Позволь себе сложить оружие

Филин нетерпеливо топчется, то и дело поглядывая на меня. Я всё ещё в нерешительности, хотя фиал с выбранными и выверенными с ювелирной точностью воспоминаниями уже привязан к лапке птицы. Решение уже принято, но в очередной раз мои руки удерживают Эгера, словно пытаются заставить меня передумать. Внутри всё сжимается от противоречивых эмоций, меня просто разрывает от ужасных, выворачивающих душу чувств, и виной всему Он. Последние сутки были ужасным концентратом из эмоциональных страданий, которые моя чувствительная натура слишком часто ощущает физически, когда речь идёт о Драко. Я уже сто раз пожалел, что так набрался вчера, но как ещё я мог хоть как-то притупить эту боль?! Алкоголь хорош лишь для того, чтобы забыться, но вопреки своей надежде, я продолжал раз за разом вспоминать… Мерлин, я до сих пор себе отвратителен, и всё же даже сейчас, готовясь разрушить жизнь своего друга, готовясь отомстить за его предательство… Даже сейчас я хочу его, хочу снова услышать этот властный голос, увидеть этот приказ в глазах… К Мордреду всё! Иначе я снова напьюсь, только теперь повод будет другим… Похмелье и так было отвратительным. Оно словно было моим наказанием. Близился полдень, я валялся в постели и был слишком ранен в самую душу. Мне даже не хотелось унять свою боль новой порцией виски, или новым любовником! Я покорно принимал свои страдания, которые ночью казались мне совершенно невыносимыми и даже унизительными, пока не признал в себе мазохиста. Это наваждение, это затмение, это неправильное, позорное наслаждение — мой член уже саднит от боли, в глазах стоят слёзы, но я не могу остановиться и отказать себе в оргазме каждый раз, когда в голове всплывает обнажённый торс Драко, его цепкие пальцы на моём языке и этот звук расстёгивающейся металлической пряжки. Словно очнувшись ото сна, я отдёрнул руку от себя и сдвинул широко раскинутые ноги. Я вдруг почувствовал себя даже не шлюхой, а наркоманом в ломке, трахающим себя в попытке заменить чем-то дозу… Мне стало не просто отвратительно, я испугался. Впервые я действительно испугался, что не могу остановиться! Что Драко прав, и я несостоятельный наследник, и на мне закончится весь род, и я недостойный, пустой, и что я справедливо изгнан из Мэнора и его жизни… Эти мысли охладили мою голову, и я призвал Антипохмельное, чувствуя, что я в одном шаге от того, чтобы действительно упасть в истерику; что ещё один вдох, и я разрыдаюсь, как последняя шавка, зароюсь в собственных недостатках, которые сейчас, под моим пристальным вниманием, особенно заметны, и надолго нырну в депрессию. Я жадно глотнул содержимое фиала, смиренно ожидая, когда зелье подействует. Я старался не двигаться, даже не дышать, словно могу случайно помешать магии состава творить волшебство внутри моего тела, и постепенно оно расслаблялось. Сознание плыло по спокойному течению мыслей, я старался припомнить события вчерашнего вечера, надеясь, что после такого стресса мой член перестанет мешать моей голове думать. Выводы, которые я сделал уже на пьяную голову, спустив после сумасшедшей дрочки прямо на мамин ковёр, мне нужно было осознать и перепроверить. Потому что я не тупой, не безнадёжный, я могу… Могу! Меня клонило в сон, и ощущение того, что в голове всё ещё желе и я никак не могу выхватить что-то важное, не отпускало меня. Мысли были всё ещё муторные, неповоротливые, и я не сразу заметил, что моё обычное, лучшего качества, собственного производства Антипохмельное не сработало. Вернее сработало — тело было в порядке. Но сам я не был. Я никак не мог нащупать это нечто значимое. Словно назойливая муха, какая-то мысль жужжала у меня в голове, никак не оставляя меня в покое, но и не прорываясь сквозь пелену сознания. А ещё память подбрасывала всё больше и больше болезненных уколов Драко. О том, что я не достойный наследник, о моих способностях, о том, что я растерял в своём образе жизни всё, с чем вышел во взрослый мир из Хогвартса… В тот момент это бесило даже сильнее, чем когда он это произнёс. Это не так! И я должен