1991 год
Москва встречает их легкой прохладой и отчего-то по осеннему хмурыми низкими тучами, хотя до начала осени еще две недели. Она ежится в своей тонкой майке. Кажется уже успела забыть, что такое холод и что московское лето может быть таким не летним. Холодный ветер неприятно щиплет кожу, стоит выйти из самолёта и ступить на трап. А может быть это просто слишком очевидная перемена температуры. Когда они садились в самолет в Душанбе погода была солнечной-сорок градусов, а сейчас, кажется, едва дотягивает до двадцати, когда они с Синицкой медленно спускаются по трапу вниз. — Всё. Я лечу обратно, — Катя говорит это вполне серьезно. Она даже разворачивается, будто собирается вернуться обратно в самолет. Но за ними конечно стоят люди, которые тоже ждут своей очереди спуститься вниз. Впереди какой-то затор, и они не продвигаются пока, стоят на лестнице и ежатся от холода. По крайней мере хорошо, что дождя нет. — Катя, все, прилетели, — Мила усмехается и хватает её за руку. Все равно обратно Катя не улетит таким способом, если вернется обратно в самолет. Хотя, если честно, Мила и сама не против вернутся обратно. Конечно хочется всех увидеть, но еще больше хочется почувствовать знойное согревающее солнце. — Что? — Катя говорит возмущенно: — Здесь холодно. И все какое-то … не такое. Катя дрожит на этом ветру. Нужно было взять с собой на борт хотя бы какую-нибудь кофту, чтобы накинуть наверх. Но они обе предположили, что в Москве тоже будет тепло, даже не посмотрели прогноз погоды, а теперь стоят и мерзнут. — А вот вышла бы замуж за Бежана, никуда бы обратно лететь не пришлось, — со смешком отзывается Мила, обнимая себя руками в попытках согреться. — Ой что ты начинаешь, — Катя отмахивается от неё. — Не одна я купалась в предложениях руки и сердца. На что Мила фыркает, вспоминая их бешеную популярность у восточных мужчин. Едва ли не каждый считал своим долгом подойти и познакомиться с ними, а каждый третий — позвать замуж. Но хорошо, что большую часть времени они проводили в компании Фарика, Бежана и Ибрагима, которые отпугивали желающих окружить их внимание парней. А еще конечно они проводили время с десятком родственников Фарика, потому что семьи у таджиков действительно большие и русские светловолосые красавицы, то есть они, практически всем пришлись по вкусу. — Так. Ладно. Привыкай обратно к русским морозам, — правда у неё самой зуб на зуб не попадает, а ведь это лето! Хочется побыстрее оказаться в тепле машины. Дядя Дима — Катин папа, приедет за Катей. А вот её обещал встретить Саша. И даже если вдруг случилось что-то такое, из-за чего Саша не сможет приехать, в любом случае ее встретит кто-то из людей Саши. Или дядя Дима подвезет, если вдруг вообще никто за ней не приедет. — Я официально заявляю, что не люблю морозы, — Катя растирает свои плечи, когда они забираются в автобус, который отвезет их непосредственно в здание аэропорта. — Приеду домой, возьму новые вещи и вернусь обратно, — Катя бурчит себе под нос, а затем прижимается к ней, чтобы согреться. А вот это очень удачная идея, потому что стоит Кате прижаться к ней, становится значительно теплее. — И на какие же деньги? — Мила хмыкает ей в ухо. Потому что Саша заплатил за перелет и проживание, а за всё остальное платил Фархад. Все же это было его предложение: приехать в Душанбе и кутить. Наверно они обе должны чувствовать себя некомфортно из-за того, что за них вот так везде платили. Но они обе студентки, ничего не зарабатывают, так что она, как и Синицкая, точно не переживает по этому поводу. — Я об этом не подумала, — задумчиво тянет Катя, а затем замолкает. Да и в общем-то то и не до разговоров становится, пока они всей этой толпой заходят в аэропорт, идут по самому аэропорту, и проходят паспортный и таможенный контроль. Только переговариваются тихо, пока ждут свой багаж. Их чемоданы выезжают практически самыми первыми, и они, тоже одни из первых, покидают зону выдачи багажа и выходят в зону прилетов. Среди толпы встречающих не сложно разглядеть Сашу, стоящего в окружении пары крепких молодцов охранников. И пускай не видела его всего два месяца, Мила, с трудом таща за собой огромный чемодан, торопится