Любовь во время зимы

Декабрь 1927-го выдался непривычно холодным и снежным для Румынии. Прошедший ночью снегопад щедро выстлал окрестности замка серебром, навесил бахрому на шпили и карнизы башенок, опушил немощные прутики задремавших до весны деревьев и накинул шубки на могучие ели. Даже старые деревенские домишки, виднеющиеся вдалеке, под пушистыми белыми шапками заметно помолодели и выглядели теперь сказочными теремами. Дружно дымили печные трубы. Изредка сквозь сизые облака прорывались лучи, но почти сразу терялись в тумане, что плотной пеленой полз по земле. Мороз тоже постарался на славу: все окна были искусно разрисованы причудливыми каракулями. Каждое утро Альсины Димитреску начиналось одинаково — ближе к полудню. После пробуждения женщина ещё какое-то время нежилась под шёлковым одеялом, наслаждаясь спокойствием и тишиной. И хотя этот роскошный замок перешёл в её владение несколько лет назад, приятное осознание того, что более не требуется ни вставать на нелюбимую работу, ни платить втридорога за дешёвенькую комнатку на чердаке, всякий раз согревало озябшую спросонья женщину. Ещё десять лет назад она и мечтать о чём-то подобном не могла: «заботливые» родственники сделали все для банкротства семьи Димитреску, после чего с помощью хитрых махинаций и подделки юридических документов сумели отнять у разорившихся дворян и земли, и родовое поместье, и винодельческий бизнес. Но справедливость восторжествовала, и теперь Альсина не только вернула украденное, но и приобрела кое-что ещё… После лёгких мыслей и примерных намёток плана на грядущий день, женщина неспешно приводила себя в порядок. Каждое новое утро звучало по-своему: огромная коллекция пластинок со всего света давала госпоже волю выбирать музыку под конкретное настроение. Но чаще всего играло что-то лёгкое и поднимающее настроение, пока Альсина, пританцовывая, неспешно снимала бигуди, наносила макияж или переодевалась. В такие моменты прислуге и новоявленным дочерям строго настрого запрещалось входить в покои. Разрешалось только оставить на тумбе у двери свежесваренный чёрный кофе, который, впрочем, всё равно остывал к моменту, когда Димитреску завершала свой утренний ритуал. Её это не слишком беспокоило — она делала несколько больших глотков, чтобы ощутить приятную горечь, и отставляла чашку. Зайти к Альсине можно было только после того, как она сама распахнёт двери и отправится по делам. Не раньше, иначе гневу госпожи не будет предела. Но сегодня всё пошло не так. Не успела женщина закончить наносить помаду, как в покои ворвалась Бэла. Взволнованная и тяжело дышащая девушка с грохотом вломилась в комнату и с широко распахнутыми глазами принялась показывать рукой куда-то в коридор. Димитреску нахмурилась, вскинула тонкую бровь и недовольно упёрла руки в бока. Вряд ли в кружевной сорочке и сползшим с плеч атласном халате она выглядела очень грозно, но на старшую дочь это произвело должный эффект: та мгновенно успокоилась и виновато опустила голову. — Прошу прощения, матушка, — начала тихо Бэла. Щёки её покрылись румянцем. — Просто хотела сказать, что прибыли новые девушки. Они ждут в Зале Четырёх. — Благодарю тебя, дочь моя, — Альсина медленно приблизилась к девушке, сурово глядя на неё сверху вниз. — А теперь иди. И знай, что более подобного самовольства я не потерплю. Блондинка согласно закивала и, ещё раз извинившись, растворилась в воздухе. После того, как жужжание стихло, Димитреску вернулась к зеркалу, заправила мундштук сигаретой и закурила, придирчиво осматривая себя в зеркале. Хотелось выглядеть как-то по-особенному величественно, пускай и в глазах крестьянских девок. Платьев на выбор было не так уж и много: за последнее время женщина довольно сильно выросла, поэтому старалась не заказывать чересчур изысканные и слишком дорогие наряды, пока рост не остановится. До сих пор Альсина с грустью