Усы, лапы и хвост!

— Я не поеду. — Мо Жань, ну-ка, иди сюда на пару слов, — потянул его на себя Чу Ваньнин, но юноша грубо оттолкнул его ладонь. Чу Ваньнин опешил. Мо Жань раньше так не вел себя с ним… Что случилось? — Я сказал, что не поеду. Если тебе плевать на то, что хочет твой соулмейт — хорошо, я уйду прямо сейчас. Но больше никогда не приду к тебе! «Что на него нашло?» — Чу Ваньнин не на шутку растерялся. Перед ним стоял тот же Мо Жань, который мило ластился к нему весь вечер, рассыпался в комплементах… С чего такие ультиматумы? — Успокойся… — попросил его учитель, украдкой посмотрев на господина Сюэ, что, вообще-то, ко всему прочему был его начальником! — Ты позоришь меня перед твоими дядей и тетей. — Ну что ты, Юйхэн, — миролюбиво приподнял ладони господин Сюэ, — Скорее наоборот. Это наша вина, что так вышло… — Как же вам всем не повезло со мной, — закатил глаза Мо Жань, хватая куртку, напяливая ее прямо поверх пижамы. — Очень хорошо… Просто отлично!.. — Жань-эр, твой дядя не имел в виду ничего плохого, — попыталась достучаться до племянника тетя Ван, но Мо Жань ее не слышал. Ища поддержки, эта женщина посмотрела в сторону своего мужа, но тот тоже не знал, что предпринять. Чу Ваньнин смотрел на них и чувствовал, что это не обычный «подростковый» эмоциональный срыв, пусть такое странное поведение у Мо Вэйюя он уже замечал раньше — например, когда тот угнал машину, но лишь реакция его опекунов указала на то, что, кажется, с Мо Жанем не все в порядке. — Мо Жань. Я хочу, чтобы ты остался. Все трое, дядя, тетя и их племянник, посмотрели на учителя, который вдруг озвучил это. Спокойно и уверенно. — Хочешь?.. — хмуро переспросил Мо Жань, перестав рвать на куртке заклинившую молнию. — Хочу. Я не собирался прогонять тебя, просто хотел убедиться, что твои дядя и тетя не поняли мои намерения неправильно… Мо Жань немного успокоился. Увидев его таким, дядя Сюэ мгновенно подключился к обсуждению: — Юйхэн, мы давно тебя знаем и доверяем так же, как самим себе. Если Жань-эр не доставит хлопот — пусть, конечно, остаётся… — Не доставит. Мы как раз собирались смотреть фильм. А на ужин съели пирог от леди Ван. Было очень вкусно, большое спасибо, — снова чуть склонил голову учитель. — Так что Мо Жань не уснет голодным. — Тогда мы пойдем, — кивнула тетя Ван. — Спокойной ночи. Не сидите допоздна. — Спокойной ночи. Коридор опустел и Чу Ваньнин подошел к юноше, который стоял в своей полузастегнутой куртке и пижаме, пустым взглядом сверля голые пальцы ног. Ловкие руки наставника принялись возиться с заевшей молнией, и она все никак не хотела поддаваться — Мо Жань, очевидно, слишком резко рванул «собачку» кверху, и часть ткани зажевало. — Так, почти готово, — пробормотал Чу Ваньнин, полностью сосредоточившись на своей задаче, как вдруг на тыльную сторону его ладони упала пара крупных горячих слезинок. Учитель поднял голову и увидел, что его соулмейт плачет, из последних сил сдерживая рыдания. — Мо Жань… Освободив юношу из плена куртки, Чу Ваньнин мягко, немного неуверенно прижал его к себе. Влажный нос ученика уткнулся прямо в изгиб его шеи. Скованность и легкая дрожь постепенно ослабли, и никакой истерики, которую ждал учитель, не произошло. Мо Жань постепенно расслабился, всхлипнул и отстранился первый. — Я в порядке. Просто… расстроился, — немного охрипшим голосом проговорил он. — Ты же знаешь, как сильно я хотел остаться у тебя с ночевкой. Когда дядя и тетя сказали, что я должен