Позволь себе сложить оружие

Сердце Гарри забилось быстрее, когда он увидел фигуру Драко на поле. Во время их коротких встреч не было нужды действительно говорить, они перебрасывались лишь несколькими дежурными, бытовыми фразами. Сейчас же перед ним маячила неизбежность разговора. И несмотря на то, что эта необходимость уже давно назрела, Поттеру было страшно. И чем сильнее он чувствовал этот страх, тем решительнее намеревался изменить эту ситуацию. — Привет, — Гарри был растерян, не знал как себя вести, но глаза не прятал. Драко повернулся к нему и слегка улыбнулся: — Привет, — Гарри пронзил этот взгляд до глубины души, и они почти одновременно заговорили: — Мне следует… — Прости меня… — Гарри замолчал, но видя поощрительный взгляд Драко, продолжил, — Я понял, Драко, я очень виноват, и я хотел… — но Малфой перебил его, удостоверившись, что расслышал Гарри правильно. — Нет, Гарри. Я в любом случае не должен был так с тобой говорить. Это было слишком даже для меня. Я же знал о твоей львиной натуре, и всё равно упустил из виду такой поворот, — Драко всё больше расслаблялся, будто сбрасывая камень с души своей честностью, — Но я всё же обязан защищать тебя… И поверь, Гарри, я сделаю всё, чтобы тебя защитить. Нужно ещё совсем немного времени, и всё встанет на свои места. Я справлюсь, не волнуйся, хотя не могу не признать, что это приятно — что ты волнуешься… И не думай, что я не замечал твою заботу. Это тоже очень приятно чувствовать, Гарри, и я благодарен. Мэнор преобразился, и я видел лиловую гостиную… Её тоже не узнать… — они всё ещё стояли друг напротив друга, чувствуя какую-то неловкость и неуверенность, но и облегчение тоже. — Ты молодец, Гарри, и я должен принести свои извинения за такие грубые слова… — О, Драко, нет! — Гарри даже отступил на несколько шагов назад, понимая, что может не справиться с тем потоком мыслей, что нахлынули на него от такой похвалы. — Тебе совершенно не за что извиняться, совсем не за что… Ты был прав! Я ничего не знаю о том, что скрывается за высокими заборами Мэнора, и если сказать правду, то не слишком и хочу об этом знать… Без магии, без палочки, без какого-то понимания всех этих изменений… Что я могу там?! Я просто… — он решился и подошёл ближе, взял Драко за руку, несмело, совсем робко, будто сомневался, что ему это можно, но сжал её крепко и весомо. — Я просто очень беспокоюсь о тебе, я очень боюсь, что с тобой что-то случится, потому что мне кажется, что ты там один против всего мира. Но даже если я буду там рядом с тобой… Где шанс, что я только всё не испорчу? Я знаю, что ты потрясающий волшебник, что ты самый умный, самый… Сильный, образованный, проницательный… И что ты справишься, я тоже знаю. Я не сомневаюсь в тебе, Драко, но не могу избавиться от этого чувства внутри… Тревоги, волнения, беспокойства… Если с тобой что-то случится… Гарри ещё сильнее сдавил ладонь Драко, бегло глянул в его глаза и опустил голову, зажмурившись. Драко чуть потянул его и прижал к себе, крепко обнимая. — Я осторожен, Гарри, и буду ещё осторожнее ради тебя. Всё будет хорошо, я не первый день решаю этот вопрос. Всё будет хорошо… — Поттер закивал, подтверждая, что услышал его, но не мог отлипнуть от Драко. Он скучал. И по объятиям тоже. Может быть, даже по ним особенно. — Я должен попросить у тебя прощения ещё за одну вещь, мой цветочек. Я оставил омут памяти у тебя под носом… А в нём, вероятно, были те воспоминания, которые так испугали тебя… И самым сложным эти дни было волноваться о том, как ты? Как ты на самом деле? После выброса, после всего, что увидел там… Я могу только предположить, насколько шокирующим, вероятно, было