Позволь себе сложить оружие

Гарри проснулся совершенно разбитым. Настроение было хмурым, самочувствие ужасным. Настолько, что из постели вылезать не хотелось. Прикоснувшись по привычке к груди, он почувствовал необычную пустоту, и тут же покраснел от воспоминания о своём детском порыве сорвать подаренную Драко Золотую клетку. Подумав послать Типпи за давно уже забытым Восстанавливающим зельем, что он пил поначалу, Гарри прислушался к себе и понял, что физически здоров. Зато эмоции, волнения, тяжесть и страдания сосредоточились в голове, сковывая и тело, и мысли. Прошлая ночь и весь вчерашний день были преотвратительнейшими. Стыд за своё неумелое обращение с собственной магией, страх последствий этого выброса — не для себя, а для Малфоя, но главное, чудовищная обида на Драко за то, что тот так грубо отказался от его помощи, подавляли и угнетали. Гарри впервые с момента, как оказался гостем Мэнора, действительно боялся увидеть своего покровителя. Подумав, что нарушение одной традиции логично ведёт к нарушению и другой, он твёрдо решил пропустить совместный завтрак. Он позвал домовика, и тот сообщил ему, что Хозяин рано откушал и сейчас занят. «Вот и замечательно», — подумал Гарри, и попросил чай в сад. Размышлять о том, свидетелем чему стал вчера вечером, он не стал, удовлетворившись лишь выводом, что Драко оказался прав, и сейчас никому, кроме него, до Гарри нет дела. Никто не волнуется о нём, никто его не ждёт и не ценит, и… И он сглупил, проявив себя наивным ребенком, так нагло заявляя Драко о том, что в его жизни есть кто-то ещё. После утренней пробежки он окунулся в пруду у северных границ и не стал возвращаться в дом, вместо этого устроившись в своей беседке. Как ни странно, она чувствовалась своей собственной, персональной, а не частью огромных владений Малфоев. Гарри здесь по-особенному нравилось — место было восхитительным, вид открывался чудесный. Он всё продумал: и удобные скамьи, и цветы, обвивающие опоры, а журчание ручья неподалёку дополняло впечатления. Гарри выбрал это место для беседки за его неповторимую атмосферу и не мог не наслаждаться полученным результатом. Уточнив у Типпи, где хозяин, и убедившись, что за ним никто не станет наблюдать, — сегодня отчего-то особенно не хотелось попасть в глупую ситуацию, — Гарри разлёгся на широкой скамейке, игнорируя этикет и рубашку. Настроение было не самым солнечным, несмотря на отличную погоду, однако тишина и покой этого волшебного уголка постепенно вывели Гарри к ровному течению мыслей. Вопреки своему проигрышу, вопреки новым порядкам и новой власти, он был здесь — в Мэноре, под покровительством Драко. Который так много сделал для него. То, что они были в ссоре, только усугубляло чувство вины невозможностью хотя бы бегло убедиться, что Драко не слишком сильно сердится на него. Не только за гостиную — хотя у Гарри до сих пор мурашки по спине бежали от воспоминаний о той катастрофе, что случилась там. Гарри не боялся, что Драко захочет как-то навредить ему — всё же то доверие, что рождалось между ними все эти долгие недели, не было пустым звуком, но ему не хотелось, чтобы Малфой злился на него. Драко его спас, что, судя по разговорам, было не просто и имело высокую цену, которую он готов был платить. Он всё это время заботился о нём, не переходил определённые границы, бережно относился и к чувствам, и к телу Гарри, искренне интересовался им, хвалил, подбадривал, мягко направлял. Он проявлял столько доброты и терпения, столько выдержки и уважения к нему… А теперь вот сердился. И это было невыносимо осознавать. И хотя сам Гарри искренне обижался на него за такие грубые слова, за неверие, за то, что не делится с ним своими проблемами, где-то в глубине души он понимал, что пусть это звучало и жёстко. Но правдиво. У Драко всегда была своя жизнь, свои личные дела и своё личное пространство — это совершенно естественно. И всё же он по мере своих возможностей никогда не отказывал Гарри в его просьбах, давая даже больше, чем Гарри смел мечтать. И да, Гарри мог сказать, что был свободен, как и сам Драко. Он мог принимать решения, касающиеся