уйти, то… — Все равно не стоило так бурно реагировать, — заглянул в его лицо Ваньнин. — Роль капризного ребенка совсем тебе не идет. — Угу. Прости… Чу Ваньнин вздохнул, все еще ощущая острую необходимость задать пару прямых вопросов. Но он не хотел лезть к этому ребенку в душу. Не хотел заставлять его отвечать на то, что он и сам, возможно, не понимает. По крайней мере сейчас, когда он так уязвим. Мо Жань захотел остаться с ним явно не для допроса. А потому что… «С тобой я чувствую себя в безопасности», — пронеслась в голове фраза Мо Жаня. Да, этот мальчик сделал свой выбор в пользу «родственной души» возможно по более глубоким убеждениям, чем это казалось Чу Ваньнину ранее. В любом случае, свой собственный выбор учитель так же уже давно сделал. — Какой фильм ты хочешь смотреть? — спросил он парня, снова устроившегося на диване. — Я не хочу смотреть фильм. Давай просто посидим вместе, как собирались до этого, — попросил Мо Жань, освобождая немного места для своего учителя. Чу Ваньнин кивнул, и достал большой пушистый плед из комода, которым любил укрываться холодными зимними вечерами поверх одеяла. Удобно устроив юношу у себя на плече, учитель накрыл их обоих, принявшись рассказывать всякие дурацкие истории — об этом попросил его Мо Жань. Ему и в самом деле нечего было рассказать этому юноше, чтобы увлечь его, но тот слушал его, не перебивая, как ребенок наслаждается размеренным нашептыванием своей матери перед сном. В итоге скучный рассказ Чу Ваньнина о том, как он познакомился с Сюэ Чжэнъюном усыпил Мо Жаня. Чу Ваньнин еще какое-то время сидел в гостевой, считая размеренное дыхание юноши в своих руках, не решаясь слезть с дивана и разбудить его. Однако он не мог не задуматься над тем, как странно протекало их общение. Только сейчас Чу Ваньнин понял, что, возможно, неестественная жизнерадостность, импульсивность, сильный, зачастую беспричинный гнев — всё это не просто грани характера Мо Вэйюя. Это было больше похоже на клинику шизофрении. «Иногда он делал поистине странные вещи… — подумал про себя Чу Ваньнин. — Не каждый юноша в семнадцать лет залезет в чужой дом, найдет ключи от машины хозяина и угонит ее, чтобы покатать своего возлюбленного… А то с каким азартом он воровал шоколад из супермаркета! Как ни гляди — простыми детскими шалостями это назвать довольно трудно…» Таким же образом он объяснил внезапную любовь Мо Жаня к нему, Чу Ваньнину. Для социопата нет таких понятий как настоящая любовь или ненависть. Сегодня он «любит» одного, уже завтра решает, что куда интереснее «любить» другого — и переключается как свет, реагирующий на громкий хлопок. Аккуратно положив голову юноши на подушку, Чу Ваньнин еще раз поправил плед, чтобы Мо Жань не замерз, затем перевел светильник в ночной режим и пошел в свою комнату. Где-то посреди ночи учитель проснулся от того, что кто-то кусал его… соски. Распахнув глаза, Чу Ваньнин не мог из-за темноты ничего понять, но когда попытался стянуть расстегнутые и откинутые в сторону полы рубашки, его руки грубо прижали к простыни. С ног до головы учитель почувствовал достаточно болезненную волну жара. Был то стыд, возбуждение или, напротив, отвращение — некогда было размышлять. Это безобразие хоть так хоть эдак необходимо было заканчивать. — Мо Жань. Сейчас же прекрати творить безумие, — попытался спокойно попросить своего гостя Чу Ваньнин. — Любить своего соулмейта и хотеть заняться с ним сексом — что здесь такого безумного? — игриво прошептал ему на