видеть Тёмного Лорда так близко… — М-м, — отрицательно промычал Гарри, не поднимая головы. — Это конечно не было приятным воспоминанием, но я… Я будто бы смирился с ним… С тем, что он меня победил. С тем, что он не мог меня не победить — он же могущественный волшебник, не важно, за что он борется, он имел опыт и знания, о которых я до сих пор даже не догадываюсь. Он злой, да, он ужасный, и он какой-то мистически страшный — будто нелогичный, просто монстр, и всё… Но я так расстроился, и вообще, этот выброс, он не из-за него… — Вот как… — Драко нахмурился, но продолжал гладить Гарри по спине, успокаивая, и в глубине души расцветая всё сильнее и сильнее от таких простых прикосновений, которых был лишён, кажется, целую вечность. — Тогда что же произошло? — Я не знаю… — Поттер помотал головой, пожал плечами, уткнулся ещё сильнее Драко в грудь и забубнел, глотая слова. — Я туда случайно попал… Увидел людей, а потом… Твои танцы, разговоры, какие-то слышал, какие-то нет, и чувствовал твои эмоции. И я понял, что это Мембрана, я читал у Луиса Морле, понял, что этот артефакт делает, а потом эта девка, и твой танец с ней, и её эти липкие руки, фу, я так разозлился, что ты не ушёл, что ты это всё позволил, что ты там стоял и терпел эту всю гадость… Ты злился, и я разозлился, так сильно, что меня вышвырнуло из омута, но потом… Что-то случилось, как в кабинете Нарциссы… Что-то щёлкнуло, закрутилось, и… Вот… Оно само так вышло… — Само… — повторил Драко, уже соврешенно безотчётно прижимая Гарри к себе, теряясь в своих мыслях и этих касаниях, — разозлился… Давай договоримся, что ты постараешься больше так не падать в мои воспоминания… А я постараюсь больше не срываться на тебе так, несмотря на усталось или какие-то другие причины… — Малфой ещё сильнее сжал в руках плечи Гарри, позволил себе окончательно погрузиться в его запах, утопая в этой близости, а потом почувствовал дыхание Гарри на своей шее и резко пришёл в себя. — Ну что, теперь полетаем? — Согласен, — Гарри улыбнулся, кивая прямо Драко в плечо. Он не смущался, наоборот, душа успокоилась, в груди была лёгкость и отчаянная свобода, такая, что захотелось смеяться. Он чуть отстранился, чувствуя своей ключицей Золотую клетку, спрятанную теперь под рубашкой Драко, и с грустью подумал, что совершенный ребёнок ещё порой, но то, через что он прошёл за эти десять дней, сделало его сильнее и умнее. Хотя подарок хотелось вернуть себе. — Давай наперегонки, — Драко отошёл, призывая метлу, и закинул на неё ногу. — Давай, — Гарри неожиданно для себя покраснел и внутренне порадовался, что Драко этого не видит, находясь к нему спиной. Он испугался, что снова зациклится на своих самокопаниях, но очень быстро азарт выбил всё ненужное из его головы. Они лежали на траве после полёта — счастливые и, как ни странно — полные сил, хотя, казалось бы, полёт должен был их утомить. Но оба слишком долго ждали возможности снова общаться. И если для Гарри такая тишина между ними была хоть и гнетущей, пугающей и иногда давила призрачным страхом, что теперь он навсегда остался один в этом Мэноре — со всеми своими попытками ухаживать за домом и поместьем, заботиться не только о нём, но и о его хозяине, попытками делом исправить то, что он натворил, то для Драко эта тишина стала временем в том числе и осмысления того, как же плотно и глубоко Гарри вошёл в его жизнь. Малфой был сентиментальным, всегда, с самого детства, но это его качество совершенно неуместным казалось не только его родителям, но и ему самому. И решиться пригласить в свою жизнь кого-то настолько волнующего, как Гарри, и не только пригласить, но