Археология и ты

      Вопреки таким совпадениям, как совместный квадрат и совместная палатка, дежурство в столовой было раздельным.       — А ты точно приготовишь завтра что-то вкусное? — лениво спросил Ацуши, убирая небольшой обвал.       К сожалению, из-за некоторых вещей (или, может, не совсем аккуратного Ацуши) такое, как обвалы, случалось не так уж редко. Хотя, если посмотреть на квадрат Дазая и несчастного, очень несчастного Куникиды, то их было относительно немного. Впрочем, обвалы не портили сам квадрат, разве только замедляли саму работу и иногда портили красивый вид культурных слоёв по бокам — не такая великая потеря.       — Значит, сомневаешься во мне, — нахмурился Акутагава.       И, окей, Ацуши действительно не хотел его этим обижать. Просто все его замечания касательно того, что ел Ацуши, наталкивали на мысль, что Акутагава не так уж разборчив. Ну, или они слишком различны в предпочтениях.       — Вообще-то, во всех столовых есть определённое расписание, — продолжил Акутагава. — И продукты покупают согласно ему, поэтому я не буду что-то там выбирать. Приготовлю, что нужно.       — Ладно, — отступил Ацуши, думая о том, что завтра ему придётся копать одному.       И это завтра настало как-то чересчур быстро — сначала его разбудил будильник Акутагавы, ведь дежурным нужно просыпаться не со всеми, а намного раньше, чтобы успеть приготовить завтрак. Овсяная каша не вызывала особого аппетита, но недовольное лицо Акутагавы, показывающее на банку с каким-то ягодным джемом, немного исправило ситуацию. Разве что пришлось добавить немного соли.       Затем Ацуши пошёл на раскоп и впервые за долгое время он шёл туда… один. Они уже почти две недели ходили с Акутагавой вместе, изредка, но всё же перекидываясь несколькими фразами про предстоящую работу и какие-то планы касательно раскопа, а потом, уже окончательно разогревшись после дороги, принимались за квадрат. Уже второй, кстати.       После двух часов работы к нему пришёл на помощь Тачихара из второй группы, который всё это время копал с Чуей. Как сказал сам Тачихара — им осталось всего ничего, поэтому Чуя справится сам. А этот квадрат открыли только недавно, поэтому помощь, определённо, нужна. Ацуши не стал как-либо сопротивляться, как он пытался в самом начале с Акутагавой, поэтому теперь работа шла намного быстрее. Тачихара шутил какие-то забавные шутки, в общем, душа компании, поэтому время шло будто бы быстрее.       Но Ацуши всё равно думал о том, как они всё это время проводили вместе с Акутагавой, как молчали, как обсуждали учёбу, как рассказывали друг другу какие-то случайные истории, что приходили на ум, как целый день играли в слова и тихо смеялись, боясь привлечь излишнее внимание. С Акутагавой действительно было хорошо. Тачихара хороший и быстро находит подход к любому, но это точно было не то.       На обед Ацуши впервые шёл чуть ли не впереди всех — так поскорее хотелось увидеть Акутагаву со смешной повязкой на голове, которая не даёт мешаться волосам, и рассказать ему про квадрат и Тачихару. Взяв тарелку, Ацуши с горящими глазами подошёл к Акутагаве, который уже стоял на раздаче.       — Рюноске, угадай, с кем я сегодня копаю?       — К тебе кого-то поставили? — оживился Акутагава, даже не обращая внимания на то, как сам же накладывает рис.       — Да, так веселее.              — Рад за тебя, — уже сдержанно ответил Акутагава, жестом показывая идти за стол.       Ацуши, конечно, заметил перемену в голосе друга, но сказать что-либо попросту не успел. Очередь уже образовалась, хоть и небольшая, поэтому пришлось пойти на место. Рис с овощами и рыбой выглядел вполне неплохо, даже вкусно, Ацуши добавил к нему свой любимый брусничный соус, а затем, перемешав, начал есть. В голову приходила масса мыслей касательно Акутагавы.       