***
Гарри совершенно не ожидал проснуться так — тёплая рука Драко покоилась на его груди. Это ведь тоже двусмысленно… Гарри порадовался, что проснулся раньше, и что это Драко обнимал его, а не наоборот. Ему не хотелось повторения вчерашнего конфликта. Поэтому он тихонько выбрался из сонных полуобъятий, и спустился вниз. Есть не хотелось, зато нетерпелось, наконец, заняться работой. И первым делом, оказавшись в саду, он позвал домовиков. Сказал, что теперь раз в неделю ждёт от них отчёта о количестве запасов, о проделанной работе, о нуждах и вопросах, а ещё обязал их делать предложения о том, какие работы нужно сделать на следующей неделе. К десяти, когда Драко спустился к завтраку, у него уже был план. В пруду плескалась чистая вода, а ещё перед Драко лежало прошение о консультации магозоолога. Рыбки в фонтане последнее время стали вялыми, а ещё их магический фон создавал фиолетовое свечение над водой. И каким бы красивым оно ни было, это было неправильно. Драко удивился, но подписал письмо, велев Типпи отправить его с почтой. Розовые кусты были обрезаны, а ещё… Много чего ещё Гарри успел сделать в то утро, и с нетерпением отстукивал ритм по столу, торопясь продолжить своё занятие. Так у него с Драко появилась новая традиция — каждый вечер Драко читал ему перед сном, а каждое утро Гарри рассказывал ему, что и как они с домовиками сделали для поместья. Первое время Поттер терялся в том, сколько всего нужно учитывать в управлении магическим имуществом. Он то и дело сверялся с конспектом и периодически забегал к Лорду Блэку, чтобы перепроверить свои заметки. И к огромному сожалению не всегда заставал его на месте. Самым сложным было одновременно помнить и о саде, и о конюшнях, и о самом особняке. Оказывается, мало знать о запасах еды и всяких мелочей для ухода за домом. Мэнор требовал почти постоянного обновления. То крыша, то стены, то кладка, то лестницы. Паркет, мрамор, ткань на стенах и ковры, стёкла и витражи, портретная галерея, забор и ограда, замки и фурнитура, светильники и целая куча других, не менее важных предметов, нуждались в разном уходе. И для чего-то нужны были специальные ингредиенты, для чего-то — специальные мастера. В первый раз, когда Гарри обратился к Драко с просьбой о магозоологе, тот лишь пожал плечами. Но когда через день на столе появились запросы в службу отлова садовых гномов, мастера по кровле и магическим конструкциям, а заодно и волшебного кожевенника, Драко просто рассмеялся. — Давай договоримся, что за завтраком я получаю устный отчёт, а бумаги попроси Типпи укладывать на стол в моём кабинете. Это как-то не очень романтично — подписывать письмо на чистильщика за обеденным столом… Гарри поджал губы, нахмурился, а потом немного неловко, но всё же уверенно ответил: — Ты там не появляешься в последнее время, а всё это нужно срочно! Арабелла уже давно без нормальных удил. А пока ты подпишешь… Я подожду, пока ты поешь, а потом буду давать тебе на подпись бумаги, ладно? Иначе я ничего не успею… И Гарри был точно прав. Помимо дома и сада, он каждый день занимался в библиотеке, следуя одному ему ведомой программе, бегал и плавал, а ещё неизменно инспектировал владения Драко. Оказывается, в Мэноре было целое заброшенное крыло! И там никто порядок не наводил уже лет сто… Он приказал домовикам постепенно приводить его в приемлемый вид, и очень хотел порадовать Драко тем, как преобразился бальный зал, и какой вид с террасы в этом заброшенном западном крыле. Вечером там было невозможно красиво. Закат покорял своими красками, и если восстановить нормальный коридор, а не пробираться сквозь паутину и ветхие двери, то ничто не омрачит это зрелище. Гарри нашёл себя в этом занятии совершенно гармоничным и постепенно втянулся настолько, выработав систему и свой порядок, что эти обязанности легли в его расписание, словно недостающая деталь. Сад тёти Петуньи не шёл ни в какое