Позволь себе сложить оружие

Малфой измучился. Изо дня в день он тщательно и скрупулёзно воссоздавал в шифоновой гостиной необходимый контур, подбирал руны, сверяясь с транскрипцией, тренировался с начертанием символов, истратив почти весь свой запас обычного писчего мела. В планах у него было проверить, как будет писать на старинном паркете, покрытом лаком, мел из высокогорных красных пород Салазаровой горы Северно-уэльского хребта — безумно-дорогой, но крайне ценный, даже ключевой в чём-то материал. А ещё он никак не мог понять, можно ли часть магического круга оставить скрытым ковром, или все контуры схемы должны быть обязательно видны. Информации об этом не было. Следующий контакт с В.Е. должен стать последним перед днём «Х», и тратить силы на ещё один лишний вопрос не хотелось. Тем более, что у него не было уверенности, что на той стороне знают ответ. То, чем Драко занимался, не было описано ни в книгах, ни даже в самых старинных пергаментах. Он, по сути, экспериментировал с довольно высокой долей вероятности успеха. Права провалиться у него не было, потому что здесь речь шла о его жизни и смерти, не фигурально выражаясь, а очень даже буквально и конкретно. Понимая, что сегодня он ничего больше из себя не выжмет, он вышел из дома, нашёл глазами окна спальни своего цветочка, мысленно желая ему добрых снов, посмотрел на лучистые звёзды — прекрасные, неподражаемые в своём далёком сиянии, а потом, нарочно не выбирая маршрута пошёл по саду, и совсем не удивился, когда ноги сами привели его к беседке. Той, что появилась здесь совсем недавно. Воспоминания тут же подкинули ему образ Гарри, который именно вокруг вот той красивой клумбы гарцевал на Арабелле. Драко присел на скамью, воссоздавая у себя в памяти эту картину. Тогда было яркое утро, скорее всего, Гарри позавтракал именно здесь, ведь сам Малфой в столовой не появлялся, а значит, вряд ли его цветочек стал тратить время на официозное, совершенно неинтересное этикетное одиночество. Он в такие утра просил Типпи накрыть в этой беседке, или где-то ещё в саду, пока это место ещё только создавалось, а потом тут же принимался за работу. Блейз оказался счастливчиком, потому что сам Драко ещё ни разу не видел подобного. Гарри рассказывал ему о своей практике верховой езды, о своих задумках, об их реализациях, но именно за работой Малфой видел его не часто, и уж тем более ещё никогда не заставал Гарри в таком виде. Драко прикрыв глаза плыл по воспоминаниям, думая, что это было самым лучшим решением — познакомить его с Арабеллой. В тот момент он не рассматривал это как элемент терапии, он ещё и подумать-то об этом не успел, но оказалось, красавица-кобылица словно вдыхала в Гарри желание жить, исцеляя от тех травм, которых Гарри больше не показывал, но глубоко внутри всё равно переживал. И он справлялся. И теперь мог задорно прикрикивать домовику о чём-то, не спускаясь с седла, попутно поглаживая Арабеллу по гриве. Без стеснений, задних мыслей и сомнений. В своём воображении Драко хотелось, чтобы Гарри увидел его внимание. Увидел, и не стушевался, не поспешил одеться или куда-то сбежать, а просто улыбнулся ему. Позволяя. Смотреть. Любить… — Я не думаю, что мне там будут рады… Это же нелепо, Драко, кто ты, и кто я? Может, я останусь дома? — Я — Лорд Малфой, а ты… Ты — мой близкий. Ты тот, кто должен быть там со мной… — Драко улыбается тепло и солнечно, обезоруживающе, и Гарри улыбается ему тоже, безмолвно соглашаясь. Он не одет, точнее, он в одних пижамных штанах, и это ему неловко, но Драко старается не напугать, только просит, и Гарри соглашается. Он неуверенно кивает, и Драко сияет. Он не успевает моргнуть, и видит Гарри в белой рубашке и брюках. Бабочка туго стягивает по шее, острый воротничок притягивает взгляд к чуть приподнятому подбородку, но взгляд у его цветочка немного потеряный. — Может, это немного слишком? — спрашивает он, разглядывая лаковые носки туфель, а потом приподнимая борт мантии, в которую уже облачён. На груди массивная брошь с изумрудами, которая ужасно идёт к его глазам, а ткань так мерцает в мелких искрах, что в пору прикрывать глаза. Он выглядит неотразимо. Он прекрасен, и станет самым достойным украшением этого вечера. Идти туда совсем не хочется, но Предосенний бал — дань новой традиции, положенной Министром. И Гарри скрасит этот официоз, а ещё впервые Драко будет действительно приятно с кем-то танцевать на этой ярмарке тщеславия. — Не бывает понятия «слишком» для вечернего туалета, — припоминает Драко слова матери, которая повторяла это из раза в раз, когда выбирала ему наряды для таких визитов. Это, к удивлению, доброе воспоминание, и причиной этому исключительно человек, который стоит перед зеркалом, сомневаясь в себе. — Но меня все увидят… Нас! Нас все увидят, Драко! — И пусть! И пусть видят, ma belle, ma jolie, ma petite fleur adorable! Я хочу, чтобы все знали, что за сокровище оказалось в моих руках! Гарри заливается румянцем и опускает глаза. Драко просыпается и удивлённо смотрит на солнечные лучи, которые пробиваются сквозь живой ковёр на крыше беседки. Он слишком устал, чтобы найти в себе силы не провалиться в сон. Подумав, как он мог здесь оказаться, Драко тут же всё вспомнил. Полночи он вычитывал очередные заклинания, перепроверял себя по сотому разу. Создавать Мёртвую петлю было