Уильям Афтон шёл домой после очередного рабочего дня. Вечер, он уставший и раздражённый толпами детей, целый день носившихся за стенами его маленького офиса. Так бы и вышел, так бы и дал им всем подзатыльника, лишь бы их не слышать. Голова у Уильяма раскалывалась, и эта боль вызывала у него лёгкую, но неприятную тошноту. Он знает, что с ним обычно бывает, когда он в таком состоянии: он теряет голову и разум и вершит свои злодейства. Афтон вроде даже понимает, что возникновение такого состояния нужно пресекать на корню, но сейчас у него не хватало на это силы воли. Он был готов поддаться мстительному чувству и снова кого-то убить. Его мозг яростно боролся с остатками его совести, доказывая ей, что одним человеком меньше, одним больше – разницы для мира никакой. Пусть он потом и будет об этом жалеть, но сейчас ему хочется убить, и надо жить моментом – выполнять сиюминутные желания...
Совесть была повержена, и жажда чьей-то смерти вконец одолела сознание Афтона. Он натянул на лицо свою жуткую застывшую улыбку, какой обычно не улыбается ни один здоровый человек, и стал прислушиваться к звукам на вечерних улицах Лоуренса. «Где же люди? Где все мои жертвочки? Я хочу услышать ваши крики, ваши мольбы. Я хочу чувствовать, что вы меня боитесь, хочу видеть в ваших глазах безысходность и побеждённость! Хочу лишить вас вашей жалкой жизни голыми руками! Где же вы?..» Ответом на его немые вопросы стал тихий-тихий шорох голосов в одной из подворотен. Один голос был мужской, другой – явно женский. «Влюблённая парочка – вот же хорошая мишень! Двоих одним ударом!» Уильям слился с вечерними тенями и вдоль стены одного из домов побрёл к беседовавшим. Крался без звука, как хищник, и бесшумно потирал свои ладони. Парочка была всё ближе. «Где мой ножик? Вот мой ножик. Сейчас прольётся много молодой крови!..»
– Артур, ну давай быстрее! Тут холодно! – причитала девушка, топая ножкой на высоком каблуке. Она зябко прятала ладони под мышками и возмущённо цыкала языком после каждого отрицательного ответа её парня. – Оставь ты этого котёнка в покое!
– А я тебе говорю, он какой-то нездоровый. Надо ему помочь, накормить хотя бы – что ты какая не сердобольная?
– Потому что это дикий и чужой котёнок. Жил же он как-то всю свою жизнь без тебя... Артур, я тебе говорю, брось его! Вдруг он вшивый или...! – она не успела договорить свою фразу, так как к ней со спины подлетел Афтон. Он плотно зажал ей рот ладонью и оттащил её во мрак. Девушка брыкалась, пыталась сделать вдох и позвать своего Артура на помощь, но Афтон не давал ей сделать ни звука – стискивал её настолько крепко, насколько мог. Он смотрел ей в глаза в полумраке и продолжал улыбаться, глядя, как у той заканчивается кислород. «Задыхается. Какая жалкая. Какие вообще люди жалкие – их так просто убить...» Уже через минуту тело девушки пошло конвульсиями, а её глаза закатились – почти мертва. Шансов выжить у неё становится всё меньше с каждой секундой. Он подержал её так ещё немного, и у неё подкосились ноги. Повисла голова...
Умерла. Так просто. Всего лишь от того, что ей зажали рот и нос. Вот скука. Теперь Афтону надо выловить её парня, но для начала стоит показать ему, что он убил его девушку. Посмотреть, как тот сходит с ума от горя. Посмотреть, как попытается отомстить. А потом и пацана угрохать, только вдвое жёстче – разделав его заживо ножом, чтобы он давился своей кровью и не смог даже крикнуть от того, что у него будет огромная дыра прямо в горле! Так решил Афтон и снова затаился, держа в руках труп недавно живой и красивой девушки.
