Усы, лапы и хвост!

— Я слышал, что бывали случаи, когда один соулмейт не чувствовал похмелья — думал что у него такая крепкая выдержка к алкоголю! А оказалось, что за него похмельный синдром чувствовал его партнер... Сюэ Мэн, довольный тем фактом, что оба одноклассника с непритворным интересом слушают его сомнительные истории, раздухарился не на шутку. С особым энтузиазмом поглощал информацию Мо Жань, что было редкостью — старший двоюродный брат за человека его не считал. А значит, юноша решил, что вложит всё свое ораторское искусство в этот рассказ. — Только представьте — один напивается вдрызг, ничего при этом не чувствуя, а второй на пустом месте падает в пьяный обморок! — Да, бывает же такое… — покачал головой Ши Мэй. — Переходи к делу, как они в итоге нашли друг друга? — нахмурился Мо Жань, недовольно цокнув языком. В школе двоюродный брат трещал, пока язык не распухнет, а дома роль болтуна перенимал на себя его многоуважаемый отец. Нет, Мо Жань не был против. Он был даже счастлив, что дома его не ждет тишина одиночества. Но почему бы хоть иногда не взять пример с их учителя, Чу Ваньнина, и не помолчать? Вы же так им все восхищаетесь!.. — Как они нашли друг друга? — переспросил Сюэ Мэн. — Встретились на общем торжестве — оказалось, что работают в одной корпорации. Вся ирония была в том, что та девушка вообще ни разу ничего не выпила за всю жизнь. А тут вдруг нашло на нее что-то — без перерыва осушила три бутылки. Но ее соулмейт тоже не отставал! Вот так потом в больнице и познакомились. Теперь, когда ее муженек выпивает — она тотчас начинает вызванивать его: где ты, с кем ты?! — Отстойная «метка»… — констатировал Мо Жань. — Главное, что они все же нашли друг друга, — с улыбкой прокомментировал историю и Ши Минцзин. На его реплику тотчас обратил внимание Мо Вэйюй. — Гхм. Ши Мэй, а ты чувствовал когда-нибудь что-то такое? Не похмельный синдром без причины, но может… что-нибудь похожее? Ни с того ни с сего… Он спрашивал, потому что знал — «метка» может проявить себя как угодно. У одних людей менялся цвет глаз при контакте с соулмейтом, другие чувствовали аромат цветов… были случаи, когда люди ощущали острую боль. Но Мо Жань был уверен, что когда они с Ши Мэем распознают, в чем конкретно заключалась их общая «метка» — она окажется самой прекрасной «меткой» на свете! — М… Нет, ничего такого, — пожал плечами Ши Минцзин, отвечая на вопрос одноклассника. — Может случиться так, что «метка» себя не проявит — вы не должны зацикливаться на этом, — вдруг послышался знакомый строгий голос прямо над головами непоседливых детей, что беззаботно расселись на полу прямо в коридоре школы. Пусть всем им было по семнадцать лет, Чу Ваньнин, их куратор, считал всех неразумной мелочью. «Даже в вопросах о «метках» он вздумал поучать нас, — подумалось Мо Жаню. — Ну-ну. Самому-то уже почти тридцать. Где же твой соулмейт, если ты такой умный?» — Так и есть, например — мои родители не связаны меткой, — подтвердил Сюэ Мэн слова учителя. — И все равно они любят друг друга. — Только с соулмейтом человек может быть по-настоящему счастлив! Сюэ Мэн, разве ты не знаешь? — поднялся на ноги Мо Жань, поравнявшись с учителем. — Жить и встречаться с человеком, который на самом деле тебе не предназначен — это просто существование! — Что ты несешь?! — подскочил рассвирепевший младший брат. — Хочешь сказать, что мои родители не были друг другу предназначены?! Сейчас же извинись! — Перед тобой что ли? — усмехнулся