трудозатратно даже в том маленьком номере «Дырявого котла», а сделать её устойчивой в такой просторной комнате оказалось почти непосильной для Драко задачей. В конце концов, ему всего восемнадцать. В конце концов, он всего лишь вчерашний ребёнок. Но такие мысли он себе позволял крайне редко — слишком многое было на кону. И вот он сидит в беседке, проведя остаток ночи здесь, видимо, задремав в неудобной позе. Вставать с удобной скамейки не хочется. Домовики-трудяги зачаровали подушки от ночной сырости, и это место превратилось в тёплое уютное гнёздышко. Даже шея не так сильно его беспокоит, а уже более смелое солнце дарит своё тепло. Он снова прикрывает глаза, улыбаясь. Идея Гарри заняться Мэнором в полную руку поначалу для Драко казалась забавой. Чем больше он приходил в себя после возвращения из сырой камеры в тёплое лето, тем больше ему хотелось действовать, и направить молодую энергию в дом стало куда более приемлемым вариантом, нежели любой другой. Драко не сразу понял и не сразу поверил в то, что Гарри не хочет брать в руки палочку. Это казалось ему подозрительным, неправильным, ведь Гарри — волшебник. Да, Тёмный Лорд победил, да, его юность из-за этого была ужасной, её не было и вовсе, но ведь Гарри — волшебник! И когда Драко выполнит свою задачу, он уверен, что и палочку они для Гарри найдут, пусть не у Оливандера, хотя кто знает… Но потом Драко вспомнил, как чувствовал себя после своего первого Непростительного. Оружие в его руках его пугало, и да, он сам в тот вечер отшвырнул от себя любимую помощницу, забившись в угол, осознавая, что произошло, и что всё ещё продолжает происходить с ним и с его магией. И этот короткий отрезок в его жизни он вспоминал потом ещё часто. Поэтому в конце концов с некоторым успокоением понял и принял позицию Гарри. Тем не менее, он с жадным интересом наблюдал за тем, как Гарри, который в Хогвартсе никогда не выдавал подобной жажды в обучении, штудирует книги, часами спорит с Лордом Блэком и пробует, пробует, пробует свои силы в том, что вообще-то считается мифом. Или большой глупостью. Иногда Малфой чувствовал странное беспокойство. Он мог только надеяться, что эти попытки его цветочка однажды увенчаются успехом, но, если это произойдёт… Его не тревожили возможные разрушения в Мэноре, но последствия для Гарри… А вдруг он пострадает? А вдруг, если он научится управлять своей магией без палочки, то решит снова встать на путь войны. Да, он говорил, что не хочет больше сражаться, но ведь sa petite fleur и понятия не имеет, насколько он на самом деле сильный, насколько много мощи и нереализованной энергии в нём есть, на что он на самом деле способен. И настолько же сильно, насколько Драко старался дать ему эту веру в себя, он боялся, что, обретя её, Гарри может встать на опасный путь. Пока он совсем не интересовался внешним миром, и прогулявшись на свой день рождения, больше ни разу даже не намекал, что хочет покинуть Мэнор. Да, это было условие, но ведь это же Поттер — когда его интересовали какие-то условия, если он чего-то захотел… Меньше всего Драко хотелось бы, чтобы Гарри, найдя себя и свой баланс, вновь почувствовал жажду мнимой справедливости и необходимость сражаться за Светлую сторону. Нет больше никакой Светлой стороны. И Тёмной тоже нет. Есть Британия, есть маги, которые в ней живут. Нет больше великого зла и великого добра. Министр принимает разумные и продуманные решения, экономика и культура, торговля и науки — всё это развивается. Да, пока в слишком тесных и колючих рукавицах, да, общество пока ещё нуждается в жёстком управлении, но люди живут. Безусловно, есть ещё определённый круг волшебников, приближённых к Тёмному Лорду, которые живут недавней войной — доказывают своё превосходство и силы, словно ещё не всё очевидно. Равно как и круг недовольных нынешним режимом. Но если первые не пискнут без указания Министра, то наличие вторых — это нормально. Это показатель того, что страна просто живёт своей жизнью. По крайней мере пока ничего слишком кардинального на международной арене не произошло, и война… Новая война принесёт ещё больше жертв, и отнюдь не среди тех, кого эта самая Светлая сторона хотела защищать. Да и если присмотреться, то, что творят те же Уизли… Так или иначе, сейчас, утопая в этом прекрасном месте, чувствуя, с какой любовью и заботой Гарри создавал этот уголок, наслаждаясь лучами солнца, Драко счастлив, что sa petite fleur действительно получает удовольствие от управления магическим имуществом, как он сам это важно назвал. Драко улыбается своим мыслям, ловя блики под ресницами, и удобнее располагается на скамейке, откидываясь на предплечья, меньше всего сейчас ожидая услышать лёгкий смешок. — Знаешь, ты называешь меня принцессой, но сейчас ты куда больше соответствуешь образу, — Гарри стоит недалеко, но где-то за пределами видимости своего покровителя. — Такие золотые локоны, такая улыбка… Ты сказочный, Драко. — Доброе утро, ma petite fleur… — Малфой ищет глазами Гарри, но тот, заметив движение, чуть сдвигается, оказываясь за живой стенкой беседки. — Доброе, сказочная принцесса. Чему ты так радуешься? — хитро и как-то странно игриво отвечает Поттер, и Драко чувствует что-то внутри, что-то, что бьётся лёгкими крылышками и колется пряной щекоткой в понимании, что именно сейчас происходит: Гарри флиртует. Драко