своей жизни, своих занятий, желаний, времени, а иногда даже времени Драко тоже. Мерлин, глупо-то как! Драко доверил ему свой дом! Стал его другом! Как ни больно было признавать, Гарри сам отказался от борьбы, от сражений, он не хотел ввязываться более ни в какое противостояние. И отказ Драко был вполне резонным, пусть и невероятно болезненным. Гарри стало стыдно за свою несдержанность и импульсивность. Он видел, как Драко сильно устаёт, как он буквально пропадает за работой, не щадит ни времени, ни сил, а ещё и уделяет ему — Гарри — это драгоценное время, жертвуя собственным отдыхом. И неожиданно Гарри понял, что самая большая помощь с его стороны, которую он действительно в силах оказать — это не создавать лишних проблем, не мутить воду, а воплотить спокойную, тёплую и приятную гладь — тот уголок для Драко, куда он сможет приходить, отдыхать душой, и, возможно, наполняться силами. Вот о чём говорил Лорд Финеас! Не о Мэноре, как живом и требующем постоянного внимания магическом поместье, а о доме, которого у Драко нет! То есть, не было до прихода сюда Гарри. Ведь не нарочно, походя, где-то даже случайно именно это Гарри и делал. Драко показал великолепнейший пример, как надо заботиться, ограждать и лелеять, и Гарри совершенно естественно перенял этот пример, заботясь о Драко. Создавая для него дом — тот, который уютный, надёжный, неприступный и закрытый от посягательств на покой. Поэтому Гарри отринул свои намечающиеся депрессивные каникулы, отставил в сторону свои страдания по поводу несправедливости резких слов, поднялся со скамьи и призвал Типпи. — Расскажи мне, о мудрейший из домовых эльфов славного Малфой-мэнора, что я натворил в лиловой гостиной? И как это можно исправить? Теперь он с ещё большим усердием сосредоточился на управлении Мэнором, который был настоящим магическим живым организмом, попутно организуя завтраки, обеды и ужины, выскабливая пепел из шёлковой обивки стен той самой гостиной, заказывая починку мебели, с которой домовики управиться не смогли, старался быть незаметным, но полезным, давая распоряжения сделать Драко ванную перед сном или отнести перекус в кабинет. Иногда Малфой приходил в столовую— молчаливый и сосредоточенный, быстро ел и снова скрывался в шифоновой гостиной или кабинете. Гарри не смел навязываться, давая отчёт о своих успехах, сухо и по делу, ни разу не увидев хотя бы тени того взгляда, что неизменно грел его раньше. Нет, Драко не выглядел злым, обиженным или надменным. Он не был чужим, как в той беседе ночью после бала. Он был закрытым, серьёзным, иногда встревоженным. Внимательным, но отстранённым. И это давало Гарри понять, что общаться ближе уже нельзя. А ещё Гарри боялся попросить прощения. Ему казалось, что это действие вскроет рану, заставит Драко отвлекаться на него, тратить эмоциональные силы, которые ему были так нужны для его задания, в чём бы оно ни заключалось. Гарри просто был, просто был там и не ждал ничего взамен. Был в присланном обеде, если Драко не выходил в столовую, был в ароматной ванне поздним вечером, приготовленной домовиками по распоряжению Гарри, был в мягком пледе, если вдруг Драко случайно засыпал у камина. Гарри просто был в том количестве, в котором он нужен самому Драко, проявляя внимание, заботу и свою признательность. Драко в это время изо всех сил старался сосредоточиться на работе. Старался, но выходило далеко не всегда. Он видел, как яростная обида в глазах Гарри сменяется на возмущение, понимание, а потом даже вину, но принятое в кошмарном сне решение — отстраниться, сделать шаг назад — казалось ему верным. Всё, что Драко мог для него сделать, он уже сделал. И теперь только Гарри решать, как дальше поступать. Пожалуй, впервые за всё время Гарри в этом доме, Драко давал ему не просто пространство для самокопания, но и дистанцию. Отвечал на вопросы, не резал разговор, просил о помощи по дому и даже давал поручения, напоминал о расходах, которые нужно оплатить, но не лез в душу и сам свою не открывал. Он полностью доверял Гарри во всём, что касалось Мэнора и его обеспечения. Наверное, поэтому решился попросить его о