юноша, горделиво сложив руки на груди. Ши Мэй продолжал сидеть на корточках, не понимая, как у этих парней всегда так просто доходит до драки. А присутствие их учителя говорило о том, что стоило заткнуться. Но Мо Жань не был бы Мо Жанем, если бы поступал как надо, а не как бы того хотелось. — Ты мне даже не настоящий двоюродный брат! Вы меня забрали из детского дома, забыл? — Мо Жань! — прикрикнул на него Чу Ваньнин. — Ты неблагодарный пес! — принялся топать ногами Сюэ Мэн. — И за что мои родители вообще тебя любят! — Если они взяли сироту ради благодарности — то это было ошибкой! — это Мо Жань кричал уже по ходу следования в учительскую Чу Ваньнина — тот тащил его за шиворот, действительно как непослушную дворнягу, что ввязалась в драку с соседским бульдогом. — Это и впрямь было ошибкой! — сжал ладони в кулаки Сюэ Цзымин, разворачиваясь, дабы убежать в уборную. Ши Мэй последовал за ним, зная, что тот будет плакать, и захотел утешить его. В то время как в учительской Чу Ваньнин уже вовсю отчитывал вздорного ученика. — Почему ты так ведешь себя?! — встряхнул за плечи насупленного юношу Ваньнин. Макушка Мо Жаня едва ли доставала ему до подбородка, и поэтому учитель не мог видеть его глаз. По этой причине он не заметил слезы, которые стоят в них. — Господин Сюэ и его жена заботятся о тебе и переживают, неужели ты не можешь хотя бы сделать вид, что благодарен им? — Почему?.. Потому что я сирота! Я завидую таким людям как Сюэ Мэн, не могу спокойно говорить с ними об этом!!! Сказав это, Мо Жань испуганно втянул в себя порцию воздуха и зажал себе рот. Он в неприкрытом ужасе посмотрел в растерянное лицо Чу Ваньнина, всхлипнул и выбежал за дверь, опрокинув кипу бумаг, что чуть свисала с края учительского стола. Чу Ваньнин не побежал за ним. Опустив голову он еще долго стоял и думал о чем-то, пока не услышал звонок, возвещающий о начале урока. Он сможет разобраться с этим после… Мо Жань думал так же. И как ни странно, оба они размышляли почти об одном и том же. Юноша уже давно заметил — что бы не спросил его Чу-лаоши, он никогда не может солгать. Если на уроке он спрашивал Мо Жаня, где его домашнее задание, то парень никогда не мог отшутиться: «собака съела». Грудь и шею сдавливало, словно огненной лозой, не давало вздохнуть, пока с губ не срывалось: «я вчера гулял до полуночи, какое домашнее задание…» Все в классе смеялись, поражаясь такой отменной наглости, а Мо Жаню приходилось прилагать усилия, чтобы не умереть со стыда. Чу Ваньнин на это лишь качал головой, неизменно разрешая переписать, переделать, пересдать. Хотя другим ученикам этого не позволялось. Мо Жань объяснял это тем, что учитель жалеет его, потому что он был сиротой. Вот только… Ши Мэй тоже был сиротой, и ему забивать на домашнюю работу не разрешалось. Могло ли быть так, что Чу Ваньнин тоже не мог лгать ему? То есть… Когда Мо Жань подходил к его столу после уроков, щенячьими глазами упрашивая: «Чу-лаоши, вы ведь можете дать мне шанс все переделать?» — тот с небольшим усилием сквозь зубы неизменно отвечал: «Да… Могу…» Как будто что-то заставляет его отвечать так. Мо Жаню слишком хорошо было знакомо это чувство. Вот и сейчас — на вопрос Чу-лаоши — «почему ты так себя ведешь» — Мо Жань просто выложил все без утайки. Итог был очевиден. Он не мог лгать. С одной поправкой — только Чу Ваньнину. Всем остальным — десять раз в одном лишь предложении, он проверял. Но Чу Ваньнину — никогда… Однажды он пошел на принцип. Решил не говорить