***
— Учитель Чу, я подумал, что все-таки хочу сходить с вами в кафе, — подкрался Мо Жань сзади своего наставника, когда тот уже собрался покидать аудиторию. С огромной стопкой тетрадей для проверки, которая после этих слов, конечно же выпала из рук учителя. Мо Жаня не оставили после уроков, как он предполагал, тогда он решил остаться сам. — Ты правда хочешь? — нахмурился учитель, ползая по полу, пока собирал рассыпанные тетради. — Нет, но… — Мо Жань запнулся, проклиная свою «метку правды», однако быстро сделал вид, что все в порядке, и расстроенное выражение лица Чу Ваньнина юношу совсем не трогает. — Я хочу поговорить. Что скажете? — …Хорошо. Можем пойти сейчас, если этот урок был у тебя последним. И вот они сидят друг напротив друга. Интерьер кафе был очень милым — мягкие диваны, свечи, занавески… Мо Жань подумал, что обязательно приведет сюда Ши Мэя. Но прежде чем спросить учителя о том, что его по-настоящему интересовало — стоило хотя бы создать видимость того, что ему нравится сидеть напротив смущенного, зажатого мужчины. Его учитель же не представляет себе, что это первое настоящее свидание с его соулмейтом?.. — Что ты будешь есть? — спросил ученика Ваньнин, прячась за меню. — Что-нибудь поострее, с красным перцем. Спасибо, учитель. Еду принесли быстро, и Чу Ваньнин, грея кончики пальцев о чашку с чаем, долго наблюдал за юношей, который с таким удовольствием ел острый суп, что аж пробирало до соплей и слез. И не понимал. Как такие разные люди могут быть соулмейтами? Что за недоразумение? Но факт того, что Мо Жань дал ему шанс узнать себя получше, сильно приободрил учителя. Он знал, что сейчас Мо Жаню лишь семнадцать, но… он ведь когда-то вырастет. И раз уж так получилось, что Чу Ваньнин его соулмейт, раз уж Мо Жань не против, чтобы… — Учитель, что вы думаете о наших «метках»? — прервал самокопание учителя Мо Жань. — Я думаю, что вряд ли могло быть хуже, — честно ответил Чу Ваньнин. — И я такого же мнения, — Мо Жань допил бульон, и сел ровнее. Теперь пришла пора узнать то, ради чего он пришел сюда. — Представьте, как тяжело жить всю жизнь бок о бок, ни разу не солгав. — И что ты предлагаешь? — нахмурился наставник. Как же странно было обсуждать семейную жизнь со своим учеником! Еще ребенком!.. Он чувствовал себя каким-то извращенцем. — Почему бы нам не сделать вид, что никакой «метки», «соулмейтов» не существует? — заискивающе предложил Мо Жань. — Мы могли бы найти более подходящих для себя партнеров. Вам, может, и вовсе не хотелось бы связывать себя узами с кем-то, а я… Я уже и так могу любить кого-то, пусть даже и без «метки». Вы бы согласились на такое предложение? В этот момент Чу Ваньнину хотелось сделать так, как Мо Жань поступал обычно — убежать. Он силился согласиться с Мо Вэйюем, он не имел права заставлять его… Но… — Чу-лаоши, вы не сможете солгать… — видя его мучительное упорство, сказал Мо Жань. — Просто скажите как есть. Вы согласны поискать себе в спутники жизни кого-нибудь ещё? — …Нет! — А?… — Я никогда никого не искал себе, и не собираюсь этого делать и впредь. Так уж получилось, что эта проклятая «метка» проявилась — никто из нас не виноват. Но ты принадлежишь мне так же, как и я тебе… Это уравнение с двумя переменными, и никаких экспериментов над своим сердцем я не намерен проводить, изобретая сомнительный способ решения проблемы… — Учитель… Мо Жань был поражен. Внезапно его отношение к Чу Ваньнину разделилось на «до» и «после». Все это время его наставник был столь пылким человеком? Верил в эту самую… любовь? Искренне хотел быть с ним?! — Делай как хочешь, — сумев собраться после своей унизительной никому ненужной правды, которую никто не должен был узнать, Чу Ваньнин поднялся, чтобы уйти уже по-настоящему. — На самом деле я не могу тебя заставлять. Ты спросил меня — и я не мог ответить как-то по-другому. Но это совершенно не значит, что… — Я согласен. — Что?.. — не понял Чу Ваньнин. — Будем вместе. Мы с вами, — Мо Жань перегнулся через их маленький столик, дабы усадить учителя на место. — Соулмейты — люди с идеальной совместимостью, так? Быть может так и есть… Я ведь ничего обратного не утверждал, — покраснел юноша, опуская взгляд. — Я думал, если вы не хотите быть со мной, то все быстро разрешится. Но теперь… — Мо Жань не полагал, что разговор примет такой вот оборот. Он размышлял ранее о том, что Чу Ваньнин нравится ему, но он же… Он же его учитель! Старше и такой строгий… Хотя в постели это будет довольно интересно. — Может займемся сексом? — решил закинуть удочку Мо Жань. Чу Ваньнин сперва покраснел, потом позеленел. Это было уже слишком… — Ты несовершеннолетний, идиот! Меня посадят, если я… — Ладно-ладно, но… — внезапно в голове юноши родилась ушлая идея. Чу Ваньнин ведь все еще не может ему солгать, так? Тогда… — Вы бы хотели в будущем переспать со мной, учитель? — М!.. — Чу Ваньнин уже почти ответил, но вовремя зажал рот рукой. Это не удовлетворило любопытство его ученика, пусть тут и так было все понятно. — Я не расслышал, я вам все-таки нравлюсь, или нет? Понимая, что Чу Ваньнин скорее задохнется, чем позволит себе сказать это вслух, Мо Жань сжалился. — Ладно, я закрою уши — а вы произнесете это, хорошо? Я обещаю, что не буду слушать. Вы ведь знаете, пока вы не скажете это вслух — боль будет нестерпимая. Мо Жань сделал как пообещал, но едва Чу Ваньнин отдышался — тут же строго спросил: — Ты и вправду ничего сейчас не слышал? — …На самом деле — нет, я все слышал. Вы сказали: «Да, ты мне нравишься»… Впервые в этом милом и романтичном заведении случилась драка двух мужчин. Как оказалась позже — учителя и его ученика!***