– Эх, котёнок заполз куда-то под мусорный бак. Мне одному его оттуда не вытащить. Джесс, слышишь, посвети мне фонариком – тут слишком темно!.. Джесс, чего ты притихла? Эй, ты ещё тут? Джесс?
Парень вышел из-за мусорного бака и оглядел короткий тупик подворотни. Две кирпичные стены соседних домов, между ними коридор, вдали – свет фонарей, расплывающийся в тумане. Джесс же нигде не было. Парень ещё пару раз повторил её имя, спросил, не разыгрывает ли она его – не прячется ли за мусорным баком, – но Джесс ему так и не отозвалась. Точнее отозвалась, но далеко не так, как ожидал этого парень:
– Я ту-ут! Ку-ку, Артур! – и Афтон, смазливым тоном изображая голос девушки, поставил её на ноги и помахал её рукой, словно он был кукловодом, а она – марионеткой. Парень даже закричать не смог от недоумения и ужаса: он просто попятился к стене и вжался в неё спиной, глядя на свою мёртвую девушку. Затем Афтон выглянул из-за плеча Джесс, заглянул ей в лицо (которое уже приобретало синюшный оттенок) и прокомментировал:
– По-моему, мёртвой она красивее. Тебе так не кажется? Посмотри, какая готическая бледность!.. А-ха-ха-ха-ха-а!! – и он расхохотался, как одержимый, даже выронив девушку на землю. Та упала на асфальт прямо на лицо, наверняка переломав на нём все кости. Парень смотрел на неё, и у него на глазах медленно, беззвучно набирались слёзы. Афтон всё хохотал.
– Ну, чего ты киснешь? Что, лимон съел, а? – громко спрашивал Уильям. Парень дрожал и смотрел на него в тупом онемении. Он был до смерти напуган и растерян. – Слабак, ох и слабак ты, малец. Ни себя не можешь защитить, ни её. Посмотри, как ей грустно: уткнулась носом в пол и лежит, не встаёт... Хочешь, я её подниму?
– Вы, психанутый, не трогайте её даже пальцем! – очнулся-таки парень и слабым голосом пригрозил маньяку. – Не смейте её осквернять!
– О, поверь, это я её ещё не осквернил! – всё шире улыбался Афтон. – Спасибо, кстати, за идею: сейчас я буду тщательно
осквернять эту красотку... а ты на это посмотришь. Что скажешь, дружок?
Парень, помешкав, хотел было метнуться к улице и добежать до первой телефонной будки, чтобы вызвать полицию, но мгновение, за которое он принимал решение, его подвело. Афтон за это время успел прочесть его мысли, успел угадать план побега Артура, и маньяк, догнав сорвавшегося с места парня, повалил его на землю, а затем со всего маху перерезал ему на ногах сухожилия, чтобы он уж точно больше не смог убежать. Парень истошно завопил, тут же потеряв человеческий облик, а Афтон был и рад этому. Он подтащил Артура обратно, поближе к Джесс, пачкая асфальт кровью парня, и зашипел ему в лицо:
– А сейчас смотри, не отрубайся, а то ты пропустишь всё самое интересное! Учти, если отрубишься, я пойду пойду за твоей семьёй – я ведь помню, где ты живёшь, сосед.
– За ч-ч-что?.. – прохрипел парень, еле соображая от боли. Он быстро истекал кровью.
– Да просто так, Арти – разве я не могу убивать без причины?.. Однако, не отвлекай меня. Сейчас я тебе проведу подробный урок анатомии – на случай, если ты часто прогуливал его в школе. Демонстрировать все человеческие органы я тебе буду на этой юной леди, согласен? – парень отчаянно зарычал. – Да я же вижу, что согласен. Тебе интересно посмотреть, что у неё внутри, не так ли? Начнём с глаз...