Он ведь и сам завтра отправится на раскоп один, потому что теперь будет очередь Ацуши дежурить, поэтому ему так же, скорее всего, отправят Тачихару, так что в этом нет ничего такого. Акутагава и сам был тем, кого отправили кому-то помогать. Почему он остался на всё оставшееся время, Ацуши не думал. Не просил же он об этом сенсея, верно?       Уже вечером, когда работа была закончена, ужин прошёл, а дежурные свободны, Ацуши нервно ждал Акутагаву в палатке. Конечно, не факт, что он пришёл бы сразу после работы, но когда-то он всё равно должен это сделать.       Через час, когда Ацуши скучающе играл в какую-то игру на телефоне, Акутагава всё же пришёл.       — Наконец-то! — отбросив телефон в сторону, воодушевлённо сказал Ацуши.       — Что такое? — спросил Акутагава, подходя к рюкзаку и начиная в нём что-то искать.       — Ну, я тебя ждал, — сказал Ацуши, ещё пока не думая о том, как это звучит.       Потом дошло.       — То есть… — растерянно продолжил он, смотря Акутагаве в глаза.       Тот заинтересованно уставился на него, прекратив свои поиски.       — Да? — медленно спросил Акутагава.       — Да, я тебя ждал. Думал, что, может быть, мы проведём время вместе или типа того… — максимально внимательно подбирая слова, продолжил Ацуши. — Хотел узнать у тебя, как прошло дежурство. Ну, и рассказать про сегодня тоже.       Бледные брови Акутагавы, казалось, на миг поднялись в удивлении, но потом он опустил взгляд.       — Меня ждут у костра.       — А, ой, ладно, тогда перед сном поговорим. Ну, или завтра, — расстроенно протянул Ацуши, отвернувшись, чтобы снова найти свой телефон.       Он честно пытался звучать не грустно и не расстроенно, но его лицо, которое мгновенно передавало все эмоции честно и неподдельно, всегда подводило.       — Может, хочешь со мной? — аккуратно спросил Акутагава, достав, наконец, тетрадь со словами и аккордами.       И почему бы её уже, в самом деле, не положить куда-то в более видное и близкое место, а не копошиться каждый раз по всему рюкзаку?       — Я всё равно туда не вписываюсь, — пробурчал Ацуши, надеясь, что его не слышат.       — Ты ведь так ни разу нормально не пробовал. Я думаю, стоит это сделать хотя бы раз, пока ещё есть время.       Конечно. До конца практики оставались считанные дни. Как и до конца их вынужденной дружбы. Ацуши от этого было особенно тоскливо, возможно, даже больно, но спрашивать о чём-то будущем было неловко и страшно.       — Ты правда так думаешь? — уточнил Ацуши.       — Да. Если не понравится, я могу уйти с тобой.       Что ж, после таких слов их дружба казалась не такой уж вынужденной.       Акутагава только поначалу был таким холодным, колючим и доставучим. И он по-прежнему иногда бесил за все глупые вопросы касательно еды Ацуши — как будто нет ничего отвратительнее в этом мире, чем то, что он ест. Но всё же он был внимательным, терпеливым и иногда даже каким-то ласковым? Можно ли считать то объятие перед сном не вынужденной мерой ради тепла, а просто желанием быть ближе?       Они общались уже так много, но вопросов становилось только больше и голова Ацуши грозилась расколоться.       — Хорошо, пошли, — выдохнув, ответил Ацуши, а затем встал с места, чтобы выйти из палатки вместе с Акутагавой.       Подойдя к костру, в нос сразу же ударил запах гари и виноградной газировки. Чуя настраивал гитару, подкручивая колки и каждый раз после проверяя натяжение струн, рядом сидел Дазай, увлечённо смотря на это и держа в руках ту самую газировку, его чуть лиловые из-за красителей губы выглядели забавно. По правую сторону сидел Куникида, и Ацуши правда был этим немного шокирован, ведь тот всегда сидит в палатке. Что ж, возможно, его заставил Дазай — Куникида сидел напряжённый, скрестив руки у себя на груди, но он не выглядел недовольно, поэтому можно было считать, что ему просто неловко. Ацуши его прекрасно понимал.       