Позволь себе сложить оружие

— Вы меня поистине поражаете широтой своих интересов, Лорд Малфой… Особенно в столь ранний час… — Атика медленно опустила веер ресниц, и Драко снова позволил себе раздражённо дёрнуть бровью. Теперь ей понадобится ещё минута, чтобы моргнуть и вернуть ему взгляд, а без прямого контакта она никогда не заговорит. Лесная фея… Волею судьбы она стала изгоем среди своих, а войти в мир магов при нынешней политике было совершенной фантастикой. Да и выжить в городе, или хотя бы в поместье, как у Малфоев, к примеру, для неё стало бы почти невыполнимой задачей. Тёмный Лорд знал о маленьком увлечении Драко, и для него это было преподнесено как развлечение. Причём совсем не научного толка. Однако Драко не издевался над Атикой, и уж тем более, не спал с ней. От одной мысли его снова передёрнуло, но фея вот-вот должна была открыть глаза, и обижать её не хотелось. Она могла глядеть на него долгими минутами, делясь своими знаниями из Астрологии, Астрономии, дисциплины о Картах небесных тел и многих других нынче не слишком востребованных наук, но потом ей всё же требовалось моргнуть. И эти паузы… — Такие события не слишком-то часты… Но если бы вы могли как-то конкретизировать запрос… — Не нужно делать для меня гороскоп, Атика, просто… Хм… В день равноденствия энергия, магия, все движение мира в принципе, намного более гибки, покладисты, их можно направить в нужное русло. И если найти достаточно сильный магнит, можно переманить в другой источник содержимое магического выброса… — Но вы не магический выброс ожидаете… Мой Лорд, не нужно лишних подробностей, дайте мне те, которые помогут. Теперь настала очередь Драко прикрыть глаза. Ему меньше всего хотелось совершить очередную ошибку. Но он хорошо понимал, что чем больше времени проходит с его погружения в память, тем меньше деталей он помнит. План растворяется в реальности, потому что постоянно удерживать в голове реперные точки слишком тяжело, особенно, когда ты сам сделал всё, чтобы забыть о них, обезопашивая себя. Но он чувствовал, что время, словно мелкий розовый песок с всегда жарких островов, утекает сквозь пальцы, оставляя лишь шершавое напоминание о том, что лишь секунду назад было в твоей ладони. — Атика, мне нужно, чтобы при переносе живого объекта в другое пространство закон сохранения энергии сработал на меня, нужно, чтобы в доме, где состоится переход, магия не разнесла всё, и я точно знаю, что это сработает. Но последствия присутствия чьей-то энергии здесь для меня могут быть плачевны. Я уже не говорю о том, что все заметят, что он ушёл, понимаешь, если не использовать те преимущества, что даёт нам равноденствие… — Мы говорим о маге, связанном с другими магами какой-то клятвой, и нам нужно сделать так, чтобы создать эффект присутствия при отсутствии и исключить вашу гибель от высвободившейся энергии? — Да, да, Атика, и если это не равноденствие, которое позволит как-то снивелировать этот момент, то нужно что-то ещё… С любыми ресурсами, с любыми дополнительными ритуалами… Что-то, Атика, мне нужны другие звёзды… В этот момент Малфой понял, что уже слышал эту фразу. «Звёзды дают тебе год…» И тут же поблагодарил себя за принятое решение не убивать своего бывшего друга. Блейз намекал… И возможно, он на самом деле неизвестно какими путями знает, что планирует Министр по поводу Гарри. Забини ставил на Самайн… Или на Йоль? Мерлин великий, а если это всё связано? Ритуал соединения крестражей… Но зачем ему Гарри? Старик Дамблдор намекал, но если Драко соединит всё воедино… Неужели… Неужели Гарри — это ещё один крестраж… Возможно, имеет смысл пригласить Блейза к себе без должного гостеприимства и угостить Веритасерумом… Или чем-то пожёстче… Стоило ли всё же его выгонять без допроса… — Лорд Малфой… — Атика вырвала его из этих ужасающих рассуждений. — Я поняла, что вы