Афтон медленно, наслаждаясь муками парня, выколол девушке ножом оба глаза и выложил их, окровавленных, перед парнем в рядочек. Теперь на лице Джесс пустовали две жуткие, чёрные дыры, напоминающие о том, что под красивой кожей этой девушки кроется череп. Парень извивался и старался как можно меньше смотреть на Джесс, но Афтон угрожал ему расправой с семьёй, так что глядеть всё равно приходилось. Сознание у Артура как назло не терялось – он всё лежал на боку и всё смотрел, как Афтон один за одним вытаскивает из Джессики органы: сердце, печень, желудок, вот он и её кишки начинает вытаскивать и вываливать на асфальт в один большой клубок мерзкого цвета. Запах в этой подворотне стоял страшный – такая смесь, какой любая свалка позавидует. Афтону это было нипочём, а вот парень от царившей вокруг вони был уже на грани схождения с ума. Уильям выпотрошил девушку целиком – разве что череп не вскрыл. Он прошёлся кончиком лезвия по разверзнутому животу Джессики, затем по её ноге, и вдруг он остановился – ему в голову пришла ещё одна мысль. Он очень хитро и как-то похабно поглядел на ещё живого Артура и приподнял девушке край её юбки. Парень забрыкался, отчаянно мыча и мотая головой. Афтон завёл руку с ножом девушке под юбку и спросил:
– Угадай-ка, где я сейчас держу остриё? Тут ошибиться сложно – вариантов всего два, а-ха-ха!
– Н-н-н-н... Н-не над!.. – только и смог сказать парень, но Афтон отрицательно покачал головой.
– А почему бы и нет? В конце концов, там тоже есть органы, которых ещё не коснулся мой «скальпель». Если резать – так всё, – и он резко вонзил нож
туда, по самую ручку. Парень вздрогнул от того, что услышал тихий хруст разрезанной плоти, и зажмурил глаза. Афтон, не сводя жуткого взгляда с Артура, начал крутить лезвием то вправо, то влево, превращая внутренности бедной девушки в фарш. «Хорошо, – подумал парень, – что она уже мертва и не чувствует этих позорных для неё пыток... А весь десять минут назад мы с ней шли домой с прогулки...»
– Как думаешь, ей это понравилось бы? – и Афтон наконец-то вытащил из трупа нож, залитый кровью настолько, что на нём не стало видно ни единого металлического проблеска. – А то ведь мой нож будет явно побольше, чем твой
дружок, пха-ха! – и с этими словами маньяк облизнул окровавленное лезвие. Парня от этого зрелища затрясло пуще прежнего. – М-м-м! Хочешь тоже попробовать? Твоя ведь девчонка была – я, так уж и быть, ею с тобой поделюсь.
– В-вы... т-тот ещё урод...
– Я это и без тебя знаю. Ну так что, слизнёшь кровь? Она у твоей Джесси вкусная, особенно
там. Знаешь, если закрыть глаза, то вообще можно подумать, что это – мёд!
– Я н-не буду... Оставьте м-меня.
– Нет уж, не оставлю. Открывай ротик – летит самолётик!
Афтон повалил свою жертву на спину и принялся целиться кончиком ножа в его губы. Парень стиснул рот и упорно отворачивал голову, елозя затылком по асфальту и чувствуя, как у него до сих пор истекают кровью ноги. Ему на лицо капала кровь его девушки, Уильям стискивал ему горло, но Артур не сдавался. В итоге, к сожалению, победа всё равно оказалась на стороне Афтона: он силой разжал челюсть парню и вонзил нож ему в рот настолько глубоко, насколько смог. Парень тотчас же умер. Напоследок маньяк разрезал ему щёки для пущей красоты, вытер нож об одежду своих жертв и, отряхнувшись, довольный пошёл гулять по ночному району. Домой он вернётся ещё не скоро...