ухо Мо Вэйюй, на последней фразе целуя горящую огнем мочку. — Я не хочу заниматься любовью с ребенком, — так же холодно осадил его Чу Ваньнин, стараясь не делать резких движений. Хотя с его комплекцией скинуть ученика, что уселся на нем сверху было бы не так уж сложно. Нет, Ваньнин знал, в первую очередь ему нужно попытаться договориться с ним. Убедить словами. — А мне кажется, что очень даже хочешь, — посмеялся юноша, красноречиво сжав основание возбужденного члена своего соулмейта через легкую ткань пижамных штанов. К черту разговоры… Чу Ваньнин скинул с себя Мо Жаня, но тот никак не желал освободить его талию, которую обвил ногами. Их возня продолжалась еще долгое время, в кромешной темноте, сопровождаемая тихими стонами и кряхтением, пока терпение Чу Ваньнина не достигло точки кипения. Не выдержав, мужчина влепил своему ученику болезненную оплеуху, и тот ошалело замер. Откинувшись на другую половину кровати Чу Ваньнин тяжело дышал, утомленный их борьбой, стараясь успокоиться. Он не хотел бить Мо Жаня… для него этот удар по лицу стал ничуть не менее болезненным, как для его соулмейта. Но он просто не оставил ему выбора. Когда со стороны Мо Жаня начали раздаваться слабые всхлипывания, Чу Ваньнин затравлено развернулся, дабы увидеть, как тот прижимает к щеке дрожащую ладонь и глотает слезы боли и разочарования. Ну что за бестолковый ребенок! — Ты сам виноват, — заключил его в объятия Чу Ваньнин, нежно коснувшись губами щеки, что горела огнем. — …Ничего не хочешь мне сказать? Если Мо Жань не пожелает говорить с ним, то просто ответит отрицательно. Чу Ваньнин дал ему путь отхода, однако юноша не совсем правильно его понял: — Прости. — Нет, не это, — накрыл ученика одеялом хозяин комнаты. — О том, что с тобой происходит. Если не хочешь рассказывать — я не буду заставлять. Но, конечно, мне бы хотелось знать. Мо Жань долго молчал. Чу Ваньнин знал, что он не спит. Очень щепетильно обдумывает то, о чем попросил его учитель, и уже судя по тому, как долго он не мог подобрать слов, проблема действительно существовала. — Завтра, — наконец проговорил юноша. — Я завтра утром скажу тебе. С этими словами он развернулся и зарылся лицом в грудь Чу Ваньнина, всем своим видом показывая, что собирается спать так. С ним в обнимку. Чу Ваньнин осторожно втянул носом запах волос своего ученика. Он был очень приятный и… какой-то родной. Хотелось прижать юношу к себе еще как можно ближе и никогда не отпускать. Когда Чу Ваньнин касался его, когда обнимал, его нежность к этому ребенку вызывала самую настоящую дрожь в теле. Он действительно очень сильно любил Мо Жаня. В конце-концов этот человек был его соулмейтом. Он не мог реагировать на него как-то по-другому. — Учитель, я люблю тебя… — прошептал Мо Жань, будто все это время думал в унисон со своим учителем. Немного поколебавшись, Чу Ваньнин, сгорая от смущения, прошептал в ответ: — Твой учитель тоже тебя любит. Конечно, после такого Чу Ваньнину было бы невыносимо трудно прогнать ученика со своей постели. Почему-то мужчине было его жалко, хотя, возможно, так влияла на него печаль его соулмейта. Оба боялись разговора, что произойдет утром и долго не могли уснуть. По этой самой причине Чу Ваньнин проснулся позже обычного. И каково же было его удивление, когда рядом с собой он не обнаружил и намека на ночное присутствие Мо Вэйюя! Не могло же учителю просто присниться все то, что случилось ночью? Неужели этот ребенок сбежал, дабы ничего не объяснять?..