и действительно впустить глубже — в самую душу, в устроенный порядок, в дом — не тот, что своими сводами веками уже украшает эти места, но тот, что внутри… Это было смелое решение, и правильное. Потому что ему с Гарри было хорошо. Даже так — бегая от своих желаний, подавляя свои стремления, игнорируя порой совершенно бесстыдные сны, — ему с Гарри было счастливо. И не иметь этого даже сравнительно недолгое время оказалось отрезвляюще трудно. Потому что Гарри действительно стоил любых рисков. Слушать Драко — не его вежливые и точные замечания, довольно поверхностные приветствия и прощания и чёткие, короткие указания, а живого Драко было невероятно. Интересно, порой сложно, но захватывающе и колко — ведь Гарри действительно сомневался в том, что после всего Драко с ним останется прежним. Валяясь на траве, Поттер совершенно не заметил, как разговор зашёл на острую и серьёзную тему — Драко, разбираясь с тонкостями магических потоков от рассказа о своём первом магическом выбросе — который случился от скуки, на самом деле, перешёл к действительно предметному анализу того, как могут быть связаны практические занятия Гарри по беспалочковой магии и его несдержанность от эмоций после нырка в омут. Гарри слушал, наматывал на ус, сравнивал свои выводы. Он не переставал восхищаться уровнем интеллекта Драко. Казалось, что он знает буквально обо всём и может поддержать разговор на абсолютно любую тему. Однако этот предмет разговора сейчас, сразу после их примирения вызвал в Гарри отчего-то страх. Словно теперь он всегда должен будет особенно стараться, чтобы опять не навредить Мэнору. Во время полёта он как ребёнок радовался, и Гарри решил вернуть себе это игривое настроении. И прежде всего потому, что Драко выглядел забавно — лёжа на траве, он вещал с таким видом, словно это была лекция профессуры в каком-нибудь очень старом и ужасно уважаемом университете. Гарри очень ценил тот уровень открытости, который ему продемонстрировал Драко, рождая глубокую близость между ними. Тем забавнее сейчас казалось его увлечённо-серьёзное лицо. Драко лежал на спине с закрытыми глазами, ослеплённый солнцем, всерьёз рассуждая о том, что возможно палочка возникла изначально совсем не как помощница, а как ограничительный артефакт. Однако сейчас Гарри не смог противиться неуёмному желанию вывести Малфоя из равновесия. Лёжа на боку, Гарри незаметно сорвал травинку и слегка провёл ею по уху Драко, но тот был настолько поглощён своей речью, что не сразу понял, что произошло. Несколько раз отмахнувшись, он отстранился и повернул голову, чтобы посмотреть на то, что ему мешает. Но увидел только невозможно довольное и хитрое лицо sa petite fleur. То, как недоумённо и удивлённо выглядел Малфой, заставило Гарри совсем по-детски захихикать. Драко, ещё не успев переключиться, приподнялся на локте в ожидании объяснений. Однако тот сквозь смех, слегка задыхаясь, спросил: — Ну же, Малфой, ты что, не боишься щекотки? — Щекотки? — ошарашенно переспросил Драко, будто Гарри сейчас поинтересовался в каком из баров на Луне тот успел побывать. — Именно щекотки! Или ты подражаешь этим мраморным статуям в твоём саду? — Гарри легонько ткнул его пальцем в рёбра, отчего Драко дёрнулся, попытавшись прикрыться рукой. И вот они уже катаются по траве, пытаясь уловить удобный момент, чтобы ущипнуть или защекотать друг друга. Поймав нахлынувшую волну задора, Гарри принимается искать самое уязвимое место у соперника, щекоча уже его двумя руками, и в какой-то момент ему кажется, что он пробудил настоящего дракона — такой огонь начинает плескаться во взгляде серых глаз. — Ах так? Тебе конец, Поттер! — Драко