был доказать ему это! Я непревзойдённый Блейз Забини! Я дьявольски умён! Мне хотелось докричаться до самого Мэнора, заорать прямо в ухо этому гадёнышу, что он ошибся и я достойный волшебник! Может быть, у меня и не высший балл по экзаменам, может быть я пока не Лорд рода, но я умный, образованный, я вообще смогу всё, что захочу! Да я всегда получаю желаемое — не напрямую, так хитростью или… Смутная догадка осенила меня, и я, совершенно вопреки своей привычной бравости, решился посетить родовой зал. Пусть я ещё не понял, что именно со мной происходит, но тот недавний испытанный страх, он словно придал мне сил. Я принял быстрый душ, теперь намеренно лишая себя любого тактильного удовольствия, надеясь, что смогу сам выбраться из этой ужасной ямы, в которую угодил, оделся подобающе такому визиту и спустился вниз. Я никогда не проводил там никаких ритуалов, лишь навестив его в совершеннолетие, да и тогда не особо обращал внимания на свои ощущения и потоки. Но откуда-то во мне теплилась уверенность, что мне нужно туда. Я на какое-то время оказался очарован надеждой, что получу там нужную поддержку и опору, найду ту точку, от которой я снова смогу оттолкнуться в своих размышлениях, и тогда… Что же будет тогда я не мог придумать, потому что я хорошо помнил, что мои выводы о Драко оказались неверными. Что я поставил не на ту лошадь, угрожая рассказать Тёмному Лорду то, что он, оказывается, сам и приказал Драко сделать… «Я делаю абсолютно всё, что Тёмный Лорд от меня ожидает, чтобы исполнить его волю…» Эти слова гремели в голове, словно усиленные Сонорусом, но я ведь видел… Я ведь чувствовал эту уязвимость, близость, какие-то щенячьи нежности… В чём же я ошибся?! Этот вопрос мучил меня безжалостно, я метался, я рвался понять, но не мог… Свой последний шанс понять это я видел только в магии рода моего отца. Пока передо мной открывались тяжёлые двери в Родовой зал, вся моя решительность куда-то испарились. Я вошёл и замер в растерянности, чувствуя себя бестолковым дитём. Я совершенно не представлял, что и как нужно делать. Как просить у магии помощи? К своему разочарованию, я ощутил совершенно противоположное тому, за чем сюда шёл — недовольство собой. Меня поглотила собственная несостоятельность, и в голове уже вереницей проносились все когда-либо сказанные колкие замечания Малфоя. Это было так больно, так ужасно больно, и на этот раз я не почувствовал возбуждения от его язвительных унижений. Я разозлился. О, как же я разозлился… Мне очевидно нужна была помощь, но кандидатуру матушки я даже не рассматривал. С робкой надеждой я прикоснулся к родовому камню, но моя растерянность никак не давала мне сформулировать чёткое намерение и запрос. Гул и шум в голове, какие-то неясные всполохи воспоминаний… Мои мозги словно превратились в помойное ведро! Я почти признался в своей тупости… Я не знал, что делать, совершенно, и не было ни одного человека в этом мире, у кого я смог бы попросить о поддержке. Человека… Это слово будто стукнуло меня изнутри по черепной коробке. Наверное поэтому я зло выдохнул в пустоту: «Мерлин тебя дери, Ретч!», и домовой эльф тут же явился передо мной. «Чего изволит приказать хозяин?», — его покорность ужасно взбесила меня. Он был живым напоминанием моего вчерашнего позорного провала. Я с трудом отбросил эти эмоции и попробовал сформулировать хотя бы приказ, но прозвучало это в моих ушах, словно мольба о помощи: «Принеси… Материнское зелье. Или что у нас есть для… Концентрации, наверно…» — я готов был застонать от этого несуразного жалобного выплеска из моего рта, и уже куда отчаяннее приказал: «Найди то, что мне нужно!», — он исчез до того момента, когда я бы успел его пнуть от злости. Я сам не знал, что мне нужно, но я втайне надеялся, что эльф принесёт это. Я заорал в пустоту от собственного бессилия, о, как я орал, не страшась даже того, что нахожусь в лоне магии своего рода. Мне хотелось разнести всё вокруг, я метался, не в силах даже дышать глубоко, и чувствовал вновь подступающую истерику, жжение в глазах и комок в горле. Мерлин, как