непростом заказе. Однако Гарри нашёл всё, что требовалось, нашёл способ оплатить этот заказ, хотя поставщик деньги ценил не так уж и сильно, и даже организовал доставку. И всё это в абсолютной тишине, а главное — секретности. Гарри не спрашивал лишнего, понимая, что скорее всего не добьётся ответов на свои вопросы, но сделал даже больше, чем Драко мог рассчитывать, показав на практике, что за эти почти три месяца научился действительно многому. И не просто читать старые книжки, но и думать, использовать альтернативные пути мышления, а главное, добиваться результатов. Драко сожалел о том, как разговаривал с Гарри в ту ночь, однако не жалел о том, что сказал. Даже если вынести их обоих из этих обстоятельств, забыть о существовании Тёмного Лорда, о судьбе Британии и о прошлом Золотого мальчика, в отношениях с дорогим и близким человеком Драко никогда бы не допустил, чтобы тот оказался в рискованной ситуации. Оберегать, заботиться, создавать все условия для счастья — таким он видел себя в семье, в дружбе, в любви, в конце концов. И будь этот разговор далёк от его тайных мотивов, он сказал бы то же самое. Только не акцентируя внимания на беспомощности и мнимой ничтожности своего Гарри, а объясняя себя более открыто и мирно. Сути же это не изменило бы. Он может защитить и обеспечить и себя, и дорогих ему людей. Только так. И никогда он не допустит, чтобы его проблемы решал кто-то другой. Особенно тот, кого стремятся защищать не только его душа и мысли, но и магия. Смотреть на метания Гарри, когда он то совершенно гармоничен в своём одиночестве, то наоборот потерян в заботах, то задумчив и сосредоточен… Смотреть на Гарри и скучать по нему стало какой-то больной привычкой за эти дни. Однако Драко видел, что Гарри это время действительно нужно. Чтобы заглянуть внутрь себя, а возможно, и на самого Драко взглянуть с другой стороны. Иногда он не мог отделаться от мысли, что вот-вот — и Гарри не выдержит — выскажет ему, накричит, напомнит о себе, но то ли гордость, то ли действительное приятие ситуации не давали Поттеру истерить. С каждым днём Драко всё сложнее было видеть виноватый взгляд Гарри, но тот опускал глаза, уходил от любой острой темы разговора, неизменно проявляя внимание и заботу о его здоровье, питании, даже развлечении — если так можно назвать осёдланного Пифагора как-то вечером после ужина, когда Драко присел на диван в белой гостиной, чтобы перевести дух от своих изысканий. Всё уже было почти готово. Но от этого «почти» Драко сходил с ума, потому что как только он завершит последнюю руну, как только заключит этот контур в пределы, как только закончит… Останется только ждать, а ждать подобного события просто невыносимо. Поэтому Драко жадно наблюдал за Гарри, откладывая последние штрихи, и постепенно во взгляде видел не только виноватые искорки и беспокойство. Прежний Гарри постепенно растворялся в этом опыте новых переживаний, и сейчас на глазах Драко происходило рождение нового Гарри. И это что-то новое вдохновляло его на самые невероятные надежды. Потому что Гарри скучал. Это были не просто догадки Малфоя. Гарри скучал, и признавался себе в этом даже без особенного стыда. Он скучал по общению, скучал по теплу, по смеху, по таким ставшим совершенно привычными теперь прикосновениям, шуткам, обмену мнениями, ироничным комментариям. Даже когда Драко часами работал в своём кабинете, он находил время для лёгкой шутки между делом или присылал Гарри весточку с напоминанием поесть в обед или приглашением на ужин. И Гарри безумно скучал по этому. По Драко, такому, каким он был с ним. День за днём вспоминая их общение, он всё чётче понимал, что помимо этой секретной части жизни — во всём остальном Драко был с ним. Он весь был к нему — и душой, и телом, и мыслями. Он весь был для Гарри. Всё сложнее становилось игнорировать своё желание извиниться. Поговорить, объясниться и наладить отношения. Но каждый раз пытаясь представить себе подобный разговор, Гарри сливался. Чего-то важного не хватало в его понимании, чтобы всё расставить по местам. Это расстраивало, смущало и не давало сделать шаг к примирению.