ищете… Я дам вам знать… Но, если позволите… Вы сошли с ума, если это то, что я предполагаю… А судьба и Фортуна благоволят блаженным… Когда зеркало потеряло свою отражающую сребрь, Малфой откинулся в кресле и вновь прикрыл глаза. Невозможно… Это невозможно… Контролировать бурю эмоций внутри стало критически трудно, магия кипела вулканом на кончиках пальцев, и Драко крепко сжал подлокотники, надеясь немного прийти в себя. Глубокое дыхание, долгий выдох и пауза перед вдохом — классика маггловской психологии, которая в магическим мире имела иное значение. Магия остывала, ядро подчинялось движению воздуха, если волшебник имел достаточно осознанности, чтобы привести себя в равновесие. Детей учили этому с ранних лет, чтобы выбросы были мягче и легче, пока они не возьмут свою магию под контроль. И теперь Драко снова позволял себе позаботиться о себе, чтобы не крушить всё вокруг. Уставший мозг постепенно отходил от напряжения, и тем острее для Малфоя стало сильное возбуждение, почти нестерпимое, нелогичное, адское, мучительное и… Чужое. Он не заметил, как стал проваливаться в сон, — слишком велик был общий стресс от последних событий, но то, что произошло, однозначно было влажным сном Гарри. Малфой почувствовал себя сталкером — он нагло подсматривал за тем, что происходит в голове sa petite fleur, и пусть он понимал, что это происходит по обоюдному желанию, по стремлению обеих душ, легче от этого не становилось. Ему нелогично захотелось снять Золотую клетку, но где-то в глубине он понимал, что это уже ничего не изменит. А потом его будто поразило громом и молнией. Гарри сказал… Гарри сказал: «после твоих глупых танцев со всякими, после моих глупых снов…» Гарри помнит свои сны… О, Мордред и Моргана… Но как давно? Первой мыслью было снова посетить Лорда Финеаса, но Малфой, по привычке коснувшись Клетки на своей груди, сам понял ответ на свой вопрос — когда Гарри в своём порыве сорвал артефакт с груди, тот перестал защищать его. От тьмы, от кошмаров, от всего, что могло принести ему боль и страх. От простых снов с сомнительным для его морали содержанием тоже…

***

Темно, и только яркие вспышки экрана слепят иногда зрителя, но сильная спина главного героя сейчас движется в сторону одного из противников, и это ночь, и действие происходит в такой же, почти интимной темноте. Ловко и быстро устраняя охрану, Бонд проникает на засекреченный объект, аккуратно достаёт какие-то ампулы из спрятанного футляра, проявив талант взломщика сейфов, а потом растворяется в приоткрытой фрамуге, гибкий словно кошка. Удовлетворённый, он снимает балаклаву уже в своём Астон Мартин, и это лицо невозможно не узнать. Он чувствует что-то, напрягается и приподнимает недоумённо бровь, а потом выскакивает из авто за несколько секунд до взрыва. Светлые волосы чуть растрепались, и он поправляет чёлку, возвращая свой идеальный внешний вид, но главный злодей ускользает, и ему предстоит следующая миссия. Экран чуть темнеет, и следующий кадр уже другой. Он идёт по лобби дорогого отеля. Безупречный костюм подчёркивает его стать, движения плавные и притягательные. — Малфой, Драко Малфой, — представляется он своему связному, угощая бокалом мартини. Сухого, грязного — взболтать, но не смешивать. Гарри будто под гипнозом — ощущения близкого взаимодействия поглощают его абсолютно, будто Поттер сам стал героем кино, где Драко сейчас — немногословный искуситель. И это невероятно, насколько точно он читает все мысли своего визави, которые один в один совпадают с желаниями Гарри. Видеть этот взгляд и не откликнуться на призыв в нём — невозможно. Странные фразы о деле, о каком-то задании — к чему они все, если диалог приведёт их к неизбежному, и лишь позже, удовлетворив свой голод, испробовав эти губы и руки в близком контакте, можно будет поговорить. И следующая сцена — они уже наверху, в