***
— Снова?! — едва не взвизгнул Бала, скомкав лист бумаги, и, беспокойно оглянувшись, дабы никто не подслушал, зашептал сквозь зубы. — Нейт с тебя кожу живьем сдерет! Селим впечатленным не выглядел. — Пусть, — пожал он плечами, пригубив холодный домашний лимонад. По-летнему теплый осенний день выдался на славу: залитая солнцем лужайка заднего двора Яшаров будоражила в нем поэта, вьющие гнезда стрижи взращивали в нем романтика. — Ты забыл, сколько он тебе ребер в тот раз сломал?! — Они не любят друг друга, — отмахнулся в который раз альфа, развалившись на плетеном кресле. Это был его железобетонный аргумент, не имеющий, на трезвый взгляд Бала, ничего общего с реальностью. Да, у Хаддамов имелись мелкие проблемы, которые Китти раздувал до вселенских масштабов, порой, жалуясь по телефону, что ему не тем тоном сказали «доброе утро» или не так похвалили за вымытую с уксусом раковину, но, в общем и целом, им просто следовало съехать от родителей. Вряд ли Селим это понимал, ему-то Китти небось еще похлеще на уши присел, а тот рад-радохонек Нейту кости перемыть. — И что?! — всплеснул руками Бала. — И что? Теперь нужно лезть в их отношения? А если они не разойдутся? А если он тебе ноги сломает? А руки? — Заплатит. Тем более, в тот раз я дал себя побить. Тц-тц, какая наглая и неприкрытая ложь! Бала видел, как Нейт едва не осатанел: налетел на Селима, когда тот решил попробовать кусочек свадебного торта, сломал его тушей под двести фунтов хлипкий столик, раздавил кремовый шедевр, который Китти тщательно подбирал под общее оформление, и, воспользовавшись замешательством всех присутствующих, поколотил так, что потом компенсацию аж целый год выплачивал. — И? Теперь сам изобьешь? — Надо будет — сделаю. Бала едва не взвыл. — Всевышний, помоги! — впрочем, небеса всегда оставались равнодушны к его молитвам. — Послушай… хватит, уже все соседи говорят, что ты от него отлипнуть не можешь. — И пусть говорят. Быстрее решение примет. Словно капризный ребенок, ожидающий выписанную родителями из Европы игрушку. — А Керем? Что с ним-то будет? — Воспитаем, — легко отбрил Селим, искренне не замечая никаких препятствий. — А отец? А папа? — продолжал давить Бала. — Примут. Они же хотели, чтобы я женился. — И я хочу, — ухватившись за здравую мысль, со всей серьезностью заверил он брата и, присев перед ним на корточки, обхватил его колени ладонями. — Но не на Китти. — И чем он плох? — Да, ниче… — Вот видишь! — подмигнув, радостно щелкнул пальцами Селим. — Кроме того, что он уже женат на Нейте! — Так он несчастен. Его вины в том, что альфы в этой семье совершенные идиоты, нет. — Я согласен, — отчасти покривил душой Бала, не решившись вдаваться в подробности. — Но это не значит, что надо с ним интрижки крутить. Ты себе представить можешь, что с ним отец Нейта сделает, если узнает? Молча сделав глоток, Селим нахмурился. — Подожди хотя бы того… что они разойдутся? М? — Я уже сколько лет жду… — Два года — это не срок, — замотал головой омега. — Подумай о том, как обстоят наши дела. Мы соседи и переезжать не собираемся. Что будет чувствовать Китти, каждый раз сталкиваясь с Камилем в магазине? — Мы переедем. Будь у Балы чуть побольше мужества — врезал бы по этой довольно скалящейся роже со всей дури. Может, хоть тогда бы брата в чувство привел. И ладно бы Селим еще его просто трахнуть хотел, может, со временем бы и перехотел, но нет — влюбился! Взял да втюхался по самые уши на старости лет. — Ты же его ненавидел! — выдохнул он. — От ненависти до любви… — вновь беспечно подмигнул альфа. — Ты его прошмандовкой называл. — Прекратил. Он не такой. — А то, как Нейт мне больно сделал… Забыл? — Вот ему и прилетело. Не делай зла — не получишь зла. Тяжко вздохнув, Бала уткнулся лицом в его ноги, потеряв всякую надежду образумить старшего брата. Приведи Селим в дом одну из своих многочисленных омежек с ресницами-опахалами, кругленькой упругой попкой и столичным говором, родители бы и слова не сказали. Но Китти? Да будь он хоть трижды доминантным омегой, фамилия-то у него — Хаддам. И тут любит ли его Нейт или не любит значения не имело. — Я даю тебе слово… Бала резко поднял голову. — … что я все это прекращу, если ты мне поможешь с одним делом. Ему сразу этот заговорщицкий тон не понравился. И блеск в глазах показался странным. — С каким? — прищурился он недоверчиво. — Тебе не понравится, — еще бы, подумал Бала. С таким выражением лица не говорят о чем-то благоразумном. — Но я даю слово — если откажут, я прекращу.***