... Вчерашний день у меня был просто потрясающий! Кажется, я обрёл работу своей мечты. После того, как мы с Бэном ненадолго разошлись, я отправился в праздничный зал. Посидел там у стены, на диване, поглядел, кстати, на роботов – до чего милые создания. И как живые шевелятся! Шутки у них забавные и мимика тоже. Этому неизвестному мистеру Эмили оставалось только поаплодировать, и я это сделал, когда один из номеров аниматроников подошёл к концу. Жаль, что Фокси в тот день не удалось увидеть – он был на ремонте. Ну и ладно: должно быть, механики в скорейшем времени вернут его в строй.
Через двадцать минут уже подоспел Бэн, и мы с ним вместе посидели у бара. Выпили пива, поели пиццы (не самая здоровая еда, но для душевных посиделок сойдёт). Познакомились мы с Бэном получше. Он классный парень. Как про таких говорят – лихой, сорвиголова. Готов хоть на край света в любое время, хоть в космос, хоть в океан. За любую движуху парень – за это я его уважаю, так как в себе я таких качеств не наблюдаю от слова совсем. Он шутил про меня, что я книжный червь и домосед и что меня надо будет почаще вытаскивать из дома. Что ж, я не против – я был бы и рад тусоваться где-либо, вот только до этого дня мне было не с кем этого делать... Зато теперь у меня есть Бэн! Хоть он и порядком старше меня, но в душе до сих пор оставался двадцатилетним, разбивным, разборчивым в любовных делах и... Ну что ещё про него сказать? Кажется, у вас и так уже должен был вырисоваться его примерный портрет. И всё-таки, какие же мы с ним разные. Полные противоположности. Обычно это залог либо хорошей дружбы, либо большой вражды. Но, кажется, в нашем случае это будет первый вариант.
В эту ночь – с воскресенья на понедельник – я старался не спать, чтобы уснуть днём и проснуться как раз к вечеру, когда нужно будет идти на первое дежурство в пиццерию. Волнуюсь так, что аж колени дрожат. Сам не знаю, от чего я так переживаю, но адреналин в моей крови просто зашкаливает. В таком состоянии не уснёшь, и пока что это мне на руку. Всю ночь я то сидел за компьютером, то смотрел что-то по телевизору, то тихо убирался в доме, чтобы с утра порадовать маму чистотой. В восемь часов утра я уже не выдержал и вырубился на диване в гостиной. Проснулся в четыре часа дня. Жаль, конечно, что день упущен, но зато у меня впереди целая увлекательная ночь. Хотя, насчёт увлекательности работы ночного охранника можно поспорить...
Я очень активно собирался на дежурство, мама же каждые полчаса желала мне удачи. Кажется, она за меня беспокоится. Да ладно, не такая уж это и сложная работа: сидишь себе и смотришь в камеры. Что там со мной может случиться? Я же, как-никак, не пожарником пошёл работать. В восемь я уже выскочил из дома и помчался к автобусной остановке, вдыхая лёгкий весенний воздух полной грудью. К девяти точно буду у «Фредди Фазбера». Главное – нигде не облажаться. Я должен произвести на Николсона исключительно хорошее впечатление!..
Мистер Николсон всё воскресенье был в делах и всё думал о том звонке, который поступил ему во время собеседования Джереми. Ему тогда позвонила одна из работниц пиццерии, которая, просматривая с коллегами записи с камер видеонаблюдения, заметила в них неувязку: в них не хватало целых эпизодов в двадцать-тридцать минут. В какой-то момент, к примеру, время на камере резко менялось с 12:30:45 на 13:09:15. Это значило, что кто-то вырезáл определённые отрезки потоковой записи (правда не ясно, с какими целями). Покопавшись хорошенько в компьютерной базе, сотруднице и её коллегам удалось-таки найти удалённые отрывки, и от них у работников с первых секунд кровь застыла в жилах. Они не пересказали начальнику, что именно они увидели на записях, но сказали, что ждут его, чтобы досмотреть записи с ним лично. Николсону удалось прийти к ним только на следующий рабочий день – рано утром, в понедельник.