магией отводит Гарри глаза и резко вскакивает со скамейки, уже через несколько секунд оказываясь прямо перед своим протеже. Гарри пугается от неожиданности, но весело смеётся, понимая, что игры в прятки закончились, так и не начавшись. Малфой выглядит действительно совсем волшебно — это правда. Таким его Гарри никогда ещё не видел — чуть сонным, светлым, расслабленным, совершенно не таким, каким привык. Драко всегда с иголочки, он собран, уверен и смел, но это — утро, и такой Драко — новый. — Тому, что ты такой потрясающий творец, конечно… Это место восхитительно. Гарри понимает, что разглядывает Драко слишком долго. Он тушуется и тут же принимается застёгивать рубашку, стянутую пока только парой пуговиц. Драко отворачивается, чтобы немного отойти и не смущать его ещё сильнее, но Гарри хватает его за руку и немного встревоженно просит. — Не уходи… Давай позавтракаем вместе. Мы так редко видимся. Он робко поглаживает его кисть, не отпуская из своей руки, и у Малфоя в душе поют птицы счастья, намного громче, чем певуньи в саду. Гарри тянется к нему, теперь не в поиске защиты и уверенности, а в желании тепла и той атмосферы, что между ними неизбежно складывается, когда они рядом. Драко понимает, что его терпение даёт результаты, что совсем немного времени ещё нужно, чтобы в Гарри родилось то самое чувство, которое в нём самом живёт уже так давно. Он верит всем сердцем, что его интуиция не подвела, что Гарри действительно что-то испытывает к нему, что он смог показать Гарри своё отношение, и его мальчик откликнулся. — Конечно, ты ведь целыми днями то в саду, то у Блэка, то где-то в восточном крыле… Мэнор отнимает у тебя всё моё время. — А вот и нет, — Гарри вскидывает глаза, но снова теряется, когда видит смешинки во взгляде Драко. Волосы у того немного растрёпанные ото сна, щёки румяные, а губы улыбаются очень радостно. Глаза отражают эту улыбку, и Поттер совершенно странным порывом поправляет длинные пряди на плече, чувствуя что-то вроде дежавю, будто уже видел это когда-то, а потом проводит пальцем по кромке волос, убирая тонкие волоски с лица. — Принцесса Малфой-мэнора… — шепчет он, а потом пугается, виновато закусив губу отворачивается, его плечи горбятся, и Драко не может не утешить его. Он обнимает Гарри за плечи, аккуратно, медленно, а потом склоняется к его уху, стараясь не прижиматься сильно к спине, создавая дистанцию между ними. — Всё хорошо, ma petite fluer. Я тоже скучал по нашим завтракам. Зови Типпи… Когда Гарри оборачивается, Драко снова обычный. Ровные пряди уложены в тугой хвост на затылке, рубашка застёгнута, рукава опущены, и ничего не выдаёт в нём человека, который внутри горит и пульсирует невероятным предвосхищением чего-то прекрасного.

***

Узнав у домовика, где сейчас хозяин, Гарри на полном ходу забежал в гостиную, торопясь поговорить с Драко. Однако, увидев его перед начарованным зеркалом, чуть не споткнулся на последнем шаге. — Драко, я хотел… — по инерции начал он, но все мысли разом выбило из головы, и Гарри замер на пороге, — Вау, — единственное, что он смог восхищённо выдавить из себя спустя несколько десятков секунд. Драко игриво наклонил голову и повернулся к нему: — Что, слишком даже для меня? — ему очень импонировала такая растерянная реакция Гарри. Тот же прочистил горло и, немного запинаясь, произнёс: — Нет, нет… Что ты? — а потом уже смелее улыбнулся. — Не бывает понятия «слишком» для вечернего туалета. Тут уже Драко настороженно замер, придирчиво оценивая выражение лица Гарри: — Откуда ты знаешь это выражение? Прозвучало это довольно резко, и Гарри испугался такой внезапной смены эмоций Драко, стушевался и растерялся одновременно. И от такого странного вопроса, и вообще от нового внешнего вида Малфоя: аккуратно выбритые виски и затылок, а на макушке достаточно длинные пряди стройно и аккуратно создают объём. Конечно, не так, как у самого Гарри — он, скорее, большую часть времени был просто лохматым. А Драко… Драко выглядел невероятно. Гарри вдруг смутился, что он совсем недавно сам обратил внимание на его длинные локоны, и покраснел, потому что новый Драко ему нравился. Очень нравился. Новая причёска придала ещё большего шарма и, как ни странно, строгости его образу, но глаза, которыми сейчас Драко смотрел на метания Гарри, глаза смотрели будто прямо в душу, интенсивно, ярко, выжидающе, но в то же время они лучились каким-то непонятным довольством. — Да ты сам всегда так говоришь… Откуда же ещё… — поглощённый своими наблюдениями, совсем неуверенно и тихо ответил Гарри. — Интересно. Очень интересно… — ответил Драко всё ещё настороженно, но уже более мягко, — И когда же я успел тебе об этом упомянуть… — он хорошо помнил свой сон, и сейчас будто проверял, насколько Гарри уверен в своих словах. Поттер пожал плечами, пытаясь вспомнить, но парадный вид Малфоя настолько впечатлил его, что мысли путались в голове. Драко же испытующе смотрел ему прямо в глаза. Он будто пытался прощупать Гарри, но sa petit fleur был слишком смущён и Драко решил перевести тему. — Зачем я понадобился тебе? — Драко приободряюще улыбнулся, подходя ближе, ещё больше смущая Гарри. Внутри возникла одна серьёзная догадка, однако сейчас было не то время и место, чтобы выяснять подробности. — Я просто хотел… Я искал тебя… Там… — Гарри совершенно не мог