Спонсор

      Первое, что видит Ваня, когда открывает глаза — шторы. Плотные тяжёлые гардины густого кремового оттенка. У него дома точно такие же висят, шторы из штор, так сказать.       Шторы шторами, но это ещё не значит, что он ночевал у себя дома.       Кстати, чья это хата? Куда он вчера ездил и чё вообще было?       Ваня аккуратно садится на кровать, морщится от тупой пульсирующей боли в висках и осматривается. Комната совсем не похожа ни на одну в его собственной квартире. У него нет никаких кресел, компьютер у него вообще другой и стоит около окна, нет картин в рамках на стенах и, боже, это что, доска для сёрфинга? У кого он, блять, проснулся?       К счастью, короткая амнезия спросонья (и с похмелья) быстро проходит. Ваня вчера ходил на свидание с Серёжей, накидался до чёртиков и вырубился. Ебаный стыд, по пятибальной шкале от семи до двенадцати Ваня себе бы твердое двадцать восемь поставил за такую романтику.       Зато теперь хотя бы относительно прояснился вопрос с тем, чья это квартира. Конечно, если ещё вчера влюблённый в него Серёжа не оказался маньяком-похитителем и не завёз его куда-то в ебеня пиздунские.       Впрочем, маньяк вряд ли стал бы оставлять на прикроватной тумбочке минералку и новый нераспечатанный блистер с таблетками от похмелья.       Ваня с великим стыдом себя ощущает какой-то Анастейшей Стилл, когда запивает таблетку минералкой (живительная влага из горного родника!). Та тоже в начале их большой, крепкой и совсем чуток извращённой любви с богатым красивым мужиком нахуярилась и проснулась у него дома, а он ей так же лекарство принёс, пиздец романтика.       Остаётся надеяться, что в дверях сейчас не появится Жожо и не пригласит Ванюшу прогуляться до красной комнаты, ну так, чисто символически, по жопе плёткой получить и потренироваться наручники застёгивать. Интересно, какое здесь стоп-слово? Борщ?       Кстати о Жожо. Надо бы его разыскать, а то парочка вопросов накопилась.       Ваня осторожно сползает с кровати, потирая всё ещё ноющие виски, и на ватных ногах босиком плетётся на кухню.       Картина маслом. Серёжа в огромной домашней футболке и штанах с повязанным поверх зеленым фартучком в отвратительный белый горошек стоит у плиты и, судя по запаху и характерным звукам, жарит блинчики. Кудряшки, покорившие Ваню, в два милых пучка заколоты, а в непослушно торчащих прядях лучи утреннего солнца путаются.       Серёжа на звук шагов оборачивается, держа в руках сковороду, и Ваня замечает сдвинутые на кончик носа очки.       От Жожо веет домашним уютом и наверняка пахнет блинчиками, а у Вани ощущение, будто во рту кошки нагадили.       Серёжа солнечно улыбается, окидывая парня оценивающим взглядом.       — Доброе утро, меня-не-набухать-ноль-два, как самочувствие? Таблетку выпил? Я там тебе на тумбочке оставил, знал, как с утра хуёвить будет.       Ваня плечом дверной косяк подпирает, скрещивает руки на груди, поджимает губы и щурится. Комментировать что-либо пока что желания не возникает, а Серёжа как ни в чем не бывало продолжает.       — Кстати, за попытку заблевать мне ковёр в прихожей пошёл нахуй, — он отворачивается обратно к плите, чтобы перевернуть блинчик, пока Ваня краснеет до кончиков ушей, жмурится и трёт переносицу двумя пальцами.       — Где твоё похмелье, гандон? — наконец подает хриплый голос Ваня, на что Серёжа смеется.       — Рассосалось, пока тебе за таблетками ходил. Кстати, зубную щетку для тебя ещё купил, а то ощущения наверняка не свежесть морозного утра в альпийских горах, в ванной увидишь, там же полотенце тебе оставил и чистую одежду, так что, можешь душ принять, если хочешь. Иди, да возвращайся, завтракать будем.       И Ваня послушно тащит своё разбитое тело в ванную комнату, приводить в порядок и трезветь. Серёга прямо мать Тереза, потому что душ сейчас оказывается как нельзя кстати.       Когда Ваня повторно появляется на кухне, спустя некоторое время, теперь уже свежий, в чистой одежде, по нему видно, что жажда смерти во взгляде немного поубавилась. Он даже откопал где-то свой телефон и сейчас пытается бегло оценить масштаб трагедии среди уведомлений.       — Славян пишет, стоит ли ему ментов к моим поискам подключать, — вслух усмехается Ваня, присаживаясь за стол, где Серёжа уже накрыл импровизированный завтрак.       Кажется, ему эта шутка не особо по вкусу приходится, потому что он поджимает губы и слегка холодно интересуется, кто такой Славян.       — Славче — это мой лучший друг. Ну, Слава Бустер, полковник Бустеренко. Может, слышал. Он тоже стримит. Я просто сказал ему, что мы с тобой встретимся, — Ваня быстро что-то печатает в телефоне.       Серёжа вздыхает.       — Ладно, ты ешь давай, пока не остыло.       Ваня блинчики просто обожает, а Серёга, как выясняется, готовит охуенно. Ещё и таблетка от похмелья начинает действовать, так что, даже жить хочется.       На радостях Ваня ему комплименты о его кулинарных способностях отвешивает, параллельно благодарит за лекарство, зубную щетку и чистую одежду. Серёжа на всё это не перестаёт улыбаться, указательным пальцем тычет себе в щёку и шутливо роняет, мол, целовать сюда.       Ваня и сам не до конца понимает, что на него находит, но он ставит локти по обе стороны от своей тарелки, тянется через весь стол и клюет Жожо в щеку.       — Это правильное «спасибо»? — он сам от себя такого не ожидал, но виду не показывает, невозмутимо усаживается обратно, возвращаясь к еде. — Можешь не отвечать, вижу, что да.       Серёжа в ступоре ещё долгих несколько секунд пребывает, и судя по этой волшебной реакции на безобидный чмок в щёчку, Ваня делает вывод, что между ними вчера всё-таки ничего не было. Иначе, он бы среагировал по-другому.       — Так что, Вань, насчёт Парижа… — отойдя от удивления, Серёжа всё же решает вернуться к своей главной идее вчерашнего дня. — Там в пятницу рейс есть, очень удобный, в четыре ча…       Ваня не даёт ему договорить.       — Да. Я с тобой полечу.