Тёмный кабинет заперли на задвижку. Единственный источник света в нём – компьютерный монитор с мерцающим экраном. В кабинете: Николсон, двое сотрудников и сотрудница – самые главные приближённые Томаса. Только им он всегда доверяет кровавые тайны пиццерии. Они сели каждый на своё кресло на колёсиках и приготовились смотреть. Один из них щёлкнул кнопкой на клавиатуре, и удалённые записи начали показываться одна за одной. Вскоре стало понятно, с какой целью их удаляли: на этих отрывках орудовал тот самый маньяк, одетый (это очень важно) в костюм старого робота – Пружинного Бонни. Из-за этого костюма не удавалось разглядеть лица преступника, но зато теперь круг его поиска значительно сужался:
не у многих есть доступ к подсобке, где хранится Бонни. Он есть только у работников пиццерии.
Маньяк среди них!
На первой записи – она была старая, ещё с прошлого лета – маньяк, переодетый в Бонни, разговаривал с маленькой пухлой девочкой, пытаясь её куда-то заманить. В итоге девочка ему поддалась, и они, держась за руки и припрыгивая, пошли по коридору в сторону лестницы.
– Вот оно, – прошептал Николсон, покусывая костяшки своего кулака. – Это та самая Сьюзи Лорренс. Это её он сейчас ведёт в подвал, а там – прикончит... Есть у нас запись из подвала?
Работники неохотно кивнули и переключили запись. Смотреть её было тяжелее, чем предыдущую: здесь ребёнок уже догадался о том, что его ждёт. Девочка начала плакать, кричать и пытаться сбежать. Убийца же беспощадно начал загонять её в угол, а загнав, достал откуда-то нож и полоснул им девчонку прямо по животу. Из динамиков раздались жуткие визги, и сотрудница беспокойно обернулась на дверь, боясь, что эти звуки будут слышны в коридоре. Николсон медленно закрыл глаза, чтобы не видеть эту мерзость, но душераздирающие вопли он продолжал слышать до сих пор. Крики сопровождались свистом воздуха, когда маньяк размахивал рукой, и хлюпаньем крови в ранах ребёнка.
Во всех следующих видео было примерно то же самое: дети, кровь, вопли, маньяк и его изощрённые способы лишения жизни. Некоторым маньяк отрубал головы, некоторых четвертовал, некоторых просто дырявил ножом, некоторых он вообще сверлил шуруповёртом. Самое же последнее подвальное видео неожиданно отличалось ото всех остальных: на нём, на самом краю экрана, показался
сам маньяк – мужчина, выходящий из подвала и уже где-то переодевшийся в обычную рабочую одежду. Все пятеро узнали его сразу же и потому на несколько мгновений пребывали в ступоре. Девушка издала прерывистый выдох и прошептала:
– О, Господи... Неужели он?..
Мистер Афтон...
– Какой ужас... И с ним мы работаем бок о бок?
– Мистер Николсон, надо сдать его полиции!
– Отставить «сдать полиции», – сказал он сквозь зубы. – Преступления Афтона неразрывно связаны с «Пиццерией Фредди Фазбера». Сдав его сдадим себя... Дьявол... – второй начальник ресторана в данный момент был раздражён намного больше, чем напуган. – Значит, будем думать, как от него избавиться.
– Вы что, хотите его убить?
– Возможно. Во всяком случае, так будет лучше для всех: и для его потенциальных жертв, и для нашей компании... Вот же псих, однако...
– А как вы думаете, действия Фокси и Чики как-то с ним связаны? – спросила девушка.
– Не знаю. Почему-то я так не думаю... Ладно, времени уже много. Пора расходиться – мы подозрительно надолго здесь заперлись. Учтите, никому ни слова о том, что
это Афтон. Никаких сплетен о нём не сметь распускать, ясно? И даже косо на него не смотрите, иначе он что-нибудь в вас заподозрит и убьёт точно также, как и этих детей. Словом, до поры до времени ведём себя как обычно, словно мы до сих пор ничего об Афтоне не знаем.
