился не только о своей внешности, а еще и о ближнем. Правда этот самый ближний заботу не чувствовал и всегда ныл. — До последнего препираешься, значит? — обманчивый, спокойный, даже немножечко тихий тон никогда в ссорах Нейту не нравился. — Препираюсь? — решил пойти он в лобовую, чувствуя непонятный укол совести, будто бы действительно в чем-то провинился перед ним негодяем. — Значение слов выучи, американцы, блядь. Родного языка не знают, — это был его любимый конек, в котором Китти всегда проигрывал. То-то же, будет ему указывать найденыш безродный, ему, потомку великих персов и Османов! — Я не припираюсь. Я спрашиваю, — Нейт спрятал руки в карманы, выпятив грудь колесом и обретая внутреннюю уверенность. Ни в чем он не провинился! Особенно перед этим вот… червяком! Даром, что омега доминантный, а так, как был гадиной в университете, так гадиной и остался! И умудрился же он его трахнуть тогда, в клубе! Где были его глаза? Куда делся его холодный, расчетливый ум? С другой стороны, не было бы Керема. Ну, хоть что-то положительное от такой гадюки. Все омеги одинаковые, что этот змееныш, что тот шакал, сидящий сычем дома. — Так повторяю вопрос: что это? — Где были мои мозги, когда я с тобой в Стамбул поехал… — невесело выдохнул Китти, покачав головой и пряча лицо в ладонях. Тц! — О том же задумываюсь, — оскорбился Нейт. Это он! Он всем ради него пожертвовал! А этот? Видите ли ему Стамбул не по нраву. Нашелся, блядь, принц заморский. То ли дело в прошлом: наложницы, рабы… Слово султана было законом, против которого даже женщина не могла пойти, что уж об омегах говорить. Захотел — цацки подарил, захотел — казни… И тут Нейта осенило! Да он же вылитый вздорный наложник из того сериала, который обожал его папа. — Ты вообще, — посмотрел на него Китти серьезно, исподлобья, и в глазах его было столько неизбывной печали, что Нейт смутился собственных упреков. Над чужой бедой он никогда не смеялся, хотя часто ее и не понимал, — когда-нибудь меня любил? Или это была метка? Нейт аж растерялся, нахмурившись: — Что? — Тебе было мало, что я в Стамбуле страдал, ты решил меня еще и здесь помучить, да? — Страдал? — возмутился тут же альфа. — Страдал он, смотрите-ка, бедняга. Так страдал, что каждый день по арбузу жрал, персиками закусывал и кебабом шлифовал. Тратил все на шмотки, палец о палец не ударил… — Я? — взвизгнул Китти, сделав шаг вперед, и Нейт вновь шарахнулся, закрывшись плечом. Мало ли что, вдруг рефлекс сработает, а бить омег в ответ или при любой истерике он считал ниже своего достоинства. — Да я слугой там батрачил, как на каторге какой-то! — Слугой? — веселясь, фыркнул Нейт. — Всем бы такими слугами быть! Жировал, жрал, срал на деньги моих родителей… да они тебя в жопу разве только не целовали! — Конечно, особенно твой отец! Так жопу мне расцеловал, что я сесть порой не мог, болела, — Хаддам побелел, хотел было возразить, но вскинутая рука вверх заставила его прикусить язык. — Ой, простите, это же был ты! Все годы, что я там пробыл, ты только и делал, что трахался со мной. Все! Нейт! Это единственное, что ты делал! Я там помирал от того, что твой отец меня за человека не считал, а ты меня друга лишить захотел. — Что-то ты на секс не жаловался, — буркнул альфа себе под нос и, сглотнув невесть откуда взявшийся ком в горле, продолжил, чувствуя, как каждое чужое слово пытается достучаться до тех мыслей, которые он гнал прочь. Он не мог быть виноват. Не он с Селимом мило ворковал, не он этого мудака в тюрягу засадил, хоть тот и заслуживал кары в тысячу раз страшнее, и не он ребенка попытался отнять, даже фамилию запретив носить. — И кто там вообще… твой друг, а? Это Бала? А, ну да, дружочек твой, который твои шашни с Селимом прикрывал. Ага, знаю я эту омежью дружбу, рога наставлять. — Никто тебе не изменял, сукин ты сын! — прошипел сквозь зубы Китти. Гюрза гюрзой, прав был отец. — Конечно, Селим