Лондон, Вестминстерский дворец, 1411 год.
— То, что ты унаследовал… наклонности Эдуарда II — ого и дядюшки Ричарда, про то я один знаю, и смею надеяться, что более об этом в королевстве не узнает никто, — король Генрих закашлялся. Последний год он чувствовал себя неважно, слабость и немощь все больше овладевали его телом. Не только телом, но и духом. А его старший сын, его опора и надежда, наследник трона Англии так много времени проводит с этим Мортимером! Неужели Хэл не оставил желания даровать ему свободу? Неужто не понимает, что Эдмунд Марч ему вовсе не друг, а злейший враг. И как далеко зашли их отношения? Ведь Мортимер может воспользоваться слабостью Хэла. Король знал, что жить ему осталось недолго. Что произойдет, после того, как он предстанет перед Господом, чтобы держать ответ за свои многочисленные грехи? Быть может, адский котел уже ждал его в преисподней? А его неразумный сын потеряет с таким трудом доставшийся Ланкастерам трон. — О каких наклонностях Вы говорите, отец? — спокойно спросил Хэл. Его уже давно перестало волновать, что отец думает о нем и его поведении. К тому же, два года назад король сам даровал ему опеку над Эдмундом и его братом Роджером. Отчего же он злится на то, что сын исполняет свои прямые обязанности? — Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Я отдал этих мальчишек тебе под опеку, лишь потому, что мне более некому доверять, — оперевшись на трость, король подошел к нему и схватил за ворот рубашки, — О твоих пристрастиях ведаю лишь я, но не дай узнать об этом всей Англии. Не видать тебе трона. — Но король Эдуард получил трон, получил его и дядя Ричард, — усмехнулся Хэл, — правда дядюшка его лишился… — он пристально взглянул на отца. — Быть может, ты забыл как Эдуард закончил свои дни?! — отпустив ворот его рубахи, король оттолкнул от себя Хэла. — Раз уж Вы изволите вспоминать наших славных предков, то почему бы не вспомнить Ричарда I — ого, за храбрость прозванного Львиным Сердцем? Он погиб на бою, овеянный славой, его подвиги воспеты в стихах и балладах. Разве не любил он Филиппа Французского? — Хэл продолжал в упор глядеть на своего негодующего царственного отца. — Замолчи! Этим грязным слухам нет веры. Еще не хватало, чтобы ты спутался с французом… — король вновь закашлялся и платком отер пот со лба, — Дай Господь, чтоб ты у меня один такой был. Надеюсь, твоих братьев минула сия чаша. — Я уверен в этом Ваше Величество, — негромко рассмеялся Хэл, — Томас думает лишь о воинской славе, Хамфри меняет девиц, а Джон… — он на минуту задумался. — Что Джон? — король обеспокоенно взглянул на него. — Как раз, о Джоне Вам надобно волноваться менее всего, отец. Он самый лучший сын и брат, которого можно только представить. Он покорно несет службу на землях Шотландских Марок, куда Вы изволили его отправить. Джон никогда не давал повода к Вашему неудовольствию. Уж его — то, без сомнения, минует сия чаша, — грустно улыбнулся Хэл. — Я волнуюсь о тебе! О тебе… Ты — мой первенец, мой наследник, и я… — внезапно король сделал шаг ему навстречу и крепко обнял, — Я люблю тебя… Быть может, ты удивлен, но я люблю тебя. С тех самых пор, как увидел в колыбели, тем холодным осенним днем. Я помню тот день, будто это было вчера. День был холодным, но светило солнце. Оно освещало твою кроватку. Мы с твоей матушкой стояли рядом, она пела тебе песню… Ты помнишь, как она прекрасно пела? Она просила прикоснуться к тебе, взять на руки, и смеялась над моей робостью. Но я боялся… я так боялся причинить тебе вред… ты был таким маленьким, таким беззащитным, таким прекрасным… А я был молод и силен… — Отец… — обняв короля в ответ, Хэл прикрыл глаза. Говорил ли отец правду, был ли искренен? Ему хотелось в это верить, — Я клянусь, что более не причиню Вам огорчений. Простите меня… прошу, простите за все мои проступки. — Я прощаю, Хэл, — выпустив сына из объятий, тяжело дыша, король опустился в кресло, — Но