понять, почему он продолжал мямлить и никак не мог сформировать чётко свою просьбу, — Там Арабелле нужен врач. Вернее, ветеринар. Э… Ма-магозоолог, — он всё больше и больше запинался и заливался краской, совершенно не понимая такой своей реакции. — Я вызвал, но он только на следующей неделе, а надо срочно, там… Она странная, нервная, не даёт седлать себя… Мог бы ты?.. — Хорошо, я отдам распоряжение, чтобы он пришёл завтра, — Драко выглядел невинно насмешливо, а в душе наслаждался столь сногсшибательным эффектом. — Могу ли я быть ещё чем-то полезен моему управляющему? — он снова склонил голову набок, внимательно глядя на Гарри. — Да… То-есть нет. А ты уже всё? Ну, уходишь? — Гарри вдруг некуда стало девать руки, в то время как Малфой был подчёркнуто расслаблен. — Пока нет, мне нужно ещё кое-что забрать из кабинета… — он развернулся, чтобы выйти, но замер, словно вспомнил что-то ещё. — Кстати, Гарри, что тебе снилось сегодня? — А? — не сразу поняв вопрос, Гарри снова пожал плечами, всерьёз опасаясь, что Драко снова обернётся, и он опять зависнет на нём, как под взглядом гипнотизёра. — Не знаю, Драко, я не помню своих снов… — он коснулся Золотой клетки, пытаясь собрать мозги в кучу. — Жаль… — совершенно странно сказал Драко и направился к двери. — Не уходи без меня! То есть, я тебя провожу… — неожиданно выдал Гарри и пронёсся из гостиной, опережая Драко. Малфой усмехнулся. Он был невероятно доволен, ему однозначно понравилось смущать Гарри. Он стал другим, как и его смущение — такое агрессивное и подавленное вначале, и сейчас — яркое, рвущееся наружу, невыносимо очевидное и тёплое, как солнечный свет. Комплимент Гарри натолкнул его на мысль, что такая смена образа очень кстати. Это конечно неплохо — то, какой эффект его преображение произвело на Гарри, — и если быть откровенным, такова и была цель. Но показаться в обществе уже в новом статусе, в новом образе — Лорд Малфой, но не Люциус — это тоже было важно. Их сравнивали постоянно. Не сказать, что Драко это было неприятно, но не в том контексте. Драко был другим, и выглядеть будет тоже по-другому. В конце концов, наследие рода Малфоев не передаётся в длине волос. Размышляя об этом, Драко удивился, оказавшись в кабинете Нарциссы вместо своего. Он немного нахмурился, глядя на их старую семейную колдографию. Он собрался, вопреки желанию подольше остаться в переполнявших его положительных эмоциях, дающих небывалый заряд энергии, и резко повернулся к портрету — идея, которая возникла у него после такого лестного комментария Гарри требовала прояснения: — Лорд Финеас, доброго здравия, почтеннейший предок. Не будет ли столь любезен ваш достопочтимый образ оказать мне услугу и просветить меня на тему разделённых на двоих сновидений? — Разделённые сновидения? — прохрипел старик, — Почитаете в библиотеке. Фолиант о магических контактах Руфуса Румуса Додлинга. И хорошо, что вы зашли, молодой человек. Давно хотел обсудить с вами… — Ну уж нет, вопрос не терпит отлагательств, — Драко в целом никогда не церемонился ни с людьми, ни с портретами. Старик насупился, но всё же ответил любезностью. Молодость многое себе позволяла… — Только ради Гарри. Я не только ваш предок, в конце концов… Я ведь верно предполагаю, что именно с ним вы делите свои сны… — Лорд Блэк многозначительно помолчал, — Разделённое сновидение — довольно редкое явление, даже в моё время оно было скорее теоретически возможным, чем изученным на практике. Хотя я знавал одну даму… — он увидел полный нетерпения взгляд потомка и одёрнул сам себя. — В общем, не суть. Такие сны возможны между волшебниками, которые стремятся друг к другу душой. Должно совпасть множество факторов, но прежде всего нужно понимать, что это не обряд, заклинание или любой другой частоты магическое воздействие. Это скорее результат желаний, целей, намерений, если хотите, двух самостоятельных волшебников. Стремление их душ, как я уже и сказал, — и, воспользовавшись паузой и задумчивостью Драко, Лорд Финеас завёл разговор, который волновал конкретно его, — В свою очередь позволю себе поинтересоваться. Хм-хм. Какой магией вы, юноша, столь рано вступивший в права славного и древнего Рода Малфоев, соизволили баловаться, что у вас возникла необходимость отсылать домовиков? Вам ли не знать, чем «прославились» маги в вашем роду? Какие страшные и ужасные вещи творили ваши предки и мои потомки? Что вы творите со своей душой? Такого, что домовые эльфы вашего рода могут увидеть бреши в вашем поле?! Зачем вы так очерняете себя, молодой человек! В угоду чему?! Гарри — светлый мальчик, он тянется за вами и к вам, а вы… Лорд Малфой! — почти презрительно и грустно закончил старик. Казалось, он очень разочарован, но сил на экспрессию нет, хотя казался он довольно возмущённым. — Те чаяния, что владеют моей душой, довольно далеки от идей, что могут родиться у старого портрета, — в голосе Драко появились металлические нотки. — Не вашего ума дело! Уж точно не вам роптать за чистоту моего магического поля! Драко покинул кабинет Нарциссы, направившись за нужным ему артефактом, ценность которого на сегодняшний вечер повысилась многократно. Хорошее настроение смыло волной беспокойства и холодной собранности. С другой стороны, хорошо, что он узнал об этом факте ДО начала бала. Он будет готов и справится, чего бы ему это ни стоило.