номере. Внутри у Гарри незнакомое волнение, он полон предвкушения. Камера словно смотрит его глазами, второго актёра на экране нет, лишь знаменитый, неотразимый «007» в кадре, и Гарри не может отвести от Драко взгляд. Эти серые глаза пронзительно смотрят прямо в душу, разжигая пожар. Малфой на экране, но Гарри чувствует все его прикосновения на себе — нежные пальцы на затылке, прикосновение к плечу, и ладонь уже плавно обнимает его, проходя по рёбрам на спину. Всё происходит быстро, вся прелюдия прошла внизу, в лобби, взглядами, намёками, общим намерением. Сейчас — можно то, чего в лобби делать было нельзя. Дыхание Гарри срывается, и он прогибается, закрыв глаза. Словно он находится там, в фильме, словно это он оказывается на кровати, а не у себя в комнате. Под веками щиплет любопытство, и когда Гарри вновь смотрит — Малфой уже нависает над ним, нежно целуя шею, обжигая своим горячим дыханием. Это приятно, неизведанно, это затягивает воронкой новых ощущений, он полностью в их власти. Их и Малфоя в своей голове. Смотреть на него в этом образе — опасно и сладко. Прикосновения Драко ненавязчивые и нежные, он прикасается тонко, дразняще, он соблазняет… Он так близко, и в то же время между ними есть пространство. Возбуждение уже разливается горячей волной в паху и хочется больше, там на экране Драко даёт куда больше… Не осознавая себя, Гарри ласкает ладонью свою эрекцию. Атмосфера такая томная и сладкая, эти ощущения такие правильные и долгожданные. Глаза Гарри закрыты, но он ощущает все прикосновения Драко, и инстинктивно усиливает свои движения, гладит себя смелее и крепче. Ткань только мешает, и ему нужно больше, нужно ещё сильнее. Драко проходит кончиками пальцев по его животу и просовывает один под резинку, предлагая ему более откровенную ласку, и это касание обжигает кожу, выбивает весь воздух из лёгких и почву из-под ног. Гарри проваливается ещё глубже в своё удовольствие, проводя рукой до самого основания несколько раз, пробуя новые ощущения. Это так необходимо, так важно сейчас. Драко рядом с ним, и это абсолютное наслаждение. Его пальцы пробираются глубже, на пробу сжимают мошонку, оглаживают коротко, стыдливо, но остановиться невозможно, а прикосновения к груди, к твёрдым, сейчас невыносимо жаждущим чего-то непознанного пока соскам рождает глухой, будто вынужденный стон облегчения и сладострастного удовольствия. Губы сами открываются шире, хватают воздух в порывистом дыхании, и не хватает, так не хватает чужих губ рядом. Образ на экране слишком яркий и желанный, Гарри фрагментарно выхватывает серые глаза, длинные пряди чёлки, полуоткрытые губы, влажный блик на ключице, рельефные плечи и руки, упирающиеся в кровать по обеим сторонам от него. Так хочется почувствовать его запах, и память услужливо посылает нужные воспоминания. Всего слишком много, но так мало, так хочется большего. Ноги сами чуть раздвигаются, облегчая доступ туда, где никто ещё его не касался, но потом вытягиваются в две струны не в силах сдерживать подступающий оргазм. Гарри ускоряет темп своих движений, усиливает давление на соски, и совершенно внезапно, но так неизбежно всё тело охватывает судорога первого наслаждения. Гарри выгибается на кровати навстречу этим новым ощущениям. Он чувствует рукой прохладную влагу. Постепенно дыхание успокаивается, и он осознаёт себя в кресле перед телевизором. Экранный Пирс Броснан уже застёгивает брюки, бросая что-то дежурное своей спутнице, а потом надевает кобуру. Его лицо серьёзное и решительное, а женщина в мнимой скромности натягивает на свою грудь простыню, словно оскорблённая тем, как её использовали. «Как ты мог так…» — это последняя фраза перед тем, как Гарри во сне в ужасе выключает телевизор. Гостиная погружается в полную темноту. Гарри проснулся разбитым. Отголоски возбуждения ещё ощущались в пижамных