Была и Кёка, которая, только увидев Ацуши, сразу же мило улыбнулась и застенчиво помахала ему ладошкой, но затем её взгляд упал куда-то за спину Ацуши и она сразу же напряглась. Акутагава, выходя вперёд, подошёл сзади Чуи и, наклонившись, что-то прошептал ему на ухо. Чуя, быстро почесав нос от щекотки, ведь волосы Акутагавы попали прямо ему в лицо, кивнул пару раз, затем улыбнулся — так же хитро, как и тогда, когда они уходили в деревню, а потом продолжил настраивать гитару.       Акутагава отстранился и, быстро обойдя скамейку, сел рядом с Чуей. Посмотрев на Ацуши, он жестом пригласил его сесть рядом, а затем принялся листать свою уже помятую, с протёршимися уголками тетрадь. Быстро проходясь взглядом по строчкам, он листал дальше, будто искал что-то конкретное, а потом, вдруг, видимо, найдя необходимое, немного приподнял её — так, чтобы было видно Чуе — и улыбнулся, опуская взгляд. Чуя хмыкнул, лениво проводя большим пальцем по всем струнам — их тихий трепет было хорошо слышно — а затем, всмотревшись в строчки, поставил пальцы левой руки на нужные лады и провёл по струнам уже уверенно, будто пробуя получившийся звук на вкус.       А затем началась игра. Тихий перебор в минорной тональности, Акутагава прочистил горло, а потом, спустя некоторое время, начиная с нового такта, тихо начал петь.       Во-первых, Ацуши казалось, что они с Чуей всегда пели вместе, либо же Акутагава замолкал, просто держа аккорды для друга. По крайней мере, первый и единственный раз Ацуши видел именно такую картину.       Во-вторых, если тогда Ацуши показалось, что, хоть у Акутагавы голос и приятный, но до жути раздражающий, то теперь раздражения не было, а без Чуи он звучал ярче и насыщеннее. Ну, или, может, сейчас особенно старался, будто пытаясь впечатлить.       В-третьих, Ацуши не мог скрыть тот факт, что ему нравится. И само пение, и сама ситуация, и возможность того, что его пытаются впечатлить. Он слегка покраснел — буквально лицом ощутил прилив крови к щекам — и вот этот факт уже вызвал какое-то раздражение.       Нет. Смущение. Бесконечное, мучительное и тягучее. Обволакивающее от красных щёк до кончиков пальцев, невольно заставляющее сжать ими низ собственной ветровки.       Ацуши внимательно вслушивался, пытаясь успокоить собственное вдруг ускорившееся сердцебиение, а затем, глубоко вздохнув и выдохнув, попытался переключить своё внимание на сидящих рядом — никто не заметил его смятения и это радовало. Людей стало намного больше, некоторым не хватило места, поэтому они устроились на самых крайних сиденьях импровизированной столовой.       Все слушали Акутагаву, кто-то покачивал головой в такт, лишь слегка, кто-то подпевал, но совсем неслышно, лишь беззвучно двигая губами. К последним относился и Чуя, отчего-то не пытаясь присоединиться, добавляя звука.       Акутагава ни разу за всю песню не посмотрел на Ацуши, но когда песня закончилась, он всё же несмело поднял взгляд прямо в глаза — и это выбило буквально весь воздух, потому что «несмело» для Акутагавы было чем-то необычным.       Мелодия сменилась на другую, более драйвовую и, видимо, всем знакомую, потому что люди у костра сразу же оживились, а Чуя даже не нуждался в тетради перед собой. Акутагава улыбнулся, смотря на друга, а затем перелистнул несколько страниц и присоединился.       Ощущение, что первая песня была специально для Ацуши, никак не выходило из головы, хоть и поверить в такое было попросту невозможно. Всё последующее время Ацуши сидел там, рядом с Акутагавой, и вроде как был частью чего-то единого, чуть кивал головой в такт, иногда улыбался чему-то знакомому, улыбался редким, но забавным комментариям Дазая по поводу гитариста и репертуара, улыбался тому, что среди общества не чувствовал себя одиноким.       Возможно, за такое можно было бы даже сказать спасибо.