сравнение с тем, за которым он ухаживал теперь. И для него было жизненно важно, чтобы эту работу Драко оценил по достоинству. И тот ни разу не проигнорировал его труды. И дом, и сад неизменно преображались, и теперь и у Гарри были дела, которые порой отнимали у него все силы и время, но то, что выходило в итоге… Мэнор расцвёл. Нельзя сказать, что он был неухоженным, убогим или забытым, но когда Гарри взялся за его благополучие, каждый уголок этого места светился досмотренностью и полнотой. И живность, и растения, и сами помещения стали источать жизнь в себе. Драко это нравилось, он каждый день говорил короткое: «спасибо» на отчёт Поттера, но и глаза его лучились благодарностью и теплом. Финеас иногда ворчал, что Гарри совсем забросил учёбу, но это было не так. Он продолжал изучать теорию магических потоков, тренировался в дуэльной с зачарованным противником, не только пытаясь снова «выдавить» из себя магию, но и совершенствуя свой вестибулярный аппарат, гибкость, а ещё неустанно читал все источники, что его наставник упоминал. И про традиции, и про магию рождения, и про зелья и алхимию, и про заклинателей русалок. В конце концов, Гарри пришёл к пониманию, что он не может освоить магию без инструмента, потому что баланс его внутренного я, магического ядра и силы духа никак не хотел находиться. Лорд Блэк сказал, что нужно немного подождать, пережить, прожить эти неудачи, потому что теорию Гарри уже знает чуть ли не лучше самого Финеаса. И всё равно Гарри штудировал библиотеку, предпочитая одинокие дни изучения книг больше, чем что-то другое. Драко почти всё время проводил за работой. Если раньше Гарри не всегда обращал на это внимание, занятый собой — или уроками, или разгильдяйством, или тренировками, то теперь, когда требовалось мнение Драко о чём-то по поместью, юный домоправитель справлялся у домовиков, и почти на каждый его интерес ответ был один — хозяин занят и велел не отвлекать. Отсутствие постоянного контроля и свобода в принятии некоторых решений постепенно тоже стали привычными, и Гарри уже смелее выдавал идеи и воплощал их без «ручного» управления. Если в первые несколько дней он просто подмечал то, что идёт неправильно или выглядит некрасиво, как те подвявшие кусты или плохая вода в пруду, то сейчас он больше думал превентивно, а ещё над тем, как сделать сад ещё красивее. Так появилась ещё одна беседка, удобнее, уютнее, расположенная в идеальном месте и созданная быть идеальным уголком спокойствия. Как оранжерея для Драко — островок тишины. Почувствовав свои возможности, он был счастлив не только чинить, но и создавать. Ещё одну лавочку или беседку, отдельную кладовку для запасов провизии для зверей и птиц, стеллаж с умными полками для ингредиентов и материалов для зелий, и конечно метки для множества замечательных вещей в одной из мастерских. Он ничего не трогал и даже не слишком вдавался в своё любопытство, но Драко оценил, что домовики рассортировали и подписали всё, с чем он работал. Гарри искренне любил то, чем занимался, но спустя полторы недели своих трудов, он понял, что с Драко они почти не видятся. Сегодня утром он обходил восточное крыло, раздавая указания домовикам, и отметил, что витражи в нескольких окнах потускнели и словно исказились, создавая диссонанс с красивой симметрией сада. На его вопрос Типпи жалобно сжал уши в кулачках и ответил, что не может знать ответ на этот вопрос. Только изнутри рабочего кабинета Лорда рода можно увидеть причину такого изменения. И даже если помыть витраж и натереть его вытяжкой из слюны Огнеплюйной жабы, особенного изменения можно не увидеть. Потому что восстановить защитный контур, наложенный волшебником, в отличие от контура, который создают домовые эльфы для поместья в силу своей магии, может только другой маг. Не желая отвлекаться, Гарри ещё немного прошёлся по дорожкам сада, наказывая Типпи заняться камневой обсыпкой вокруг