себе все надумал, а я вмиг слепым заделался! — Да он просто меня слушал! — Ага, конечно, стоны он твои слушал! — чем больше отпирался Китти, тем сильнее зверел Нейт. Клыки уже царапали пересохшие от волнения губы. — Нет! Проблемы! И если бы продолжал слушать, а не руки распускать, остался бы на свободе! — Да-да, — отмахнулся Нейт, отворачиваясь, чтобы успокоиться. — Как будто ты перед ним течным кошаком не выгибался! — Я поднять бутылку с земли не мог! — Достоинство ты с земли поднять не мог, а не бутылку! — Какой же ты… — Я хотя бы тебе никогда не изменял! — взревел Нейт, отпечатывая кулак на ни в чем неповинном столе. — О! Святой! — зло рассмеялся, запрокинув голову назад, Китти и захлопал в ладоши. — Браво, браво. Главный приз лучшему лгуну — Назар Хаддам! — Я ни разу, — поднял он палец вверх, — ни разу ни на кого не посмотрел, пока был с тобой. — Да? — Китти притворно удивился, разведя руками. — Надо же! Не может быть! А твои друзья рассказывали иначе. Как ты трахался там, в командировках. Приезжал, а от тебя разило не только алкоголем, а еще и чужими феромона… — Да когда такое было! — желваки выступили на его челюсти. — Да я… да я никогда! — Оправдывайся-оправдывайся, занимательное зрелище. Нейт прищурился: — Так что? Ты мне с Селимом отомстить хотел? Лег под этого мудака за моей спиной, чтобы меня проучить? И как? Понравился член? Усмехнувшись, Китти покачал головой. Спорить было бесполезно что сейчас, что тогда: — Конечно, — закивал он с готовностью. — Конечно. У него толще. И он старше. Знает, как доставить омеге удовольствие. Дело же не только в размере, но и в умениях. Правда, — омега на мгновение осекся, завидев янтарные всполохи огня в глазах напротив, но все же продолжил, — захотел чего-то большего, влюбился в меня… — Ха! — на грани истерики гаркнул Нейт. — А я же шлюха, мне этого даром не надо… Вот и засадил в тюрьму, чтобы знал свое место. И нашел себе нового. Джейкоба. Ты же знаешь его? Ладно еще Селим, от него Хаддама еще не так вело, но Джейкоба он на дух не переносил, ему от одного имени, словно чеку срывало: — И как? — глаза стали почти огненными, и Китти почувствовал, как немеют конечности. — Трахается тебе хорошо? — И трахается, — заблестели его глаза белым. Не один Хаддам пользовался феромонами, как оружием. — И живется. — М-м-м-м, свадьба, детишки? — Много-о-о-о, — протянул довольно Китти. — Очень много. Знаешь, — он решил, что выскажет все сегодня. Настроение подстать и повод, как нельзя лучше, подходящий, — в чем разница между тобой и Джейкобом? Ни секунды не засомневавшись, Нейт твердо кивнул: — Знаю. Я не мудак. — Оптимистично. — Реалистично. Как дите малое, Калеб и то остроумнее. Тут уж, слава генам, явно не в отца. — Он просто со мной разговаривает, Нейт. И поэтому он определенно лучше тебя. И вновь этот серьезный тон с щепоткой снисходительности, который Хаддам терпеть не мог! Это всякий раз напоминало ему о небольшой, но все же разнице в возрасте, которую он считал очередным корнем своих проблем. Получался, если задуматься, какой-то женьшень: во главе угла сам Китти, а ручки-ножки, все росли из него одного. Да, Нейт, совсем уж себя белым и пушистым не считал, у каждого имелись косметические недостатки, но чтобы он — и виноват? Тц, нашли дурака. — Какой-то принц на белом коне, разве нет? — оскалился Хаддам. — И на страже страны стоит, ночи не спит, и тебя трахает до хрипоты, и за моим сыном приглядывает, и твое омежье нытье слушает… Мне теперь его немножечко жалко. Ведь при первой же проблеме ты сдашься, скажешь, что у тебя лапки, поднимешь их вверх, а после переедешь на другой конец планеты. Куда теперь? В Австралию? В Норвегию? — При первой же проблеме? — не поверил омега собственным ушам. Это он-то при первой же проблеме сдался? — Да я два года эту хуету терпел! А ты? Это ты при первой же проблеме мне не поверил! На чью сторону ты встал? На сторону своего