наши враги не простят тебе ошибок. Тебе нужно учится быть королем, сынок. Я болен. Мне осталось уже недолго. — Господь пошлет Вам еще много лет, отец. Я верю в это. Я позову лекаря, Вам нужен отдых. — Что могут эти шарлатаны? Вновь сделают меня молодым и здоровым? Не нужно никого звать, я и впрямь утомился и желаю отдохнуть, — устало прикрыл глаза король. — Разрешите мне идти, отец? Я не буду Вас более беспокоить, — подойдя к нему, Хэл поправил меховую накидку на его плечах и погладил по руке. Сжав руку Хэла, король вопросительно взглянул на него, легкая усмешка тронула уголки его рта. — Так было у тебя что — то с этим Мортимером? — Я бы признался Вам, отец, — улыбнулся Хэл, — но черту мы не переступали… никогда. Я лишь познал вкус его губ. Один раз. Я с Вами откровенен. — Ладно, иди уже, — потрепав его по голове, король вновь закрыл глаза и задремал. Хэл сказал отцу правду, он не лгал ему. Он и впрямь посещал Эдмунда в Виндзоре, но их встречи были дружескими и целомудренными. Хэл больше никогда не пытался поцеловать его, он сдержал свое обещание, и их поцелуй так и не повторился. Они много беседовали, играли в шахматы, тренировались на мечах. Эдмунд даже стал делать успехи, хотя до этого никогда не испытывал интереса к военному делу. Да и какой мог быть интерес, если ему всю жизнь предстояло провести в неволе? Хэл не мог проводить с Эдмундом слишком много времени, он навещал его, лишь когда была возможность. Отец знал об их близкой дружбе, чувствовал, насколько он ценит Эдмунда, и его негодование было вполне объяснимым. Нет, Хэл не осуждал его. Отец любил его и желал лучшего. Желал того, чтобы с трудом добытая корона перешла к его сыну, а не к графу Марчу. Но ведь Эдмунд не хотел быть королем, он и сам не раз признавался ему в этом. Он хотел лишь свободы. Увы, Хэл не мог предоставить ему эту свободу, такой дар мог преподнести только король. А король был непреклонен. Оставалось ждать. Он нередко вспоминал об их поцелуе, о сладковатом вкусе губ, о нежности коже, об ответном неловком объятии. Повторится ли он вновь? Как бы ему этого хотелось…Виндзор, 1412 год.
— Я скучал по тебе, Нэд, — Генрих прижался губами к виску Эдмунда, поцеловал в щеку. В ответ, Эдмунд удивленно поглядел на него широко распахнутыми синими глазами. Раньше Хэл никогда не проявлял подобных чувств, он не целовал его, после того памятного первого поцелуя, но с тех пор прошло уже несколько лет. Да, и не так уж часто они имели возможность видеться. Но Эдмунд не забыл тот поцелуй. Он хранил его в своем сердце, хотя уже давно перестал надеяться на повторение. Ведь Хэл обещал ему, что этого более никогда не повторится. И это не повторилось. Но нынче, Хэл вел себя по другому, по другому смотрел. Эдмунду показалось, что вскоре что-то должно произойти, нечто, что изменит его жизнь. К лучшему ли? Сев в кресло у камина, Хэл задумчиво глядел на пляшущие рыжие языки пламени. — Что — то случилось? — спросил Эдмунд. — Пока нет… — все так же задумчиво ответил Хэл, — Но, видит Господь, что должно… я чувствую, что должно. Отец очень болен. Не подумай, что я желаю ему смерти, я бы хотел, чтобы он жил, но… он почти не встает с постели, — вздохнул он. — На все воля Божья, я буду молиться за него, — Эдмунд подошел к креслу и положил руки на плечи Хэла, слегка сжал их. — Молиться за отца? — усмехнулся Хэл, — это весьма благородно с твоей стороны, но… — Знаю, — перебил его Эдмунд, — пока Его Величество жив, мы не выйдем на свободу. Но я покорно приму свою судьбу. — Ты благородный, добрый, я никогда и ни у кого не встречал такой души, как у тебя, — встав с кресла, Хэл взглянул Эдмунду в глаза, крепко сжал в объятиях, покрыл поцелуями лицо, остановившись у губ, прижался к ним, начал целовать так же страстно и горячо, как тогда, несколько лет назад. От неожиданности у Эдмунда закружилась голова, он пошатнулся, так же, как в первый раз. — Пойдем, Нэд… идем