к нему. Катя следует за ней, тоже тащит свой чемодан, пыхтя, потому что и у неё чемодан увесистый. Катин папа ждет рядом с Сашей, отмечает Мила. Саша замечает её и быстрым шагом идет к ней, улыбается во все тридцать два зуба и обнимает её крепко, сдавливая так, что она не дышит несколько секунд. Удается вздохнуть только тогда, когда он отпускает её. — Посмотри, вся грязная. Тебе не мешает помыться, — в качестве приветствия говорит Саша, щелкая её по носу. — Это называется загар, Саша, — закатив глаза, фыркает Мила. — Это ты у нас бледный, как вампир. Ты вообще хоть иногда на улицу выходишь? По крайней мере её кожа приобрела красивый ровный загар. Она не красная, как варёный рак, а такая мулатка шоколадка. Это первый раз, когда загар так хорош. Они отстраняются друг от друга. Саша в пиджаке, а она вряд ли сможет сейчас быстро вытащить из чемодана кофту. К тому же её чемодан уже у одного из Сашиных парней, поэтому не остаётся ничего, кроме как потянуть Сашу за рукава пиджака. Тот понимает её без слов, даже просить не нужно, сам снимает пиджак быстро и накидывает на её плечи. — Что, замерзла? В этом пиджаке она утопает, правда сразу же становится тепло. — У вас здесь холодно. Не то, что у нас в Душанбе, — капризно говорит Мила. Саша смеется на этот ответ. — Конечно. Уж простите, что не изменили погоду к вашему приезду. Мила ударяет его по плечу слегка, а потом берет под руку, оглядываясь в поисках Кати. Правда что её выискивать? Синицкая подскакивает к ней сбоку, точно так же укутанная в отцовскую олимпийку. — Спасибо за поездку, Саша, — благодарит она его. — Это было просто потрясающе! — Катя взмахивает руками, будто хочет показать, насколько потрясающе было. От этих её взмахов куртка падает на пол, и Катя спешно её поднимает. — Не за что, Катя. По крайней мере я был уверен, что моя сестра вернется домой, а не выйдет замуж и останется там. — Это скорее про Катьку, чем про Милу, — делает замечает дядя Дима, подходя к ним. — Это точно, — Катя соглашается легко. — Тем более куда ей, когда в Москве В-, — и осекается, когда понимает, что только что планировала сказать. У неё глаза испуганные, когда она смотрит сначала на Милу, а затем на Сашу. — Вуз. Учеба и все дела. Хорошо, что Катя заткнулась и не успела сказать Витя Пчелкин, хотя его имя практически сорвалось с её языка. Иначе бы это было бы очень сложно объяснить Саше. Сложно, но не невозможно. Тем не менее объяснять ничего не хочется. — Даже думать пока о учёбе не хочу, — быстро говорит Мила, а затем тянет Сашу за руку. — Надеюсь, мама приготовила борща, ужасно хочу борща и пирожков. И они дружно направляются к выходу из аэропорта. Хочется домой, обнять маму, поесть, помыться, а потом плюхнуться на кровать и поспать. Им было не до сна особо эти недели. — Вас там что, не кормили? — интересуется Саша. — Кормили, как на убой, — Мила хлопает себя по животу. — Что-то по вам не видно, — Саша щиплет её за бок, и она бьёт его по руке, смеясь. Действительно, несмотря на обилие еды (а сколько самсы она съела — словами не передать, уже скучает по ней), они с Катей даже наверно больше похудели, чем поправились. — У нас было много физической активности, к твоему сведению, — она слегка пихает Сашу, Саша глядит на неё, вскидывая брови, когда они выходят из аэропорта на улицу. — Это какой же такой физической активностью? — и по его лицу видно, о чем конкретно он думает. К ней прислоняется Катя и шепчет на ухо так, что только она слышит: — Ты лучше про физическую активность не упоминай, — и отходит, смеясь. Если такая физическая активность и была, то только у Кати. Потому что её случайные связи не интересовали, хотя предложений было много. Очень много. Она в Москве не пользовалась никогда такой популярностью, как в Таджикистане. — Мы много гуляли. Там потрясающие парки, Саша. А еще много плавали в бассейне. И танцевали. А ты о чем подумал? — она делает вид, что не поняла, о чем говорил. — Об этом и подумал, — хмыкает Саша. Мерседес Саши и Волга дяди Димы припаркованы вместе. И начинает накрапывать мелкий дождь. И не то, чтобы она скучала по дождю или холоду. — Саша, еще раз спасибо тебе, — дядя Дима протягивает Саше руку, и тот