***

Драко вернулся совершенно не в духе. Голова гудела от постоянных усилий не думать о том, как же ему хочется поскорее вернуться домой. Даже не так. Вернуться к Гарри. Посещение светских мероприятий всегда было работой — с самого детства Люциус приучал юного наследника к тому, как делать это правильно, чтобы использовать социальные контакты по максимуму, но сегодняшний выход в свет был особенно трудным. И даже не столько из соображений безопасности, ведь сам Министр почтил их своим присутствием, пусть и ненадолго. По крайней мере, показался он совсем коротко, но кто знает, сколько ещё он прислушивался и осматривал участников бала незримо… Нет, намного сложнее, чем вынести личное общение с Тёмным Лордом, было постоянно закрывать свои мысли от желающих влезть ему под кожу. Вязкие взгляды, жутко нелепое сватовство своих дочерей, которые едва из-под стола вылезли. Некоторые особенно навязчивые вполне могут и перед Министром высказать вопрос, почему глава Рода ещё не выбрал себе супругу — с них станется. Род Малфоев всегда был лакомым кусочком, а со смертью отца желающих породниться с Драко стало в разы больше. Стервятники… Дежурные танцы, дежурные фразы, хлопающие ресницы и милые робкие оговорки, якобы выдающие скромность и целомудрие. Драко наелся до отказа всего этого, и пусть и был готов к тому, что кому-нибудь придёт в голову попытаться узнать его предпочтения, выдержать этот «интерес» он смог с трудом даже с соответствующей подготовкой. Он готовился. На самом деле готовился, и не только часами отрабатывая окклюменцию и ментальные щиты, но и разыскав в фамильных летописях подходящий артефакт. И сейчас, когда голова разрывалась от жужжащих, словно рой пчёл, воспоминаний, единственное, чего хотелось — это закрыть глаза и услышать тишину. Ну, а ещё хотелось увидеть Гарри. Возможно, выпить чашку чая, специально для него приготовленного. — Драко… — Гарри заглянул в гостиную, куда привёл хозяина поместья камин из шумного Атриума, — ты уже вернулся… — Да, погоди немного… Дай мне чуть-чуть передохнуть, и я почитаю тебе… — Ну что ты… На тебе лица нет! Что-то произошло? — Поттер подошёл ближе, всматриваясь в лицо Драко. Тот отрицательно мотнул головой и отстегнул висящий на шее кулон, который оказался фиалом, только очень маленьким. Когда миниатюрная пробка вылетела из горлышка, повинуясь велению палочки Драко, прямо перед его носом возникло облачко пара. Оно рябило, фонило, переливалось и мерцало, пока Малфой не потянул серебристую ниточку воспоминаний из своего виска прямо к думосбору, который стоял прямо рядом с ним. Облегчённо выдохнув, когда вся эта замысловатая вязь мыслей скрылась в омуте памяти, Драко улыбнулся, убирая фиал обратно на шею. Но уже через мгновение, поняв свою ошибку, он снова потянул цепочку, аккуратно снимая её вместе с фиалом с шеи. — Типпи… Думосбор в мои комнаты, или нет, в кабинет… Хотя, постой… Надо подумать… А Мембрану в свои хранилища. Она мне сегодня очень помогла… — Драко протянул артефакт в лапки домовика, и только потом посмотрел на Гарри, который восторженно осматривал красивый сосуд, не скрывая своего интереса. — Гарри… Тебе настолько любопытно? — Конечно… Но гораздо любопытнее мне понять, чем же можно заниматься на ярмарке тщеславия, чтобы так сильно устать… — в позе Драко сквозила усталость, даже несмотря на то, что он сидел, откинувшись на спинку миниатюрного диванчика совсем недалеко от дверей. — Развратом и пафосом, естественно, — прозвучало с портрета, который обычно был пустым, но сегодня обитательница этого пространства, видимо, решила почтить их своим визитом. — Чем же ещё можно заниматься в подобном кругу? Я потому и сбежала в самый тихий мой портрет. Безнравственные, абсолютно извратившие суть великой чистокровности плебеи! Отвратительно! Какое хамство! А какая пошлость!!! — Тётушка, я всё ещё помню свою угрозу, будьте так любезны, уймите своё возмущение! — злобно прорычал Драко, и это вызвало в Гарри какое-то странное чувство в горле. С ним Драко так никогда не разговаривал. Даже в самом начале, хотя если быть честным, он мало что помнил о своих первых днях здесь. Время стёрло многое, и сейчас он предпочитал думать о том, кем становится, а не тем, кем был. Хотя иногда в нём снова просыпался боязливый ребёнок, готовый на всё, что угодно, лишь бы его не вернули назад. Он хотел уже предложить Драко чаю, но их снова прервали. — О, ваше непревзойдённое высочество лорд Малфой! Ваш верный друг и слуга прибыл к вам зализывать раны! Вина и зрелищ, Драко, требует моя душа! — раздалось на этот раз откуда-то из коридора, но тут же в гостиной появился домовик, стеная и натягивая уши. — Хозяин, к вам гость, он не слушает… А вы разрешили… Но он в неподобающем виде… А ему можно… — Утихни. И останови его, где он есть. Накрой нам в столовой, и напомни мне закрыть для него камины, — Драко поднялся, вновь надевая на себя образ Лорда, но обратился к Гарри уже более мягко, — Прошу, не выходи, — и широкими шагами покинул гостиную, плотно прикрыв за собой дверь, и тут же из-за неё послышалось раздражённое: — Какого Мордреда ты припёрся сюда, да ещё и в таком виде? Голоса медленно удалялись от лиловой гостиной, унося беседу за собой в столовую: — Тебе вина не хватило в своей постели или зрелищ?! Или ты уже настолько погряз в своих похождениях, что постельные однодневки кончились, и ты не хочешь заходить на второй круг? — из Малфоя так и сочился яд, и он не собирался снижать обороты. Голова всё ещё приходила в себя после Мембраны, и неожиданный визит прошёлся по нервам как коготь по стеклу. — Да ты, я посмотрю ревнуешь, дорогуша, не иначе… Зачем же ещё тебе так пристально следить за содержимым моей спальни… Тебе там всегда рады, ты же знаешь… И вообще, где твои манеры, Драко, с каких пор в Мэноре я натыкаюсь на Липучие стены? Ещё