Нейт плохо запомнил свой брак. Он мог с ходу припомнить все вязаные жилеты, в которые Китти облачался на собрания студенческого совета, он мог на память перечислить все оскорбления, которыми тот его удостаивал, но те два года — сплошной туман. Каким был тогда Китти? Память дорисовывала по старым, еще университетским воспоминаниям: кожа да кости, высокий, словно шпала, с длинными блестящими на солнце волосами, с ярко-зелеными глазами-изумрудами, с великолепными ножками, прячущимися под джинсами-клеш. А секс? В суде Китти под присягой всякое наговорил, а что было на самом деле? Так ли часто они трахались да еще и ночи напролет? Действительно ли он по приезде домой первым делом тащил мужа в кровать, а, едва ополоснувшись под холодным душем, не падал лицом в подушку, забываясь беспокойным сном? — Вы почти банкрот, — проговорил китаец, разминая ему плечи. Худой, но жилистый, руки, как у заправского чемпиона по боксу, надавит не там, где надо, и Нейт с болью сляжет недели на две. — Месторождение пусто. Если не продадите бизнес сейчас, не сможете даже дом сохранить. Новые шельфы… боюсь, не успеем. Нейт никогда не пренебрегал Китти, во всяком случае, специально. Заведенный с детства порядок, когда омега смотрит за семьей и ребенком, а альфа надрывает нервы и все суставы разом, строя собственный бизнес, казался ему единственно верным. Так жили родители его родителей, так жили сами родители и так жил он. Или надеялся прожить. Одна только мысль, что Китти придется выйти на работу, мучила его безумными кошмарами каждую ночь. Что скажут соседи? Что он настолько обнищал, что выгнал своего супруга на работу в офис? Чертить чертежи и прогибаться под облизывающих его с ног до головы альф? Как он сможет смотреть свысока на этого неудачника Селима, если придется съезжать с престижного района на окраину Анкары? Да этот ублюдок только позлорадствует. И подарили же небеса Бала такого брата! А сын? Он обещал Китти, стоя на пороге его дома еще в Нью-Йорке, что позаботится обо всем. Он так залихватски хвастался своей семьей, богатством, что сам поверил в собственные силы, а ведь отец предупреждал. Да и сам Нейт дураком не был, видел всю отчетность и все равно полез. Уладил самые горящие дела, вернулся за Китти, а тут сразу и ребенок, и фирма, и свадьба… — Продадите компанию, сможете оставить дом, — китаец плеснул ему в стакан виски. Нейт поморщился. Решение продавать далось ему с трудом, были бы дела хотя бы на процент-капельку получше, компания осталась бы у него в руках. — Англичанин так себе. Ходят неприятные слухи. Но он дает много. Больше, чем следует. — Насколько неприятные? — сощурился Нейт. — Любой бизнесмен не подарок. Но этот… Я бы сказал: худший из худших. Тот еще сукин сын, как говорят американцы. — В бизнесе…? Кидок? — если его кинут с кэшем сегодня, когда он успеет новых покупателей найти? Ладно, покупатели — это еще полбеды, а договор? А подготовка к сделке? А регуляторы? Да там работы на многие месяцы вперед, он тупо не успеет погасить долги и придется начинать процедуру банкротства, а тогда отец ляжет с приступом сердечным, Китти вновь начнет пилить, что зря вышел за него, Селим свысока смотреть начнет… Вечно этот подонок около его мужа лисой хитрющей вьется. Надо бы решить этот вопрос… Сейчас, он получит подтверждение в виде подписанного договора, получит на счет половину суммы, и они переедут. Заживут. Китти же только и делает, что на отца жалуется. Нейт, конечно, во все не верил, но мысль пожить отдельно от родителей ему в какой-то момент понравилась. Когда же это было? Может, когда отец бесцеремонно ворвался в разгар их утреннего секса. Или, когда папа попросил не заниматься «этим» в ванной? — Нет, скорее беспринципная мразь. Совсем отбитый, — и добавил, словно это объясняло многое. — Англичане, что с них взять. — Действительно… — нерадостно хмыкнул Нейт и посмотрел на часы, нервно дергая правой ногой. — Мы ждем уже полчаса. Он точно придет? Кэш. Кэш. Ему срочно требовался кэш. — Он покупатель, — китаец чиркнул сигаретой. — И знает, что вам нужны деньги. Ха! «Нужны деньги»! Расскажи ему кто в университете, что он будет года так через три бегать с протянутой рукой по всему