***

      Когда совсем стемнело, а время подходило к тому, когда самые уставшие люди уже ложатся спать, всё завершилось — все нахваливали Чую и немного Акутагаву, первый был доволен не только комплиментами, но и самим собой, а второй сдержанно поблагодарил всех и пошёл к палатке. Ацуши уже был там, потому что как только проиграли последние аккорды, он почти сразу же умчался, чтобы не чувствовать неловкость ещё больше.       Нужно ведь было с этим что-то делать, в самом деле.       Вернувшись в палатку, Ацуши просто лёг поверх спальника, включил фонарик и уставился вверх, раскинув руки в стороны.       Мысли жужжащими пчёлами не давали даже нормально вздохнуть, поэтому он просто смотрел на ткань палатки в самом верху — на ровный шов с двумя выпущенными нитками, на мутное пятнышко, возможно, от влаги, принесённой ветром с деревьев, на чуть-чуть заметные тени — и ждал. Шаги, неспешные и тихие, будто аккуратные, становились ближе, а Ацуши, наконец, выровнял дыхание.       — Ацуши? Устал что ли?       Ацуши быстро закрыл глаза. Акутагава хмыкнул, привычно убирая тетрадь в рюкзак, а затем достал зубную щётку и пасту.       Ацуши молчал. Ответить можно было, но тогда пришлось бы пояснять очень многое.       — Ацуши? Ты спишь?       Ацуши улыбнулся, больше не в силах подавлять свою улыбку.       — Я же вижу, что не спишь, — недовольно ответил Акутагава.       — Ладно-ладно, я не сплю, — ответил Ацуши, вставая, наконец, с места.       По-хорошему, нужно было бы тоже готовиться ко сну, потому что за костром они, действительно, засиделись, а завтра нужно вставать по-прежнему рано… Ах, да, намного раньше, чем все остальные. Дежурство ведь.       Ацуши вздохнул и, быстро накинув ветровку, проверил в карманах наличие и щётки, и пасты, и вышел вслед за Акутагавой, который уже покинул палатку, чтобы они тут не толкались вдвоём — всё же она была совсем небольшой.       Они подошли к умывальникам, там никого не было, только гул сверчков и блики огромной растущей луны на хилой речке. Ацуши впервые за долгое-долгое время засмотрелся не на звёзды, а именно на луну — на все её тёмные пятна, сравнивания оттенки, на какие-то неведомые кружочки, которые только позволяло ему увидеть зрение, на чуть шершавую форму, она в самом деле выглядела так, будто ей была нужна полировка, на тёмное нечто, закрывающее тенью небольшую часть.       Точно неровный ломтик колбасного сыра, который так любит Ацуши. Мысль о том, что это наверняка очередное в понимании Акутагавы извращение, заставила хихикнуть. По-настоящему. Глупо так, внешне безосновательно, будто немного не в себе.       — Ты чего? — удивлённо уставился на него Акутагава.       — Подумал, что эта луна похожа на колбасный сыр. Знаешь такой?       — Ужасно, — прокомментировал Акутагава, умывая лицо.       — Я знал, что ты так скажешь! — ответил Ацуши, ополаскивая щётку, а затем складывая и убирая её в карман.       Они снова пошли к палатке, Ацуши по пути успел нечаянно пнуть какую-то шишку и помолиться всем известным синтоистским богам за то, чтобы она не приземлилась на кого-то.       — Потому что специально выбираешь отвратительные вещи?       — Эй! — возмутился Ацуши. — Я не виноват, что тебе ничего не нравится.       Он пролез в палатку, скидывая ветровку и обувь, а затем быстро залез в спальник. В палатку успел залететь мотылёк, поэтому прямо сейчас он безумно кружил у подвесного фонарика, пытаясь найти выход. Акутагава нахмурился и, медленно приблизившись к источнику света, поймал мотылька в ладонях, а затем быстро отнёс его к выходу, давая возможность улететь.       Ацуши удивлённо уставился на это, а затем чуть подвинулся, когда Акутагава пролез внутрь палатки и стал устраиваться в своём спальнике.       — А что тебе нравится?       — Что? — немного не понимая, спросил Акутагава.       — Ну, просто. Ты многое критикуешь, но что тебе нравится?       Ацуши дотянулся до фонарика, чтобы выключить его, а затем снова лёг. Разговоры в темноте сближали лучше, чем при свете.       