ни разу твои домовики не смели меня так остановить! — Блейз старательно делал вид, что обиделся, но Драко было не обмануть. Он видел его острое любопытство насквозь, несмотря на эту хмельную весёлость. — Что ты здесь забыл, Забини? Настроение, как видишь, не слишком светское… — почти прошипел Малфой, однако, натянул пластиковую улыбку, и жестом пригласил Блейза присесть к столу, где их дожидались бокалы с Огневиски. — Не ожидал от тебя такого удара в спину! Какие пикси тебя укусили?! — Я жду ответа, Блейз, но ещё больше жду, когда ты откажешься от жеста вежливости в виде порции спиртного, проявишь свою выученную тактичность и свалишь, наконец… Не самый простой вечер, а его завершение… Просто отвратительное… Видя такую картину, Блейз резко посерьёзнел, и, кажется даже немного протрезвел: — Во-первых, ты ушёл слишком рано, это мне показалось довольно невежливым, что на тебя совсем не похоже, а во-вторых — что значит: «Что я здесь забыл»? Мы всегда реабилитируемся перед нашей молодостью после этих старомодных «тусовок»… Я вообще-то думал, что ты меня уже ждёшь! И вообще, с появлением твоей новой игрушки ты категорически перестал куда-либо выходить и превращаешься в отшельника… Я что, не имею права соскучиться по своему старому доброму Малфою? — Драко промолчал на эту тираду, признавая его правоту по всем пунктам. И тот факт, что он лишь пригубил бокал, навёл Забини на определённые выводы, — Проблемы в раю? Драко поднял хмурый предостерегающий взгляд, снова без слов показывая своё отношение к подобному интресу. Но Забини выдержал этот интенсивный взгляд, несмотря на своё очевидное опьянение. Поэтому Малфой соизволил ответить: — Ничего, что мне хотелось бы обсудить с тобой, Блейз… Забини медлил с ответом, и Драко понадеялся, что на этом их разговор будет окончен. Смутная тревога, как предчувствие, или интуиция, гнали его избавиться от лишней, такой нежеланной и раздражающей компании, но Блейз нашёл аргумент, против которого Малфою нечего было поставить. — Не забывай, что я тебя знаю, Слизеринский принц. Лучше, чем тебе хотелось бы… — он выдержал драматичную паузу. — Типпи, кофе! — бросил он в конце концов, когда и самому уже она показалась глупой. — Рассказывай, а я выслушаю. В конце концов, много ли у тебя людей в твоём окружении, с которыми ты можешь общаться без своей маски и ментальных щитов? Я так не думаю. Давай, я весь внимание.

***

Гарри растерянно стоял в гостиной, так и не сдвинувшись с места. Визит Забини встревожил его. Этот парень не внушал ему доверия после того подслушанного разговора, и пусть с тех пор многое изменилось, вспоминал о нём Гарри всегда с беспокойством. Драко попросил его не выходить, и Гарри не смел ослушаться, хотя душой рвался к нему, будто одним своим присутствием рядом мог защитить от нападок и мерзостей, которые сыпались изо рта Блейза без конца. Драко устал, был расстроен и будто чем-то рассержен с самого возвращения, а если смотреть шире — последние недели он себя иссушал своей этой странной работой, и Гарри волновался за него. Гарри надеялся лишь на то, что он дома, в Мэноре, и утешал себя тем, что здесь ничего плохого с ним не случится. Прислушавшись, он убедился, что Драко с гостем скрылись в столовой, и уже повернулся, чтобы пойти к себе, как его взгляд упал на думосбор. Он уже видел его однажды в кабинете Драко. А ещё, кажется, такой стоял в кабинете Дамблдора. Гарри читал об омутах памяти, знал, что они предназначены для хранения воспоминаний, но никогда не видел ничего подобного так близко. Любопытство и интерес разгорелись с новой силой, стоило лишь вспомнить, как Драко переносил нити воспоминаний в артефакт. Гарри чувствовал фон магии от думосбора, и он просто не мог устоять, чтобы не взглянуть на него поближе. Он осмотрел толстые каменные бока чаши, сделанные будто грубо, неряшливо. Словно кто-то ручным тесаком вырезал его из нефритовой глыбы. Но при детальном рассмотрении виднелся орнамент, продуманный, чёткий, повторяющийся выверенным узором, создавая своими отблесками блики в мерцающей жидкости внутри. Это мерцание привлекало, манило, приковывало внимание; серебряные нити, плавающие на поверхности голубоватой субстанции определённо имели свою логику движения, они закручивались в облачные спирали, но не пересекались друг с другом, будто существующие в параллельных пространствах. Этот вид завораживал. Невозможно было сопротивляться его притягательности: детали, сначала, словно искры мелкие, будто бы незначительные, имели свою форму, своё содержание, и, присмотревшись, можно было увидеть суть воспоминания. Черты, движения, хаотичные перемещения превращались в фигурки, крошечные, но точные, детальные, подобно тем, что Гарри видел в детстве в музее миниатюр. Восторгаясь, боясь даже дышать, Гарри склонился чуть ниже, стараясь разобрать что-то из увиденного, и вдруг очутился в огромном зале. Прямо на него смотрел выряженный в парадную мантию старый, очень полный волшебник, и первым желанием Гарри было спрятаться. Но он не успел испугаться: тот что-то говорил, однако звука его голоса не было совсем, и Гарри сразу же понял, что как-то попал в одно из воспоминаний Драко. Гарри оглянулся — фигуры и лица были смазаны, ощущение было как ранним утром, когда ты просыпаешься и пытаешься вспомнить сон, но он остаётся только на уровне ощущений. Картинка сменилась, и Гарри внутренне похолодел, увидев слишком близко Волдеморта. Тот довольно сильно изменился с их последней встречи, по крайней мере, он больше не был тем скелетом, обтянутым кожей, но глаза — эти красные, будто искусственные глаза Гарри никогда бы не смог забыть. В Азкабане они часто снились ему в кошмарах, таких, которые даже после пробуждения казались параллельной реальностью. Эти кровавые беседы, ужасы, которые Волдеморт показывал ему в его