посматривала на шикарное бальное платье, которое так и не смогла надеть из-за раздавшихся бёдер, талии и плеч. Расшитая серебром и жемчугом парча обошлась в целое состояние… Выбор пал на элегантное бархатное платье по фигуре с глубоким вырезом и объёмными рукавами, перчатки и украшенный рубинами обруч на голову — он просто прекрасно смотрелся на чёрных, уложенных волнами волосах женщины. Взглянув на себя в последний раз, Димитреску взяла мундштук и вышла из покоев. *** Прибывших было ровно шесть. Все родом из деревни. Ещё совсем юные — младшей из всех едва ли исполнилось пятнадцать, — они жались друг к другу, словно цыплята, опасливо озирались по сторонам и тихо о чём-то шептались. Девушки наверняка знали все те леденящие кровь истории про исчезновение прислуги, которыми оброс замок за последние несколько лет, и слышали страшные слухи про жестокость хозяйки и её дочерей. И теперь обсуждали свою нелёгкую долю, оправдываясь друг перед другом за то, почему пошли работать именно сюда. Стоило появиться госпоже и её дочерям, как все шепотки сразу же прекратились и в Зале повисла тишина, нарушаемая только громким стуком каблуков леди Димитреску. Девушки быстро выстроились в шеренгу и смиренно опустили головы, чтобы не встречаться взглядами с госпожой. Худые, в простеньких платьицах и лёгких, одетых совсем не по погоде накидках, с убранными под платки волосами и маленькими узелками за спинами, в которых хранились их невеликие пожитки, — они не вызывали ничего, кроме жалости и тоски. Глазу зацепиться не за что. Казалось, стоит на одну только дунуть, как замертво упадут все, — настолько сильным был их испуг. Ситуацию накаляли Кассандра и Даниэла, что стояли чуть поодаль и скалили ровные зубы в хищных улыбках, паясничали и заставляли девушек трястись, словно листья на ветру. Альсина грозно взглянула дочерей. Те вмиг прекратили. — Ну что ж, посмотрим… Женщина не успела договорить. Дверь в Зал Четырёх с тихим скрипом отворилась, привлекая внимание вампирш. Внутрь неспешно вошла девушка лет двадцати. В одной руке она держала чемодан, в другой — что-то вроде дорожной карты. Одежда незнакомки сразу же заинтересовала Димитреску: из-под расстёгнутого пальто выглядывали расшитая кружевом блуза и поношенная, но всё ещё нарядная бархатная юбка, на руках были перчатки, под горлом крепилась серебряная брошь в форме цветка. «Так простолюдинка одеваться бы не смогла…» — пронеслось в мыслях у женщины. Она пренебрежительно хмыкнула и быстрым движением поправила сбившуюся было жемчужную нить. Альсина пантерой двинулась навстречу гостье, нарочито громко постукивая каблуками. Она остановила девушку на половине пути и нависла над ней огромной мрачной тенью, не позволив присоединиться к остальным. Димитреску манерно вскинула мундштук с почти погасшей сигаретой, медленно поднесла к губам и затянулась. Тёплый дым лизнул нёбо и терпкой горечью ударил в нос. Женщина открыла было рот, чтобы в привычной для себя манере высмеять нахалку, осмелившуюся заставлять госпожу ждать, но почему-то замерла на полуслове. Язык словно окаменел, а из головы вылетели все колкости и язвительные выражения, стоило только встретиться взглядом со светящимися восторгом и благоговейным трепетом глазами девушки. Странное ликование и предвкушение чего-то эдакого, преследующее с самого пробуждения и, казалось, утихшее после полудня, новой волной окатило Альсину. — Этот замок так же прекрасен, как и его Хозяйка, — начала незнакомка, заворожённо вглядываясь в суровое лицо леди Димитреску. — Стоило добираться сюда хотя бы ради того, чтобы встретить Вас… Опешившая вампирша, к своему удивлению, кивнула в ответ. Нет, госпожа никогда не была обделена комплиментами — как и любая женщина, за всю свою жизнь она выслушала столько сладостных речей, что к сорока годам уже начало подташнивать от однообразия и фальши, которыми в большинстве своём