вечнозелёных туй, потому что камешки рассыпались далеко за пределы их периметра, напомнил заказать новые розовые кусты для беседки, которую сам так облюбовал, а потом направился в кабинет. Он уже научился различать, какие элементы требует починки и чистки эльфами, а какие — заботы других специалистов, и был уверен, что эта задача не займёт у него много времени. Но сделав несколько шагов внутрь кабинета, замер. На столе лежали бумаги и перья, аккуратно, по стопочкам были разложены книги и письма, а прямо перед креслом лежал распахнутый журнал. В углу стоял думосбор, а рядом открытый фиал, очевидно, для воспоминания, которое сейчас плавало в лоне артефакта. Гарри стало неловко и боязно стоять посреди святая святых Лорда Драко Малфоя, ведь прежде он никогда не заходил сюда. В этом ему виделось нечто запретное, словно он нарушает правила, которые Драко озвучил ему в первый вечер здесь. Поэтому он вышел за дверь с твёрдым намерением спросить разрешения у хозяина этого помещения. И за целый день так и не смог выловить его. Сейчас он сидел за столом, ожидая Драко к ужину, но когда Типпи передал сообщение, что хозяин задерживается, Гарри разозлился совсем. Мало того, что Драко и так уже который день выглядел уставшим и замученным, так ещё и голодом морить себя вздумал! Он справлялся у Типпи — обед хозяин тоже пропустил. — Это совершенно неприемлемое безразличие к своему здоровью! Совершенно! — сказал Гарри в пустоту. Он шумно отодвинул стул и торопливо вышел из столовой, направляясь к комнате, в которой Драко пропадал целыми днями. Завернув за угол, он краем глаза ухватил силуэт, который скрылся на лестнице, ведущей вниз. Туда Гарри пока не добрался, но увидеть Драко было первостепенной задачей, потому он прибавил шаг и устремился за ним. — Драко! Ты словишь так голодный обморок! Остановись сейчас же, и мы пойдём ужинать. Прямо сейчас! Малфой развернулся, так и не дойдя до высоких кованых дверей. Однако прозрачными они не были, за плотной пеленой магического барьера ничего было не разглядеть. — Когда ты злишься, твои глаза сверкают ярче магических светильников, моя принцесса. — Вот даже не вздумай сейчас шутить! Я не в том настроении! А ты голодный! Что может быть важнее твоего здоровья?! — Память моего рода, к примеру. Но ты прав, я могу открыть эти двери и чуть позже, когда уложу тебя в кровать. — Тоже мне остряк! — Гарри резко развернулся и пошёл по коридору, тут же бодро перебирая ногами ступеньки наверх, словно и не сомневался, что Драко последует за ним. Тот же лишь усмехнулся такой уверенности, но покорно пошёл следом. — А что значит Память твоего рода, — спросил Гарри, когда Драко закончил ужин. — Это значит, что сегодня двери родового зала Малфоев откроются, признавая моё Право Главы рода после годового заточения родового камня. Это заточение начинается со смертью прежнего Лорда, и за этот год магия Малфоев знакомится с новым Главой. Проверяет его, изучает, чтобы дать именно ту поддержку, знания, в том числе и из Памяти рода, которые сделают Главу, а значит и сам род, сильнее. — Это ведь очень важно, правильно? Как день рождения? — Ты на что-то намекаешь сейчас? Гарри пожал плечами. Ему было снова неловко, потому что именно в такую значимую дату его терпение подвело, и он сорвался в своём плохом настроении на Драко. — Это день, когда я могу просить помощи у своего рода, день, когда мне становится можно намного большее, чем раньше. Это не праздник в общепризнанном смысле, но в какой-то степени так и есть… И мы можем отметить эту дату. Если ты хочешь… — Малфой продолжал сидеть за столом, подперев голову кулаком, уставший, но всё равно улыбающийся. — Тогда я предлагаю мороженое. Думаю, этот десерт порадует тебя. Драко кивнул и хотел уже позвать Типпи, но Гарри встал из-за стола и предложил ему протянутую руку. И когда Малфой принял её, дёрнул на себя, увлекая в раскрытые двери столовой, совсем