Постучись ко мне

— Будь я Назаром, я бы не позволил своему омеге так заскучать. Где же этот негодяй? И где мой брат? Болотного цвета глазища удивленно уставились на него снизу вверх, а острый розовый язычок, облизывающий шарик ванильного мороженого, замер. — Ой, — смущенно выдохнул лягушонок, рукавом белой полупрозрачной рубашки вытирая испачканные губы. — Простите, не заметил… Бала занят. У него сегодня репетитор по фортепьяно… А Нейт… — недоразумение в их приличном районе упрямо называло главного возмутителя спокойствия на американский манер, и Селим снисходительно дернул уголком губ, — работает… Он слышал о том, что Хаддам влез в долги перед арабами то ли из Катара, то ли из Эмиратов, чтобы не влезать в долги перед его семьей, и теперь расплачивался ролью «пацана на побегушках», улаживая конфликты между всеми заинтересованными группами на Ближнем Востоке: собственно, арабами, многочисленными китайцами, немногочисленными американцами и даже русскими. Приезжал на пару дней, трахал это непонятное нечто, обливая своими феромонами с головы до пят, а потом вновь исчезал на борту частного Falcon. Стоил ли Китти Верано таких жертв? По мнению Селима, определенно нет. Безусловно, доминантных омег днем с огнем не сыскать, и здесь, в Стамбуле, они ценились порой даже больше, чем приданное в несколько тысяч квадратных метров коммерческой недвижимости в Анталии, однако на этом все достоинства бледнолицего заканчивались. Плоский зад не прельщал формами, тонкие руки и длинные ноги делали его похожим на засохшую плакучую иву, а рост и вовсе сбивал с толку — Селим привык смотреть на омег свысока, буквально и метафорически, поэтому глядеть, не наклоняя головы, на это исхудавшее, блестящее от солнцезащитного крема лицо, было удивительно неприятно. Словно Верано, будущий Хаддам, имел то же положение, что и он. Пользовался всеми благами, что и он. Имел то же значение, что и он. — Ясно, — вздохнул Селим, присаживаясь рядом, на скамейку, скрытую тенью векового эвкалипта, с которой открывался чудесный вид на пролив. — Позвольте? — спросил он, уже откинувшись на резную спинку. Китти кивнул, продолжая облизывать рожок. Может, он сосет божественно? Иначе как объяснить желание Хаддама сделать своей именно эту омегу? Хаддама, чей член перебывал в каждой доступной и не очень омеге Стамбула, Хаддама, который откровенно глумился над своими же сверстниками, которых родители связывали узами брака, а неделю назад мужественно проглотившего пересоленый кофе на собственном сватовстве под оглушительное улюлюканье толпы родственников и соседей. — Нравится Стамбул? — взгляд Селима скользнул по золотым браслетам, надаренными гостями. В тот вечер, увешанный драгоценностями, Китти сгорбленным привидением обтирал все доступные ему углы в поисках минуты покоя. — Очень, — коротко улыбнувшись, кивнуло недоразумение. В Бала было все и даже больше, в этом же лягушонке — ничего, окромя огромного рта, в котором, а Селим все чаще убеждался в собственной догадке, мог поместиться и целый узел. — Уже решили, куда поедете? — Что? — В путешествие. — А… — сник Верано, мотнув головой и облизывая пальцы, аккуратно и совсем не омерзительно. — Нет… Наверное, пока никуда. Нейт… очень занят… — Я бы выбрал Сейшелы, — честно признался Селим. — Никого и красиво. Он вообще любил отдыхать подальше от вечно искренне интересующихся его личной жизнью соседей, многочисленных родственников, торопящих со свадьбой, и даже родителей: трахал, не стесняясь, кого хотел, пил, сколько влезало, и ничего не делал, наслаждаясь палящим солнцем и лазурным океаном. — Да… я бы тоже хотел куда-нибудь на океан… или в горы… в Аргентину… С другой стороны, эта снежинка бы сразу сгорела. — Кстати, а разве вам можно загорать? — Селим удивленно оглядел его сверху вниз. Он же белый, как бумага. Интересно, а какого тогда цвета его соски и дырка? Розового же? — Мне? Ну так… не очень… — омега лишь сильнее расстроился. — Поэтому, хотел куда-нибудь в горы, — но тут неожиданно усмехнулся. — Там тоже никого и