Игра

Для многих Чуя был как открытая книга — искренним, порой чересчур откровенным, совсем не умеющим врать. Таким достаточно сложно что-то скрыть, не вызвав никаких подозрений. Но Чуя врать умел, наиграно случайно раскрывая другим то, что считал нужным. И сейчас он знал, что нужно рассказать — подходящая тайна у него лишь одна. И это не любовь к Акутагаве, которую не заметил разве что слепой. Вытерев вспотевшие ладони о ткань брюк, Накахара развернулся к Осаму и сказал: — Это я рассказал Акутагаве о твоей встрече с Сакуноске. Я отправил анонимное письмо. Дазай едва заметно дернулся. Неестественно усмехнувшись, медленно развернулся. — Тоже мне тайна, — хмыкнул он, качнув головой. — Я, например, сразу это понял. В этот раз усмешка легла на губы Чуи, что выглядело слишком натянуто и будто бы безжизненно. Впрочем, внутри он чувствовал себя именно так. Любовь потеряна, друзья тоже. А были ли они друзьями? Грёбанный четырехугольник, где никто не был счастлив по-настоящему. Притворщики и лжецы, они стоили друг друга как никто другой. Наверное, Акутагава был из них самым искренним. И, к сожалению, доверял совершенно не тем. — Ты, похоже, его не читал. Маска притворности стала медленно растворятся, словно Осаму окунули в кислоту. Теперь он не усмехался. Во взгляде чётко можно было увидеть удивление, переплетающееся ужасом. Рука Дазая невольно потянулась к шнурку на шее — за считанные секунды в комнате будто стало в разы меньше кислорода. Он действительно не видел то письмо, лишь знал от Акутагавы о его существовании. И что оно стало причиной их последнего разговора. — «Ваш парень изменил вам со своим лучшим другом», — процитировал Чуя, стиснув зубы. Затем машинально мазнул ребром ладони по щеке, лишь сейчас заметив слезы. — «Они встречаются в отеле «Горизонт» каждый четверг. Хотите знать, чем они там занимаются?» Дазай глубоко вздохнув, сжав кулаки, и широко улыбнулся. Он был невероятно зол, что не ускользнуло ни от кого, и даже слабому освещению не удалось скрыть этого. Ацуши вздрогнул и вжался в стену, боясь, что Осаму не сдержится и взорвётся. Но он продолжал стоять на месте и смотреть на Накахару с каким-то даже снисхождением — ещё немного и скажет: «Ты ж мой глупенький мальчик». И всё же произнёс он совершенно другое: — Интересно, как ты об этом узнал, — протянул Осаму, сверля Накахару взглядом. — Чуя, а как ты думаешь: если бы мы с Рю не расстались, он бы сейчас был жив? Казалось, вполне очевидно, что Дазай захочет на кого-то свалить вину за смерть Акутагавы, что совсем недавно сделал и Чуя. Но у Осаму это вышло более эффективно. Чуя застыл, приоткрыв рот, осознавая озвученное. Нет… — Н… — выдавил он, но Осаму не позволил продолжить, громко и быстро заговорив: — Теперь моя очередь. Только вот… наш инициативный Чуя уже раскрыл мою тайну. Я изменил Рю с Одасаку. И не только с ним. Когда Рю уехал в соседний город на неделю, чтобы повидаться с сестрой, я жил с одной из его сокурсниц. Я знал, что нравлюсь ей, потому и привёл к себе. О, не осуждайте, мне было дико скучно! Осаму говорил что-то ещё, ни на секунду не прерывая бурный поток слов, а Чуя и Ацуши смотрели на него, пытаясь побороть шок. Для них это было слишком. Слишком жестоко к Акутагаве. Сказано слишком обыденным тоном. Слишком неправдоподобно. И в то же время слишком похоже на правду. Когда Дазай закончил, наступила тишина. Чуя хотел что-нибудь сказать, но не мог подобрать слов. Ацуши же смотрел на Рюноскэ с искренним сочувствием. «Накахара, принято». Вернул всех в реальность механический голос. «Дазай. Ложь». Взвизгнули пилы. Натянулись цепи. Дазай посмотрел на «друзей» с сожалением. — Нет! — крикнул Ацуши, хватаясь скользкими от пота пальцами за ножку каталки. — Нет, я же не врал!