отца, который только спал и видел, как бы меня со свету сжить? — А прямо твой отец меня в жопу целовал! — Скажи спасибо, что он тебя тогда еще на пороге не прибил! Он в нашу семью не вмешивался, а твой в нее насрал! — Насрал? Это ты всем нам жизнь поднасрал! Мало того, что сейчас все считают, что ты мне рога наставил, так еще и родители мои развелись из-за тебя, гандона сраного! Китти дернулся, как от плети. — Что? — одними губами переспросил он. — Камиль… развелся? — А ты думал он с тобой бы иначе общался?! — звериная радость окрылила Нейта. Растерянный вид Верано шел гораздо больше воинственного. — Да его отец к тебе на пушечный выстрел бы не подпустил! — Как… он же… почему он… — Китти качнулся в сторону дивана, и альфа рефлекторно дернулся вперед, поддержать, но вовремя опомнился. Специально из себя куклу фарфоровую изображает, чтобы Нейт расчувствовался. Ага, нашли дурака. Не будет такого! — И как… долго? — Три года, — рявкнул нехотя альфа, исподлобья наблюдая, как тот оседает на спинку. — А ты думал? Уехал, и проблемы сами собой рассосались что ли? Ты только их усугубил. Дожили бы вместе до старости, а тут ты… со своим «все равны», «прогрессия», «свобода»… И что наделал? На старости лет им взбрело разводиться! А Камиль ни словом не обмолвился, ни взглядом не показал… Да Китти как-то раз, еще полгода назад, подумал, что тот счастливее стал, спокойнее. — Доволен? — забивал гвозди Нейт, но с каждым словом это приносило все меньше удовольствия. — А Керем? Зачем ты забрал его у меня? Я не хотел полной опеки, я готов был на половину. Почему? И фамилию мою… — Ты решил отомстить? — Китти поднял на него полные слез глаза. — Отобрать у меня компанию? Разорить и пустить меня по ветру? — Ч-ч… — Нейт нахмурился и, наконец, посмотрел себе под ноги. Бумажки! — А… это не то, что ты дума… — Не то? — удивился омега. — Не то? «Милый, это не то, что ты думаешь». Ты говорил мне так, когда приходил вусмерть пьяный. Я рассказывал, что твой отец меня за раба держит, а ты мне не верил… «Это не то, что ты думаешь». А это оказалось все то… Не знаю, — тяжело вздохнул он, приподнимаясь со спинки дивана. — Стоило ли вообще с тобой куда-либо ехать… — В смысле? — что же сегодня за разговор такой: куда ни плюнь, сплошные неожиданные повороты тем! Но голос Китти был холоднее, чем когда-либо. Его глаза — яснее, чем когда-либо. А тон — серьезнее. Он не шутил. Он говорил правду, и от этой правды Нейт, пожалуй, впервые за свою жизнь ощутил липкое чувство страха — а вдруг, он действительно был неправ? — Нейт… Я жалею о нас с тобой. И, наверное, буду жалеть всю свою жизнь. Несмотря на Калеба. Воцарившуюся звенящую тишину разрезал модный рингтон.***
Маркетологи обычно такое зовут «киллер-фичей». Эдакая убийственная особенность, которая делает продукт уникальным в общей массе и заставляет удавиться конкурентов от зависти. «Киллер-фич» у Джейкоба было аж целых две: терпение и контроль. Он контролировал себя так, как ни один доминантный бы не смог, и терпел то, что другие могли посчитать ниже своего достоинства. Наверное, поэтому он так быстро взлетел по карьерной лестнице вверх, оставляя позади напыщенных павлинов, тупоголовых вояк и слишком честных идеалистов. И именно поэтому Китти Верано в этот вечер садился в машину именно к нему, а не к буравящему взглядом с парковки Хаддаму, обтиравшему свой новехонький катафалк. — Я не думал, — проговорил альфа, плавно выезжая на пересечение Пятой и Девятой Авеню, — что ты согласишься… Если честно, просто звонил узнать, как ты. — Так себе, — устало поморщился Китти и ткнулся виском о стекло, глядя на мелькавшие разноцветные бутики. — Ничего, сейчас поед… — А давай… — неожиданно оживился омега и посмотрел на него с фальшивой радостной улыбкой. — К тебе, а? Я ни разу не был в твоей новой квартире… А ты все время приглашал… Джейкоб с досады едва себя не выдал. Не стоило приводить вчера