красиво. Забавный. Как неведомая доселе зверушка. Селим кивнул, представив его в ошейнике на поводке: — Верно. Попросите об этом Назара… Вряд ли он вам откажет, если вы его попросите. Свадебный подарок жениха — вещь ценная. — Бала тоже так говорит. Неудивительно. Бала вообще отличался мудростью не по годам. — Но я… — мямля? — Не хочу отвлекать от работы. В конце концов, он так же взял академический, как и я. Но я работать в ближайшее время не смогу, кто же нас будет обеспечивать, если не он? К родителям стыдно идти… Это же наше решение — пожениться и… — он осекся, хотя знал, что всем известно о его положении. — Понимаю, — поддержал Селим только из вежливости. — Похвальны такие мысли. В семье омега должен поддерживать начинания альфы. — Хмф, — фыркнул лягушонок, и Яшар удивленно поджал губы. — Вам смешно? — Все говорили, — неуверенно начал тот, — что вы учились заграницей, но тем не менее, вы мыслите так же… — Так же, как кто? — Как они, — мотнул он в сторону чьего-то дома. Селим пожал плечами, наконец, поняв о чем идет речь: — Я турок. Как и Назар. Мы все одинаковые. — Нет, — заупрямился негодный омега, и Селим едва не закатил глаза. И как только Хаддам это выдерживает? — Нейт другой. — В чем же? — ехидно поинтересовался он и удивленно уставился на порозовевшие щеки Верано, когда тот уверенно выпалил: — Во всем. И-иногда… — тут же стушевалась снежинка, забегав своими болотными глазищами, — и-иногда его заносит. Но он всегда… всегда идет навстречу. Хаддам каблуком заделался что ли, башню от страсти сорвало? Селим в любовь не верил. Единственным, что могло привязать такого альфу к одному-единственному омеге, была генетическая истинность, но кто ее вообще видел за последние несколько лет с ростом процента доминантных? Нет, тут что-то попроще и потривиальнее: упругая задница, в которую как по маслу можно было загнать узел, или глубокая глотка без рвотных рефлексов. Иначе зачем этому замухрышке ростом с альфу ставить метку на бледной… нет, белоснежной… тонкой, почти лебединой… шее. Селим мотнул головой, прогоняя непонятное наваждение, и нахмурился. Колдун? Шаман? Или запрещенными духами тайком балуется? С чего бы об этой гусиной шее думать, как о лебединой? — Что делает с людьми любовь, — насмешливо зацокал языком Яшар и хлопнул себя ладонями по коленкам. — Что ж… Я шел вниз, в магазин. Пожалуй, я пойду. — Ой, да, простите, что задержал, — извиняясь, затараторил Верано. — Зачем? — здесь все спрашивали «зачем», а не «почему». Издержки местного языка. — Ну… я вас задержал… — Я же сам подошел, — проговорил Селим, выпрямляясь во весь рост и руками массируя затекшие плечи. — Так что, — он-то извиняться не планировал, — я пошел. — Да, да, — учтиво закивал Верано, махая не ладошкой — лапищей. — До свидания! Омега вообще был огромным, думал Селим, шлепая по крутому спуску своими кожаными тапками: высокий, с широкими плечами, длинными ногами-струнами и руками-ветками, его кулак мог сравниться с кулаком среднестатистического альфы, но при этом у этой доски имелась талия, узкая, с плавным изгибом, она манила и будоражила фантазии… а эта шея? Длинная, лебедино-гусиная, с бархатной кожей и аккуратной, глубокой меткой от зубов Хаддама. А пальцы? Не костлявые, а аккуратные, изящные… как он их облизывал, собирая юрким язычком всю ваниль… Небось, так же член Хаддама вылизывает. Омега-перевертыш. С какой стороны не взгляни, лучше Бала омеги быть не может. Но о Бала так думать никто бы не посмел — Селим такого героя на куски бы порвал, проскочи хоть одна непотребная мысль, похожая на те, из которых состояло его личное мнение о Китти Верано. — Мороженое тоже ваше? — спросил усталый голос на кассе, и альфа удивленно моргнул. — Да. Не то, что бы Селим хотел посмотреть на то, как Китти снова облизывает свои пальцы… Просто стоило быть вежливым, учтивым и внимательным, если он хотел раздраконить Хаддама. Но скамейка под эвкалиптом пустовала. И Селим впервые не мог подобрать верное определение собственным чувствам. Испытал ли он досаду или… облегчение?