– Это будет трудно...
– А вы постарайтесь! Иначе вам придётся иметь дело со мной... Выключайте компьютер.
«Понедельник – день тяжёлый» – так часто выражались сотрудники ресторана, смена которых выпадала на этот день. Пока Джереми всё ещё едет в пиццерию, она уже давным давно работает и проводит диагностику своих маскотов: Бонни, Чики, Фокси и Фредди. Не сказать, что проверка проходила стандартно: во время неё буквально с каждым из аниматроников творилась какая-то ересь – другим словом их действия назвать сложно. При проверке Фредди на экраны компьютеров работников выводилась жуткая капс-локовая надпись:
«ЭТО ОН! ЭТО ОН! ЭТО ОН!»
Стоит ли говорить, что это довольно сильно напугало механиков. Во время проверки Бонни из его динамиков раздавались странные звуки, похожие на стоны вперемешку с плачем и всхлипыванием. Тоже мало приятный инцидент, и главное причина возникновения этих звуков так и не была выяснена доподлинно. Когда проверяли Чику, её вообще пробили дикие конвульсии, в результате которых она, истошно вереща, упала со специального постамента и покалечила своими телодвижениями одну из работниц. Фокси вёл себя относительно сдержанно, вот только его глаза временами не поддавались никакому контролю пульта управления: как только в мастерскую заглядывали мистер Эмили и вместе с ним пару раз мистер Афтон, Фокси неизменно направлял свой зрачок на них и смотрел на мужчин так, словно хотел сожрать их обоих. Стоило же им скрыться из его поля зрения, как лис тут же ослаблял веки и переставал вести себя странно. Механиков всё это заводило в тупик. О чём говорят эти выходки аниматроников? Означают ли они то, что роботы неисправны и что их нужно снимать со сцены? С другой стороны, все остальные, кроме Чики, вели себя вполне безобидно. По крайней мере, не причиняли никому физического урона.
Мистер Николсон и в особенности мистер Эмили были в тотальном замешательстве. Чтобы обдумать это дело со свежей головой, им пришлось выйти из мастерской и посидеть в пустынном праздничном зале с двумя стаканчиками кофе. Сидеть здесь было не слишком уютно хотя бы потому, что свет горел только в крайних люстрах, и потому, что все стулья в зале были перевёрнуты ножками к потолку и поставлены сиденьями на столешницы. Это зрелище напоминало мистеру Эмили какой-то мистический лес с тонкими обгорелыми до углей деревьями.
– Ну, мистер Эмили, поделитесь: как вы относитесь к происходящему? – нарушил тишину Николсон. Его голос тихим эхом пронёсся по помещению.
– Я, если честно, немного потерян... – вздохнул Генри, обводя глазами зал.
– Это вполне простительно, учитывая то, что мы с вами сегодня видели... Что нашло на этих роботов? Если бы они были живыми существами, я бы предположил, что они сговорились.
– Но они не живые, – тоскливо улыбнулся Генри, так как, казалось, уже и сам ставил этот факт под сомнение. Мало ли что в мире бывает? – Возможно, конечно, что это какой-нибудь вирус или взлом. Но почему тогда техработники его не нашли за четыре часа профилактики?.. Господи, я первый раз в жизни так запутан!
– Не вы один... Так что же нам делать?
– В каком смысле?
– Перед нами стоит один главный вопрос: оставлять аниматроников на сцене или же выводить их из эксплуатации?
Мистер Генри округлил глаза и отрицательно замотал головой.
– Нет, нет, что вы... Не надо выводить.