рынку, лишь бы отцовскую компанию продать, сразу в морду бы получил. — Нужны… — эхом повторил Нейт, оглядевшись. Панорамные окна VIP-комнат клуба выходили на танцпол, где беснующая в пьяном угаре толпа отмечала очередное открытие то ли очередной энергетической выставки, то ли очередного экономического форума. Ничего нового: все те же неискренние омежьи ужимки в надежде загарпунить бестолкового альфу с толковым кошельком да все та же музыка, бьющая по вискам похлеще любого алкоголя. — О, идет, — кивнул в выплясывающих мистер Цай, и Нейт прищурился, пытаясь разглядеть кого-то похожего на англичанина. — Он? — показал он пальцем в клетчатый костюм. — Он. Мистер Цай редко о ком выражался в такой манере. Нейт решил про себя называть ее коротко «пренебрежительной», хотя там находилось место и для восхищения — мол, когда казалось, что падать некуда, он встречал людей, которые стучали снизу, и для страха — милостивые небеса, среди каких идиотов он жил, и для злости — и все же людская глупость, жадность и жестокость совершенно неискоренимы. — Надо же, с ним муж, — мистер Цай удивленно вскинул брови. — Кто? — Американец. Редкой красоты омега. Нефрит. И достался такому… Тц. Приосанившись и поправив галстук, Нейт был готов встретить кого угодно, хоть самого дьявола, но только не его… — Ты? — замерев в дверях комнаты, уставился на него испуганным кроликом Банни. Да что же это такое! Позор за позором! Он кое-как взял себя в руки и крепко пожал протянутую ладонь с изумрудной печаткой на безымянном пальце. Никто из его знакомых не должен был видеть дно, с которого он пытался выплыть, а тут сразу — хоп! — и самый отъявленный сплетник. — Знакомы? — поинтересовался альфа, поправив свой костюм и поудобнее устроившись на кожаном диванчике. Нейт был богат и знал людей еще богаче, но «англичанин», казалось, переплюнул разом всех. Была в нем эдакая стать, которая бывает лишь у тех, кто знает свою родню до десятого колена и может найти парочку родственников в учебниках всемирной истории. Что же теперь все скажут? Дойдет ли до Селима? А до команды? Он же уходил из бейсбола с такими бравурными речами! — В университете в одном учились. Шапочно знакомы, — проговорил Нейт, усаживаясь напротив. Этот гаденыш же поймет, что болтать лишнего не стоит? — Мой муж, — зачем-то кивнул на Банни «англичанин». — Корнелиус, — Нейт едва не хмыкнул, потешаясь. — А я — Чарльз, — будто он не знал имени человека, который платил долларами на счет. — Назар Хаддам, — из приличия представился он в ответ. Кто знает, может, это какие-то аристократически-английские штуки. — Знаю, — с живым интересом разглядывая интерьер, Чарльз прокрутил на пальце ключи от нового итальянского спорткара. — Слышал, продаете компанию… — Продаю, — кивнул Нейт. Они же уже подписали рамочный договор? Разве нет? Оставались только дополнительные соглашения… Волна паники вновь накрыла его с головой, а живое воображение моментально нарисовало картину побирающегося Китти с чумазым младенцем на руках. — Не хотел, но предложение хорошее. Чарльз криво усмехнулся: — Да-да, слышал-слышал. А для чего встретиться хотели? Я вроде прислал предложение. Готов работать по моему варианту договора. Если нет — я отзываю свое предложение. Нейт сглотнул вставший было в горле ком. Деньги требовались позарез, отказываться — вообще не вариант. Он бросил короткий взгляд в сторону обтиравшего стены мистера Цая. Точно? Все? Финал? Ты уверен? Тот, будто себя пересиливая, кивнул. — Нас устраивает, — ответил Хаддам. — Все дополнительные соглашения. Я хотел отметить. И познакомиться лично перед продажей. Похоже, «англичанину» идея понравилась, и он радостно отсалютовал вмиг наполненным бокалом с виски. — За нас?… — впрочем, он не спрашивал, скорее, констатировал. — Я слышал, вы женаты. Уперший глаза в пол, молчавший доселе Банни мигом оживился. — Да. — И где ваш муж? — Нейт терпеть не мог сей покровительственный тон. Но альфа был старше, почти на добрый десяток, и это единственное, что могло его оправдать. — Дома, — выдавил он сквозь зубы, сжимая до белых костяшек кулаки в надежде взять феромоны под полный контроль. — В Стамбуле. С нашим сыном. — Надо же, — одобрительно поджал губы Чарльз. — Такой молодой, а уже отец. Поздравляю. — Спаси… Не скажи Банни ту фразу, пошла бы жизнь Нейта по другой колее? — И как ваш муж относится к тому, что вы обанкротились, когда у него на руках двухгодовалый ребенок? Он плохо запомнил свой брак, но тот день врезался в память навсегда. Конечно, не потому, что глаза его налились кровью, а клыки удлинились, и он, сорвавшись на рык, отозвал собственное предложение по продаже и под успокаивающие выкрики мистера Цая, вроде «не горячитесь!» и «да он шутит!», вылетел прочь из этой комнаты, расталкивая напомаженных глиттером омежек на танцполе. Тогда он просто не представлял, что будет с ним через несколько часов. То, что Банни за сорванную сделку тогда впервые получил не пощечину, а кулак, его и вовсе не волновало.***
