Зеленые цветы

Лондон, декабрь, 1422 год.

— Тебе пора перестать печалиться, мой мальчик. Ты не одинок, у тебя есть я. А ты совсем забыл про своего старого дядю, занятый военными подвигами. Скоро Рождество, надеюсь, мы проведем его вместе? — ласково улыбнувшись Эдмунду, пожилой мужчина, лет шестидесяти нежно провел ладонью по его волосам. Это прикосновение напомнило прикосновения того, кого он потерял навсегда и больше никогда не увидит, не почувствует тепло его ладоней, силу объятий и нежность губ. Со смерти Хэла прошло уже более трех месяцев, но Эдмунд до сих пор не смирился со своей утратой. Поначалу, ему нестерпимо хотелось уйти вслед за Хэлом, и лишь клятва не позволяла ему этого сделать. Он не боялся ни гнева Господня, ни ада со всеми его чертями и ведьмами, ни даже самого дьявола. Так или иначе, больнее уже не будет, даже если тысячи чертей будут поджаривать его на медленном огне. Ради чего было оставаться на этой Земле? Господь должен был знать, что Эдмунду Мортимеру более незачем продолжать свой жизненный путь. С Энн они почти не общались, каждый жил своей жизнью. Эдмунд не знал правды о том, завладел ли кто — либо ее сердцем, но был бы рад, если бы с кем — нибудь другим она обрела то счастье и блаженство, которое не смог подарить ей он. Маленького Генри он почти не видел, хоть и стал одним из членов регентского совета, состоявшего из восемнадцати человек. Братья Хэла исполнили волю покойного короля, и не стали тому препятствовать. Но подпускать к маленькому королю Эдмунда никто не собирался, о Генри было кому заботиться. Правда, у него был и свой родной племянник, сын умершей сестры Анны, находившейся под опекой Ральфа Невилла, графа Уестморленда. Ричарду минуло одиннадцать лет, Эдмунд не видел его уже очень давно, и с удовольствием бы навестил мальчика. Но, судя по всему, граф Невилл не изъявлял особого желания видеть дядю своего подопечного, о чем Эдмунд мог судить по весьма сдержанному и холодному письму, пришедшему в ответ на его послание. А ведь он был родным дядей Ричарда, но, вероятно, этим стервятникам было на это наплевать. После того, как Хэл стал королем, он поместил мальчика под опеку сэра Роберта Уотертона, и Эдмунд мог навещать племянника, хотя бы изредка. Нынче же, братья Хэла сделали все, чтобы оградить Ричарда от общения с ним. Эдмунд был уверен, что они сделали это специально. Они не дали права опеки над мальчиком родному дяде, а отдали его тому, кому полностью доверяли. Эдмунд Мортирер, 5 — ый граф Марч в число доверенных лиц, естественно не входил. Что же ему оставалось делать? Смириться? Вероятно, так будет лучше. И для Ричарда тоже. Зачем смущать его своим обществом, что он мог ему дать, кроме тоски своего одинокого сердца? — Прошу тебя, Нэд. Не грусти, мальчик. Да, я помню тебя еще маленьким мальчиком, таким красивым, синеглазым. Ты и сейчас красив. — Простите, дядя… — поглядев на пожилого мужчину, Эдмунд попытался улыбнуться ему, хотя и сомневался, что улыбка получилась искренней. Сэр Джона Мортимер был внебрачным сыном Эдмунда Мортимера, 3 — его графа Марча, родного деда Эдмунда, и последний раз он видел его много лет тому назад. В ту пору он был моложе, и казалось, полон сил. Тогда Эдмунд чувствовал, что его дядюшка способен на многое, например на искусное плетение интриг и участие в заговорах. Но нынче, пыл Джона Мортимера должен был уже угаснуть, ведь он был отнюдь не молод. Что же привело его к своему, казалось бы, забытому племяннику вновь? Неужто одно лишь родственное чувство и желание утешить в горе? Догадывался ли дядя об их отношениях с Хэлом? Впрочем, Эдмунду было уже все равно, ему было совершенно безразлично, что о нем подумают другие. Ему более не перед кем было оправдываться и отчитываться, некому служить и доказывать свою верность и преданность, да и любить было некого. Тем не менее, он был рад видеть своего родственника, быть может, с ним можно будет, хотя бы поговорить по душам. — Они отдали Ричарда под опеку Уэстморленда… — тяжело вздохнул Эдмунд. — Этого следовало ожидать, — усмехнулся его дядя, — эти мерзавцы не доверяют тебе, ибо они прекрасно знают, что вовсе не их племянник имеет законное право на корону. — Дядя! — нахмурился Эдмунд, — не говорите так, прошу Вас. Я никогда не претендовал на трон. Он мне не нужен. Мне нужен был только мой король… — Понимаю, Нэд. Твоя душа и помыслы чисты. У тебя синие глаза, а это символ чистоты и невинности, — задумчиво ответил Джон Мортимер. — Невинности? — удивленно приподнял брови Эдмунд, и вдруг рассмеялся громким, невеселым смехом, — Что ж, в этом Господь не ошибся, наделив меня синими глазами! В определенном смысле я и впрямь невинен. — В каком же, Нэд? — дядя пристально взглянул на него. — Я и грешен и невинен, — Эдмунду вдруг захотелось рассказать дяде обо всем, и будь, что будет. Ему было уже безразлично, ничто в этом мире более не имело значения. Он