были пропитаны все эти любезности. Многие люди, начиная от очередного удальца, решившего изо всех сил очаровать незаинтересованную в нём Альсину, и заканчивая какой-нибудь хитрой служанкой, что вознамерилась расположить к себе госпожу и подсыпать соломки, дабы облегчить свою судьбу, использовали лесть в своих собственных корыстных целях. В эти моменты они уже предвкушали, как получают желаемое: лица их приобретали вид тщеславный и горделивый. На этом их Димитреску и ловила. Однако слова незнакомки сбили с толку не только своей неприличной для аристократки прямотой, но и искренностью, которая ощущалась в каждом взгляде и движении. Девчонка говорила от сердца, и тепло, исходящее от неё, обжигало непривыкшую к такому Альсину. Странное спокойствие и умиротворение окутали её с ног до головы. Лёгкий румянец коснулся было скул, но женщина быстро вернула сползшую было маску строгой и неподкупной дворянки, покрепче сжала мундштук и обхватила тонкими пальцами собственную талию, ощущая через шёлк платья покрывающуюся мурашками кожу. — С кем имею честь говорить? — голос Димитреску звучал непривычно мягко и доброжелательно, с лёгкой хрипотцой, отчего даже хихикающие Бела, Даниэла и Кассандра умолкли, с интересом и недоверием посматривая на матушку. Незнакомка присела в реверансе. — Меня зовут Инга, Инга Порошина. Но Вы можете звать меня просто Ингрид, — улыбнулась та. На розовых от мороза щеках проступили ямочки, и Альсина отметила, что они девчонке очень идут. — Инга Порошина… — повторила Димитреску, смакуя. Необычно было слышать и фамилию, потому как местные предпочитали называть друг друга только по именам или прозвищам. — Ингрид, я не слишком-то люблю, когда кто-то заставляет меня ждать… — Приношу свои извинения, госпожа. Я была уверена, что сумею добраться в срок. Дороги нынче не располагают к быстрой езде, — спокойно ответила она. — Спасибо ямщику за то, что согласился меня подвезти. Думаю, без него бы совсем заплутала. — Ах, ты не из деревни?.. — вопрос женщины скорее походил на утверждение. Или подтверждение каких-то собственных предположений. — Не часто в наших краях появляются… новые лица. И откуда ты родом? — Из Российской Империи… — Ингрид вдруг замолчала, нахмурилась, а затем добавила бесцветным голосом: — Из России. Альсина вскинула брови и, повинуясь неведомой силе, сделала ещё один шаг. Теперь между ними оставалось непозволительно малое расстояние, но Порошина, казалось, даже не заметила. Она нахмурилась и помрачнела, погрузившись в собственные мысли. Димитреску воспользовалась этим, чтобы лучше рассмотреть девушку. Стоило признать, что она была прекрасна, но не в классическом понимании этого слова. Диковинная красота Инги походила на вино, удивительный вкус которого раскрывается не сразу, со временем, с каждым новым глотком. На вино, что вызывает приятный жар во всём теле и желание сделать ещё глоток. В кудрях, что жидкой бронзой растекались по плечам, россыпью сияли уже начавшие подтаивать жемчужинки снежинок. Острый нос с небольшой горбинкой, усыпанный едва заметными на бледной коже веснушками, добавлял правильному, нежному лицу строгости и резкости. Истерзанные морозом губы постепенно наливались багрянцем. Но больше всего Альсину привлекли раскосые, обрамлённые длинными ресницами глаза девушки. Только сейчас Димитреску заметила, что они разные: один был лазурным, второй же имел цвет тёмного янтаря. Доселе госпожа один лишь раз встречала человека с такой особенностью — очень давно, когда посещала Америку, — поэтому невольно залюбовалась чудом природы, хотя привычки восхищаться кем-то кроме себя она не имела. — И что сподвигло уехать так далеко от дома? Неужели тяга к приключениям? — насмешливо спросила женщина, вскидывая бровь. — О, это долгая история, миледи. Как-нибудь я обязательно Вам её расскажу, — неопределённо хмыкнула Ингрид, смотря на Димитреску снизу