я был несчастен в тот момент… Как же я был несчастен… Но уже через мгновение Ретч вновь появился, и подметая ушами пол, вложил в мою руку перстень: «Наденьте, хозяин». Я никогда особо не следил за эльфами, но в этот раз я заметил, с каким вниманием он на меня смотрел, когда я взял из его лапы подношение. Это показалось мне очень странным — они чаще боялись меня, опуская глаза в пол, а сейчас Ретч буквально сверлил меня долгим взглядом, словно пытался прочитать мои мысли. В момент, когда кольцо оказалось на моём пальце, я понял, почему он так смотрел. Понял и едва не расхохотался от этого понимания! Прозорливый змеёныш, не зря его отметили лучшим выпускником факультета, ой, не зря… Я видел, прямо перед собственными глазами видел, как золотые росчерки, так похожие на одно из Непростительных, окутывают каждое слово, которое вылетало изо рта моего обожаемого Драко, из этих прекрасных изгибов губ, превращаясь в тяжеловесную основу моей убеждённости. Это была просто восхитительно разыгранная партия… И только потом я осознал, что, как всегда восхищаясь своим принцем, своей недосягаемой мечтой, своим Малфоем и его умом и великолепием, на этот раз сам стал объектом его виртуозного разума. И от этого мне захотелось завыть. Малфой-сучёныш… Родовое Империо. Подстраховал себя тем, что я не захочу выставлять себя идиотом. О, я далеко не идиот и не дурак, Драко Малфой. Красиво исполнено, нечего сказать. Скользкий ублюдок надавил на мои слабости. Те, что я беззастенчиво и незатейливо раскрыл перед ним, жаждая его внимания и поддержки… Но как он мог? Заклинание развеивалось, расплывалось под чарами фамильного артефакта, который здесь, в родовом зале, виделся мне особенно очаровательным и мощным, хотя ранее считавшийся лишь одной из неоценённых побрякушек моей маман. Мои мысли, наконец, стали проясняться, вновь складываясь в стройный ряд. Я вспомнил, как Драко впервые упомянул о желаемом питомце. В тот момент я всерьёз не воспринял его слова, думал, он красуется перед всеми, но это всё-таки Малфой, и он слов на ветер не бросает… К моему большому сожалению. Снова я почувствовал болезненный укол в сердце, вспоминая о запрете на посещение Мэнора. Видимо, он уже тогда что-то запланировал, осознавая свою исключительность при выполнении задания, данного лично самим Министром, и смог умело разыграть эту карту в свой день рождения. О, это скверное пятое июня — именно с этого дня всё покатилось с обрыва! А ведь в тот день я что-то почувствовал… Я знал… Я знал… Ну почему я не прислушался к тому, что шептала мне моя интуиция? Ведь я пришёл к нему, чтобы наедине поздравить его с такой важной датой. Я знал, что он всё ещё не впускает никого в свою постель, а значит, и магию, и не надеялся на то, что он ответит мне взаимностью в этот вечер, но я хотел поздравить его лично, близко, как это делают друзья… Чего же я не понял в тот момент? Что упустил, раз сейчас стою уже который час у распахнутого настежь окна, готовясь уничтожить любовь всей моей жизни… Собственными руками… Ну, фигурально… Чужими, на самом деле… Но не это важно… Может быть, если я пойму, что было скрыто от меня в тот день, я пойму и то, что сейчас совершаю ошибку? Мерлин, как же тяжело мне даётся это решение… Как же мне трудно!.. И до сих пор больно… Я закрыл глаза, возвращаясь ещё дальше в прошлое. Фиал с воспоминаниями нагрелся в моих пальцах, а Эгер, кажется, уснул от лёгких мерных поглаживаний его по загривку, но мне было так важно сейчас быть уверенным в правильности этого поступка… Может быть, я излишне драматизирую? Но мне ведь на самом деле больно, эта боль убивает меня! Терзает! Мучает! Пусть это драма! Но она причиняет мне такие страдания! Боясь ещё сильнее упасть в эти стенания, я стараюсь всё же взять себя в руки. Накануне я получил от Драко короткую записку с просьбой присутствовать на торжественном засвидетельствовании совершеннолетия чистокровного волшебника и Лорда. И я был так горд тем, что из однокурсников я — единственный приглашённый… Хотя сейчас кажусь себе надрессированным щенком, бегущим и