«Ваньнин, когда ты пригласишь меня к себе домой?» — было написано в записке, которую подкинул учителю Мо Жань прямо во время урока. Этот мальчишка в самом деле думает, что никто ничего не замечает?! Что за ребячество… Чу Ваньнину поздновато обмениваться тайными любовными посланиями во время контрольной работы. Тем более… Когда это Чу-лаоши разрешал обращаться к нему просто по имени? «Зачем?» — одними губами спросил учитель, глядя в сторону хитро улыбающегося ученика. После той драки в кафе прошла неделя, и оба научились задавать друг другу такие вопросы, которые не предполагали бы конкретного ответа. Никто из них не был садистом, и смотреть на мучительные попытки своего соулмейта утаить некоторую правду — было весело первые пару раз. Теперь они прибегали к силе своей «метки» только в крайнем случае, по крайней мере — старались. «Я хочу тебя поцеловать. Что скажешь?» — написал ответ Мо Жань, сворачивая любовное послание в комочек и прицеливаясь в стол своего учителя. Бросок был идеальным. Но какой-то дурацкий одноклассник вздумал поднять руку, чтобы спросить о чем-то Чу-Ваньнина. И письмо с просьбой отскочило, приземлившись прямо на тетрадь Ши Мэя. — О, нет… — прошептал Мо Жань. И Чу Ваньнин, ставший свидетелем всего этого, не на шутку запаниковал. Он уже знал, что иногда Мо Жаня будто перещелкивает — в такие моменты юноша творил по истине безумные вещи. Садился к нему на колени в метро, воровал из магазина шоколад для него, и, в завершение, угнал как-то машину его соседа, чтобы «покатать Ваньнина»! И все это случилось за одну лишь гребаную неделю… Машину Чу-лаоши, конечно же, вернул. Попытался объяснить тому мужчине, что его соулмейт еще ребенок — не знает, как себя вести. И пусть сосед все понял, но сам Чу Ваньнин не мог почувствовать себя спокойно, когда Мо Жаня накрывала эта странная активность. — Ши Минцзин. Что у тебя за бумажка на столе? — приблизился к юноше Чу Ваньнин, стараясь придумать способ выкрутиться. — Списывать на контрольной запрещено. — …Мне это подкинули, — невинно признался Ши Минцзин. — Кто? Кто бросил это Ши Минцзину? — очертил он глазами аудиторию, тогда Мо Жань поднялся. — Я, Чу-лаоши. — Немедленно подойди и забери обратно. Мо Жань с облегчением вздохнул, с благодарностью улыбнувшись Чу Ваньнину за то, что спас положение. Если бы Ши Мэй открыл и прочитал… Как бы тогда все они выкручивались?! Ши Мэй же не догадывался, что записка предназначалась не ему. Он покраснел, и просто умирал от желания узнать, что написал ему Мо Жань. Но он не мог просто взять этот небрежно свернутый клочок бумаги и развернуть, раз учитель попросил избавить стол Ши Минцзина от этого предмета. Таким образом Мо Жань уже почти что подошел к его столу, чтобы забрать любовное послание, как вдруг раздался звонок об окончании урока. — Чу-лаоши, возьмите мою работу. Я все равно уже ничего не напишу — зря Мо Жань пытался подсказать мне что-то в этой записке, — улыбнулся Ши Минцзин всучивая в руки своего учителя тетрадь с проверочной работой. Пока Чу Ваньнин пытался сообразить, что произошло — Ши Мэй уже поднялся, закинул рюкзак на спину и вышел. Любовное послание он унес с собой… — Чу-лаоши. — Чу-лаоши, — ученики проходили мимо, сдавая свои работы ему в руки, но Чу Ваньнин вообще ничего не видел. Глаза его все смотрели в сторону открытой двери, и примерно в тот же состоянии смятения был и Мо Жань. — Что ты там написал, черт тебя дери?!.. — процедил сквозь зубы Чу Ваньнин, когда класс снова опустел. — …Что хочу тебя поцеловать. Учитель Чу обессиленно простонал, отчего у Мо Жаня поползли по телу мурашки. Этот звук был совсем нецеломудренным! — За что мне это… — неистовствовал Чу Ваньнин. Но потом Мо Жань взял себя в руки, а после и Ваньнина. Обхватил его лицо горячими чуть влажными ладонями и очень спокойно пообещал: — Не волнуйся. Этот ученик разберется со всем этим. Чу Ваньнин не успел опомниться после того, как Мо Вэйюй так своевольно посмел его коснуться, а тот уже прижался к его губам своими... Это же был самый настоящий поцелуй! Да, очень нежный, совсем невесомый, но все же. До Чу Ваньнина долго не могло дойти, что Мо Жань и вправду осмелился поцеловать его...