как в тот раз, когда Драко впервые угощал его этим лакомством в оранжерее. Уже там, развалившись на диване, они обменивались впечатлениями за день. — Так зачем ты искал меня, моя злая принцесска? — Хотел спросить, куда мне можно, а куда нельзя заходить в особняке. Я заглянул в твой кабинет, но это показалось мне неправильным, — Драко удивлённо приподнял брови, но промолчал. И молчал достаточно долго, чтобы у Гарри закончилось терпение. — Ты уснул? Или это какой-то неправильный вопрос? — Нет, вопрос правильный, даже очень, а ещё своевременный, но я просто поражён, что особняк принял тебя таким образом. — Что это значит? Я конечно многое читал, но сейчас чувствую себя неучем. — Это, ma petite fleur, значит, что дом подсказывает тебе, как с ним можно обращаться, каковы его правила, и каковы его запреты. Я не ожидал подобного, хотя именно сегодня это стало иметь смысл. Потому что вчера была годовщина смерти отца. Я не знал точно, когда он погиб. Теперь знаю, что на сутки раньше. — Ты можешь мне толком объяснить?! — Могу, но не сегодня. Сегодня я могу сказать тебе, что тебе нельзя заходить в кабинет, шифоновую гостиную и подвалы. В принципе, вниз тебе спускаться вообще незачем. Всё остальное, даже чердак и кладовки, в твоём полном распоряжении. Пойдём, я почитаю тебе перед сном, мой цветочек. Гарри невольно вернулся в тот вечер, когда впервые побывал в оранжерее. Они так же медленно шли рядом, только Драко поддерживал Гарри, сонного, ещё не до конца поверившего в то, что происходит с ним. Сейчас же всё было совсем по-другому. Когда Драко уселся в кресло и начал рассказывать сказку, сегодня почему-то без книги, по памяти, тихо, спокойно, словно вспоминая эту историю, виденную им воочию, Гарри особенно ясно увидел, как же сильно устал его покровитель. Поэтому молча встал, игнорируя своё детское желание дослушать сказку до конца, взял Драко за руку, стараясь не смущаться удивлённому взгляду, уложил на свою кровать и сам взялся за книгу. — Ты устал, мой Лорд. Сегодня я почитаю тебе.***
Ощущение опасности не покидало Драко ни на секунду. Он словно двигался в пространстве, но не сделал ни шага. Вокруг было светло, но он не мог понять, где он находится. В помещении, под землёй, или где-то под небом. Угроза была неосязаемой, но явной, реальной, и, почувствовав в своей руке чужую, Драко тут же понял, что она появилась именно потому, что рядом с ним был кто-то ещё. Он сжал крепкую ладонь, уже зная, что это Гарри. Что его здесь быть не должно, но отпустить его, прогнать, потерять Драко не мог. Такого варианта просто не существовало. Душа наполнялась эмоциями, а мысли словно тихонько фонили, вибрировали от того, в каком пространстве находились. Что-то тяжёлое давило на голову, а грудную клетку распирало от количества непонятных пока эмоций и чувств. Малфой подумал, что Гарри, должно быть, ещё тяжелее, но никакого беспокойства с его стороны он не ощущал. В то же время посмотреть на него было невозможно. Даже повернуть голову казалось глупым, потому что их поглотил лимб. Место, где нет зрения, слуха и голоса. Это знание будто вынырнуло, прорвалось из того самого фона, из-за которого голова была такая тяжёлая, и Драко наконец понял, что за опасность он ощущал. Знания Памяти рода. Это очень опасные знания, информация, которую невозможно украсть, невозможно выманить хитростью — это то, что магия дарует наследнику рода в момент признания за ним Права его Главы. И то, что Драко был не один, создавало ту самую угрозу. Однако, сосредоточившись на этом чувстве, Малфой признал для себя простой факт. Они с Гарри нераздельны сейчас. Их отношения лишь рождаются близкими и глубокими, трансформируясь из былой вражды и детского недопонимая. Не только друг друга, но и разных миров. Противоборство, разные взгляды, разные ценности являлись причиной их разногласий давным-давно. Сейчас они же становились плотным фундаментом, на