же, — тихо проговорил Хэл, увлекая его в сторону постели. Опустив на постель, Хэл начал неторопливо избавлять его от одежды, будто боясь спугнуть или причинить боль. Эдмунд прикрыл глаза, его разум затуманился и он до конца не мог осознать, что происходит. — Как хороша моя любовь. Красива, как цветок лесной. Ее к груди я приколю. Чтобы всегда была со мной… — вспомнились слова старой песни. — Хэл… — чуть слышно прошептал он, и открыв глаза увидел его, уже полностью обнаженного, его мускулистое сильное тело с несколькими шрамами, горящие глаза. Он внезапно осознал, что и сам уже полностью обнажен, а горячие ладони Хэла гладят его тело — грудь, торс, бедра, касаются волос у промежности. — О Господи… Хэл… — Эдмунд попытался удержать ласкающую его ладонь, но его собственные руки слушались плохо. Да и нужно ли останавливать? Ему хотелось этого. Быть может, с того самого момента, когда Хэл впервые поцеловал его. Но ведь это же грех! Эдмунду казалось, что он падает в пропасть, пропасть греха и наслаждения, — Хэл… не надо… прошу… не надо. — Не бойся, Нэд, — Хэл наклонился к нему, опалив жарким дыханием его губы, поцеловал скулу, лоб, влажный висок, — Я не боюсь пламени ада, быть может я встречу там дядюшку Ричарда. Это заставило Эдмунда слабо улыбнуться. Он обнял Хэла, зарылся пальцами в его волосы на затылке. — Ты — мой, Нэд. Только мой. После смерти отца ты будешь принадлежать мне, — Хэл вновь накрыл своими губами губы Эдмунда, раздвигая языком его зубы, наслаждаясь долгим поцелуем. — Я люблю тебя… — тихо сказал Эдмунд, когда Хэл наконец оторвался от его губ. — И я уже давно люблю тебя, мой Нэд, быть может, с тех пор, как мы были детьми. Ты будешь мне подчиняться… только мне, ты будешь только в моей власти… мой прекрасный цветок, — одной рукой Хэл обнял Эдмунда за плечи, а другой ласкал его грудь и живот. Потом наклонившись, припал губами к соску, чуть прикусив его. В ответ Эдмунд издал тихий стон наслаждения. Услышав это, Хэл выпрямился и смочив слюной свою твердую плоть, развел его ноги в стороны, согнув в коленях. Эдмунд зажмурился. Вероятно, это должно быть больно. Он не боялся боли, он ее вытерпит. Ради Хэла. Но он и сам желал принадлежать ему, быть в его власти. Наклонившись, Хэл накрыл его своим телом и крепко обняв, нежно коснулся губами шеи. Эдмунд обвил руками шею Хэла, и почувствовал, как в его тело вторгается чужая плоть. Ему и впрямь стало больно, будто что-то разрывало его изнутри. Еще крепче обняв Хэла, Эдмунд закусил губу. Видимо, заметив это, Хэл успокаивающе погладил его по голове, поцеловал в щеку, и начал осторожно двигаться в его теле. Боль сменилась более приятными ощущениями, пришедшими еще и от осознания того, что он способен доставить своему принцу удовольствие. Чуть приподнявшись на руках, Хэл стал двигаться быстрее, нарастающее наслаждение заставило Эдмунда тихо застонать. Внезапно, громкий стон вырвался и из груди Хэла, сделав пару резких толчков, он извлек свою плоть из тела Эдмунда, и обессиленно опустился рядом с ним на подушки. Эдмунд чувствовал, как внутри него разливается теплая влага, семя Хэла. Оно не даст плодов, не потому ли подобная любовь считается грехом? Но, каким же блаженством было ощущать это семя в своем теле, чувствовать Хэла, быть рядом с ним. Казалось, он был готов пойти с ним даже в ад. — Все хорошо, Нэд? — Хэл приподнялся и вгляделся в лицо Эдмунда. — Да, Хэл. Это было прекрасно… Я люблю тебя, — Эдмунд положил голову на блестящую от капелек пота грудь Хэла. — Очень скоро мы увидимся вновь, — поглаживая его темные волосы, Хэл задумчиво улыбнулся, — Думаю, что при нашей следующей встрече, я смогу сообщить тебе важную новость. — Я не жду смерти твоего отца, Хэл. Если ты имеешь в виду это. Все, что я хочу — лишь быть с тобой, — Эдмунд обнял Хэла поперек груди и поцеловал в губы. Он не кривил душой, ему и впрямь было этого достаточно. Во всяком случае, так ему казалось.