голове, даже диалоги, были словно живыми. Будто Гарри и вправду разговаривал с ним. Всё закончилось совершенно внезапно. В одну из таких «сновиденческих» бесед Гарри не выдержал и заорал что было сил, что он уже сдался, он уже сломлен, он уже побеждён. Что он сложил оружие и повержен, не только на деле, но и в душе. А потом испугался своего признания, своего отречения и горя, своего предательства, и тихонько заскулил. Сон закончился, и больше по ночам в его голову никто не возвращался. Только иногда Гарри снился этот удовлетворённый, безжалостный смех. Гарри так погрузился в собственные воспоминая, что почти пропускал мимо внимания воспоминание Драко, в котором Волдеморт стоял к своему слуге совсем близко и что-то говорил. Его губы шевелились, но Гарри снова не слышал ни звука, будто его слова не вошли в это воспоминание, тоже зыбкое и едва уловимое. А потом Гарри понял, что хорошо чувствует. Не слышит, не понимает происходящего, но чувствует скованный протест, неприятие, настороженность и страх, да страх Драко. Картинка снова дёрнулась, и Гарри оказался на паркете в окружении танцующих пар. Драко танцевал, и его партнёры сменяли один другого словно карты в колоде — один, другая, третья, четвёртый. Он слышал пустые разговоры, чувствовал всё нарастающее раздражение и нетерпение, а потом эти эмоции сгустились до крайне точки. Драко кружил с какой-то девицей, его лицо было подчёркнуто вежливым, но эти ощущения, которые никак не вязались с его видом, просто сбивали с ног. В каждом из этих воспоминаний что-то было неправильно. Чего-то не хватало, или смысла, или наоборот, отношения к ситуациям. И тут Гарри догадался. Мембрана — так назвал тот флакончик Драко. Она ему помогла… Каким-то шестым чувством Поттер понял, чем именно. Она отфильтровывала то, что Драко необходимо было скрыть от других, если кто-то когда-то захочет заглянуть в его голову. В момент этой догадки Гарри вдруг стало стыдно, а ещё он почувствовал неуместное возбуждение, граничащее с трепетом: он сейчас видел самое потаённое, самые тщательно оберегаемые Драко тайны, которые он стерёг так сильно, что даже вытащил их из своей головы. А потом стало мучительно стыдно, что он так бесцеремонно подглядывает, но, как остановить эту вереницу воспоминаний, он просто не знал. Картинка сменилась. Теперь Драко стоял с несколькими мужчинами и играл — теперь Гарри это уже точно знал — роль Лорда Малфоя: высокомерный вид, безукоризненная осанка и поза, подчеркивающая его превосходство над остальными, презрительный уголок рта и надменно вскинутая бровь. И снова эти эмоции — ещё более сильные, чем раньше — ужасное нетерпение и раздражение, а ещё усталость, обречённая усталость. И опять смена: Драко ведёт в танце, его партнёрша юная до безобразия — такими запомнил девочек на своём курсе Гарри. Музыка затихает, и Малфой легко кланяется, собираясь отойти, но его облегчение прерывается: она не отпускает его руку, и Драко вынужден следовать за ней, соблюдая приличия. Вот они наедине, и она непочтительно близка к Драко. У Гарри возникает чёткое понимание — она флиртует, и от этого гадко, особенно от того, что Драко точно так же близко стоял рядом с ним в тот день, когда выманил у него это внезапно-честное «не противно». Гарри знает, что это не противно, это приятно, но Драко сильно злится, он раздражён, ему это отвратительно. Девица ластится к нему, словно книззл, бесстыдно предлагая согреть его ложе и стать его надёжным тылом и опорой в жизни. Гарри слышит сдержанное: «Милочка, вы слишком юны для того, чтобы быть чьей-то опорой. Вы напоминаете мне вашу кузину Асторию на четвёртом курсе». Но девица ничуть не смущается и прижимается своим откровенным декольте к Драко ещё сильнее, укладывая обе руки ему на грудь. Это тот самый разврат и непотребство, о котором говорила та старая леди с портрета. Драко в бешенстве, настолько, что даже в воспоминании Гарри вместе с Малфоем ощущает липкость этих прикосновений, отвращение, брезгливость. Гарри чувствует то же, что и Драко: их обоих обуревает едва сдерживаемая ярость, всё вокруг этой потаскушки липкое, противное, грязное. И злость, уже своя собственная — почему Драко не отходит, почему не остановит её, он же в силах это сделать, ему всего стоит сделать шаг в сторону! Но он почему-то недвижим, он терпит это, вопреки своему презрению. Так же неожиданно, как упал в него, Гарри выныривает из омута и находит себя стоящим над ним, опираясь руками на края чаши. Он часто дышит, его чувства усилены эмоциями Драко — настолько они были яркими. И эта мерзкая бесстыдная девица… Гарри не понимает, что внутри расправляет свои когти, но это — настоящий монстр. Эмоций слишком много, Гарри пытается успокоить их, но вихрь только закручивается ещё сильнее. Они словно текут по венам вместе с кровью, скручиваясь и гнездясь где-то внутри, и понимание пронзает его мысли, словно клинок — это не эмоции, это магия! Так пульсирует и бьётся у него внутри его собственный магический поток, и в последний раз настолько сильный отклик он чувствовал в тот момент, когда та хрустальная ваза взорвалась. Он пугается, и эта эмоция, как спусковой крючок, становится началом конца. Он уже знает, что произойдёт что-то ужасное, а потом слышит звонкий щелчок, с ужасом наблюдая, как массивная чаша омута памяти трескается ровно пополам. Гарри не может сдержать уже запущенный процесс — никто бы не смог: вокруг разнеслась мощная волна магического выброса, отбрасывая его самого на пол. Он ещё слышал, как с силой захлопнулись прекрасные, двустворчатые двери, которые он совсем недавно с домовиками обновил, как разбилось выпавшее из них старинное вензельное стекло, ещё словно кожей почувствовал наступившую темноту, а спустя секунду совсем рядом упала хрустальная люстра, венчавшая потолок. А потом сознание оставило его.