брюках, липких и прохладных от выделившегося от таких пикантных картинок секрета. Он смело отмахнулся от этой неловкости и поторопился в душ, сделав его не по умному холодным. Его подсознание сегодня его совсем не щадило. Больно прикусив щеку в попытках избежать мыслей о своём постыдном сне, Гарри старательно делал вид, что ничего такого не произошло, и тут же вспомнил и о другом своём сне — про людей в Большом зале. Они были связаны, эти сны, и теперь Гарри хорошо понимал, как. А ещё он нелогично злился на Драко за то, что тот во сне оставил его наедине с толпой. Исчез. Чтобы вернуться полуобнажённым, призывным, наглым, совсем как в первые дни в Мэноре. Покраснев от своих мыслей и ещё сильнее от того, что снова почувствовал возбуждение, Гарри выскочил из душа. Он понятия не имел, как в таком состоянии сможет смотреть Драко в глаза. Он конечно не полный идиот, и вообще, уже взрослый, но, как справляться с такими моментами, всё ещё не знал. Это было неловко, и очень странно, потому что Гарри никогда не фантазировал об этом. Он понимал, о чём ему говорил Драко, когда заявил это своё «нравишься», и да, нелепо было бы не признавать свой восторг и трепет в душе, и тот поцелуй, что между ними произошёл… Он был прекрасен. Но к такому он пока явно не был готов. Как он вчера решился на подобный разговор? Он до сих пор не верил, что всё это так выгрузил из себя. Но давать заднюю было бы нечестно: он соскучился по Драко, он сделал это в своём душевном порыве, лишь потом, в беседке уже признаваясь себе, что возможно, это было не ошибкой. Что он так выражал не благодарность за полёт, и разговор, а своё отношение к нему. Но в голове не могла спокойно жить идея о том, что ему в принципе могло захотеться самому поцеловать парня. Каким бы прекрасным он ни был, и каким бы вдохновляющим и невероятно сокровенным ни был тот поцелуй, что подарил ему Драко в ответ. И всё же есть глобальная проблема. Глобальная. Они парни. Оба. И такого поцелуя между ними быть не должно, даже если что-то внутри есть. А Гарри ещё и кончил во сне от рук другого мужчины! То есть, во сне он делал это сам, но всё равно! Это же ужасно! Высушивая волосы, надевая рубашку и брюки для верховой езды, чтобы оседлать свою красавицу, спускаясь к завтраку, он всё прокручивал в голове контекст вчерашних событий и сегодняшнюю ночь. И постепенно очарование, трепет, волнение и все те восторженные чувства, что обуревали его вчера, исчезали под гнётом сегодняшнего восприятия. Как с этим жить? Если на минутку допустить это — такое «нравишься», как с этим жить? Это в Мэноре они вдвоём, где никто не тыкнет пальцем. Но для Гермионы он уже тот, кто согревает ложе Лорда Малфоя по ночам, а это ведь не так! Гарри не строил планы на будущее настолько предметно даже в детстве, и действительно не представлял себе свои первые отношения. Но они точно были бы в его голове не такими. Он видел пары в кино и в магазинах, видел, как прогуливаются семьи в магическом мире по Диагональной Аллее, и вдруг подумал, что если когда-нибудь кто-нибудь увидит их с Драко в таком виде, то Гарри просто умрёт от стыда. Дальше фантазия пошла ещё круче. Он представил, что за ними наблюдают его родители, Дурсли, Уизли, когда они с Драко гуляют в том парке в Литтл Уингинг, пьют кофе и плавают в несуществующем на самом деле озере. И теперь весь этот сон, каждый его эпизод, казался постыдным и гадким. Увидь он сам этих парней в таких обстоятельствах — эти касания невзначай, этот флирт, это лицо, спрятанное в ладонях от смущения, он бы первым подумал о них плохо. Он бы сам назвал это отвратительным, гадким... Но это ведь Гарри был бы одним из таких ребят. Он был таким... Гарри будто слышал смешки в своей голове, будто видел перед глазами полное брезгливости и отвращения выражение лица тётушки и раскрытый в презрении рот Даддли, а