исполняющим любую прихоть хозяина. Как я был жалок, о, Мерлин! Когда работник магического реестра закончил с официальной частью, я внезапно ощутил холодящий ужас, а только потом увидел, как клерк резко согнулся в глубоком поклоне. Министр! Я ранее никогда не слышал, чтобы он присутствовал на таком простом мероприятии. Я видел его несколько раз, замирал и сжимался в его присутствии, но сам, конечно, не удостоился такой чести — личного поздравления. И не был расстроен этим фактом. Да! Малфой во всём был исключительным. При свидетелях Министр выразил свои поздравления и проявил благосклонность, поинтересовавшись, какой подарок юный отпрыск его самого верного слуги хочет на своё совершеннолетие. Я помню, но лишь теперь я отчетливо понимаю, что именно помню… Драко замер — всего на мгновение, словно ему нужна была секунда сделать вдох, — и уверенно озвучил своё желание о питомце. Этот диалог настолько меня шокировал, что намертво отпечатался ужасным клеймом в моём мозгу. «— Не предполагал подобной скромности из уст юного Лорда… Ты и без моего разрешения мог бы себе выбрать любого грязнокровку… — А я не хочу иметь то, что может иметь каждый достойный… Я хочу полукровку. Того, кого только в ваших силах, Владыка, подарить мне. — Хм, это что-то новое… Подобная дерзость… — немного помолчав, словно смакуя такой тон разговора, Министр удовлетворённо продолжил. — И всё же не вижу чего-то, что могло бы мне помешать сделать подарок моему преданному слуге, Драко… — Есть лишь одно препятствие… Он заключённый. В Азкабане, — добил Драко, вызывая некоторое удивление на лицах присутствующих. Даже директор Снейп со своим придатком-заучкой замерли в ожидании продолжения, — естественно, они тоже были приглашены. Но не было смысла озвучивать имя этого заключённого — Министр и без объяснений понял, о ком идёт речь. Нам же понадобилось какое-то время, чтобы понять личность будущего питомца Малфоя. Драко выглядел очень спокойно и держался с достоинством и почтением, не заискивая и не присмыкаясь перед ним — такой непоколебимый перед мощью Хозяина. Он вызывал восхищение во мне, а в тот момент и что-то более глубокое. Он казался мне достойный преклонения куда более, чем Тёмный Лорд. И мне безумно приятно, что я его знаю достаточно, чтобы от меня не укрылось удивление, которое проскользнуло буквально на долю секунды в его выражении лица. Министр не долго выдержал паузу. Кивнул, а потом бросил, словно что-то несущественное. — Забирай. Он отошёл к столу, а потом снова поднял взгляд на Драко, который следил за ним с предельным вниманием. — Но не заигрывайся. Он мне нужен живым до декабря. Можешь откормить, отогреть, — сказал он с понимающей гадкой усмешкой, — или делать с ним, что ещё тебе вздумается, но не переусердствуй. Это главное моё условие, — Тёмный Лорд подписал палочкой появившийся пергамент и наколдовал огромную чёрную печать, вручил бумаги Малфою, который внезапно замер и, казалось, даже не дышал. — Ещё кое-что, — Министр не выпустил пергамент из руки, заставляя Драко обратить на себя его взгляд, который прикипел к разрешению на освобождение Гарри Джеймса Поттера. — Я вижу в тебе огромный потенциал, Драко. Не разочаруй меня. Я не мог унять дрожь, хотя Министр уже какое-то время назад исчез, так же внезапно, как и появился, но не я один был таким — все присутствующие будто бы зависли во времени. Чувствовалось, как все постепенно приходили в себя от шока, вспоминая, как свободно дышать и двигаться. И пока Драко подписывал что-то в огромной книге, я оказался невольным, но не слишком недовольным свидетелем другого диалога. Профессор поинтересовался, что желает Грейнджер на свой день рождения. Кто бы сомневался — она попросила старый древний фолиант… Какая банальность… Директор ответил, что это глупость, и в любой момент она и так по запросу может получить доступ к нему. Та саркастино пошутила, что не бал же ей заказывать в качестве подарка на такое сомнительное торжество, однако Снейп нашёл её шутку вполне дельной идеей. — Девятнадцатое сентября выпадает на вторник, — профессор