котором строится их «вместе». Делали их сильнее, не только по отдельности, но и в тандеме. Закончив свою мысль, Драко на физическом уровне ощутил, как магия рода смиряется с его решением, и свободный вдох будто разрядил атмосферу лимба, делая его зыбким, не таким тяжёлым и грубым. Ладонь в его руке благодарно сжалась и расслабилась, завершая этот момент столкновения Драко с Памятью рода. Малфой очень долго не мог вынырнуть из своего сна. Он лежал в полудрёме, уже осознавая, что лежит в спальне Гарри, потому что его ладонь даже во сне покоилась в его руке; потому что уснул вчера рядом с ним почти мгновенно, стоило sa petite fleur начать вдумчиво, тихо читать ему сказку; потому что этот сон был однозначным свидетельством, что Память рода не стала дожидаться его визита в родовой зал, признав его. Однако дремота не отступала, открыть глаза не получалось, и вся тяжесть бремени полноправного Лорда рода Малфоев отступала медленно и неохотно. Он должен был сделать это вчера. Отказать Гарри, когда тот был так зол и возмущён, Драко не увидел ни возможности, ни сил — он и правда устал безумно. Да, у него были свои причины, его цель требовала максимального сосредоточения, но он тоже скучал. И пусть Гарри пока не мог сказать об этом так же легко и бессомненно, Драко знал, что ему не хватает их общения не меньше. Драко рассказывал о прекрасном Эльфойеле, уже чувствуя, что история, что рвётся с его языка, навеяна его новым статусом. Он планировал дождаться, когда Гарри уснёт, и спуститься к родовому камню, выказывая своё уважение и почтение древнему роду, наследником которого был взращён, и наследие которого принял так рано. Но такой нелепый в своей наивности, и в то же время обезоруживающий своей глубиной жест заботы, изменил его планы. Перечить такому Гарри не хотелось, хотелось, наоборот, подчиниться, хотелось показать всю свою признательность, а ещё показать, насколько это вдохновляющие эмоции — когда твою заботу принимают. Гарри всё ещё пытался иногда извиниться или просто смущался, чувствуя отношение Драко к себе, и инициатива sa petite fleur стала прекрасным поводом дать ему понять, что заботиться — это приятно. Малфой не захотел противиться ему, и теперь должен был нести ответственность за принятое решение. Он не сильно удивился, что Память рода проявила себя во сне. Это не слишком редкий способ для магии себя выражать. И был даже благодарен, что она так ясно, без всяких замудрёных иносказаний подтвердила ему его внутреннее ощущение — открыться Гарри было самым правильным решением. И даже если тот не сможет принять его в качестве партнёра, этот опыт такой близости бесценен. И эта близость не исчезнет с отсутствием романтической взаимности. Он ушёл, решив не смущать Гарри совместным пробуждением. Но к делам приступить так и не успел. Блейз вальяжно вошёл в его кабинет, как всегда, без приглашения. Они не так часто виделись в последнее время, и это было даже удивительным, что тот так долго проявлял терпение. — Венец августа вступил в свои права! Тебе не кажется символичным, что род Малфоев окончательно принял тебя в качестве совсем взрослого мальчика в день рождения Наполеона? Необходимо торжество! — В честь Бонапарта? Не самый успешный маг старины… — Драко нехотя отстранился от стола, откинувшись на спинку кресла. — Не глупи… Теперь тебе ВСЁ можно… В какой позе планируешь отмечать? Составить тебе компанию? Для меня организовать праздничную оргию — дело пустяковое, только попроси… Причём абсолютно безвозмездно, правда, при условии, что я буду принимать в ней активное участие… — Забини на удивление гармонично выглядел в своей плохо скрываемой похоти. Но Драко было не впервой выносить столь однозначные и липкие намёки, и он всегда знал, что сказать, чтобы отбить подобные посягательства. — Ты же понимаешь, что говоришь о годовщине смерти моего отца? — почти утвердительно, но очень тихо спросил