ещё разочарование в глазах миссис Уизли, которая почему-то крепко прижимала к себе малышку Джинни. Он так увяз в этих видениях, что чуть не упал с последней ступеньки. Удержав равновесие, он схватился что было сил за перила и до боли зажал губу между зубами. Нет! Так быть не должно! Может, Грейнджер со Снейпом и думают о нём, как о постельной игрушке Лорда Малфоя, он перед собой так низко не упадёт. Внутри что-то жалобно скреблось, будто пытаясь пробраться на поверхность сознания, но в тот момент Гарри совершенно забыл о том, что чувствует, когда Драко улыбается, как ему тепло и спокойно рядом с ним, как ему важно видеть своего друга и покровителя счастливым, довольным, уверенным и близким. Эти сны, и мысли ими вызванные, словно отбросили его в ту реальность, где он жил до своего заключения, стирая эти несколько месяцев настоящего счастья. И в той реальности он был ничтожеством, недостойным любви. Драко шёл в столовую к завтраку, погружённый в себя. Мысли о том, как будут развиваться события с Блейзом, о снах, которые он сам снил, и Гарри мог стать свидетелем этих сновидений, о том, получится ли у Атики что-то найти, заполнили голову, создавая невидимую плиту на его плечах, поэтому каждый шаг давался с трудом. Однако один лишь вид sa petite fleur за столом заставил его светло улыбнуться. Но выглядел Гарри хмурым и напряжённым. Улыбка Драко померкла, но он не стал акцентировать внимание на своих наблюдениях. Молча присоединился к своему протеже за столом, ожидая, когда тот вынырнет из своих мыслей. Но с каждой минутой Гарри становился всё мрачнее, и это уже невозможно было игнорировать. Ночь для обоих была тяжёлой, наполненной разными, но важными открытиями, и Драко хотелось вдохнуть в атмосферу их первого совместного утра после такого вечера хоть немного тех эмоций, что они разделили вчера в той беседке. Поэтому он улыбнулся и поинтересовался как можно более непосредственно и тепло: — Что с тобой? Ты не заболел? — и этим он смутил Гарри ещё больше. — Нет, просто я… — Гарри выглядел растерянным и немного злым, но придумать какую-то нормальную отговорку оказался не в силах, — плохо спал. — Понимаю, — многозначительно протянул Драко, и Гарри захотелось провалиться сквозь землю. На него накатило странное состояние, и он едва сдерживался от позорного бегства: щёки горят безжалостно, а стены начинают давить своим мягким перламутровым мерцанием. Он почему-то уверен, что Драко что-то подозревает, что точно знает, что ему снилось, и это нагоняет на Гарри ужас. Тот самый, что поглотил его после осознания своего мокрого сна. И попытку Драко привычно успокоить и утешить он воспринимает в штыки. Нужно быть слепым идиотом, чтобы не заметить, что с Гарри происходит что-то странное, и Драко пересаживается ближе к нему, касаясь напряжённого предплечья и запястья, наслаждаясь этим прикосновением и сожалея о том, что он единственный, кто испытывает это наслаждение — Гарри закрыт и отдалён, смущён и агрессивен, и это ещё одно подтверждение, что тот сон, что Забини так бесцеремонно прервал, был важен. — Эй, ну что ты? Из-за вчера? Неужели львёнку не понравилось и он теперь жалеет? Если так, моё маленькое змеиное сердечко будет разбито, — пошутить сейчас кажется Драко лучшей идеей, протянутой соломинкой, чтобы Гарри подхватил эту линию и перестал себя казнить. Но Гарри неожиданно вскакивает, и он в бешенстве. Драко догадывается, что именно творится в его голове, но точно не знает, и это угнетает и настораживает. Поттер же не может сдержать барьеры — сквозь них сейчас выплёскивается всё: и стыд, и страх, и собственное порицание и неприятие, и сожаление о них тоже. — Нет, Драко! Я не жалею! И да! Мне очень понравилось! А ещё я хочу ещё! Я хочу больше! Да, Драко! Я тебя хочу! Понял?! Я ТЕБЯ ХОЧУ! ДОВОЛЕН?! — он вышагивает по комнате туда сюда, размахивая