ненадолго ушёл в мысленные расчёты, — перенесём на двадцать третье — как раз отметим и день осеннего равноденствия». Вот, что я тогда упустил! Мне повезло стать свидетелем того разговора, но как же я глупо пренебрёг этим сведениями… Не сразу оценил его ценность… Какое нелепое упущение… День осеннего равноденствия! Ведь я видел, как у Драко загорелись глаза, значит, для него это тоже имело значение! Настроение Малфоя грозило оказаться очевидным для всех — настолько он был ошеломлён удовлетворением своей просьбы. И причина этому была мне предельна ясна, только я никак не мог уловить сути его такой почти несдерживаемой радости. Это задевало, поэтому на пути к лифтам я дёрнул его в нишу и зашипел прямо в лицо: — Ты в своём уме?! На кой Мерлинов хрен он тебе сдался, придурок?! С каких пор подначки Нотта тебя так задевают? — я его слишком хорошо знал. Он сам был обескуражен произошедшим, выбит из привычной колеи, и к моему ещё большему изумлению, проявлил секундную слабость — его шёпот сбил меня с толку: — Блейз, я хочу только его. Я не знаю, какую глубину мерлиновой задницы выражало тогда моё лицо, но Малфой резко собрался, вернул себе привычную маску и исчез. А я так и остался стоять в нише. Мне потребовалась пара дней, чтобы уложить в своей голове все претензии и попытаться вразумить его, но он был непреклонен. Тогда я считал его выжившим из ума, глядя, как он вступался за своё ничтожество, как церемонился и вещал о «его свободе выбора» — Малфой никогда ни с кем себя так не вёл. Он выбирал, тщательно, продуманно, действительно никого не подпуская слишком близко. Никого, кроме меня. Очередное внезапное осознание причинило новую порцию боли и взметнуло мою ярость до небывалых высот. Эта смесь боли и ярости вызвала ощутимую дрожь в руках — так мне стало плохо… Я всегда, всегда считал Драко близким другом. А Малфою как раз никогда никто не был нужен. Никогда и никто. Он отличался, он был выше и больше, и лучше всех и во всём. И моя слепая уверенность, что ТОЛЬКО я смогу его понять и поддержать после смерти Люциуса — это всё было лишь игрой моего больного и одержимого воображения. И та мнимая близость между нами, что заставляла меня чувствовать себя исключительным на фоне других наших однокурсников — лишь иллюзия. А банальная правда, которую я познал сейчас, вдребезги разбила мои розовые очки, осколки которых ранили меня в самую душу. Но это позволило наконец здраво оценить мои с Драко взаимоотношения. Вместе с опустошающим разочарованием и чувством собственной ничтожности, внутри у меня с новой силой росло желание отомстить. Как я мог быть таким слепым, ведь Малфой никогда по-настоящему не изливал передо мной душу, в отличии от меня самого! Он никогда мне ничего не обещал, лишь ловко отбивал мои дерзкие, бесстыдные заигрывания, позволяя мне вести эту свою заведомо проигрышную игру… По факту, я отличался от наших бывших однокурсников только тем, что был вхож в Мэнор. Малфой считал меня лишь приемлемой компанией, чуть менее раздражительной, чем те же Нотт или Панс. То ли родовая магия мне помогла, сжалившись надо мной, а может, просто узнав меня, раз я наконец соизволил выказать ей своё почтение, то ли фамильное кольцо дарило мне особенную ясность ума, но я смог сконцентрироваться на своих воспоминаниях, теперь уже боясь новых открытий, но жаждая их. Я не мог больше позволить себе упустить важное — моё отмщение за всю эту боль, оно должно было свершиться… Вот сцена в саду — абсолютно случайная и незапланированная. Манящий, такой сексуальный и в то же время невинный Поттер, будь он не ладен, и такие ранящие слова Малфоя. Затем взрыв и то, как Драко испугался за этого недоделанного «героя», как заботился о нём, с каким трепетом смотрел — Малфой никогда не позволял к себе такой мягкости и нежности. Мне вдруг стало очевидно, что это то, чего он сам желает по отношению к самому себе. Абсурдно, но я видел это ясно, как Полярную звезду на чистом ночном небосклоне, как отражение солнца в ровной глади воды. Драко хотел быть любимым. Просто… Не мной… Боль уже стала