скажет дяде то, о чем никогда не говорил на исповеди. Да, и так ли часто он исповедовался? — Я никогда не был ни с одной женщиной. И с женой тоже. Просто потому, что я не могу. Я не способен. И в этом я невинен. Господь сотворил меня таким. — Нэд… — прикоснувшись к его щеке, дядя успокаивающе провел по ней рукой, — так вот почему у вас с Анной нет детей… Этим негодяям повезло. У тебя нет наследников. Хотя… Анна ведь может зачать не от тебя. — Я был бы не против, — грустно улыбнулся Эдмунд, — я бы воспитал дитя, как родное. Это был бы мой ребенок. Мы стали с ней так далеки. Я не смог сделать Энн счастливой, я не в состоянии этого сделать. — Лишь бы она не потребовала развод, обвинив тебя в мужской неполноценности… — задумчиво произнес дядя. — Не потребует. Энн на это не способна, я знаю ее душу. — Я клянусь хранить твою тайну до самого смертного часа, мой мальчик. Быть может, до него осталось не так уж и долго. — Благодарю Вас, но мне уже не важно, останется ли это тайной. Мне безразлично мнение окружающих, — для Эдмунда действительно не имело значения, узнают ли о его мужской несостоятельности или нет. Какое ему теперь было до этого дело? — Никто. Ни о чем. Не узнает, — твердым голосом отчеканил дядя, — Твоя репутация не должна быть запятнана подобными слухами. Не должна! Ты понимаешь это? — приподняв голову Эдмунда за подбородок, он внимательно вгляделся в его лицо, — У тебя еще все впереди. Ты будешь счастлив. Пусть мне осталось недолго, но я сделаю все для твоего счастья. Я прекрасно понимаю, в чем ты грешен. Почивший король был бы счастлив, если бы ты продолжал жить дальше и перестал вечно тосковать. Возьми себя в руки, Нэд. — Спасибо, дядюшка, — обняв дядю, Эдмунд прикрыл глаза. Может быть, ему действительно следовало послушаться мудрого совета? Хэла он никогда не забудет, но он ведь обещал ему продолжать жить. — Зачем сюда явился твой дядя? Этот старый бастард… — Говорите, что угодно про меня, милорд Глостер, но не смейте оскорблять моих родных. Вы и так лишили меня общества племянника, отдав его под опеку тому, кому посчитали нужным, даже не соизволив предупредить меня об этом, — не дал договорить Хамфри Эдмунд, вовсе не собираясь молча выслушивать его оскорбления, пусть Хамфри и являлся лордом — протектором Англии при малолетнем короле. Джон, герцог Бедфорд, в свою очередь, становился регентом Франции. Такова была воля покойного короля. — Ты считаешь, что ежели являешься членом регентского совета, значит тебе все позволено? Ричарда ты больше не увидишь никогда. Не хватало еще, чтобы ты внушал ему богопротивные мысли о том, что он имеет право на престол, — в гневе сузил глаза Хамфри, — ты слишком много на себя берешь, Эдмунд Мортимер. Мы с Джоном уважаем волю Хэла, который имел слабость полюбить врага и предателя, но будь моя воля, ты бы сейчас сидел взаперти. — В Вашей опочивальне, милорд Глостер? — рассмеялся Эдмунд, — я помню, что Вы сделали со мной, и желали сделать это еще раз. Быть может, Вы тоже проявили слабость? — Замолчи! — подойдя к Эдмунду вплотную, Хамфри протянул руку к его лицу, но тут же отдернул ее, — я просто воспользовался тобой, как подстилкой. И хватит об этом, я хотел поговорить о тебе и твоем, так называемом дяде. — Говорите, милорд, — зевнул Эдмунд, разглядывая вышитые цветы на своем шелковом платке. Зеленые цветы. Их вышивала еще Энн. Неужто Хамфри и впрямь думает, что способен чем — либо испугать его? Разве не понимает, что нынче ему уже ничего не страшно, ведь он потерял главный смысл своей жизни. — Твой дядюшка приперся к тебе не спроста. Я это прекрасно знаю. Только не нужно говорить мне о родственных узах. Узы настолько крепки, что он желает усадить своего горячо любимого племянничка на трон? — протянув руку, Хамфри провел ею по волосам Эдмунда, крепко сжал их, — Ты снова участвуешь в заговоре, на этот раз с Джоном Мортимером? — Во — первых, уберите от меня руки, милорд Глостер, — сбросив с себя его руку, Эдмунд поднялся с кресла и отошел подальше, к разгорающемуся огню в камине, — Во — вторых, я не участвую ни в каких заговорах. Если они Вам повсюду мерещатся, в том нет моей вины. — Твоя свита слишком велика. Хэл не позволял тебе иметь в подчинении столько людей, — ледяным голосом произнес Хамфри, — к тому же, ты этого просто недостоин. — Хамфри… — вздохнул Эдмунд, — ты готов меня уничтожить? Ты был бы счастлив видеть меня болтающимся в петле, на дыбе, на костре? Пойми, я не желаю быть твоим врагом, но я любил и люблю лишь одного человека. Я потерял смысл жизни, и отныне для меня все едино. Даже, если вы с Джоном решите бросить меня в Тауэр или отправить на казнь. — Довольно. Я вообще не желаю тебя больше видеть. Уходи. Прошу тебя, уйди, — сжал руку в кулак Хамфри. — Прощайте, милорд Глостер, — поклонившись, Эдмунд покинул его покои, искренне надеясь, что они с Хамфри действительно больше никогда не увидятся.