– Я понимаю ваши чувства, мистер Эмили, – Николсон в этот момент и в этом полумраке очень сильно напоминал Генри судью: непреклонный взгляд щёлок-глаз, мутно блестящая на свету дальних ламп лысина, жёсткие скулы, говорящие о железном характере своего обладателя. Ему бы ещё судейский молоток... – Аниматроники – ваши детища. Вы знаете их, как никто иной, до каждого винтика. Но поймите, если они способны нанести вред посетителям, то их не стоит использовать на сцене.
– Но они же, по сути, ничего опасного сегодня не сделали! А Чика лишь задела Эмму крылом, не более того. И то потому, что Эмма была под постаментом – дистанция же между Чикой и детьми будет в разы больше.
– Вы хотите и дальше рисковать здоровьем детей, я правильно понял?
– Не правильно вы меня поняли. Я имел в виду то, что вы преувеличиваете уровень опасности, исходящий от моих роботов... Им нет замены. Аниматроники – символ нашего ресторана. Что мы будем делать, если лишимся его?
– Тоже верно... Практично мыслите, прямо как я... Значит, вы предлагаете ждать?
– Да. Но не бездействуя, разумеется: я продолжу над ними работать, скорее всего вечерами – после окончания работы пиццерии...
– Что вы, не стоит! – вдруг охнул Николсон и слегка подался вперёд. Как говорится, он «спалился»: Генри заметил его необъяснимое беспокойство.
– Почему же, Николсон? Вы же сами сказали, что аниматроникам нужна техническая проверка. Днём у меня нет времени ею заниматься. Остаётся только ночь.
Второй начальник пиццерии скрипнул зубами от того, что они зашли в разговоре в опасную зону. Но ему всё же пришлось пояснить свою реакцию.
– Понимаете... Как бы вам сказать?..
– Уж скажите, как есть.
– ... Если как есть, то: ночью пиццерия может быть не безопасна.
– О чём вы? – усмехнулся Генри. – Её же охраняют днём и ночью. В двенадцать ночи тут настолько же безопасно, как и в двенадцать утра!
– Ошибаетесь, – вздохнул Николсон, и его лицо словно стало немного старее. – Вы не представляете, насколько вы ошибаетесь.
– Вы знаете что-то, чего не знаю я?
По лицу Николсона на этот раз пробежала странная судорога. Это он чуть не рассмеялся, желая ответить: «О да, я-то точно знаю что-то, чего не знаешь ты!»
– Можно и так сказать...
– Да какого чёрта, Николсон! – прикрикнул Генри, который между прочим редко злится, и опёрся локтями в стол. – Вы опять темните. Вы должны рассказать мне всё – я должен знать каждую деталь, каждую сплетню, которая касается моей пиццерии!
– Попрошу вас не повышать на меня голос.
– А иначе вы ничего не расскажете.
– Я и так не расскажу... потому что я сам не знаю, как это объяснить... Мистер Эмили, вы ведь всё равно мне не поверите.
– Не решайте за меня. Говорите, что такого происходит здесь ночью?
Повисла долгая пауза. Николсон упорно оттягивал момент ответа, Генри же так же упорно ждал, пока Николсон заговорит. Но не дождался: их беседу прервал знакомый голос, шедший из коридора.
– Мистер Эмили, вы мне нужны. На пару слов.
Томас и Генри обернулись на дверной проём и увидели в нём тёмную фигуру дневного сторожа в фуражке – мистера Афтона. Он исподлобья посмотрел сначала на Генри, потом на Николсона.
– Хорошо, я сейчас подойду, – улыбнулся ему Генри, и Уильям молча скрылся за поворотом. Мистер Эмили обернулся обратно, на Николсона, и увидел, что выражение его лица, после того, как он увидел Афтона, стало до предела презрительным. – Сейчас мне нужно идти, так что разговор придётся прервать. Но мы к нему ещё вернёмся, я вам обещаю... И почему вы так смотрели на Уилла? Он вам не нравится?