***

Жарко! В этом Стамбуле за целые сутки погода могла смениться хоть десять раз: то палящее солнце, то предгрозовая духота, то ледяной шторм, то по-арктически холодные ночи. Но Китти же ничем не накрывался! Почему же ему так жарко! В послеобеденной дреме он попытался скинуть с себя невесть откуда взявшееся одеяло, как почувствовал чьи-то руки на талии и легкие, невесомые поцелуи, покрывающие шею и плечи. Нейт! Приехал и сразу ластится… Ну, что за щенок! — Нейт, — шепотом, не открывая глаз, проговорил Китти и заерзал на кровати, пытаясь выпутаться. — Мне жарко… А тому хоть бы хны! Сжал покрепче, что у него аж ребра затрещали, и прижался своим каменным стояком, продолжая покачивать бедрами взад-вперед, имитируя неглубокие медленные толчки. Впрочем, Китти был не против. В последние недели, особенно после сватовства, ему все время хотелось ощутить своего альфу и почувствовать его феромоны. Врачи, как и Лизз, с которым он так или иначе делился самым сокровенным хотя бы по переписке, твердили в унисон, что это норма, и Китти собственным желаниям решил больше не сопротивляться. Тем более, секс с Хаддамом его всегда устраивал чуть больше, чем полностью. Удивительно, как они подходили друг другу. И удивительно, что Китти, никогда с другим альфой не бывший, был твердо уверен в том, что лучше партнера ему не найти. Твердый горячий член входил медленно, и Китти едва не вскрикнул с неожиданности, когда Нейт, вероятно, уже не выдержав, резко толкнулся вглубь, мгновенно замерев, давая привыкнуть к размерам, к которым омега привыкал уже почти несколько месяцев и все никак не мог смириться. — Ак-ак…куратнее, — прошептал Китти и закусил край наволочки, почувствовав, как клыки игриво впиваются в его шею. Он млел от ласки, плавясь в чужих ладонях: пальцы то слегка выкручивали затвердевшие соски, то аккуратно надавливали на все еще плоский живот, толкаясь до упора, продолжая ускоряться и наваливаться сверху, вжимая в матрас. — Как же хорошо… — простонал на выдохе Китти и повернул голову, выпрашивая поцелуй. Его сковало безумным страхом мгновенно. Парализовало от кончиков пальцев на ногах до корней волос. Все что он мог — это истошно завопить.