Драко, понимая, что ударил в больное место. И отнюдь не из понятий морали или своей глубокой привязанности к Люциусу — это с Блейзом он никогда бы не стал обсуждать. Мать позволяла Блейзу очень многое, можно даже сказать, всё, кроме одного — иметь хоть какую-то светлую память о своём отце. Он не знал о нём ровным счетом ничего, кроме фамилии. Даже портретов не видел, хотя искал со всей своей изворотливостью, и дату смерти его тоже не знал. О чём сболтнул однажды спьяну, и Малфой достаточно долго придерживал этот козырь, чтобы использовать правильно. — Как бы то ни было, «дорогой друг», — Малфой вложил всю желчь и язвительность в это обращение, — для меня годовой целибат был не испытанием, а разумной предосторожностью, и ты, как чистокровный, тоже должен понимать всю важность принятия родовой магией нового Лорда, или тебе рассказать о нюансах? Кроме того, — Драко сменил эмоцию на разочарование, — я всегда считал тебя достаточно прозорливым, чтобы понять хотя бы с десятого раза, что твою кандидатуру в качестве любовника я не рассматриваю не по этой причине. И в качестве подарка я попрошу тебя — угомонись, наконец… — Блейз недовольно сжал губы, но не отступился. — Что ж, я как-то постараюсь пережить свой провал, удовлетворившись хотя бы тем, что стал первым, кто поздравил тебя с признанием Права… — этот разговор был не первым, и Забини был не из тех, кто принимает отказы. Он с лёгкостью слышал «нет», даже не сомневаясь, что настанет момент, когда он услышит своё «да». — Не первым. Всё произошло вчера. Это был достойный повод съесть порцию мороженого… Ты же понимаешь, что для большинства — это формальность. Важная, но формальность. Немногие до сих пор помнят, почему вообще существует этот год. И единицы — зачем он существует. И я не стану просвещать тебя по поводу того, что и как я создавал и воспитывал в себе, чтобы вступить в это право с максимальными преимуществами. — Ну, моя матушка весь свой год ходила к Целителю душ… И тоже не особенно откровенничала. А потом и его похоронила… — рассмеялся в ответ Забини, ничем не показывая, что его задевает эта дистанция. Малфой никогда не был простым в общении, но сейчас между ними словно разлился Ла-Манш. — И не думай, что я так просто прощу тебе то, что ты отдал моё первенство своему мальчику. Ты как минимум должен мне рассказ в подробностях, как это было? Он скромник? Или развратник? Громкий? Бьюсь об заклад, что так, он даже в школе не умел быть тихим… Нет, это потом, сначала вот что: он покорный? Исполнительный, да? Или… Если по началу Драко решил дать ему возможность высказаться, чтобы просто пропустить мимо ушей этот бред, то чем сильнее Блейз распалялся в своих фантазиях, тем сильнее Малфою хотелось его придушить. В конце концов, он не выдержал: — Блейз, закрой рот. Его поздравления были куда более наполненными смыслом, чем твоё привычное представление о подарках. Я боюсь, для тебя это уже клише — любой драгоценности или даже артефакту ты всегда предпочтёшь чью-то дырку… — Драко скривился на последнем слове, буквально чувствуя отвращение на языке. — Оу… Как это мило… Только не говори, что вы всю ночь целовались, как малолетки, а потом вместе встретили рассвет вместе с твоим «приходом». Как тебя, шибануло крепко? Маман говорила, что её пробрало до костей, она отлёживалась несколько дней… — Я не стану обсуждать магию рода, Блейз. Что же до Гарри… Мы не вместе, всё не так хорошо и радужно, вернее, всё оказалось хуже, чем я думал. Он лишь недавно перестал считать себя моим питомцем, которого запирают в будке, я не хочу давить на него, я уже говорил, лишь ему решать… — Драко устало потёр лоб. Его утомлял этот разговор, но нужно было убедить и отвадить Забини. — Лорд Малфой, — спаясничал Блейз, комично изображая встревоженное лицо, — ты меня разочаровываешь… — понимая, что отклика его игра в Драко не находит, он встряхнулся и подошёл к окну, фамильярно