жмет её. — Дядя Дима, не вопрос. Все же не чужие друг другу люди. — Все, пока, — Катя обнимает Милу, а затем обнимает кратко Саню, еще раз рассыпаясь в благодарностях, на что Саша только отмахивается от неё. — До встречи, — Мила машет Кате и забирается на заднее сиденье Мерседеса, продолжая кутаться в Сашин пиджак. А когда Саша забирается следом за ней, она прижимается к его боку и тоже благодарит его. Саша треплет её по голове: — Не за что. Деньги и нужны для того, чтобы их тратить. Я правильно говорю? — Конечно правильно. Особенно на свою любимую сестру. Саша был и остается её любимым братом, и она любит его не за деньги конечно же. Впрочем, её можно назвать немного меркантильной, потому что с деньгами действительно лучше, чем без них. Только вот самое главное, чтобы Саша был жив и здоров. Как и все остальные дорогие её сердцу люди.🎞🎞🎞
Она уже давно заглядывалась на этот ресторан. Они часто проходили мимо него, когда гуляли по Нескучному Саду, но повода не было зайти. А вот теперь она здесь, внутри, усаживается за круглый стол в окружении родных для неё людей. Успела соскучиться по ним за эти два месяца. Вечером ресторан заполнен, свет немного приглушен, на сцене играет квартет музыкантов, а за их столом как всегда привычная компания: Оля по её левую руку, затем Саша, два пустых стула, Космос и Фил с Тамарой. И ее тут же настораживают эти два стула? Один для Вити наверно. А вот для кого второй? Или может быть просто не убрали, перепутав количество людей? На столе уже стоят закуски, остается только горячее заказать. — А Витя не придет? — спрашивает Мила, ни у кого конкретно в общем-то, ожидая ответа от любого, кто знает, придет он или нет. — Должен придти, — отвечает ей Саша и смотрит на свои наручные часы: — Только возможно они задержатся. Мила кидает еще один взгляд на два пустующих пока стула: — Они? — и ей уже совсем не нравится это «они». — Да. Витя и Каролина, — поясняет Фил. — И кто же такая эта Каролина? — ей уже не нравится все это. — Наш новый юрист, — Саша отвлекается от меню, чтобы ответить ей: — Пополнение в нашу команду. И могу сказать, что весьма впечатляющие, несмотря на то, что ей двадцать пять. Блестящий и толковый специалист. Но конечно она училась у лучших. Мила кивает на это. Это не дает ей объяснения, почему эта Каролина должна присутствовать сегодня. Саша сказал, что вечером будут только «свои», но эта самая Каролина для неё точно пока что не своя. Саша, тем временем, продолжает: — Она племянница Юрия Алексеевича, моего прошлого юриста. Он её и посоветовал. Не сказать, что Миле интересны эти данные. Она смотрит на Олю, но и Оля начинает расхваливать эту девицу, сразу же начиная с предположения: — Тебе она понравится. Каролина очень целеустремленная, умная и буквально за эти два месяца успела очень хорошо вписаться в компанию. Первое впечатление, судя по рассказам, должно быть хорошее. Ей должна понравится эта целеустремленная умная девушка, но почему-то совсем не спокойно на сердце. Мила уже представляет себе эдакого синего чулка, более менее симпатичного, но сосредоточенного по большей степени на работе. Правда тогда не ясно, как она вписалась в их компанию. Но синим чулкам тоже ведь нужно повеселиться, да? Мила натянуто улыбается, слушая Олю, которая перескакивает на другую тему, рассказывает о своих первых уроках в качестве учителя по игре на скрипке. В консерватории освободилось место, и её пригласили преподавать. Так что дома она целыми днями не сидит, и ей все нравится. Но, когда Мила замечает Витю, идущего под руку с ослепительной красоткой, слушать Олю она перестаёт. Синий чулок — совсем не синий чулок, а жгучая брюнетка с голубыми глазами, чувственными губами, стройной фигурой и длинными ногами, вышагивающая, словно модель. И длинные ноги у неё совсем не потому, что она на каблуках, а потому что матушка природа постаралась. Красота и ум — опасное сочетание, почему-то сразу приходит на ум. И, как Мила чувствовала, Оля была не права: эта Каролина ей с первого взгляда не нравится. Мужчины сворачивают головы, чтобы посмотреть на Каролину, а она держит Витю под руку так, будто имеет на это полное право. Они подходят к столику. Выглядит