вверх. — Иногда мы просто не в силах изменить происходящее. И тогда встаёт выбор: оставить всё как есть и страдать или отправиться дальше, в неизвестность, даже если это разобьёт нам сердце и, возможно, заставит пожалеть о содеянном. Я выбрала второе. Вампирша согласно кивнула. Она слышала резвое биение юного сердца, учащённое дыхание. Терпкий аромат полевых цветов и зимнего утра, исходящий от Порошиной, будоражил кровь. Каким-то чудом удалось удержаться от удовольствия прикрыть глаза и шумно втянуть носом воздух. — И отправилась сюда? — улыбнулась Альсина. — Довольно опрометчиво: края здесь дикие, полные опасностей… — Но одновременно и прекрасные, — Инга окинула Димитреску красноречивым взором и продолжила: — Вдохновляют на созидание и возвышенные чувства… Да и времена сейчас тяжёлые. Нельзя же винить птиц, что на зиму они летят туда, где тепло и раздолье. То ли госпоже показалось, то ли в лукавых глазах девчонки на мгновение промелькнуло нечто такое, что пламенем обожгло нутро и заставило кожу покрыться мурашками. — Ах, да, чуть не забыла… Женщина, которая посоветовала мне приехать именно сюда и обратиться к Вам… Матерь Миранда, кажется… — Матерь Миранда?.. — Димитреску напряглась и недоверчиво покосилась на Ингрид. — Да. Мы случайно столкнулись с ней в Бухаресте, когда я… Она просила передать Вам письмо, госпожа, — Порошина быстро достала из внутреннего кармана пальто письмо и протянула дворянке. — Честно говоря, я думала, Вас предупредят обо мне, но теперь это уже не имеет значения. Альсина осторожно взяла конверт в руки. Характерная печать с десятикрылым эмбрионом использовалась в качестве герба только одним… человеком, а значит сомневаться в достоверности слов девушки, как и в том, кто является автором послания, не приходилось. Письмо было небольшим, но крайне содержательным. Из него Альсина узнала, что Инга представляет особый интерес для учёной и рассматривается как не просто очередной эксперимент, но и нечто большее. Димитреску и её дочерям строго-настрого запрещалось до поры трогать ценный объект для исследований. Матерь не вдавалась в детали; уточнила только, что девчонка из семьи беглых дворян, и велела обеспечить её достойным занятием и кровом, потому как именно этим Миранда и заманила Порошину в такую глушь. Чувство ревности кольнуло изнутри. Вампирша надела было на себя привычную маску крайнего пренебрежения и циничности, чтобы выразить своё отношение к потенциальной конкурентке за внимание Матери Миранды. И хотя девчонка вряд ли знала, что уже является неотъемлемой частью чужого замысла, отказать себе в насмешках и издёвках Альсина не могла. Внутренний зверь, которого отныне необходимо было держать в узде, должен был хоть как-то точить свои коти. Тем более, когда рядом ходит такая желанная во всех смыслах добыча. — Как же вышло, что ты, будучи знатной барышней, подалась в прислуги, да ещё и отправилась в такую глушь? — как бы невзначай спросила женщина, внимательно наблюдая за реакцией девушки. Ехидство так и сочилось из каждого слова. Ингрид на миг замерла, не веря своим ушам. Казалось, она даже перестала дышать, словно получила сильный удар под дых. Вся приветливость и сдержанность Порошиной начали рассеиваться как туман по утру. Она смотрела на Димитреску с удивлением и возмущением. — Или у вас в России всё так плохо, что даже знать вынуждена работать, дабы прокормить себя? — продолжала вампирша. Она улавливала усилившийся аромат, исходивший от девчонки, и еле сдержалась от удовольствия втянуть его носом. Альсина надеялась, что ещё одной подножки хватит, чтобы сбить девчонку с ног окончательно и показать, что никаких почестей ей, несмотря на титул и покровительство Матери Миранды, здесь оказывать не собираются. Кассандра и Даниэла заливисто засмеялись. Бела переводила заинтересованный взор то на Димитреску, то на Ингрид, принюхиваясь и хищно