Акутагава, услышав вопрос, казалось, задумался. Было слышно размеренное дыхание и Ацуши понял, что оно не таит в себе едва заметные хрипы или затруднения, оно лёгкое, самое обыкновенное. Понимание, что теперь Акутагава точно не болен, вызвало улыбку — какую можно было позволить самому себе в этой темноте.       — Мне нравится играть на фортепиано.       — Вау, — прошептал Ацуши, но потом стал чуть громче. — Не знал, что ты умеешь.       — Ещё мне нравится делать фотографии. Всё ещё жалею, что не взял свой фотоаппарат.       — Но есть же телефон…       — Это другое. В фотоаппаратах есть душа.       — Душа? — удивлённо протянул Ацуши. — Не думал об этом.       Снова повисла тишина и Ацуши уже хотел добавить что-нибудь ещё, как её снова прервал тихий голос:       — Мне нравится слушать европейскую неоклассику. И блюз. Есть в них что-то успокоительное. А ещё нравится инжир. И… сидеть на крыше. В нашем доме сломан замок на чердак, поэтому можно беспрепятственно пройти.       — Никогда не бывал на крышах, — задумчиво ответил Ацуши. — Хотел бы хоть раз побывать. Там, наверное, красиво.       — Хочешь, я свожу тебя как-нибудь? Только не знаю, понравится ли тебе двадцать пятый этаж. В том смысле, что, может, это страшно.       И это звучало так, как Ацуши больше всего хотел услышать. Так, будто их общение действительно не прервётся после поездки, а всё вынужденное будто стало просто нужным или же хотя бы необременительным.       — Очень хочу, — ответил Ацуши.       — Хорошо.       Ацуши прикрыл глаза, выдохнул, а затем попытался быть смелее. Почему-то бездумно отвечать или действовать смелости хватало, а на обдуманное и уже даже желанное — нет.       — Рюноске, скажи, мы же теперь друзья? Я имею в виду, мы же продолжим общаться после практики?       — А почему ты решил, что нет? — серьёзно спросил Акутагава.       — Потому что такое бывает часто, — ответил Ацуши. — Я бы не хотел, чтобы это прекращалось. Ты хороший и, на самом деле, уже многое сделал для меня, и я очень рад, что мы всё-таки общаемся и достаточно неплохо, а не просто прохожие. Мне было интересно узнать тебя.       Повисло молчание и Ацуши уже испугался, что это прозвучало как-то слишком навязчиво или же глупо…       — Взаимно, — ответил, наконец, Акутагава. — Ты тоже… хороший.

***

      — Вставай.       Тепло, тягучее ощущение тепла по всей коже, так мягко и приятно.       — Ацуши, вставай.       А вот когда тебя толкают в разные стороны — уже не очень.       — Ну что такое? — пробурчал Ацуши, открывая глаза.       — Мне ещё долго тебя будить? Вообще-то, это ты должен был проснуться раньше, а не я.       Ацуши мигом встал, вдруг вспомнив, что забыл вечером поставить нужный будильник.       — Чёрт! — зло прошептал он, сразу же чуть ли не выпрыгивая из спальника, а затем натягивая обувь. — Какой же я…       — Да подожди ты, — ответил Акутагава, сам не торопясь вставать из спальника. — Я разбудил тебя в нужное время. Просто забыл вчера будильник отключить, так что, считай, ты никуда не опаздываешь.       — Правда? — облегчённо спросил Ацуши. — Боже, Рюноске, ты… спасибо!       Ацуши выбежал из палатки, чтобы быстро умыться, а потом уже приступить ко всем делам на кухне. Когда он пришёл туда, то его уже ждала дежурная. Милая высокая девушка с красными волосами — она уже завязывала их, чтобы они не мешали работе — улыбнулась ему и Ацуши почувствовал, как этот день для него автоматически стал лучше.       — Меня зовут Коё, а тебя как, напомнишь?       — Я Ацуши, — кивнув, ответил Ацуши, закалывая чёлку тонкой белой невидимкой, которая всегда была у него в кармане.       — Итак, Ацуши, тебе будет нужно…       И началось. Если завтрак готовить было легко, нужно было всего лишь закинуть нужное соотношение крупы, воды и соли с сахаром, периодически помешивая, то бегать по всей столовой, чтобы разложить всякие банки с джемом, банки с ложками и банки с хлебом, было как-то… А потом ещё каждому подошедшему накладывать еду, а потом, когда все уже позавтракали, завтракать самому, и поскорее, чтобы уже бежать мыть всю посуду. Людей в лагере было предостаточно, поэтому это было не тем, что обычно тебя ждёт дома в раковине. Это было намного, намного, намного хуже.       Когда лагерь опустел, а последняя ложка была помыта, нужно было уже приниматься за чистку овощей и разделку нескольких тушек куриц. О боже. Самых настоящих куриц.       