слишком забавен в попытках сдержать смех, и вместе с тем, от него веет ноткой опасности, как от хищника, который слишком сыт, чтобы нападать на свою жертву, однако это не умалаяет всей его мощи и могущества. Но это только пробуждает ещё больший азарт в Гарри. Всё пространство заполнено их смехом, вскриками и шутливыми угрозами. В какой-то момент Гарри оказывается прижат Малфоем к земле, почти обессиленный, но очень довольный. Он смотрит на своего покровителя, на его растрёпанные волосы, на лёгкий румянец на щеках и на его искреннюю открытую улыбку. Драко нависает над ним, и теперь Гарри чувствует, как длинная чёлка, ниспадающая к его лицу, мягко щекочет его щёку. Атмосфера для Гарри едва уловимо меняется. — Сдаёшься, Поттер?! — он слышит, как Драко наслаждается своей маленькой победой, и отвечает, совершенно не задумываясь, с лёгким смешком: — Уже давно, — Гарри любуется его лицом, таким близким сейчас. Весь трепещет изнутри от переполняющего его счастья. Он не успевает подумать, а может, просто не готов пока вообще думать, он поддаётся неизвестно откуда взявшемуся порыву: поднимает голову и смело целует Драко в уголок губ, и только потом понимает, что сотворил. Драко немного не верит своим глазам и ощущениям, словно перепроверяет, не спит ли он, но сейчас его беспокоит то, как Гарри резко напрягся всем телом, в панике задержав дыхание, как в его глазах медленно, неповоротливо, но неотвратимо рождается непонимание и испуг. — Прости… — то ли Гарри шепчет, то ли Драко читает по губам, оглохнув от того, что его мальчик только что вытворил, но он молча откатывается на траву, выпуская sa petite fleur из своих рук, и Гарри, закрыв заалевшее лицо ладонями, делает несколько глубоких вдохов, а потом подрывается на ноги и сбегает. Глядя на его удаляющуюся спину, Драко целую минуту не может поймать ни одной мысли в голове — он счастлив слишком сильно, чтобы думать. Он уж точно никак не ожидал, что Гарри первым проявит такую невинную и долгожданную инициативу. В то же время лёгким шлейфом печали накрывает его мысль о том, что и Гарри этого тоже не ожидал. Что не думая его поцеловал, поддавшись порыву, а вот в голове это уложить ему ещё предстоит. Драко часто представлял этот момент, видел его во сне, находился в предвкушении воплощения своих фантазий, но никогда в его мыслях Гарри сам его не целовал в первый раз, а скорее позволял ему поцелуй. Сердце переполняет настоящее солнце — Гарри сам тянется к нему, доверяет, и, судя по всему, уже ИМЕЕТ такие желания. И очевидно, ему нужна минутка наедине с собой, чтобы выстроить мостики между чувствами и убеждениями. Драко откидывается на спину и закрывает глаза. Ближе к вечеру Драко всё же не выдерживает очередной дистанции между ним с Гарри и решается нарушить его уединение. Искать его не приходится — беседка — та самая, почему-то любимая, почему-то самая спокойная, укрыла его своей зеленью, но не спрятала от чужих глаз. Гарри сидит на широкой скамейке, поджав под себя босые ноги. Его голова покоится на колене, уверенно примостив подбородок, а глаза закрыты, хотя Драко не сомневается, что Гарри почувствовал его приближение. Садиться слишком близко Малфой не решается и выбирает скамью напротив, но закидывает руки на спинку позади себя, показывая, что готов к разговору. — Мне не за что прощать тебя, ma petite fleur chastе . И если тебе будет проще, мы можем сделать вид, что это была шутка. Или, что ничего вообще не было. — Но было, Драко. И есть, — Гарри говорит очень тихо, но от этих слов Драко напрягается, слово струна. Малфой не строил никаких лишних иллюзий и действительно думал, что