– Совершенно не нравится, – признался Николсон, на что Генри только хмыкнул и принялся вставать. – А знаете ли вы,
почему он мне не нравится?
– Знаю: потому что вы жестоки. Вы ему не сочувствуете, также, как и все. Вы его боитесь, в то время как ему нужна элементарная человеческая поддержка.
– Бросьте ваши филантропические взгляды, – тише, чем прежде, произнёс Николсон, доверительно глядя в самые зрачки Генри. – Афтон на самом деле не тот человек, с которым стоит водиться – поверьте мне на слово.
– Да что вы в нём понимаете?
– Да уж намного больше вас я в нём понимаю, Генри! – от эмоций он даже случайно перешёл с коллегой на его имя, но решил не исправляться и продолжить в той же манере. Генри смотрел на него с любопытством. – Если говорить на чистоту, то я старше вас на двадцать с лишним лет. Я гожусь вам в отцы, Генри, и потому я думаю, что я вправе кое-что вам советовать... Я разбираюсь в людях, вижу некоторых насквозь... и Афтон как раз из их числа.
– И что же вы в нём такого видите, из-за чего мне нельзя с ним общаться?
– Опасность я в нём вижу, – прошептал Томас. – Опасность, которой вы, между прочим, не чувствуете под самым своим носом, извините меня за выражение!.. Вы ведь хороший человек, мистер Эмили. Вы намного лучше, чем я... и поэтому я считаю, что вы совершенно не заслуживаете такого друга, как Уильям.
– Я знаю его со студенческих лет.
– Вам только кажется, что вы его знаете. На самом деле он уже другой. Того Уилла больше нет... Будьте с ним осторожнее в выражениях, я прошу вас. Не провоцируйте расспросами. Когда-нибудь вы сами всё поймёте – я не тот, от кого вы должны узнать правду.
Генри ничего ему не ответил и в ещё большем смятении развернулся и вышел из зала в коридор. «Что за бредятина со всеми вокруг творится?..» По пути в кабинет к Афтону он случайно кинул взгляд на стену и вздрогнул от того, что там увидел. На стене, прямо на обоях, детским почерком была выцарапана устрашающая надпись:
«Тебе не стоило нас убивать!»
А ниже было продолжение:
«Мы уже идём за тобой!»
Генри с усилием сглотнул при виде этой жути и ещё пару секунд вглядывался в надпись.
– Ты чего там застрял? – нетерпеливо прозвучал с другого конца коридора голос Афтона. Он наполовину выглядывал из двери своего офиса.
– Да тут дети... что-то написали на стене.
– Вчера что ли?
– Ну конечно. Подойди, посмотри. То, что здесь написано, на самом деле страшновато звучит.
Афтон недовольно фыркнул, но подошёл. Пробежался глазами по стене, а увидев еле заметную надпись, очень долго смотрел на неё, не моргая. Генри ждал какой-нибудь словесной реакции от друга, но Уилл всё молчал. Его кадык от чего-то задрожал, а кожа стала более серой.
– Ну? – поторопил его Генри. – Ты что, ещё не видел этого? Ты же круглые сутки бродишь по этому коридору.
– Дети шустрые, я мог и упустить этот момент... И правда жутко...
– Да, фильмы-хорроры плохо влияют на мелкоту, – усмехнулся Генри, – а через них – на нашу мебель. Надеюсь, это единственное место, где что-то написано... Уилл, всё нормально? Ты очень бледный.
– Всё нормально, – отрезал Афтон, отвернувшись от надписи и от мистера Эмили. – Пошли уже в кабинет, поможешь мне с техникой.
– Ладно... Ты какой-то ворчливый сегодня. Стряслось чего?
– Ничего не стряслось, сказал же! – повысил он голос, не оборачиваясь, и зашёл в кабинет. Генри невольно вспомнил фразу Николсона о том, что не стоит давить на Уилла вопросами. Он вздохнул и покорно последовал за своим странным товарищем.