***

— Кошмар приснился? Ты вскрикнул сегодня, — с тревогой в голосе поинтересовался Камиль и поставил перед ним тарелочку с разными сырами, очередной закуской для полдника. Кормили здесь, будто на убой. Китти не то побелел, не то покраснел. — Д-да, — потупился он в свою запеканку с перцем и помидорами. — Плохой сон… — А что было? — допытывался омега. — Что-то с ребенком? Или какой-то метафорич… метафа… ме… короче, ты понял меня, вай, Кэдиджик. Ну? Если можно было назвать метафорой секс с Селимом Яшаром, от которого во сне он бурно кончил, будучи насаженным на его член, при этом чувствуя разбухающий внутри него узел, словно наяву, то, собственно, Камиль прав. — Ага… метафоры… — А что? Что? Сны — это очень важно, вай, вай… особенно перед свадьбой… Возможно, Китти просто впечатлился разговором с чужим альфой? Когда в последний раз он с кем-то разговаривал, кроме Бала, родителей да Лизза, которого он ждал, словно манну небесную, пока Оливер, братья и дядя обтирали туристические места Стамбула да все время допрашивали его о самочувствии и желании уехать обратно. Адам вообще заявил, что может его забрать даже с алтаря, главное — намекнуть, что перехотел. А тут… статный альфа с широкими плечами и цепким взглядом, так напоминавший своей статью Нейта… Словно Китти глядел на будущую версию Хаддама, а не на сопливого первокурсника, из образа которого тот только-только пытался выйти. — Снилось, что спасаю кошек… и не успеваю… — Ва-а-а-ай! — схватился за сердце Камиль. — Какой кошмар! Кошек не спас? Вай-вай-вай-вай, не к добру, не к добру! — И я о том же… — пробубнил Китти, мотнув головой и прогоняя уже смутные воспоминания о сне. Хорошо бы его и вовсе забыть, но такое разве выкинешь из памяти? — Вай-вай-вай, аба, что делается! Надо обязательно все перепроверить несколько раз! Скажи своим родителям, чтобы все со своей стороны перепроверили, хорошо? Кэдиджик? Ты слышишь? А, вай! Они идут! Сейчас я им сам скажу... Вай, Оливер, беда! Китти вздохнул, расковыряв запеканку.

***

Тц, вот все-таки какие бы красивые омеги его не окружали, никто из них не мог сравниться с Китти Верано и его длиннющими ногами. Чем ближе подходил момент клятв у алтаря, чем сильнее Нейт убеждался в правильности своего собственного выбора. Омега-иностранец, умница-красавец, не знавший ни одного члена, кроме его собственного — где же еще такое сокровище он мог нарыть? Тут и поговорить есть о чем, и трахается он именно так, как Нейту нравилось, то есть отдавая процессу всего себя, и выглядит недурно, а не то, что эти переделанные куклы, косящие под женщин. — Слышал, ваш сын женится? — улыбнулся китаец на ломанном английском, и Нейт горделиво кивнул за отца, наливая себе очередной стакан виски со льдом. Контракт был окончательно подписан — чем не повод выпить в дорогом баре? — Женится. — Вижу, сын рад, а вы… неужто омега не нравится? Нейт картинно закатил глаза. Отцу Китти не просто не нравился, он его терпеть не мог. Всякий раз чушь про него сочинял: и что в крови у того всевозможные блядки, и что засматривается тот на всех свободных доминантных альф, и что с Нейтом этот безродный только ради денег, и плевать, что у его дяди-отца денег всего лишь немногим меньше. — Не турок. Китаец аж присвистнул. А что такого? Не турок и ладно. Нейту было все равно, главное, чтобы в будущем Китти Верано оставался Китти Верано-Хаддамом или просто Хаддамом. — А кто он? — Американец, — за отца ответил Нейт. — Верано, не слышали о таком адвокате? Китаец задумчиво нахмурился, украдкой глядя на официанта-омегу в коротких шортах: — А он случайно не работает с Хамсвордом? Тем самым нефтемагнатом, купившим пару заводов по производству микрочипов у нас, в Китае? — Да, да, это его отец… — Удивительно тесен мир, — змеино улыбнулся китаец. — Когда свадьба? — Через три дня, — вновь довольно произнес Нейт. — А затем путешествие… Наверное, если дел не будет. — И куда? — На Сейшелы. Говорят, там красиво и никого нет. — Хороший выбор… однако, боюсь, времени на медовый месяц не будет, — фальшиво поджал губы мистер Цай. — У нас впереди слишком много работы. Рекомендую насладиться обществом мужа в эти два дня, которые были изначально обговорены. Нейт рассмеялся, запрокинув голову. Уж насладиться ему никто не запретит!