их взаимодействие продолжится как ни в чём не бывало. И он замирает и внимательно, с удивлением смотрит на Гарри, в ожидании того, что он ещё скажет. Гарри не может смотреть в глаза Драко, но сейчас он чувствует себя не маленьким провинившимся ребёнком, а наоборот, взрослым, полным тяжёлых осознаний, метаний, совсем не детских. Он достаточно понимает, чтобы наконец признаться в своих желаниях, но он боится даже думать о том, к чему это приведёт, и не представляет пока, как с этим справляться. — Драко… Ты прав, я всего лишь… Je suis une fleur chaste, — он произносит это с акцентом, но старательно, показывая, что пробует, работает над собой. — Но я должен извиниться, потому что ты просил меня, ты просил, чтобы я думал, что делаю, а я… А я снова сглупил. Не знаю, что со мной случилось тогда… — он уже поднял голову с колена, но не смотрит на Драко, снова, он запрокидывает её наверх, чтобы увидеть уже грустнеющее небо. Вздыхает, признаваясь себе в очередном осознании — не новом, но теперь другом. — Ты… Очень красивый. И я это вижу, поверь. И у меня столько всего сейчас внутри… Я будто был заморожен в ледяной глыбе, но сейчас… Вместо того, чтобы медленно таять на тёплом солнце, эта глыба крошится мелкими кусочками, и ранит, ранит меня осколками… И я совершенно не знаю, КАК со всем этим справляться. Иногда меня захлёстывают такие эмоции, чувства и желания, что я просто не в силах ничего проанализировать, не в силах даже себя остановить. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я очень, правда, ОЧЕНЬ благодарен тебе за то, что ты сделал для меня, за то, что ты рядом. Это… Настоящий подарок судьбы, — Гарри говорит очень медленно, иногда запинается, и видно, что он не выдавливает слова и предельно искренен, но тщательно думает, как эти слова будут восприняты. Драко же жадно впитывает каждый звук, не перебивая, давая выговориться, в ожидании, к чему Гарри сам сейчас придёт, к какому выводу. И в то же время, он рад, что его цветочек не торопится. Потому что сегодня он слышит эти слова — о том, что Гарри оценивает его внешность, его поступки, — по-другому. Совсем по-другому. Словно ни разу до этого настолько ясно не понимал, что Гарри уже настолько с ним. А Гарри продолжает. — Я никогда бы не подумал, что ты можешь быть таким… Таким тактичным, понимающим, сдержанным. Но я вижу это своими глазами… Ты с самого начала был со мной честен, и я хочу быть честным с тобой. Я стараюсь быть таким же честным… Ты потрясающий. Иногда мне кажется, что ты умеешь и знаешь абсолютно всё. Я восхищаюсь тобой. И твоим домом, — Гарри имеет смелость сказать эти слова вслух, однако всё ещё не имеет смелости посмотреть на Драко. Но держать в себе это уже тоже не может. — Я живу здесь… Я живу С ТОБОЙ в Мэноре, и у меня иногда такое чувство, что со мной никогда ничего плохого не случалось… И мне страшно, так страшно, я очень боюсь… Что всё это исчезнет… И я НЕ хочу, чтобы это всё исчезло. Мне так хорошо здесь, — Гарри впервые шевелится, неопределённо взмахнув рукой. — А я едва всё не испортил… И не только сегодня… Но ты мне так нужен… Ты мне так нужен, Драко… — словно может потерять его прямо сейчас, Гарри поднимает, наконец, глаза на своего покровителя, глядя растерянно и испуганно, будто чувствует свою вину. — Не особняк, не сад, не Арабелла… ТЫ нужен, понимаешь? — во взгляде его столько отчаяния, что Драко не выдерживает своей позиции наблюдателя, поднимается и медленно подходит ближе. Садится рядом, тоже осторожно, аккуратно, не зная, понимает ли сам Гарри, что именно ему сейчас нужно. Но предлагает свои объятия, на пробу оглаживая спину, легко, боясь