***

Разговор с Забини не имел много смысла, но Драко действительно было полезно воспроизвести вслух некоторые свои сомнения. И несмотря на то, что полного доверия Блейз у него не вызывал, этот глоток относительно искренней беседы после жутко занудного и совершенно бесполезного Предосеннего бала казался почти пьянящим. Но тревога всё нарастала внутри, и в какой-то момент Драко словно заледенел, замер, застыл в преощущении чего-то плохого. Он где-то под ребрами почувствовал жёсткий хлопок и сначала ощутил волну магии, а потом уже оба услышали грохот и звук разбившегося стекла. Драко в панике вылетел из столовой, а ничего не понимающий Блейз побежал за ним. Путь до гостиной показался бесконечно длинным, время растянулось в тугую резину, и Малфой в эти секунды, кажется, забыл дышать. Плотно закрытые двери гостиной зияли чёрными провалами там, где раньше было светлое стекло. Но самым страшным Драко показалось то, что свет в комнате погас. Распахнув двери, он задохнулся в ужасе. Тусклого сияния нескольких плавающих свечей под потолком было слишком мало, чтобы разглядеть что-то, кроме перевёрнутой мебели и свисающих со стен бра. На остатках журнального столика в ярко мерцающей луже лежала расколотая надвое чаша думосбора, всё ещё светящиеся облачка воспоминаний вот-вот грозились исчезнуть навсегда, но Драко не было до этого никакого дела. Посередине комнаты на полу в куче хрустальных осколков лежал Гарри. Драко бросился к нему, не глядя на стекло, забыв о палочке, и вообще о том, что за ним наблюдают. Он, рухнув на колени, подхватил бессознательное тело Гарри, и прижал к себе, нашёптывая: — Mon petit… O, ma petite fleur, что же ты натворил… Гарри, вернись ко мне… Очнись, цветочек… Мерлин, Гарри… Блейз застыл на пороге, шокированный видом развороченной гостинной и расколотого думосбора. — Что здесь, Мордред тебя раздери, произошло?! На его реплику Драко не ответил. Запустив несколько летающих огней, Забини осмотрелся, и хотел уже разразиться гневной тирадой, но замер, глядя на Малфоя. Он видел и явившегося домовика, который молча глотая слёзы трясущимися лапками накрыл стазисом уцелевшие воспоминания, и остатки некогда роскошной люстры, и расплывшиеся от магии дверцы секретера и перевёрнутый диван. Однако наибольший шок он испытал, когда увидел, как его давний знакомый, которого он считал другом, его Слизеринский принц, Лорд Малфой, одним своим видом заставляющий других магов упасть к своим ногам — сидел на полу посреди осколков, в ужасе причитая. Забыв о магии, о гордости, о том, что его питомец сотворил немыслимое, он сидел на полу. Причитая. И обнимая другого. Блейз никогда его таким не видел — за все те многие годы рядом с ним, он НИКОГДА не видел подобного. Неожиданно чётко его сердце укололо понимание, что Драко никогда не будем с ним таким. Почему? Почему с этим он такой невероятно живой и живущий, а с ним — никогда?! Блейз так долго был рядом, снося язвительные усмешки, завуалированные оскорбления и порой незаслуженное презрительное уничижение, и всегда думал, что Драко просто такой всегда. Он научился что-то пропускать мимо ушей, научился мириться с чем-то. В конце концов, он считал их похожими, ведь сам Блейз никогда не был нежной ромашкой. И видеть эту сцену было хуже, чем нож в спину. Это была словно недостижимая по своим масштабам параллельная реальность, в которой ему не было места. Но самым ужасным, самым отталкивающим, сбивающим с толку и диким он находил тот факт, что Драко мог совершить такую глупость. Такую ошибку… Самым привлекательным, самым ценным, самым возбуждающим в Малфое для Блейза всегда был его непревзойдённо острый ум. Даже Снейп признавал факт безусловной Малфоевской подготовки, но тот уровень знаний и то, как Драко умел пользоваться своими мозгами — именно это уложило самого Забини к его ногам. Безответно и очень надолго. А сейчас он своими глазами видел, как Малфой уничтожил свою жизнь, предал доверие Тёмного Лорда. Сейчас он своими глазами смотрел на развороченную гостиную Мэнора, понимая, что Драко не просто позволил Поттеру колдовать, но и научил его такому разрушительному заклинанию. — Не могу поверить, что ты оказался таким идиотом, Малфой. Не могу поверить, что ты дал ему в руки палочку… Гарри в этот момент слабо пошевелился, и Драко, бросив короткое: «Подожди меня в столовой», протянул руку домовику: — В спальню. Домовик исполнил приказ, и Блейз остался один на один со своей болью.