привычной, я принимал её, поглощал, впитывал, как справедливое наказание за свою глупость и слепоту. Каждое из этих событий орало мне в глухое ухо обо всём, но увидел всё это я лишь сейчас. А эта душераздирающая, вопиющая сцена на кровати… Я не единожды наблюдал его в постели с разными партнёрами, но никогда ещё мне не было так невыносимо больно, как в тот раз. Лучше бы он его трахал, а не лежал на его ладони своим блядским личиком, словно пёс у руки хозяина! Меня уже в который раз закрутила волна бешенства, но даже не это стало последней каплей в моём решении сдать Малфоя Хозяину. Нет, не это… Ощущение его предательства, измены, двойной игры сквозило в его поведении уже давно. Но мне не казалось это чем-то, что может затронуть меня лично: моя одержимость меня ослепляла, однако сейчас я прозрел. Да, я прозрел! И причиной тому — Империус. Я мог ожидать от него любой подлости — это же Малфой, слизеринец до мозга костей… Но не Непростительное. Мы шутили об этом миллион раз, подначивая друг друга, выводя из себя, но я знал, что он никогда бы не посмел… Как и я. Вот только это знание оказалось лишь самообманом. Я бы действительно не посмел. А ему… Ему его Поттер стал важнее, чем наша дружба, и я понимал теперь, почему. Потому что дружба эта была мнимой. Я с ним дружил, а он со мной — нет… Вот, что стало решающим в моём намерении — он жестоко использовал меня, обманул, извратил суть моего отношения к нему. Да, я не хотел видеть этого, но он! Это он виноват в том, что мне так больно сейчас! И в том, что мне было больно каждый раз, когда он отказывал мне, каждый раз, когда своим отказом давал надежду… Он мог заставить меня услышать правду, если бы захотел! Он мог бы… Но он растоптал меня, растерзал мою нежную, ранимую душу, да ещё и поиздевался напоследок, представ передо мной таким, каким я всегда мечтал его видеть и слышать… Соблазнил меня, вывернул наизнанку все мои фантазии о нём, а потом вышвырнул из Мэнора и своей жизни, как ничтожную шавку! Меня, Блейза Забини! И он должен страдать. Так же, как страдаю я… Сильнее… Во много раз сильнее! И я добьюсь этого! Он ещё будет ползать передо мной на коленях, умоляя позволить… Он будет стелиться передо мной, улавливать малейшие изменения в моём взгляде и настроении, чтобы только его Поттер не пострадал… И пусть наш «герой» нужен Министру живым, я найду способ, как сыграть на слабости Малфоя так, чтобы он прочувствовал всю глубину моего отчаяния и моих невыносимых мук! Мне стоило большого труда проанализировать, взвесить и сформировать все свои воспоминания, детали, слова, но главное — ощущения, которые я испытывал в общении с Драко, чтобы представить Министру картину совершенно противоположную тому, что пытался мне внушить Драко. Я оказался необычайно вдохновлён тем, насколько многое открылось мне в этот ужасный, совершенно катастрофичный день, и как чутко я стал чувствовать доверие к самому себе. И за эти долгие часы я подтвердил прежде всего перед самим собой, на что я способен, насколько я умён, прозорлив, великолепен в своих стратегических талантах. Что я могу не только сводить с ума в постели мальчиков и девочек любой степени развращённости, я могу быть настоящей угрозой. Настоящим, опасным, безжалостным врагом. Я не щадил себя, чтобы содержимое фиала, который вот-вот отправится к Тёмному Лорду, оказалось содержательным, пронизанным этим флёром двуличия и фальши, сумев, наконец, усмирить своё либидо в угоду высшему благу — отмщению. Я не знаю, насколько на самом деле продвинулся в поиске мертвеца Драко, не знаю, есть ли что-то ещё, что может повлиять на результат моего отыгрыша. Я даже не чувствую это предательством теперь. Но я рискую… Рискую остаться ни с чем, без шанса даже увидеть сожаление и раскаяние в его глазах… И от этой мысли мне до спазмов скручивает внутренности. Это невыносимо волнительно — вновь иметь перспективу обладать этим подонком, но ещё и дико страшно, что я могу потерять его навсегда, если решение Хозяина будет не в пользу его жизни. Я слышал, что большинство дел, попадающие в отдел