испугать. Однако этот Гарри не боится, нет, он просто падает в эту близость, снова утыкаясь носом в шею Драко, обхватывая его крепко, даже слишком, но Драко не против. — Ты пропадаешь в своей тайной комнате, и я понимаю, что это важно, очень, но уже месяц ты выбиваешься из сил. И даже если отдыхаешь, всё равно порой ты совсем не со мной. А последние недели… Эта ссора… Она выбила почву у меня из-под ног, я очень, очень соскучился, совсем потерялся в своём одиночестве, и сегодня я был так счастлив… Этот полёт, и твои эти умные мысли, то, что ты рядом, — это вырывает из меня что-то новое и волнительное, и я не знаю, не умею, как с этим поступать. Теперь это не просто «не противно», Драко, теперь это то, чего я хочу. Меня тянет к тебе, и всё не так, как я воспринимал раньше, и если это то же самое, что ты называешь «я тебя хочу» или «ты мне нравишься», то я ещё больше восхищаюсь твоей выдержкой и хладнокровием, потому что эта тяга неудержима. Совершенно. Трогать тебя, смотреть на тебя, быть рядом… Меня это всё сбивает с ног, но я совершенно не понимаю, как это… Этого так хочется — смотреть на тебя, быть ближе, но это же неправильно, это невозможно… Гарри высказывает всё, что у него в голове и на душе, а Драко его обнимает, укрывая руками от всего мира, обалдев от его искренности, и от его нежности и трогательности, от того, что Гарри так нуждается в его присутствии и прикосновениях. И хочется как-то успокоить, дать ту необходимую опору и стабильность, дать время пережить и справиться с нахлынувшими эмоциями и осознаниями, дать понимание, что они всё смогут решить. Но Гарри в его руках тёплый и живой, его дыхание волнует, а сам он прижимается ближе вопреки собственным словам о любой невозможности. Драко — его дом, его ощущение безопасности, его твердь. Его распирает и чувство благодарности, и чувство недостойности Драко, и желание им завладеть, и собственная предельная искренность, которая обнажила его душу дальше некуда. Гарри чуть отстраняется, и теперь совершенно бесстрашно, ищуще смотрит на Драко. Он близко, его глаза изучают лицо своего визави в поисках поддержки. — Помоги мне в этом, Драко… Помоги мне… Тогда, на мой день рождения, я не понимал до конца, отчего так заболело внутри, когда ты упал там, в гостиной, на моих глазах, и отчего так щемило сердце, когда мы лежали в оранжерее под звёздами… Но сейчас, после этой долгой пустоты, после этого полёта, после твоих глупых танцев со всякими и моих не менее глупых снов, я просто не могу больше… И сделать ничего не могу… — его глаза серьёзные, в них такое напряжение и боль, такое страдание, тяга и мольба, что выдержать подобное невозможно. В голове Драко роем вьются мысли. О том, что он и сам с некоторой внутренней дрожью вспоминает о тех восьми часах в пространственной петле, о той крайне трудной и крайне полезной встрече с В.Е. И пусть теперь он уверен, что исполнил контур Мёртвой петли идеально, чтобы план сработал и Мэнор выстоял, ему тоже было страшно. О том, насколько ему самому было непросто держаться от Гарри на том расстоянии, которое для того было бы комфортным. О том, что Блейз мутит воду, и о тех взглядах — завистливых и ненавистных — которые позволил себе Забини, глядя на Гарри. О том, что так или иначе крутилось в его эфире, останавливая его от любых действий в сторону Гарри. Однако все эти мысли ничто по сравнению с робким: «Пожалуйста», которое звучит в тишине сада. И Драко не может больше сопротивляться — он медлит, но приближается ещё на дюйм, взгляд его теперь не менее интенсивный, чем у Гарри. Он едва сдерживает свой порыв, понимая, что его и самого сметёт под ним, и