это так, будто они парочка, при том парочка, которая уже очень давно вместе. — Привет всем. Простите, что опоздали, — Каролина улыбается всем и садится на стул, который выдвигает ей галантно Витя. — Но зато теперь можно не волноваться насчет того, что наш зад не прикрыт, — она говорит это по большей части Саше, который кивает ей на это. Витя целует в щеку Олю, и Мила надеется, что он поцелует и её, но он лишь кивает ей. И всё. Он посмотрел на неё только тогда, когда подошел к столику и поцеловал Олю и на этом все. Не поцеловал, не обнял, не сказал, что рад её видеть и скучал по ней. Её не было всего два месяца. Она очень хочет не придавать этому значение. — И с каких пор Виктор Павлович еще занимается и подготовкой контрактов? Это новые обязанности у учредителей? — спрашивает Мила, зная, что ей нужно держать рот на замке, но ничего с этим знанием не делая. — А вы-? — Каролина будто только сейчас замечает её. — Тот повод, по которому мы здесь собрались. — А. Милена, — Каролина улыбается её. — Очень приятно познакомиться, — и протягивает ей руку, дружелюбная и открытая к знакомству очевидно. Вот только Мила на знакомство не настроена, и вести себя дружелюбно и открыто ей не хочется. Она окидывает протянутую ладонь прохладным взглядом и не пожимает её. За этим все наблюдают конечно же, переговариваясь о чем-то совсем. Неловкая пауза повисает, когда все за столом вдруг решают прекратить говорить, наблюдая за тем, как Каролина одергивает так и не пожатую ладонь. — Много обо мне слышали? — Мила откидывается на стуле, в такой позе босса, со скрещенными на груди руками. — То, что говорят о человеке и то, какой человек на самом деле — иногда это совершенно разные вещи, — Каролина не выглядит более такой дружелюбной, хотя на её лице до сих пор застыла эта дружелюбная улыбка, но вот голубые глаза выдают её. Это укол в её сторону? Потому что ощущается именно как он. Значит у Каролины были ожидания, которые не совпали с реальностью. Конечно о ней говорили только хорошее, а оказалось, что она не совсем и хорошая. И Каролина не такую девушку ожидала увидеть скорее всего. А вот Мила вообще никого не ожидала увидеть. — И не Милена, а Милена Николаевна, — поправляет Мила эту Каролину. И плевать, что она ведет себя грубо, и что Каролина на пять лет её старше. Раз уж Саша её босс, а к боссу нужно обращаться на «вы», то и к ней, сестре босса, по идеи, нужно обращаться на «вы» тоже, если не установлено иное. Они тут не друзья. И Мила уже знает, что с этой Каролиной друзьями они не станут. — А я Кошко Каролина Владимировна. Вроде бы и нужно сказать «приятно познакомиться», но ни черта не приятно. Они смотрят друг на друга с большой неприязнью. Мила не пытается это скрыть, Каролина вроде бы пытается. Хорошо, что Тамара просит рассказать о том, как она провела время в Душанбе. И это отвлекает её от этих гляделок. Потому что историй действительно много. Есть истории, которые она рассказывает полностью. Есть истории, детали которых она умалчивает. Есть истории, о которых она вообще не говорит. И все время, что Мила говорит, она пытается поймать Витин взгляд на себе. Но он даже на неё не смотрит. Как будто её здесь нет. Он смотрит на кого угодно, но не на неё, не задает вопросов, потому что куда уж без вопросов. Даже не сыплет шутками. Просто молчит и даже ни на секунду его взгляд на ней не останавливается. Она всё, что было между ними, проебала, да?🎞🎞🎞
Ей просто необходимо на свежий воздух. Лучше бы она осталась дома, под боком у мамы, заснула бы вместе с ней в комнате, как в детстве. Мама бы гладила её по волосам, шумел бы телевизор или шелестели переворачиваемые мамой страницы книги. Но нет, Саша по пути из аэропорта сказал, что они вечером идут в ресторан, что все хотят её увидеть, и она конечно же не могла отказаться. Она старается не пялиться откровенно на эту сладкую парочку, принимая участие в оживленной беседе. Но взгляд нет да и цепляется за них. Кажется за этот вечер их стулья успели приблизиться до невозможности близко. И соответственно они тоже сидят близко: Каролина шепчет ему что-то ухо, прикрывая лицо ладонью, от чего Витя смеется громко, запрокинув голову назад. И зачем