усаживаясь на подоконник. Малфой оставался серьёзным, будто они тут мировую политику обсуждают. Непробиваемым. Категорически чужим. — Не понимаю, чего ты возишься с ним, как с курдским единорогом?! С твоей силой уже давно бы нашёл другой способ привлечь его на свою сторону кроватки. Если не работает твой неподражаемый шарм и мои уроки соблазнения, всегда есть варианты… Шантаж, манипуляция, зелье, в конце концов! И никто не отменяет старого доброго приказа. Хотя я на твоём месте предпочёл бы самое простое — Амортенцию… Всего один глоток, и вот он уже стоит по-собачьи попкой кверху: «Пожалуйста, Драко, возьми меня…» — драматично изобразил Забини, звонко и чувственно простонав в конце. Малфой не смог преодолеть презрение: брезгливо сморщил нос и перевёл взгляд на документы, к которым так и не притронулся. — А теперь ты меня разочаровываешь, Блейз. Это вообще не мои методы, — он так и не посмотрел на Забини, сосредоточив всё своё внимание на делах. Он даже не сразу понял, что Блейз замолчал — обычно тот до последнего не затыкался, но эта тишина была очень желанной. Увидев реакцию Драко на свои последние слова — такой подчёркнутый игнор, словно он вдруг стал пустым местом, — Блейз бесшумно спрыгнул с подоконника и отвернулся к окну. Его разрывали противоречивые желания. С одной стороны, он готов был защищать свою идею — сколько можно ждать, пока этот доходяга растает наконец, и зачем, чего ради? В его мыслях тут же всплыла фраза Драко после его дня рождения: «Он стоит любого риска…» Про Малфоя он мог сказать бы так же… Не совсем уж любого риска, но заполучить его в свою постель, или ещё лучше, оказаться в его… Его тянуло к Драко, как бабочку к огню, он летел, он готов был на многое. Это было сильнее его — не простое вожделение при виде красивых форм, а жажда стать обладаемым этим парнем. Блейза покоряли его глаза, его холодность, его отстранённость и недоступность, а ещё его властность и безупречный расчётливый разум. И всё же у его «любого» были лимиты. И именно в этом была та, другая сторона. Хотелось в пух и прах разнести эту глупую одержимость Малфоя мальчиком, который когда-то не пожал ему руку. Показать на своём примере, что может дать ему настоящий, взрослый, опытный любовник, как им может быть хорошо вместе… Однако Драко не привлекали ни его прекрасные рельефы грудных, ни аккуратная подтянутая задница, ни член, которым Забини по юности не единожды красовался в душевых. Карие глаза Малфоя тоже не привлекали, как и рассказы о марафонах на постельном ипподроме. Но ведь он был лучше Поттера! Во всём лучше! И Блейз совершенно не ожидал, что этим словам так скоро найдётся опровержение. За окном в саду развернулась прелестнейшая сцена: Гарри скакал верхом на лошади. Он был без рубашки, ноги обтягивали чёрные штаны, высокие сапоги. Грубые перчатки подчёркивали довольно красивые руки. На широких плечах и спине поблёскивали капельки пота. Пришлось признать, что там всё-таки есть на что посмотреть. Поттер двигался легко и непосредственно, совсем не так, как их с Драко учили держаться на лошадях в детстве. Почти мальчишеский задор просматривался в его жестах, и да, это было привлекательно, живо, очень мило. И да, в самом Блейзе это ведь тоже было, но даже на таком расстоянии в Поттере читалось то, что Забини было недоступно — невинность, неискушённость. Понимая, что против этого ему нечего поставить, Блейзу тут же захотелось разорвать на клочки ту картинку, которая идиллией сложилась в его голове: эти наивные глазки, совершенно глупейший восторг и неприкрытое обожание, а потом и полные губы, приоткрытые для языка Драко, разрешающие, приглашающие. Блейз тряхнул головой, призывая всю свою колкость. — Да… Красивую лялю ты себе выбрал, признаю… Никогда бы не подумал, что он станет такой конфеткой… Как ты думаешь, зачем он понадобился Тёмному лорду? — Драко не сразу понял о чём он говорит, но