***

— Ебать! — Лизз аж сфоткал, не удержался. Да и как можно было удержаться, глядя на эту кованую дверь, место которой в каком-нибудь национальном музее в качестве неоспоримого произведения искусства. — Вот это домище, — его с самого начала поразил и личный шофер, и райончик, но огромный двор с отдельным гостевым домиком добил окончательно. — Он — султан? Может, реально из Османов, ты не проверял? Китти, для которого роскошь здешних мест и любовь к сусальному золоту перестали быть диковинкой, скептично выгнул бровь, поманив за собой: — Дом как дом, — и он был прав. Хаддамы, в отличие от Яшар, не жили в музее. У Бала же что не стульчик, что не рояльчик — все из прошлых столетий с собственной, зачастую с трагичной историей. — Пошли, покажу тебе твою комнату. — Не знаю, где еще такие дома есть, как не у богачей, — Лизз бывал в разных, даже на какой-то вилле у Банни еще в самом начале своего вступления в «Омегу Дельту Фи», так что его было не поразить теннисными кортами, отдельными крытыми и не очень бассейнами, конюшнями и даже круговой площадкой с фонтаном для каких-нибудь светских приемов. И все же дом Хаддамов отличался от всех виденных прежде. — Представь, что у тебя в центре Нью-Йорка есть вилла с выходом на Национальный парк, я думаю, это тоже самое… — Они здесь живут очень давно, — вновь осадил его омега, поднимаясь вверх по каменной лестнице. — Неважно, все равно — охуеть! — Лизз свое восхищение чем-либо вообще никогда не скрывал. — И вообще, я тебе тут кое-что принес… Там, в багаже лежит. Все делали. Только тебе, не Хаддаму. О нем никто не плакал, а вот профессор Адамс по тебе убивался. Сказал привезти тебя назад, если тебе что-то тут не понравится. Может… это… махнемся? Мне тут заебись будет. — Тц, я всегда знал, что ты меркантильный, но не до такой же степени, — рассмеялся Китти и толкнул дверь в гостевую комнату бедром. — Пожалуйте… — Нет, блядь, что за роскошь! — обомлел Лизз, кидаясь в пыльной одежде с разбегу на двуместную кровать. — Ох, как хорошо! Как же я устал! — Сидеть? — Тц! — тут же приподнялся он на локтях. — Кто-то не оплатил первый класс, а только бизнес! — Ой, простите, ваше султанское величество… — Прощен, — помахал пальчиками, словно господин, Лизз и искренне расхохотался, вновь упав на подушки. — Ну, как вообще здесь жизнь? — Скучно… — честно признался Китти, аккуратно ложась рядом. — Нейта практически не вижу… только с Бала общаюсь… Слушай, — перевернулся он на бок и приподнялся на локте, придерживая голову. — У меня тот самый вопрос. Только… как всегда — между нами. Закрывший до этого глаза Лизз подозрительно прищурился правым. Они говорили о каком-то важном разговоре, но он не придал этому особого значения — случись что-то поистине серьезное, он бы узнал еще до взлета самолета Нью-Йорк – Стамбул. — Тебе снились когда-нибудь эротические сны? И это все? — Еба-а-ать, — тут же оживился друг, сделавшись серьезным. Вся напускная усталость мигом с него слетела. — От начала до конца — нет. Процесс снился. Однажды… в общем, говорю тебе, как самому себе, что однажды мне приснился профессор Адамс. — Адамс? — возмутился Китти, едва за сердце не схватившись. — Ну, там было… всякое разное, — Лизз с сомнением поглядел на него, — но короче… В общем, снилось всякое разное, — махнул он, наконец, рукой, — А тебе что, не Нейт приснился? — С чего ты взял?! — искренне возмутился Китти и покрылся аж красной коркой. Как был дурачком наивным в вопросах романтики и межличностных отношений, так таким дурачком и остался. — Ну-ну, — Лизз, причмокнув губами, сел на кровати, по-турецки скрестив ноги. — Если было бы про Нейта, тебя это мало волновало. А так аж спросить решил… ну, кто? Джейкоб? М? — Нет! — Хм… а кто тогда? — Лизз схватился за сердце, отшатнувшись. — Профессор Адамс! — Нет, сплюнь! — шлепнул его по плечу друг. — Помнишь… — подвинулся он ближе, и Лизз весь скрючился в надежде что-то расслышать. — Я тебе говорил… тут, про брата Бала? — Того странного альфу? Китти неистово закивал. — С ним?! — изумился омега, почесывая затылок. — М-да, что ж там за альфа, который тебя аж похлеще Хаддама впечатлил… — Один раз поговорили, представляешь, а потом это… В тот же день. — Жесть какая, — согласился он. — Вот и я спрашиваю… это нормально? — Ну, если Нейт так часто отсутствует дома… немудрено, — честно признался Лизз. — Странно, правда, что не актер какой-нибудь. А так — забей. Просто не общайся. Тем более, скоро свадьба… И ты же говорил, что Хаддам тебе пообещал отдых. Отдохнешь с ним, развеешься. Будет полегче. В такой период свой альфа рядом — это очень важно. Сам же знаешь. Честно говоря, Китти мало о чем знал. Все его знания о браке базировались на прочном фундаменте из романтическо-сопливых комедий прошлого века и живого примера перед глазами, отношений дяди и Оливера. Ему казалось, что у него либо будет так же, либо вообще ничего не будет, потому что на меньшее он бы ни за что не согласился… А вышло, как вышло.