***

Парни идут по тенистой аллее. Летний вечерний ветер приятно холодит кожу — вечер ещё светлый, но уже тихий. Вокруг малолюдно и очень уютно. Они говорят ни о чём, лениво пинают друг другу каштан, атмосфера между ними привычная и нет: дружеское, близкое общение, но Драко помнит его другим — не таким свободным и ребяческим. Аллея слишком резко упирается в озеро, и Гарри предлагает: — Искупаемся? — Не, — Малфой удивлённо смотрит на свои руки в карманах, но он здесь — всего лишь наблюдатель. — Надо днём, уже холодно. Они теперь идут вдоль берега с лавочками и фонарями. Чувствуется приближение осени, всё стихает, летние развлечения уже в прошлом — Драко понимает это как данность, не особенно вдумываясь, куда привёл его сон Гарри. Парни не знают, чем заняться, от безделья становится скучно. Но вот взгляд Драко упирается в афишу, и он будто выныривает из своего ленивого настроения и предлагает: — О! Погнали в кино! — Нее, это жалкая пародия на экшн. Главная героиня не тянет на супергероя. — Почему? — интересуется Малфой. Ему это действительно интересно, он включается в игру, чувствуя, что теперь не просто подсматривает чужой сон, а участвует в нём. — Ну как можно своими женскими прелестями и постоянным хлопаньем глазок спасти весь мир? — Дай-ка подумать…— Драко картинно прикладывает растопыренные пальцы к щеке, закидывая голову то влево, то вправо, — Ой, посмотрите, я вот так могу, и вот я какая крутая, — перекрещивает руки на груди, дотягиваясь до самых плечей, словно обнимая себя, — А ещё вот какая супер-мега-боевая! Гарри заливается смехом, вызывая у Драко улыбку. Он словно снова четырнадцатилетний пацан на летних каникулах, и Драко залипает. Он видел разного Гарри, и в своих снах, и в его — активного, инициативного, отзывчивого и ласкового, но он особенно любил те разделённые сновидения, где Гарри — настоящий, тот, которого он никогда не видел в школе или в Мэноре, тот, который прячется где-то внутри. Драко обожал открытые реакции Гарри и жалел, что тот не помнит своих снов. Гарри был почти таким же, как в реальности, только более открытым и свободным. А ещё Драко всегда было интересно прикоснуться к подсознанию Гарри, и он уже почти ничему не удивлялся — даже своей магловской одежде на этот раз. Хотя понимание природы таких снов многое расставило по местам, и Драко был немного недоволен собой, что ему понадобилось так много времени, чтобы понять, что происходит с его сновидениями. — Да, да, именно так! — Гарри подхватывает, а Драко выныривает из своей осознанности — сон продолжается. — Мистер злодей, я сейчас откину вас взмахом своих ресниц! — Гарри перекрещивает пальцы обеих рук и укладывает на них подбородок, картинно закатывая глаза и хлопая ресницами. — Или взмахом локонов, — Драко дурачится, запуская пальцы в длинную чёлку, и снова запрокидывает голову, открывая шею. Он никогда, совсем никогда так себя не вёл. И это весело. Гарри зависает на мгновение, словно замирает на секунду, не отрывая взгляда от его шеи — длинной и гибкой. И вид у него такой, будто он её впервые видит. Одними губами Поттер произносит: «Вау!», но Драко ещё не закончил. А ещё ему нравится красоваться перед Гарри, вызывая такие взгляды. — А ещё в чулках у меня есть тайное оружие, — Драко приподнимает ногу и легко проводит от колена чуть выше по бедру, вызывая у Гарри новый приступ хохота. Он засовывает руку в карман, расслабляясь, отпуская это паясничество. — Короче я понял — фильм отстой. — Да, — Гарри легко толкает его плечом в плечо, — Посмотрел на тебя, будто фильм уже и увидел, мисс конгениальность. — А то, я само совершенство, — Драко фыркает и снова думает, что это поведение для него ново, но совершенно естественно. Он возвращает лёгкий толчок Гарри, но у того заплетаются ноги и он спотыкается, грозясь завалиться. Драко хватает его под руку и дёргает на себя, оказываясь близко, приобнимая. В голове проносится мысль о должной неловкости, но её нет. Ни у него, ни у Гарри. — О, какая бицуха, — комментирует тот свои ощущения, пока щупает через тонкую ткань мышцы Драко, и добавляет, — И правда мой герой-спаситель… — намекая на уже пройденную тему с афишей киноэкшена. Они всё ещё болтаются по улицам. Уже темно и поздно, но расставаться не хочется. Гарри ловит ощущение, что всё это уже между ними было — эта близость, лёгкость общения, непринуждённость прикосновений, лёгкие шутки, но он будто-то сам чувствует себя свободнее и видит Драко другим — который ничего из себя не строит, и вообще в джинсах и кедах. Гарри понимает, что знает этот район досканально, но во сне совсем не удивляется тому, что это Литл Уингинг. Его взгляд выхватывает маленькую кофейню, в которой всё ещё горит свет, и Гарри машинально хватает Драко за рукав, срываясь на бег: — Погнали! Забежав внутрь, они почти падают за столик, всё это громко, снова весело и снова естественно. Бариста сообщает, что они скоро закрываются, и Гарри, подмигивая Драко, произносит: — Не проблема. Закроетесь через два латте, — и улыбается ещё шире. — Ты должен это попробовать, Драко! — откуда в нём уверенность, что Драко такого не пробовал, он не знает, но реальность здесь меркнет без следа. За столиком они перекидываются шариком из смятой салфетки, изображая великих спортсменов в броске за решающий гол. Бариста смеётся вместе с ними, когда приносит два высоких стакана, венчающихся шапкой взбитых сливок. Драко с интересом делает глоток и удовлетворённо мычит, кивая головой. Гарри снова расплывается в довольной улыбке: — Я же говорил! Мускатный орех и апельсиновая цедра! Я знал, что тебе понравится, — и снова, откуда эти мысли, Гарри не знает — он и сам такого не пробовал, только слышал от кого-то, однако эти чувства, когда Драко нравится то, что делает для него Гарри — они бесценны. Драко стирает сливочные усы, аккуратно сворачивая салфетку, удивляясь, насколько многое было скрыто от него, пока Гарри был в сознании, и поднимает взгляд на своего визави. Гарри опять зависает: кончик носа Драко выпачкан сливками, и кажется, что эта белая точка на идеальной коже имеет магнитический эффект. Он перевешивается через столик и тянется к лицу Малфоя, большим пальцем стирает сладкую каплю с носа, вскользь касаясь ладонью его щёки, гладит её невзначай, а потом откидывается на свой стул и слизывает добычу. Вид у него абсолютно спокойный, быть может, немного дерзкий, мол: «Что? Что такого?», и Драко наполняется этой лёгкостью и непринуждённостью, улавливая эти эмоции от Гарри — всё между ними замечательно, легко и тепло. И весь двойной подтекст, который можно было бы разглядеть, он не довлеет над ними, не вызывает никакого неприятного напряжения или отторжения. Они просто отдыхают, кайфуют, зависают, и что там ещё делают обычные маггловское ребята в свои летние каникулы… Поток шуток и смешков прерывает уставший голос: — Ребят, чешите-ка уже куда-то в другое место… Оказавшись на улице, они стоят под дождём, и Гарри тянет Драко под холодные капли, игнорируя любое укрытие. Они задорно смеются и кричат, перебегая от одного дерева к другому, и, наконец, останавливаются под огромным дубом, густая листва которого уже не пропускает дождь. — Ты меня вымочил, — Драко наклоняется вперёд, встряхивая мокрые пряди со слабой надеждой, что они могут высохнуть. Потом резко выпрямляется, откидывая чёлку назад, и Гарри опять смотрит на его тонкую шею, на изгиб его челюсти, на губы, растянутые в улыбке, обнажающие ровный ряд зубов, на брови и на лоб, к которому прилипли несколько прядей. — Это не я, это ливень, — и Гарри легко проводит пальцем по его лбу, стирая щекотные капли и сдвигая пряди с глаз. Они улыбаются и снова не хочется расставаться. Гарри понимает, что уже поздно, но в животе такие эмоции, такой трепет от этой глупой радости, что расставаться не хочется. Утром Гарри жуёт тост, не дождавшись, пока поджарится бекон и сыр, и орудует лопаткой на сковороде, а то самое вчерашнее чувство всё ещё с ним. Так жаль было расставаться… В дверь стучат, и он запихивает остатки тоста в рот, вытирает руки о футболку и идёт открывать. — Эй, у тебя что-то во рту застряло, — шутит Драко, указывая на корочку от тоста, которую Гарри всё ещё держит между зубов. — Погнали на озеро, хватит тухнуть дома, лето кончается! Гарри сияет глазами, не рискуя улыбаться с полным ртом, и в следующее мгновение они оказываются по шею в воде. — Давай наперегонки, — предлагает Гарри, и они плывут к берегу, рождая миллионы брызг резкими и быстрыми движениями рук, специально подначивают друг друга, мешая, сбивая с намеченной цели. Гарри хватает вырывающегося вперёд Драко за плечо и увлекает за собой под воду, лишь бы не дать ему победить. Драко выныривает и отплёвывается со смехом, и уже никто никуда не спешит: — Обломщик, — он опять ныряет, а потом снова закидывает голову назад, позволяя воде стекать по его лицу и глазам, и Гарри замечает непонятно откуда взявшийся листок, прилипший