Мгновенного Реагирования на Доносы Спецуправления Аврората, заканчиваются казнью, и лишь немногие — заключением. Стоит ли моя месть этого риска? Я чувствую, что моя ущемлённая гордость, моё разбитое сердце, моя стенающая от невзаимности душа словно сражаются внутри с этим душащим, паническим, заставляющим замирать страхом, что я снова мог просчитаться, и Драко пострадает больше, чем я рассчитывал. Сомнения в себе снова одолевают меня ураганной волной. Но я не могу молчать. Нет, я его никогда не прощу, сколько бы он ни вымаливал моё прощение, и себя никогда не прощу, если сейчас не свершу свою месть… Я будущий Лорд Забини. Я… Я уже доказал себе, что не ничтожество, разработав этот план. Теперь пора доказать это и Ему. Эгер встрепенулся, а потом вспорхнул ввысь, унося фиал в Министерство. А я всё стою на балконе, замороженный, заторможенный, совершенно обессиленный и обездвиженный своим поступком. Мерлин… Я ведь… Я ведь только что подписал ему смертный приговор… Не будет никаких особенных разбирательств, не будет и шанса, что Драко окажется удостоен пощады в виде заключения… Самый близкий к Министру последователь среди их поколения. Тот, кто своим примером вёл за собой в верные слуги Тёмному Лорду всех, кто сомневался или пытался выделиться. Драко не будет в Азкабане, Драко нигде больше не будет, он умрёт… К этим мыслям я оказался не готов. Моё нутро сразу пытается привычно отплеваться — ну и пусть, ну и ладно, пусть сдохнет, паскуда, скотина, тварь! Только вот сердце сжимается в камешек, а потом, кажется, трескается и рассыпается песком. Я не хочу его смерти, я допускал, предполагал, я понимал, но не видел это так ясно, не верил до конца, что Министр так с ним поступит, но я снова, снова, снова обманулся. Снова надел очки, пусть не розовые, другие, но это же Хозяин… Не в его правилах прощать… Он не милосердный, не справедливый, не… Он убьёт Драко, нет, это я… Я убил Драко… Я сжимаю ладонями ледяную ковку перил, так сильно и больно, что руки немеют. Как только тепло Эгера исчезло из моей хватки, в голове словно посветлело. Будто вся дурь, весь туман, всё наносное ушло, растворилось в этом холоде под моими руками. Да, я хочу отомстить, и да, Драко заслужил эту месть, но я не хочу рыдать на его похоронах, я… Я люблю его… Люблю его… О Мерлин, что я наделал?! Как я мог… На какое-то время я будто впадаю в кому, в некий стазис, уже представляя, как я буду вымаливать у Тёмного Лорда право похоронить своего Драко… Какую мантию я надену на него, провожая в фамильный склеп Малфоев. Смогу ли я выйти из него? Смогу ли я оставить его одного там… В этих камнях, мраморе и песке… Я останусь с ним! Да, я останусь с ним, я не уйду… Хоть так я буду рядом… Мне уже не больно и даже не страшно. Я скорблю о том, что ещё не свершилось, падая в свою апатию и трагедию. Мне снова хочется выть раненым зверем, но глотка зажата, лёгкие стянуты, я сам почти мёртв. Меня вырывает из этого океана траура болезненный укус Эгера. Он вернулся. Всё. Ничего уже не исправить. Я даже не залечиваю рану, просто аппарирую к воротам Мэнора, но нахожусь достаточно далеко, чтобы магия особняка не почувствовала меня. Я не знаю, что я здесь делаю, смелости любыми способами прорваться внутрь, чтобы защитить мою любовь, моего Малфоя, моими же силами уже живого мертвеца, у меня никогда не будет. Я не знаю, зачем пришёл сюда, но уйти тоже не могу. Войти не даёт отозванное приглашение и трусость, а вернуться домой теперь кажется мне самым извращённым предательством, которое только можно придумать. Я впервые в жизни чувствю себя сумасшедшим, ненормальным, совершенно никчёмным и бестолковым. Я ничтожество — я своими руками уничтожил то единственное стоящее, единственное прекрасное, единственное, что вызывало во мне жажду жить — я убил свою любовь. Грудь давит немыслимой мощью, и я правда думаю, что сейчас и сам просто умру от разбитого сердца, но взгляд проясняется, а дыхание сбивается тяжёлой плитой, и я вижу причину своего такого болезненного состояния: это начало конца. Министр прибыл в Малфой-мэнор.