так громко смеяться? Что Каролина такое ему сказала? Господи, она бы еще ему на колени забралась. Если она в таких платьях решает все юридические вопросы, то неудивительно, что Саша и все остальные от нее в восторге. Наверно с ней легко соглашаются и идут на любые уступки, потому что зависают на её ногах или утопают в вырезе платья. И обязательно так касаться его? Как будто у неё есть право вот так дотрагиваться до него. Милы не было два чертовых месяца, а такое чувство, что несколько лет. Все! Она не может больше смотреть на эти брачные игры. Особенно когда он смотрит на Каролину, шепчет ей что-то в ответ, и Каролина принимается хихикать. Господи, её сейчас стошнит от этого зрелища. Мила слишком громко кладет на стол столовые приборы. Она не планировала делать это так громко. Но так получается. И стул, когда она поднимается, грохочет. Тоже она этого не планировала. И уж точно не планировала, что на неё все уставятся. Мила выдавливает из себя улыбку, а затем берет со стола пачку Сашиных сигарет и его зажигалку, не спрашивая разрешения и никому ничего не говорит, уходя покурить. Конечно курить кальян и курить сигареты очевидно две разные вещи, но ей нужно хотя бы как-то, но успокоить нервы. Саша убьет Фархада, если узнает, что он даже можно сказать потворствовал тому, чтобы она курила кальян. Можно было правда просто пойти в туалет и остыть там. Но раз уж она уже схватила сигареты, то почему бы и нет? И если Саша ей скажет что-то насчет курения, то у неё есть аргумент: они все, Саша, Витя, Космос курят, значит и она может. К тому же она совершеннолетняя. Кажется кто-то её зовет, пока она идет на улицу, но голос не различим из-за громко играющей музыки. А может быть это только её воображение и никто её и не зовет. На заднем дворе, на небольшой веранде, где оборудована курилка, никого нет. И практически тишина, только доносится из ресторана музыка. Руки немного трясутся, когда она зажигает сигарету. Ветер тушит пламя, но ей удается зажечь сигарету и втянуть дым, прикрыв глаза. Покой тот час же не наступает, к несчастью. Воздух вечером еще более прохладный, чем это было днем, когда они прилетели. Но после душного зала и не менее душной обстановки, прохлада — это то, что нужно. Правда она знает себя достаточно хорошо, и через пару минут будет трястись, как лист на ветру. Мила отходит подальше от двери, облокачивается о перила локтями и делает еще одну затяжку. Всё ещё не легче, но все же улучшение есть: привычное действие немного успокаивает. Какой смысл в ревности? Она умом понимает, что смысла ревновать нету, Витя может делать всё, что угодно, он ей не принадлежит. Но разве это объяснишь глупому сердцу? Мозгом она все понимает, но та часть, которая ответственна за чувства, понимать ничего не хочет. Этот монстр внутри хочет, чтобы Витя принадлежал им. Господи, монстр. Ей даже становится смешно от этого, и она хмыкает, делая ещё одну затяжку. Нет никаких монстров. Мила слышит, как дверь открывается, а затем закрывается, когда делает очередную затяжку. Наверно еще кто-то вышел покурить. Она не поворачивает голову, продолжая смотреть вперед. А затем её накрывает тень, на её плечах оказывается пиджак, пахнущий так по-родному знакомо. Он замирает рядом с ней, близко-близко, тоже облокачивается о перила. И их тела соприкасаются. Она ожидает, что он скажет что-нибудь, но Витя молчит. Мила наблюдает краем глаза, как он двигается, затем его рука скользит в карман пиджака. Он слегка касается её бока, но это мимолетное прикосновение и он вынимает свою пачку сигарет, хотя Сашина пачка лежит на широких дубовых перилах этой веранды. — Так что, хорошо отдохнула? — как будто между делом интересуется он, зажигая свою сигарету и делая первую затяжку. Как будто она вовсе ничего не говорила о том, как отдохнула. Или как будто он её не слушал. Мила тоже делает затяжку и выдыхает дым, прежде чем повернуться к нему и с удивленной интонацией спросить: — Ты со мной говоришь? — впрочем она не удивлена совсем, они же здесь одни, но она оглядывается все равно вокруг, делая вид, что ищет людей, к которым он мог обратиться. Витя оглядывается по сторонам тоже, тоже делает вид, что ищет кого-то, но