руками. Его лицо горит, но в голосе полно вибрации силы. Завтрак стоит нетронутым, стул в метре от стола — и это не Гарри его отовинул, а его магия, вырвавшаяся на секунду из-под контроля. Ему кажется, что вокруг него закручивается смерч из своего стыда, позора, отчаяния и недовольства, он будто видит эти волны, проносящиеся мимо него в вихре, и ему становится отвратительно от самого себя, а ещё ему очень хочется обвинить в своей неправильности Драко. Внутри бурлит магия, он теперь это тоже чувствует, но не успевает испугаться. — Я не доволен, — голос Драко прозвучал как холодный металл, остужая в Гарри тот почти сформировавшийся взрыв эмоций. — Ты думаешь, я ожидал истерику? Гарри, в чём дело? Я ждал тебя так долго не для того, чтобы слушать твой обвинительный тон и панику, я дал тебе достаточно времени и пространства, и я до сих пор от тебя не требую НИ-ЧЕ-ГО! — Драко не говорил, он резал. Колко, чётко, отрезвляюще. — Довольно! — Гарри только сейчас, после слова покровителя, смог прекратить свои метания по комнате, которые уже не имели смысла. — Почему это такая проблема, если тебе понравилось? Гарри остановился и уставился на Драко. Его взгляд метался с лица Драко на свои руки, а потом снова возвращался к глазам и губам. Красивый... Какой же он красивый... Те кадры из снов снова ворвались в мысли Гарри, вызывая неправильные желания. — Потому что я не пидор! — наконец заорал он. Сейчас, при утреннем свете, всё произошедшее вечером и ночью снова выглядело совсем по другому: пошло, и стыдно, и ни капли не хорошо. — Что это вообще значит? — на минуту Драко действительно попытался припомнить, что это за маггловский термин, но потом по выражению лица Гарри и особенно в контексте того, что тот приснил сегодня, понял, что скорее всего это ругательство описывает отношения между мужчинами. И sa petite fleur думал так о себе. О них. — А кто тебя так назвал? — теперь Драко выглядел отстранённо-холодным, однако внутри него бушевал ураган. Он был вне себя от ярости. Гарри растерялся: — Дурсли ненавидели это и всегда говорили… Общество… — То есть я правильно тебя сейчас понял, что твои родственнички, жизнь у которых была сродни Азкабану, определили и обозначили, кем тебе быть до конца жизни? — Драко встал и сделал шаг к Гарри. — И я правильно понял, что для тебя мнение общества важнее всего? — ещё шаг, — Кто это — общество? Ты их всех знаешь, этих людей? — и ещё шаг. — Ты уже достаточно взрослый, чтобы отделить себя ото всех. Зачем тебе их рамки? — Драко остановился совсем близко. — Ответь себе — чего ты хочешь? Ты волшебник, Гарри. И уж в отношении ориентации — точно свободный человек. И можешь выбрать то, что хочешь. И прошу, обойдёмся в будущем без этих презрительных ярлыков, — он поморщился с отвращением. — Ты человек, парень, волшебник — это очевидно. Но ты далеко не пидор, и не смей так себя больше называть, — Драко развернулся и вышел. Эта, с позволения сказать, беседа стала последней каплей в чаше его терпения. Слишком многое сейчас вызывало в нём ярость — он сам, в первую очередь, но ещё Забини, Гарри, и даже Тёмный Лорд, угроза от которого сейчас витала в воздухе, словно зловоние. Ему нужно было сбросить всю свою злость и негодование, поэтому он отправился в дуэльную. Сбросив рубашку, он сыпал заклинаниями направо и налево, разрушил мишень, разбил о стену стул и разодрал режущими стены, пол и потолок. Дав выход своему гневу, Драко закрылся в кабинете и не показывался оттуда весь день. Ему надо было занять свои мысли, и он прекрасно справился с этим. В воздухе настойчивыми пчёлами звенела опасность, он чувствовал себя зверем в клетке, который видит пожар, но сбежать не может, и это было не так далеко от истины, однако сил остановиться, расслабиться, прислушаться к себе, у него не было. Куда проще утонуть в делах, по очереди разгребая счета, профили, ответы управляющих, проверяя поставки и направляя указания. Думать о предстоящем бале для Грейнджер, о возможных новостях от В.