спрашивает одними глазами разрешения, проверяя, действительно ли Гарри к этому готов, действительно ли понимает, как Драко воспринял его просьбу, действительно ли позволяет то, что сейчас произойдёт. И Гарри скорее выдыхает, чем действительно кивает, но Драко этого достаточно. Он сокращает расстояние между ними, переводя руки с плеч Гарри на его щёки, чувствуя себя так, словно заключает их в плен, а потом оставляет поцелуй в уголке его губ, совсем как Гарри несколько часов назад. Только Драко на этом не остановится. Он осыпает его лицо своими поцелуями, каждый милиметр, глаза, лоб, щёки, скулы, в конце концов соединяя губы, создавая то самое целомудренное прикосновение, к которому он так долго шёл. Сейчас казалась смешной его мысль, что он мог бы сделать это если не в первый, то во второй вечер Поттера здесь. Смешно и совсем неправдоподобно. Откуда эти мысли в его голове в такой момент он не знает, но благодарен им, потому что они дают ему сил отстраниться, не углубив поцелуй. Лишая себя шанса испортить то волшебное, наивное и невинное, что произошло наконец с Гарри. Но Гарри тянется следом, он совершенно не готов сейчас вернуться в реальность, и ему такому совершенно невозможно противостоять. Чуть запрокинутая голова и губы, приоткрытые в ожидании, трепещущие ресницы и румянец, тот, который ни с чем не спутать, а ещё дыхание — прерывистое, робкое, сводящее с ума. И Драко сдаётся — снова приближается, обхватывает поочередно верхнюю и нижнюю губы, коротко скользит языком между ними, срывая первый откровенный стон с них. Этот звук пугает его той властью, которую в себе таит. Он понимает, что уже покорён, что пути назад нет, но ему всё равно страшно от этого осознания. Страсть рождается в нём совершенно бестактно и безрассудно, однако эти близость и привязанность, которые только зарождались со стороны Гарри, были настолько драгоценны, что не хотелось ничего испортить. Его ответная ласка была как пёрышко, которое само приземлилось на ладонь, готовое улететь от малейшего лишнего движения. И Драко остановился. Накрыл губы Гарри пальцами, словно запечатывая этот момент на них, не позволяя себе касаться их новым поцелуем. — Je deviens fou, ma petite fleur passionnéе, я просто схожу с ума… — Драко… — Гарри смотрел удивлённо, и его широко распахнутые глаза сверкали в свете заходящего солнца чем-то новым, тайным, но совершенно неудержимым, — Я… — его губы шевелились под пальцами, завлекая, отвлекая, не давая услышать слова. — Ты мне нравишься… — словно сакральные знания озвучил он. — Как парень, — его щёки полыхнули новым румянцем. — Как партнёр… — уже растеряннее продолжил Гарри, но взгляд не отводил, пытаясь найти в Драко ответы на неозвученные вопросы. — Как же это… Как же теперь… — он всё же не справился с этим взглядом и опустил глаза. Малфой, понимая, что его мальчик совершенно не представлял, что его ждёт, когда просил об этом поцелуе, поспешил сказать что-то реальное и монументальное, извлекая его из самокопаний. — Я очень ценю твою искренность, Гарри. Спасибо тебе за это. И очень ценю твою смелость, ты меня поразил, в самое сердце, — Драко нежно поднял лицо Гарри за подбородок и обомлел от смеси всех этих эмоций. Глаза Гарри теперь выражали абсолютно всё: и желание, и страх, и непонимание, и благодарность. С большим трудом удерживая свой рассудок здравым, он произнёс: — Гарри, я рядом. Пожалуйста, не прячь глаза. Я восхищаюсь твоей смелостью, и ты прекрасен. Всё, что ты сказал взаимно, запомни, — он многозначительно выделил последнее паузой. — А теперь пойдём, — Драко встал первым и, не размыкая рук, медленно повёл его к Мэнору.