***

От него пахло по-другому. Не так, как раньше. Не сладко-удушающе, словно он самая важная для него драгоценность, недостающий паззл в мозаике его жизни, а кисло, словно забродивший апельсиновый сок. Нейт аж замер, подумал, что ошибся комнатой, валящийся с ног от усталости и алкоголя, забрел к заехавшему сегодня днем Лиззу или какому-нибудь родственнику, которому не хватило места в ближайшей гостинице, но это была его детская, его кровать и тумбочка, а на матрасе спал его омега в его грязной рубашке. От него пахло так, как обычно воняло от омег Селима. Клыки Нейта непроизвольно удлинились, царапая губы и щеки, а руки сжали скомканный пиджак. Китти никогда бы так с ним не поступил. Верано таким не был. Верано — это вечно орущий про справедливость, честь и равенство омега, а не коварный изменщик, наставляющий ему рога за спиной. А значит… во всем виноват Селим. Блядь, надо было ему еще тогда глотку вырвать, может, и в долги бы тогда не пришлось влезать, чтобы жениться на том, на ком хотелось, а не на том, кого родители подкладывали. Отсидел бы пару лет, зато избавился бы от этого ушлепка. Блядь! Нейт глухо зарычал сквозь зубы, чувствуя, как теряет контроль. Нет, нельзя, нет. Не здесь и не сейчас. Он выронил из рук пиджак, схватился за звенящую в висках голову и постарался сосчитать в обратном порядке от десяти до единицы, вспоминая каждую деталь, виденную сегодня по дороге из аэропорта. Фонарь, красный грузовик, аптека... Четыре. Три. — Н-Нейт? — раздался обеспокоенный полушепот, и кто-то аккуратно схватил его за ладонь. — Что с тобой? — Г… голо-ва… закружилась, — еле произнес он. — Ложись, — потянули его за собой, и он наконец почувствовал тот самый сладкий аромат, уткнувшись в изгиб шеи. Холодная рука легла ему на лоб, а длинные ноги обвили тело, словно лианы. Нейт расслабленно выдохнул, зарываясь носом в длинные шелковые волосы. Отец не мог быть прав, ведь отец не знал Китти. А убить Селима он всегда успеет.