затем оборачивается к ней и закатывает глаза: — Мы здесь одни. Конечно я говорю с тобой. Ей так хочется сказать: а то мне на секундочку показалось, что для тебя меня уже не существует. Один взгляд. Он её одарил одним единственным взглядом и кивком. Это все из-за той ссоры? Они ведь разругались в пух и прах, когда он узнал, что ее поездка в Душанбе была вовсе не шуткой. Хотя наверно да, потому что потом они и не говорили вовсе. Вначале ведь все было хорошо. Они лежали на кровати в его квартире, говорили о чем-то, а потом слово за слово, он спросил будто невзначай общается ли она действительно с Фархадом, и она ответила честно что да, и что поездка в Душанбе это решенный уже вопрос. Она не думала, что он разозлится, но он разозлился. Мила уже даже не помнит, что они там друг другу кричали. Но да, они разругались так, что она едва одетая выбежала из квартиры, громко хлопнув дверью и возможно даже ударив его дверью по лицу, потому что зазвучало приглушенное «сука», как будто она разбила ему нос. А чтобы неповадно было кричать на неё. К тому же Фархад и она успели действительно хорошо подружиться за те несколько недель. А затем Саша сам поднял этот вопрос о том, хочет ли она действительно поехать в Таджикистан. Она могла сказать, что это была шутка, но она сказала «да». Хотела оказаться подальше от Москвы, от Вити, потому что слова его мамы прочно засели в её голове и всплывали каждый раз, когда она оказывалась рядом с ним, или с ним и Олей. И эти взгляды Вити на Олю стало сложно не замечать, особенно когда она знала, куда смотреть. Нежные, ласковые взгляды. На Олю она не злилась. На Олю нет причин злиться, потому что она не дает ровным счетом никакого повода усомниться в её чувствах к Саше. — А из моего рассказа это было не очевидно? — Мила приподнимает бровь, делает затяжку и выдыхает ему дым в лицо. — Потому что если бы ты слушал- Но он перебивает её: — Я слушал тебя, — и тянется к её руке зачем-то. Она делает вид, что не замечает этого и отходит к урне: — Значит ты должен был понять, что я отдохнула хорошо, — она выбрасывает сигарету, жалея, что та так быстро закончилась, а она даже не заметила, как выкурила сигарету полностью. Кальян курился бесконечно долго. А вино лилось рекой и никто не пытался остановить её. Но сейчас не об этом. Нужно уйти. Она не уходит, а возвращается обратно, но становится подальше от него, рассматривая освещенные уличными лампами деревья и бок Москвы реки, который виднеется вдалеке за деревьями. — Это того стоило? — спрашивает зачем-то Витя. Она знает, что он смотрит на неё, но не поворачивается к нему. Теперь её очередь игнорировать его, не смотреть, не смотреть, не смотреть. Можно даже не отвечать. Но она отвечает просто: — Да. Потому что было весело. Есть что вспомнить. Хотя с каждого лета есть, что вспомнить. И особенно незабываемо было лето 1989 года. И еще: потому что думала о тебе, но были люди, которые помогали забыться и не думать. — Хорошо выглядишь, — он практически делает шаг вперед, опять ближе к ней, но замирает и не делает его. Конечно она хорошо выглядит. Прихорашивалась ради него. И все без толку, потому что на фоне этой Каролины выглядит как серая мышь. Её самооценка из-за этого падала и падала весь вечер, хотя она и понимала, что глупо переживать по этому поводу. — Спасибо, — и Мила дотрагивается до кольца почему-то. Кольцо новое. Не то, чтобы хочет привлечь внимание. А может и хочет. Витя конечно замечает: — Новое кольцо? — Фарик подарил, — и все же она кидает на него взгляд. В голубых глазах мелькает адское пламя, и после этого обычно ничего хорошего не происходит. А как-то сейчас не хочется, чтобы он вспыхнул, поэтому она быстро добавляет: — Это просто подарок, — и смотрит на поблескивающее тонкое золотое кольцо на своем безымянном пальце. Наверно не нужно было принимать такой подарок от Фархада. Но по словам Фархада никакой смысл он в этот подарок не вкладывал — просто дружеский подарок. Хотя после этого его братья подкалывали его на этот счет, насколько Мила вообще поняла, потому что ухмылялись, поглядывая вначале на кольцо, потом на Фархада, как будто вкладывали в это иной смысл. Впрочем и Катя тоже