Е. или Атики, о своей миссии, воспоминания о тонкостях которой уже совсем поблёкли, превращаясь вновь в чистое знание без деталей, было невыносимо. Ближе к вечеру он поинтересовался у домовика, чем занят Гарри, и узнав, что тот весь день сидит в своей комнате, Драко попытался представить, как они с sa petite fleur têtue встретятся на ужине, и понял, что не сможет. Не сможет больше проявлять столько терпения и понимания, разжёвывать и пытаться что-то доказать. Хотелось напиться. Эта идея была ужасной, но Драко позволил себе порцию. Осознание своей беспомощности впервые за многие дни превратило его в бесхребетное ничто. Драко долго сидит в кресле в гостиной. Всё готово. Он больше ничего не может сделать. Живая смерть созреет к новолунию — это через три дня. Только ждать… Он почти не двигается, только иногда лёд звенит о стеклянные стенки бокала, зажатого в руке. На улице стемнело, но Драко не хочет знать который час. Он не хочет никуда идти. Он устал. Устал настолько, что позволил себе упасть в некоторое забытье. А очнулся он от того, что чувство надвигающейся опасности, тот самый пожар, который виделся ему прямо вокруг собственной клетки, вдруг стих, словно весь воздух выкачали, оставляя лишь вакуум. Мёртвый штиль, как перед штормом. Мэнор страдал. Магия стенала и волновалась. Драко ощутил присутствие в гостиной, и, открыв глаза, увидел Тёмного Лорда, который явил себя воплоти, вопреки всем защитным барьерам и закрытому камину. — Моё почтение, Министр, — Драко поспешил склониться в неглубоком поклоне, вставая с кресла. — Приношу свои извинения, я Вас не ждал. Надеюсь, защита особняка не доставила Вам неприятных хлопот? — Драко старался унять внутреннюю глубинную дрожь. Не слишком успешно, однако это не играло сейчас никакой роли — Лорд Малфой знал, что этот визит не из вежливости. Он просчитался с Блейзом. Всё кончено. Мысленно попросив Типпи приказать Гарри оставаться у себя, он увидел лишь немного презрительную усмешку Тёмного Лорда. — Разве что в мечтах моих давно почивших врагов, — шипящий тембр выбивал из колеи, но куда хуже был взгляд. Тот, от которого приходили в ужас даже самые верные его слуги. Без видимых движений Министр заставил Драко испытать на своих плечах почти невыносимое давление. Малфой устоял на ногах лишь благодаря тому, что находился в родовом поместье, которое готово было драться за своего хозяина вместе с ним. — Чем ещё род Малфоев может быть полезен Министру? — Драко вновь слегка склонился, внимательно наблюдая за медленными перемещениями Тёмного Лорда по гостинной. Слова он выдавливал из горла, выказывая всё почтение на которое только был способен. Но милосердия от Владыки было не дождаться, он усилил своё давление так, что Драко чуть не закашлялся от нехватки воздуха. — Я расчитывал на тебя, юный Лорд, больше, чем на твоего отца. Срок подходит к концу, и я не могу больше ждать… И я очень не люблю ошибаться… — казалось, Министр намеренно избегал смотреть на Драко, но знал, точно знал, что Малфой осознаёт всю опасность такого внезапного визита. — Я испробовал все способы. Остался последний, и я более чем уверен в успехе, Владыка. Мне нужно лишь отправиться по следу самому. Я подготовил марш… — договорить ему не позволили. Драко всё же закашлялся, будто от сильного удара под дых, хотя Министр находился в нескольких метрах от него, и упал на колени, надеясь вдохнуть. «Всё кончено», — снова пронеслось в его мыслях, и он услышал голос Волдеморта прямо у себя в голове. — Мне давно стоило догадаться, — Лорд наконец развернулся к Драко лицом, — Ты никогда не называл меня Хозяином, — сквозь слезящиеся глаза Малфой едва успел уловить взмах палочкой. — Круцио!