к шее Драко. Как завороженный, он, не замечая, как и почему они уже на берегу, подходит ближе и укладывает ладонь на его шею, полностью укрывая её своей рукой. Он чувствует тёплую кожу, её нежность и даже пульс — кончиками пальцев — и долгим мягким движением убирает, наконец, этот листочек. Неловкости никакой нет — всё выглядит и чувствуется очень правильным. А Драко с трудом воспринимает такого Поттера — смелого, лёгкого и флиртующего, совершенно неотразимого в своей непосредственности. Момент сменяется другим, сон вообще становится слишком стремительным, словно подсознание Гарри торопится показать ему самые яркие моменты возможной реальности. Они оказываются у фонтана, одежда на них сухая, и даже щёки немного горят от долгого солнца. Гарри сидит на гранитном бортике, глядя снизу вверх на Драко. Тот без рубашки, смотрит куда-то в сторону, а в руке держит колосок, на который Гарри смотрит неожиданно ревниво — Драко покусывает сочную траву, иногда сжимая её губами, и это слишком заметно, слишком привлекает внимание. Другая рука Малфоя расслаблено лежит в кармане джинс, оттягивая пояс немного неприлично, и Гарри разглядывает, оценивает торс Драко — он смотрит легко и без стеснения, внимательно, и это приятный вид. Драко очень красивый, и несмотря на своё худое телосложение — очень сильный и на его теле прослеживаются все мышцы. Гарри хлопает Драко по ноге, как будто тот не чувствует его внимания, его взгляда, будто не знает, что на него так явно глазеют. — Эй, великолепный мраморный Колосс, отомри, — он снова легко улыбается, вызывая у Драко ухмылку. — Если я мраморный Колосс, то ты тогда кто? Песчаный, ветреный, безумный Дионис или солнцеокий предсказатель Аполлон? — Гарри прячет своё лицо в ладонях, скрываясь от Драко, наигранно смеясь, не желая показывать своё смущение от таких слов, такого смысла, но ему хочется вернуть этот момент. Драко запускает руку в волосы Гарри, его пальцы скользят по лбу, по контуру брови, по скуле и щеке, находят подбородок и нежно, но властно, приподнимают его, находя желанные глаза. — Кто ты, Гарри? Что за мифическое нечто?! — Может и нечто, — замирая, отвечает Гарри, перехватывает руку Драко и нежными касаниями гладит его ладонь — такое простое и тёплое движение, которое очень правильно чувствуется в моменте. — Главное, что тебе это нечто нравится…

***

Гарри проснулся с этой мыслью: «Главное, что тебе нравится…» Она была словно ни о чём, однако Поттер тонул в ощущении тепла, единения, чего-то совершенно неповторимо-прекрасного. Утренняя нега мягко укутывала его в полусонные объятия, воспоминания мягко возвращались к нему общей картиной. «Какой классный день… Вот бы повторить». Гарри, улыбаясь, потянулся в кровати, нехотя разлепил глаза, в предвкушении новой встречи с Драко. Но увидел кремовые портьеры, резное изножье кровати, тяжёлую дверь и огорчился, признав, наконец, что находится в Мэноре, а не в Литл Уингинг. Это был сон… Замечательный, действительно прекрасный сон. Удивительно, но этот он запомнил. Как и тот, в котором был совсем один в своей каморке, так и не дождавшись своего Драко. Гарри прикрыл глаза, вспоминая подробности настроения: их незамысловатое и открытое общение, их касания — такие правильные и лёгкие, Драко, такой необычный в своей простоте, такой по-новому привлекательный. И такой смешной… Гарри никогда в жизни не представил бы, что Малфой может поглаживать свои коленки длинными, тонкими пальцами, ещё и настолько дерзко, но иронично, или так взмахивать своими волосами, или с такой лёгкостью отбивать его шутки. Это был лишь сон, но такой настоящий… Настолько реальный, словно они могли бы прожить каждый такой момент и в жизни. Ведь могли бы? И латте попить, и поплавать вместе, и… Гарри нахмурился и открыл глаза: яркие воспоминания, не только о событиях, но и об ощущениях, наконец, догнали его. «Листочек — это ведь было ничего особенного. Во сне ведь всё же было чудесно и прекрасно», — он чётко помнил, как Драко спокойно стоял перед ним и тепло улыбался. И так же чётко помнил, что именно он делал. И пусть во сне это было будто бы можно, это было прекрасно и так просто, но теперь внутри разросталось это странное и непонятное волнение. Гарри не мог понять, что изменилось. Он даже сел на кровати, стараясь получше сосредоточиться и подумать. Во сне его ничего не смущало, но сейчас что-то было не так. Это было весело, забавно, это были настоящие каникулы, но почему-то Гарри