насторожился. — Если спросишь меня, то я предположу какой-то ритуал… Причём, очевидно, какой-то уж очень трудозатратный для твоего временного питомца, зачем тогда ещё Министр упомянул, что твой Поттер должен быть живым к декабрю… Я поставлю на Йоль… Но точно не хочу видеть того, что он сделает с твоей игрушкой, ты же знаешь мою тонкую душевную организацию… Ненавижу смотреть на потрошение, или на магическое оскопление — вот хуже этого точно ничего нет… И я уверен, что, когда Министр вернётся из своего этого мистического поиска заветного Грааля, твой Гарри в живых не останется. Так что у тебя не так много времени, Драко, поэтому опусти планку и распечатай, наконец, эту бутылочку с тыквенным соком. — Фу, Забини… Ну ты и мразь! Хотя чему это я удивляюсь? — Драко расхотелось терпеть его присутствие. Он понимал, что в словах Забини есть не только пустой трёп. Малфой тоже знал о том, что Тёмный Лорд отправится на поиски секрета всемогущества, именно поэтому крайний срок его задания был определен одним из дней конца сентября. И о Гарри он рассуждал тоже весьма здраво. Что бы ни планировал Министр, какую бы тайну он ни оберегал, на пороге какого бы трансформационного опыта не находился, Гарри играл в этом какую-то ключевую роль. Но слышать о догадках Забини, да ещё и в комплекте с его «тонкой» душевной организацией… Это было отвратительно. — Действительно, чему? Раньше тебя это вполне устраивало… — Раньше ты никогда не скулил течной сучкой о моём члене, Забини. И мне искренне жаль, что ещё один из Священных двадцати семи прервётся лишь потому, что его потомок не может вместить в своей голове что-то помасштабнее будней потасканного повесы… Малфой почти пожалел о своих словах, потому что Блейза его отповедь действительно задела. Чуть ли не впервые за всё время их более тёплого знакомства — а это уже почти четыре года — тот молчал, не оставив за собой последнюю реплику. Драко перевёл глаза за спину Забини и моментально понял, откуда взялась вся эта желчь. Sa petite fleur гарцевал на лошади между клумбами, указывая домовикам пальцем на что-то в самом центре розария. Он был совершенно неподражаем, от такого Гарри — смеющегося, источающего жизненную энергию, у Малфоя перехватило дыхание. Всё ещё тонкий, звонкий, но уже куда сильнее прежнего, он сводил с ума. Драко знал о его заплывах, позволяя себе иногда украдкой наблюдать за ним. Его обнажённый торс лоснился от активных скачек, не давая и шанса увести взгляд. Малфой опомнился, лишь когда заметил движение чуть ли не в метре от себя. Блейз шёл к выходу, всё ещё молча, и это был очень плохой знак. — Я ценю твоё общество, Блейз Забини, ты один из немногих, кто входил в круг моих приближённых лиц. Я доверяю тебе в определённой степени, и мои камины всегда открыты для тебя — единственного из всех наших общих знакомых. Ты не можешь винить меня за то, что твои постоянные шутки «на полшестого», постоянные намёки ниже пояса, вызывают во мне беспокойство. Ты один из умнейших и наиболее уважаемых слизеринцев нашего потока. И я тревожусь, что это только пока. Потому что выбранный тобой курс не добавляет тебе уважения, и ты теряешь весь свой бриллиантовый разум в постоянных поисках удовольствий. Прошу тебя, возьми себя в руки. Я поделился с тобой своей симпатией к Гарри — с первым и единственным человеком. И я надеюсь, что однажды и от тебя услышу оценку кого-то не по глубине или размерам его интимных частей тела и громкости стонов. Я хотел бы и дальше называть тебя другом, Блейз. Возьми себя в руки. Забини замер, не дойдя нескольких шагов до дверей. Но так ничего и не ответив, ушёл. Однако то, что он не хлопнул дверью, вселило в Драко определённую надежду. Сейчас было самое отвратительное время, чтобы наживать врагов. Однако вспомнив гадкие, мерзкие выражения Блейза о Гарри, он позволил себе ещё одну мысль: «Пятнадцатое августа — ничем не хуже любого другого дня…»