подкалывала её. Но Мила приняла подарок и не жалеет об этом. Колечко то красивое, элегантное. Она рассматривает кольцо, а затем переводит взгляд на Витю. Взгляд само собой цепляется за плавный изгиб его губ и там так и остается. Похоже этот один её взгляд срабатывает как разрешение для него: Витя резко оказывается рядом и целует её. Мила не успевает даже сказать ему «нет». А после, когда его губы накрывают её — говорить «нет» совсем не приходит на ум. Витя целует её требовательно, втягивает в глубокий чувственный поцелуй сразу же, параллельно с этим его ладони забираются под его же пиджак и шарят по её спине и бедрам, прижимая её еще ближе к себе. Ей нужно, по-хорошему, оттолкнуть его, но она как мотылек, летит навстречу этому пламени, целует в ответ, обнимая за шею, впиваясь ногтями ему в затылок и не отпускает. Шумит в ушах, хочется избавится от одежды, и его избавить от одежды, хочется всего. Скучала по этому дураку, по их ночным разговорам, не важно в живую или по телефону, по тому, как он по-дурацки декламирует стихи на английском с ужасным акцентом, по его дурацким шутками, которые она все равно находит забавными, скучала по тому, как он говорит очевидно глупые вещи с серьезным лицом, и как говорит умные вещи с глупой улыбкой. Пока он её целует, она забывает о том, что вообще есть кто-то в этом мире, кроме них двоих. Но это не длится вечно, потому что раздается скрип двери, и она тут же отталкивает его и сама отступает от него, делает несколько шагов назад. Это конечно может быть кто угодно, но не стоит рисковать. Она не смотрит на Витю больше, особенно когда замечает, что им помешала Каролина, которая стоит около двери, озадаченно разглядывая их. Чуть не попались. Может быть было бы лучше, если попались? Все возвращается к тому, что если узнает Саша, то все прекратится. Тогда Витя окажется в цепких когтях этой Каролины, а может еще только Бог знает кого. Она кидает на Витю один взгляд, тот продолжает смотреть на неё, забирает пачку сигарет и зажигалку, и уходит, задевая плечом Каролину, когда проходит мимо неё. В ресторане стало еще жарче, более душно, и хочется домой. Но за их столом веселье в самом разгаре: Космос что-то оживленно рассказывает, громко, и размахивая руками. Однако, когда она подходит к столу, он перестает говорить, окидывая её взглядом: — А что на тебе Витин пиджак делает? — спрашивает он, нахмурившись. Конечно это привлекает внимание к ней. А сейчас не то, чтобы ей хотелось быть в центре внимания. — А что такое? — Мила обводит взглядом всех спокойно, кладет рядом с Сашей сигареты и зажигалку, вешает пиджак на спинку своего стула, и скользит обратно за стол, как ни в чем не бывало. — Просто он сказал, что пойдет в туалет, — отзывается Саша, беря зажигалку и принимаясь крутить её в руках. Вот в чем дело. Мила хмыкает: — Сходил в туалет, а потом на курилку зашел за мной. Ещё вопросы? — она глядит каждому в глаза, но никто ничего больше не говорит, а Космос возвращается к своей истории. А через пару секунд за стол возвращаются Витя с Каролиной. Не сказать, что что-то кардинально меняется, но Витя немного отодвигает свой стул, создавая больше пространства между собой и Каролиной. И теперь его глаза на ней, на Миле, там где и должны быть, даже когда Каролина шепчет ему что-то на ухо. Отлично. Правда совсем не отлично, что к одной сопернице в лице Оли, которая в этом соревновании то и не участвует, появляется соперница, которая в этом соревновании участвует точно. А то, что это соперница — это очевидно.🎞🎞🎞
Они целый вечер так на неё смотрели? А Мила особо взглядов и не замечала, если честно, занятая тем, что собирала и упаковывала Олин с Сашей чемоданы. Потому что стоило им с Тамарой зайти в квартиру, Оля радостно объявила, что они летят с Сашей в Ялту и она не знает, что паковать. И по тому, в каком состоянии была гостиная и спальня, с разбросанными вещами по всем поверхностям, Оля нуждалась в помощи. Так что половину вечера они упаковывали два чемодана, а теперь сидят на полу, пьют вино, едят сыр и фрукты и играют в карты. Она задумчиво рассматривает карты, поднимает взгляд и замечает их взгляд, и Тома с Олей тут же отводят взгляды, смотрят в свои