В общем, вспоминать эти мгновения когда-либо ещё не стоило.       Дальше шло закидывание всего нарезанного и начищенного в огромные кастрюли и заливание водой. Снова сервировка стола, снова полчаса за раздачей.       — Ты как? — спросил Акутагава, пока Ацуши наливал в его тарелку суп.       — Лучше всех, — ответил Ацуши. — Приятного аппетита.       — Спасибо, — улыбнувшись ответил Акутагава, а затем, чуть замешкавшись, пошёл за стол.       Ацуши принялся за другие порции, думая про себя о том, что в этот перерыв они не смогут провести время вместе, а дежурство кончится уже после ужина.       В общем-то так и произошло — после обеда нужно было снова мыть горы посуды, готовить мясо и чистить овощи уже на ужин. И лишь тогда, когда стол был накрыт, а Ацуши уже ждал на раздаче, видя первых прибывших с раскопа, он смог чуть-чуть выдохнуть. Что ж, возможно, дежурство намного ужаснее, чем просто копать с ежечасными перерывами.       — А-цу-ши, — раздалось чрезмерно позитивное рядом и Ацуши поднял глаза.       Напротив, держа тарелку в руках, стоял Дазай. Ацуши начал накладывать ему ужин, поражаясь, как смог не заметить человека прямо перед собой. Этот день был, пожалуй, слишком выматывающим.       — А чего твой Акутагава снова такой агрессивный?       Ацуши непонимающе уставился на Дазая, отдавая ему тарелку. Во-первых, хотелось, конечно, спросить, когда это Акутагава стал его, во-вторых, разве за это время могло произойти что-то такое…       — Не понимаю, о чём ты, — ответил Ацуши, смотря назад — люди ещё шли, даже не дойдя до умывальников, а значит, у него было пару минут на прояснение ситуации.       — К нему отправили помочь кого-то, а он отказался.       — Разве это проявление агрессии?       — Ты просто не видел, как это было. Самая настоящая агрессия!       Ацуши почувствовал и удивление, и смятение одновременно — он не понимал, чем такое вообще может быть связано. Всего лишь помощь. Акутагава ведь сам приходил помогать, а теперь от того же самого отказывался?       — Я с ним поговорю, — ответил Ацуши, беря другую чужую тарелку.       — Тогда удачи, — хмыкнув, ответил Дазай, и пошёл за стол.       Возможно, предстоящий вечер будет тяжёлым.

***

      Когда Ацуши пришёл, наконец, к своей палатке, Акутагава был там. Ацуши чувствовал бесконечную усталость, его руки ещё ощущали прохладу воды от мытья посуды, а перед глазами так и мелькали очистки от овощей. Ужасно.       — Почему ты не сказал о том, как это тяжело, — протянул Ацуши, ложась рядом.       — Мне так не показалось, — ответил Акутагава, сразу же убирая телефон, в котором сидел всё это время.       — Расскажешь, как прошёл сегодняшний день?       — Что именно тебя интересует?       — Вообще-то всё, но… Интересно, ты всё это время был один? Или к тебе кого-нибудь отправили? Как ко мне вчера, я же копал не один, ты помнишь.       — А тебе, я полагаю, уже всё рассказали? — нахмурясь, ответил Акутагава. — В любом случае, я не желаю оправдываться.       — Подожди, — напрягся Ацуши. — Во-первых, я не знаю, о чём мне должны были рассказать. Всё, что я знаю, это то, что ты отказался от помощи. Во-вторых, я не хочу, чтобы ты оправдывался, на всё в этом мире существуют причины. Мне просто стало интересно, почему… Почему Дазай называет тебя агрессивным?       — Ах вот, в чём дело, — хмыкнул Акутагава. — Знаешь, если верить всему, о чём говорят…       — Я не верю ему, — перебил его Ацуши. — Я верю тому, что вижу. А вижу я совершенно противоположное. Возможно, ты иногда бываешь вспыльчивым. Но не агрессивным. Так что случилось?       Акутагава вздохнул, а затем прикрыл лицо рукой, закрывая глаза.       — Я просто хотел копать только с тобой.       Ацуши приподнял брови в удивлении, а потом облегчённо выдохнул.       — Звучит совсем неагрессивно, — ответил он. — И чего Дазай тогда к тебе пристал? Уже не в первый раз от него слышу подобное.       — Просто… Может быть, он знает, что ты мне нравишься.       — Но разве это повод, чтобы… Оу, — прервался Ацуши, осознавая, что происходит прямо сейчас.       Акутагава по-прежнему прятал лицо рукой.