Китти корил себя за всякое, но больше всего — за тот день, собственно, даже не подозревая и не отдавая себе отчета, что тот день был лишь следствием несколько сот предыдущих, которым он не придавал никакого значения. А стоило бы, и не стоял бы сейчас Селим перед ним в длинном черном пальто, накинутом на обычную домашнюю одежду, в тапках да с растрепанными волосами. Этакий герой-любовник подростковых мелодрам. Не будь на часах полдвенадцатого ночи, Китти бы заливисто хохотал. Но смех не шел. Зато от страха ноги казались ватными. — Что ты сказал? — Что я люблю тебя. — Ты? — попытался удивиться Китти, ненатурально выпучив глаза и прикрывая нервно смеющийся рот. — Будет тебе, — а сам сделал шаг назад. — Это не смешно, Селим. — Разведись с Нейтом, — а альфа будто его не слышал. — Ч-что? — и вновь он сделал шаг назад, упираясь бедром о длинный кухонный стол. Бала подговорил его собраться сегодня вместе, здесь. Знал, что Камиль, схватив в охапку внука и собственного мужа, решил дать ему пару дней на отдых. — Разведись, и я женюсь на тебе. — Э-это… прик-к-каз? — в который раз хихикнул Китти. Вышло совсем плохо. — Ты же сам говорил, что Нейт не ухаживает за тобой. Цветов не дарит. А я — буду. Ухаживать, дарить, на руках носить… Трахать. Китти будто плетью стеганули. Он побелел в тон накрахмаленных салфеток. — В… в-в… смысле? — отступать было некуда, и омега схватился за край стола. — Он тебя уже давно не трахает. Нет на тебе его феромонов. Пахнешь ты по-другому. Что вас связывает? Ребенок? — А… — Я воспитаю. Даже лучше, потому что всегда буду рядом. — С… с чего ты вообще этот разговор завел? — глаза Китти отчего-то испуганно забегали по столовой. Что они тогда искали? Нож? Телефон? — Ты пьян? — Я трезв, — сделал шаг вперед Селим, и Китти почувствовал, как ноги становятся ватными. Феромоны? Но они не должны действовать, если есть метка. Он не может чувствовать феромоны чужих альф. — И я люблю тебя. — И-и-и… что? — искренне изумился Китти, пытаясь проморгать вставший перед глазами туман. — Ты же меня тоже любишь… Китти бы поспорил. Ему нравилось внимание, его прельщали мысли об интрижке и изменах — но кого бы на его месте это не будоражило? — И хочешь быть со мной, — чьи-то руки коснулись его гусиной шеи, подушечки пальцев очертили контур обветренных губ, и вот через мгновение он ощутил чужие ладони на собственной заднице, почувствовал, как язык, совершенно не похожий на язык Нейта, хозяйничает у него во рту, а пальцы кружат уже вокруг его намокшей, поджимающейся дырочки. — Хочешь же? Китти как током шибануло. Он толкнул кого-то в грудь, и туман мигом рассеялся. — Чт… что это? — ноги его подкосились, он осел пыльным мешком на пол, едва не рухнув в обморок. — Моя способность, как доминантного. У всех у нас есть что-то, что нам дается лучше других. Учеба, — медовый голос эхом звучал в голове. — Спорт. А у меня — контроль и воздействие через феромоны. Это запрещено, но от этого только интереснее. Китти почувствовал, как его хватают подмышки. Он почти ничего перед собой не видел, не чувствовал ничего иного, кроме наминающих его задницу пальцев и настойчивого языка, но ощущал, как липкий страх постепенно обволакивает его полностью. Он не этого хотел, когда улыбался ему! Он думал, что Селим не посмеет… Нет, он не ждал! Он был согласен на любовь издалека! Они же просто… они просто… — Ах! — выдохнул он, запрокинув голову назад, чувствуя, как чужие пальцы пытаются разработать его тугой вход. Словно во сне, ему не хватало сил оттолкнуть Селима, и он заерзал задницей, насадившись поглубже. — Вот так, молодец, котено… Туман резко пропал, как и пальцы с языком и нежным шепотом на ухо. Его заменили реки крови да истошные вопли.