карты. Конечно она догадывается тут же, почему они так смотрят: им хочется узнать, что произошло в ресторане, но обе кажется не знают, как начать этот разговор. — И что вы так на меня смотрите? — спрашивает Мила, помогая им. Потому что лучше уж закрыть эту тему сейчас. Оля и Тома тут же переглядываются между собой, будто решают, кто будет говорить. Но Тома более мягкая, всегда отступает. Поэтому говорит Оля, все же она жена главного босса и всё такое: — Просто мы не ожидали от тебя такого. Ты была само очарование в ресторане, — на «само очарование» она показывает в воздухе кавычки. — Я старалась, — воодушевленно отзывается Мила, бросая на пол бубновую семёрку. — Мы были уверены, что она тебе понравится, — Оля смотрит на неё озадаченно. — Мы думали, что вы неплохо поладите, — а Тамара растеряна. И вот как им сказать в чем проблема? Она бы ей понравилась при любых обстоятельствах, если бы не клеилась к Вите. Почему она не могла положить свой глаз на Космоса? Космос тоже вполне симпатичный и свободен, как ветер. Почему нельзя было обратить на него внимание? — Всем свойственно ошибаться, — Мила пожимает плечами, а затем равнодушно говорит: — — Просто обидно немного, что никто о ней мне ничего не рассказал. Я бы поняла, если бы она была простым штатным юристом. Но вы воспринимаете её уже как члена семьи. Это тоже задело, если честно. Как будто она вдруг перестала быть важной частью семьи, а несмотря на бизнес и всё остальное, они все — семья. — Мы-, — начинает Оля. — Это не-, — Тамара говорит одновременно с Олей. Она не хочет ничего слушать, поэтому отмахивается от них: — Все, забейте. Просто дайте мне время, чтобы привыкнуть к ней. Хотя она и так знает, что не привыкнет и сможет вздохнуть спокойно только тогда, когда этой Каролины на горизонте не будет.🎞🎞🎞
Она не совсем понимает, что происходит, потирая глаза и щелкая каналы на телевизоре. Это какой-то сбой в системе? Почему на всех каналах «Лебединое озеро»? Ей не нравится эта тревожная музыка, не нравится то, что все в черном-белом свете, и определенно не нравится, что на каждом чертовом канале балет-балет-балет. Мила смотрит на часы — двадцать минут девятого. Она вообще не планировала просыпаться так рано, если честно. Она планировала отоспаться, но проснулась, ворочалась на кровати, включила телевизор, думая, что сможет уснуть под чей-нибудь голос, но как тут уснёшь? Этот балет навевает какие-то тревожные мысли. Поэтому Мила выключает телевизор и закрывает глаза, накрывшись одеялом с головой. Правда сон не идёт. И она подскакивает с постели, когда раздается громкая трель домашнего телефона. С неё хватит на сегодня пугающих звуков кажется. Она выбирается из постели с большой неохотой, выходит в коридор, поднимает трубку и едва говорит «аллё», как тут же слышит голос Вити, полный одновременно беспокойства и раздражения: — Сиди дома и никуда не выходи, — и это не просьба, а приказ. Холодок пробегает по спине, перед глазами этот чертов балет почему-то и она только спрашивает растерянно:. — А что случилось? — уже понимая, что никаких хороших новостей это не сулит. — Горбача скинули, — мрачно поясняет Витя. — Так что из дома ни шагу, пока ситуация не прояснится. Язык во рту становится каким-то тяжелым, и она даже не знает, что ему сказать сейчас. А судя по тому, что он не кладет трубку, то он ждет её ответа. Мила открывает рот, но не доносится и звука. — Тебе понятно? — Витя спрашивает нервно. Только тогда она выходит из этого ступора и только выдавливает одно: — Понятно. — Если что-то будет нужно — звони, я привезу, — и раздаются гудки с его стороны. Она так и стоит с трубкой, прижатой к уху какой-то время, и в полной прострации и особо не понимая, что происходит, и что теперь будет, и что это все значит. Политика не её сильная сторона, но даже ей ясно, что всё изменится. Только вот в какую сторону — вот это совсем неизвестно. Хочется надеяться, что в хорошую. Она озадаченно смотрит на телефонную трубку, а затем кладет её. Правда и пары секунд не приходит, как телефон звонит опять: Саша, с той же новостью, с тем же приказом оставаться дома и никуда не выходить. Перемены. Вот тебе и перемены, Виктор Робертович Цой.