никак не мог расслабиться, чтобы ещё понежиться в кровати. Детали сна приходили внезапно, и они по большей части заставляли улыбаться, но вот некоторые моменты… Больше всего его шокировала его собственная ладонь, полностью закрывающая шею Драко, то, как ощущалась его кожа подушечками пальцев, и как по этой влажной коже скользил маленький листок, ведомый движением его большого пальца. Он буквально чувствовал это — как нежно и мягко он касался Драко во сне, и как Драко реагировал на это. Гарри моментально разозлился на себя от того, чем он тут занимается. Настоящим самообманом! Вот откуда это странное волнение внутри! Гарри бы на такое никогда не решился, точнее, он никогда с подобными эмоциями, намерениями и чувствами к Драко не прикоснулся бы! То, что подсознание подбросило ему в образах, было полнейшей выдумкой! И Литтл Уингинг, и каникулы, и собственный пустой дом, и озеро в конце аллеи. И кофе, да, кофе был ложью! Всё в этом сне было ложью! Гарри отвернулся к окну, складывая руки на груди. Настроение испортилось, при свете дня этот сон уже не казался таким прекрасным и лёгким. И ничего реального в этом сне не было. Он так никогда себя не повёл бы. То есть… В таком контексте… То есть, вот так… Его мысли буксовали, не желая выдавать результат. Но Гарри знал ответ, знал. Он никогда бы не стал так флиртовать с Драко, если бы встретил его на выходных дома. Или на каникулах. Он просто не способен на такое — он даже с девочками никогда так себя не вёл. Не поправлял чьи-то волосы, не трогал за руку так трепетно, не… О, нет… — О, нет! — на всю спальню раздался его возглас, когда Гарри осознал, что думал о себе совсем не так, как было на самом деле. Он даже похолодел внутри, и глаза его расширились в панике и полном неприятии действительности. Можно было сколько угодно оправдываться, проговаривая про себя, что этого никогда не случалось, но противный голос скрипел совершенными фактами: да, да, именно это он и делал — смотрел, касался, шептал, улыбался и не хотел прощаться… Засыпал под приятный тембр его голоса, светился счастьем от того, что смог порадовать его, заливался румянцем от похвалы и млел под его тёплыми, нежными руками, и не боялся. — Не может быть… — снова простонал он в пустую спальню, словно надеясь, что зеркало подтвердит его сомнения. — Не-ет, это просто невозможно… — но память живо подкинула ему несколько фрагментов, не только из этого переворачивающего всё сна, но и из вполне реальной жизни. Ведь именно об этих случайных, совершенно не намеренных жестах и словах говорил ему Драко. О пальцах на ещё выпачканных в муку щеках, о руке в руке, о комплиментах на грани признания… «Принцесса Малфой-мэнора»… Такая очевидная теперь двусмысленность… Гарри обхватил лицо руками, чувствуя жар своих щёк: «О боже мой, Господи, Мерлин всемогущий! Я флиртовал с Драко!», и он укрылся простынёй с головой, падая обратно на кровать. Но долго оставаться в постели с такими осознаниями было совершенно невозможно. Игнорируя завтрак, он сорвался к Лорду Блэку, надеясь занять голову чем-то полезным. Он боялся практиковаться с тех пор, как разнёс лиловую гостиную, но в глубине души знал, что тренировки скорее помогут ему сдержаться в случае чего, чем его страусиная позиция. Однако в кабинете Нарциссы звучали голоса. — … часы и недели… И из потраченного в библиотеках времени я извлёк действительно полезный опыт, предок мой. Только сейчас у меня этого времени нет… — Драко был раздражён. Это чувствовалось больше, чем слышалось, но Гарри всё равно отметил, что знает тембр голоса Драко достаточно, чтобы отличать его настроение. И это было приятно. — Я могу предположить, но точно сказать можете лишь вы сами, Лорд, Память рода и ваши природные черты, ваши навыки… — Да-да-да, я же само совершенство, — послышался шорох и тихие шаги по ковру, а потом скрип кресла. — Погнали! Голос Драко звучал уже из глубины кабинета, но интонации были точь в точь, как во сне, когда Гарри уволок его в ту кофейню. И фразу о совершенстве Гарри тоже уже слышал. Ужаснувшись собственной реакции, он тихонько отошёл от кабинета. В висках застучало. Он был невозможно растерян. Эти простые, совершенно случайные напоминания словно вернули его в его спальню, где Гарри так опрометчиво посчитал свой сон чем-то прекрасным. Но ведь это были просто игры его подсознания! Спорить с фактами было глупо, но ещё глупее было рассматривать свои прошлые поступки, пытаясь придать им больше весомости