облизывая ярко накрашенные губы. Новоявленные горничные осторожно, чтобы не навлечь на себя гнев хозяек, посматривали на происходящее не поднимая головы. Но Инга не оправдала ожиданий: она быстро взяла себя в руки, не позволив подкатившим эмоциям овладеть её языком. Прищурив заблестевшие то ли от гнева, то ли от слёз глаза, девушка многозначительно улыбнулась. — Если бы Вы, госпожа, чаще выбирались из своего несомненно прекрасного, но расположенного у чёрта на куличках замка, — она говорила спокойно, однако каждое слово её отдавало металлом. — Или хотя бы читали газеты, — тяжёлый взгляд исподлобья заставил сердце Альсины пропустить удар, — то знали бы, что мир изменился. И Державы, что давала мне право гордо называть себя княжной Порошиной, давно уже не существует. Димитреску опешила, не понимая, что ей делать в такой ситуации. Ярость волной пронеслась по телу. Вампирша привычно вскинула руку, дабы выпустить длинные когти и растерзать нахалку на месте, но лишь крепко сжала изящные пальцы в кулак. Письмо Матери Миранды всплыло в памяти, и женщина нервно припала к мундштуку. Нарочито медленно наклонившись и пыхнув терпким дымом в лицо Ингрид, Альсина двумя пальцами обхватила точёный подбородок девчонки. Та не смутилась, не раскраснелась, наоборот, принялась смотреть прямо на Димитреску, бессовестно сверкая разноцветными глазами. Наглая усмешка выглядела на ангельском лице непривычно, но очень понравилась вампирше. Недозволительно горячей была кожа Порошиной. Неприличным можно было назвать всё происходящее. Греховная личина Альсины, погребённая много лет назад, вновь рвалась к свету, а помогала ей в этом гадкая девчонка, с которой вампирша была знакома не более часа и от которой у Димитреску кружило голову. — Вот ты мне обо всём этом и расскажешь… Женщина отстранилась и рассмеялась, откинув голову назад и демонстрируя ровные белые зубы. Она кивнула Ингрид, велев встать к остальным, и проводила девчонку лукавым взглядом, вновь закуривая. — Вам выпала великая честь жить и работать в замке рода Димитреску — одного из древнейших знатных родов в Румынии, — раскатистым голосом начала Альсина. — Вы обязаны будете заботиться о благополучии обитательниц этого места, в частности обо мне и о моих прекрасных дочерях, — она рукой указала на хихикающих чуть поодаль Белу, Кассандру и Даниэлу. Те фыркали и игриво взмахивали пальчиками, словно старались заманить новоявленных служанок в свои сети. Вампирша тяжело вздохнула, нахмурилась и продолжила: — Готовка, стирка, уборка комнат, выполнение поручений — всё это является частью вашей работы. Отказ от дела или некачественное выполнение оного жестоко наказываются, — в каждом слове вампирши слышался скрежет стали. — Общая комната на чердаке — ваша спальня на время службы в этом замке. В верхнем подвале находятся бани. Готовить вы можете в дальней части кухни. Рабочий день будет начинаться в пять утра и заканчиваться довольно поздно — в одиннадцать часов вечера. Замок большой, сами понимаете. Шестеро девушек согласно закачали головами, соглашаясь. Одна только Ингрид стояла неподвижно и всё так же заворожённо следила глазами за каждым движением леди Димитреску. Женщина, недолго думая, выставила вперёд руку с мундштуком. Металлическая трубка практически коснулась мерно вздымающейся груди Порошиной. — Будешь выполнять обязанности экономки и главной камеристки. Твоя спальня, и по совместительству кабинет, располагается слева от вестибюля, — Альсина указала на неприметную дверь возле входа в Зал. — В остальном всё так же. Но у тебя ещё есть шанс отказаться… — Для меня честь помогать Вам, госпожа. — Учти: чем больше власти, тем сильнее я наказываю за провинности… — добавила дворянка, испытующе глядя на Ингу. — Что ж, звучит многообещающе… Я обязательно это запомню, миледи, — ухмыльнулась девушка и лукаво сощурила лисьи очи. — Очень на это надеюсь…