Shots

Она много косячит - как сама и выражается. Признаваться в этом нет большой надобности, так как окружающие и так все видят. Подчиненные молчат в тряпочку. Севика хмурится, ругается иногда - в особо запущенных случаях. А Силко не изменяет себе даже при них. Потом Джинкс всегда приходит извиняться. Делает это так странно, на собственный лад. Приходится всю жизнь, всего себя себя подстраивать под этот новый уклад. Она сложный ребенок. Конечно, он понял это сразу. Узнал во всем беспорядке себя. Она проблемная девочка. Но ему само собой нравятся сложности. Сложности толкают человека вперёд - так он говорит. Хотя, кажется, дальше толкать его самого уже некуда. Проходит не так много времени. Однажды она сбегает. Потом уже делает это чаще, - любит исчезать безо всякого предупреждения - но первый раз бьёт тревогу больнее. Месяц первый или второй с отсчёта от катастрофы. Сперва он встает пред дилеммой: идти ли за ней? Ведь они, по сути, друг другу не принадлежат. Долго мается в думах, сомневается, можно ли поручить столь деликатное дело подручным. А потом внезапно осознает, что уже мечется сам по грязным улицам, всматриваясь в каждую щель. Что-то смутно толкает его к мысли, что она может быть там. Там, где пути пересеклись впервые. На месте пагубного рока. Вот он и бежит, несется к развалинам только чтобы обнаружить, что там в действительности никого не осталось. Он чувствует себя по-настоящему разбитым, пока смотрит на выбитые стекла, грязные осколки, дыры в стенах. Бетонную крошку. Кругом один развал. Он старается не впадать в безнадежность, но время тянется слишком медленно, попутно сжимая невидимые путы на жизненно важных местах. Ему даже кажется, что у него болит сердце. Самой реальной мышечной алгией. Может это закономерное последствие стресса, болезненная одышка после внезапного кросса... Хотя он сомневался, способно ли оно вообще болеть? Нынче сомневаться не приходится. Кажущиеся нерациональными обстоятельства подводят его к проигрышу в трезвости суждений и действий. Появится она сегодня или нет - он уже знает, что потерпел поражение от безрассудного чувства. Город гнилой. Улицы темные, улицы грязные. Много чужих людей. Она одна. И это опасно. Возможно опасно. Возможно она просто сбежала. Передумала и решила держаться от него подальше. Все может быть. Мысли гнетут. Гнетут обидой, страхом, горечью и ужасом. Почему он не послал людей раньше?.. Он решает прождать еще час, а затем вероломно (может быть) податься восвояси. Время плавно утекает ко второму часу, а он все сидит и бесцельно пялится в грязное небо. Разве это можно назвать небом? Тут что-то с разбегу бьет ему в грудь, от резкости выбивая воздух из легких. Сжимает, сжимает, берет в силки теплыми путами. А он сидит, ощущая себя дураком, потому что глупо улыбаться подобной боли. - Ты пришёл за мной! - Восклицает единственный приятный голос во всем этом днище. Его даже несколько задевает, что она удивилась. - А как я мог иначе? - Выдыхает он с облегчением. Большим и слабым - тревог у него еще много. Самую большую из них он обнимает так бережно, как может. Гладит по спине, плечам, голубой макушке. Замечает, что она дрожит. - Пойдём домой? Ты должно быть устала.- К слову, не ты одна. - К тому же тут довольно холодно. - Ужасно холодно. И мерзко! Джинкс поднимает к нему свои большие блестящие глаза, что кажутся еще выразительнее на маленьком бледном лице. - Тогда пойдём. Он берет ее за руку. Сжимает крепко. И вдвоём они уходят из этого страшного места.