в дружеском ключе. Чаша весов в его воображении то склонялась к абсолютной нормальности такого поведения, то наоборот опасно кренилась в сторону неприемлемости, неправильности, постыдности. Как же он мог?! Как мог так льнуть к парню, как мог такое говорить, как мог так ждать их встреч и общения… И как мог не заметить того, насколько однозначно это поведение он бы трактовал, будь Драко девушкой… Ещё одна догадка внезапно выплыла на поверхность сознания — «Так вот почему он подстригся». Как ни странно, Гарри стало по-детски обидно. Казалось, что его жестоко обманули и вынудили, но он никак не мог понять — в чём обман, и к чему его склонили. А ещё он был очень смущён. Драко отреагировал на его комплимент. Не словами, не простым «спасибо», не ухмылкой… Он изменил свой образ, словно хотел показать, каким ещё может быть… Хотя никак не показал, что сделал это для него, или из-за него… В отличие от самого Гарри, Драко точно знал, что делает его протеже, и точно знал всё о себе — свои намерения и желания он никак не скрывал. Но не приставал, и его ответный флирт был тонким, аккуратным, обходительным. Ответный флирт! Мерлиновы подштанники! Ответный! А ещё во сне Драко был с ним таким же честным, как всегда, это Гарри, как жираф, дошёл до сути три мили спустя… Он вспомнил эту пару «прожитых» в неяви дней и ему алогично захотелось их повторить. Ту лёгкость, независимость и свободу. Ему с Драко хорошо, всегда хорошо… И Драко с ним — тоже. Интересно, если бы Малфою приснился такой сон, может, он бы перестал быть таким вежливо-отстранённым и правильным, и вернулся к их дружескому общению? Потому что Гарри истосковался, измучился, он уже выть был готов от того, что Драко так близко, и так далеко одновременно… И если бы они снова поговорили… С другой стороны, где гарантия, что глупые бабочки снова не заставят его сделать какую-нибудь очередную глупость? Где гарантия, что он снова случайно не начнёт флиртовать? И что делать с тем, что Гарри совершенно не притворяется и совершенно не думает о подтексте — что он делает всё это искренне? Самым мудрым ему казалось поделиться своими сомнениями с Драко, даже если это была смущающая, очень страшная и совершенно невозможная тема. Но Драко был близким. И сказать ему то, что на душе, было правильно. Вот только как выцедить эту возможность в их холодном и почти официальном общении? Не зная, что делать, Гарри, десятой дорогой обойдя кабинет Нарциссы, ушёл в сад, понимая, что снова подслушивать Драко он просто не имеет права. Тем временем, Драко вслушивался в скрип старческого голоса, с каждым словом всё больше разочаровываясь в себе. Потому что ответы, которые он получал, были очевидными. — Вы сказали, юноша, что чувствовали себя иначе во сне. Естественно! Разделённые сны очень редко бывают односторонними, очень… Ведь души стремятся к единению… У вас богатая предыстория, Гарри делился со мной некоторыми моментами, но вы с чистого листа переписываете её, оба. И если вы спросите меня, почему именно сейчас почувствовали это иначе — более реальным и целостным, то я отвечу — вы позволили себе это. Скорее всего то украшение, что теперь покоится под вашей рубашкой, сыграло в этом ключевую роль… Ведь раньше оно было на груди другого… Ваш свет согревал его, а теперь так же согревает вас. Но свет научился чужим эмоциям — два месяца прошло, как никак… И показывает вам его, юношу, который так важен для вас. Показывает с другой стороны… И не важно, поверьте, кто из вас видит свой сон, а кто его разделяет… — Это вам может быть неважно, Лорд Блэк, вы уже сотни веков здесь висите. А мне важно! Важно понимать, видел ли он мои сны! — в этот момент Драко чуть зарумянился, вспоминая те из них, которые были отнюдь не невинными. — Какая разница? Если он их не помнит? Вероятнее всего, его сил пока просто недостаточно, чтобы чувствовать с вами наравне, и гулять по вашим сновидениям, но даже если я ошибся — он не помнит ни одного из них. Он сам мне так сказал… Драко ничего не ответил, углубившись в свои мысли. Даже не попрощался — просто кивнул и вышел за дверь, намереваясь прервать наконец эту их холодную войну. Он видел, что Гарри скучает, видел, что тянется вернуть всё, что было между ними, и сон это только подтвердил. Однако и сам он больше не мог выносить своё добровольное одиночество. Поэтому у него самого перехватило дыхание от волнения и радости, когда он передал Гарри через домовика приглашение полетать после обеда.