того омегу с ногами от ушей и драть его сутки напролет, не провоняла бы квартира. — Конечно, только посидишь пару минут в машине… я уберусь… берлога холостяка, не хочу, чтобы ты это видел, — усмехнулся он. Презервативы — в мусорку, простыни — в стирку, грязную посуду — в посудомойку. Чудеса технологий да и только. — Я думал, у тебя все по полочкам, ты же военный. Строгость, распорядок, ни пылинки. — На базе — да. Дома я все еще студент с архитектурного. — И плакаты омежьих групп на стенках? — искренне повеселел Китти. — Студент, а не школьник. Омега и вовсе тихо рассмеялся. Коротко, едва слышно, но все же — рассмеялся. А через полчаса вовсю, с бокалом вина, ходил в махровых тапочках, только для него одного купленных, и рассматривал многочисленные фотографии: — Надо же… не ожидал, что ты настолько сентиментальный. Берлога — берлогой. Мебели по-минимуму, только самое необходимое. Нашпигованная сверху донизу электроникой под новомодный умный дом: Джейкоб контролировал своего гувернера онлайн. Белые стены, керамогранит, варочная панель с одной кастрюлькой и одиноким ковшиком. Он готовил сам, на одного, и никогда не угощал случайно залетевших омег, ведь всегда имелась закуска к вину: иногда попадались те, которым было важно внимание перед ничего незначащим, звериным сексом. Они просили бокал вина, ласковые объятия и даже танцы под музыку с колонок смартфона, а после умоляли вставить поглубже и не искать встреч. По Джейкобу вряд ли можно было бы сказать, что он стал бы искать встреч с кем-либо, поэтому они таким образом защищали себя. Каждый думал о том, что он цеплял, охотился и выбирал, хотя именно альфа решал: поедут ли они к нему сегодня или нет. — Может быть, что я общительный? — усмехнулся он, любуясь его задницей с дивана. Аккуратная, упругая — такую трахать одно удовольствие. А смотреть, как в ненасытной влажной дырке исчезает собственный член... сказка! — Ты общительный, — задумчиво кивнул Китти, поднеся бокал к губам и продолжая щуриться, словно пытаясь запомнить каждого сослуживца с фотографии. — Но мне казалось, что ты всегда держишь всех на расстоянии. И хотя от Джейкоба что-то ускользало, но омега сегодня явно не был похож на себя самого. Задумчивый, болтливый, словно еще немного и наружу прорвется истерика. Китти всегда таким становился, когда возникали проблемы с Хаддамом. Только тот мудак действовал на него подобным образом. — Не знаю, — пожал плечами альфа и похлопал по месту рядом с собой. — Садись… расскажи, что произошло? Китти попытался изобразить удивление, присаживаясь рядом. Вышло плохо: — А с чего ты взял, что что-то произошло? — Не такие мы уж и чужие люди… Ты же переехал… Из-за чего? — Проблемы, — поджал он губы, как сомелье, пытаясь сделать водоворот в бокале. — И куда? Китти на мгновение задумался: — Я и оттуда скоро съеду… — Куда? — К родителям… — вздохнул он тяжко, не сводя глаз с вина. — Правда, смешно? Глава архитектурного бюро возвращается под крышу к собственным родителям? Словно я разорился… — Разорился? Ты? — Да вот, — вновь глубоко вздохнул Китти. — Может, и разорюсь. — Из-за чего? — Тц, — закатил глаза он. — А ты догадайся… — Нейт? Тебя хочет разорить Нейт? — Хочет, но… ладно, отец сказал никому не рассказывать… не пойми меня неправильно, — тут же затараторил Китти, положив ладошку ему на бедро. — Я тебе доверяю. Но отца я в таких случаях всегда слушаю беспрекословно. Врал, конечно, но Джейкоб мог простить все за право переплести свои пальцы с его. — Китти, — отложив бокал подальше, на кофейный столик, он даже положил вторую руку сверху, словно самый лучший на свете друг, — если что понадобится — я здес… «Киллер-фич» у Джейкоба было аж целых две: терпение и контроль. Наверное, именно поэтому, когда сухие, фиолетовые от вина губы Китти коснулись его рта, он не повалил его на диван, загоняя член поглубже. И наверное, именно поэтому Китти вообще его целовал.