правды, пока сознание не потеряет — и в итоге на простой вопрос во время урока: «Мо Жань, почему ты ничего не пишешь?», после двух минут сильнейших физических и душевных мучений, в конвульсиях упал со стула, продолжая стонать и царапать ногтями грязный пол, пока не выдавил: «смотреть на вас, когда вы у доски, куда приятнее, чем в тетрадь, Чу-лаоши…» После этого Чу Ваньнин его никогда ни о чем не спрашивал при свидетелях. Мо Жань понимал: либо его учитель тоже догадывается о причинах безумия Мо Жаня на его уроках, либо… либо он идиот. Но проблема была в том, что Чу Ваньнин не был идиотом. Обдумав то, что случилось с утра, его учитель после занятий решил использовать проверенный способ что-то спросить у юноши без лишних глаз: — Мо Вэйюй, останься, пожалуйста, — попросил он ученика, когда тот уже собирался выскочить из аудитории. — Я… Я не могу, мне нужно в больницу, — ответил Мо Жань, мысленно умоляя Чу Ваньнина ничего не уточнять. — У тебя что-то болит? — нахмурился учитель, и Мо Жань устало закатил свои чернильные зрачки. — Нет. У меня ничего не болит, Чу-лаоши… — Тогда… ты можешь остаться? — Да, могу!.. Умф, черт возьми… — выругался Мо Вэйюй, прикрывая дверь в опустевшую аудиторию. — Вы хотели обсудить то, что случилось с утра? — присел он напротив Чу Ваньнина за первую парту. — Я все обдумал. Мне не стоило говорить такое Сюэ Мэну. Я был не прав. Он говорил искренне. Разумеется, юноша часто поступал неправильно, очень скверно. Но это не значило, что он не понимает, что творит. — Я рад это слышать. Но… Учитель запнулся, глаза его забегали, а холодное лицо окрасилось легким румянцем. Мо Жань не торопил его, все равно домой идти совершенно не хотелось. Поэтому спустя добрых пять минут напряженной тишины, учитель все же высказался: — Я бы хотел пригласить тебя в кафе. — А?.. Мо Жань вжался в спинку стула, не понимая, какого черта Чу Ваньнин только что позвал его куда-то. Это, что, свидание?! — На углу открылось неплохое заведение, — заметно нервничая и путаясь в словах, принялся неумело торговаться Чу-лаоши. — Сам я там не был, но слышал, что главный повар — настоящий мастер своего дела. Он… Я уверен, что он мог бы приготовить то, что тебе нравится… А, понятно. «Решил поощрить едой несчастного сиротку?» — усмехнулся про себя Мо Жань. А он уж было подумал, что Чу Ваньнин к нему и впрямь неравнодушен. Один из них действительно идиот. — Мне не нужна ваша жалость и забота! — поднимаясь с места, гордо заявил Мо Жань. Чу Ваньнин растерялся еще сильнее. Он до безумия боялся показаться смешным и никчемным. Решив порадовать Мо Жаня хоть как-то, дабы отвлечь его от переживаний, он совсем не знал, что стоит сделать. Покормить юношу вкусной едой — был его единственный приемлемый вариант… — Действительно не нужна?.. — учитель спросил это риторически, совсем не ожидая, что Мо Жань и впрямь ответит. Но раз уж вопрос был сказан вслух… — …Да, нужна! На самом деле я очень в ней нуждаюсь! М!!! — снова Мо Жань запоздало зажал свой рот. Чу Ваньнин хлопал глазами, медленно заливаясь краской. Ситуация сложилась странной, оба чувствовали, что пора все прояснить, но как же это было трудно… — Учитель… — первым решился Мо Вэйюй. — У вас когда-нибудь бывало, что вы не хотите говорить правду, но не можете себя заставить лгать? — …Да. — И это все относилось к одному конкретному человеку? — еще более тихо спросил юноша. Чу Ваньнин кивнул, а Мо Жань, наоборот, уверенно покачал головой в знак несогласия. И снова убежал.