Мышка

Аладдин была очень хорошенькой. Ее не портили даже короткие, жесткие волосы, пахнущие дымом костра, ячменными лепешками и травами, особенно сильно чувствовался запах полыни. Мозенрат считал: волосам у девиц полагалось быть длинными и мягкими. Как, например, у принцессы Жасмин. Аладдин не была рождена принцессой. Но не знающие стыда варварки Мозенрату нравились больше. Они не хныкали, не просили о пощаде, держались стойко. Аладдин оказалась очень боевой варваркой. На смуглой коже виднелись царапины, синяки. Кажется, девчонку даже кусали. Во всяком случае Аладдин точно секли, хотя бы один раз. Спина Аладдин хранила следы, оставленные жестокой рукой палача. Сколько раз не в меру шустрая девчонка ломала конечности, оставалось только гадать. Переломы в жизни Аладдин случались. Однако мышка уверенно шла, точнее, неслась вперед. Яростная, бешеная, неукротимая, неудержимая и страстная. Второй раз для Аладдин оказался более удачным. Мозенрат старался не зверствовать, прислушиваться к новой наложнице. Ему не хотелось, чтобы, оказавшаяся волей случая под ним девица тряслась от ужаса при мысли о скорой близости с господином. Правда, представить трясущуюся от ужаса Алладин у Мозенрата не получалось. Алладин в порыве чувств могла наделать вреда не меньше, чем голодный тирдак. Однако Аладдин могли удержать цепи. Они, скорее всего, и будут не раз удерживать ее. Оставлять без присмотра очень подвижную, непредсказуемую мышку было неразумно. Для мамелюков Аладдин оказалась чересчур быстра. Вряд ли мамелюки могли оказать серьезное сопротивление буйной служанке, задумавшей очередную гадость. Аладдин точно бы задумала гадость. Девчонка нуждалась в жесткой руке. Она была своенравной, необъезженной кобылицей, желающей сбросить с себя наездника, как только тот потеряет бдительность. Мозенрат бдительности не потеряет. Дядя хорошо научил его ездить верхом. Собственно, верховой ездой Мозенрат и занимался, правда, довольно своеобразной. — Я хочу сверху, — Аладдин упрямо тряхнула головой, пытаясь столкнуть с себя некроманта. — Я не позволю распутной девке… помыкать собой, — Мозенрат с рыком перехватил руки пленницы, прижал к подушке, когда Аладдин приспичило из-под него выползти — традиционная поза его мышку явно не устраивала. — Мне надоело… все время быть снизу, — громко заявила Аладдин, не упустив случая показать строптивость. — Ты хоть и дохлый, но все равно… тяжелый, — пожаловалась она. — Твоего мнения никто не спрашивал… рабыня, — огрызнулся Мозенрат, двигая бедрами и одновременно обозначая новый статус спасительницы Аграбы. Точнее, бывшей спасительницы Аграбы. Аладдин стала рабыней князя Черных Песков, но пока не могла смириться с судьбой, принять власть над ней господина. Некромант по личному опыту знал: до героев всегда все туго доходило. Мозенрат сделал резкое движение бедрами вперед, намереваясь проникнуть как можно глубже в норовистую девчонку. Аладдин вскрикнула, качнула бедрами Мозенрату навстречу. Сексуально раскрепощенная пленница наслаждалась их близостью. Она, улыбнувшись, прошептала что-то на греческом, больше не пытаясь выползти из-под Мозенрата. Некромант отпустил руки наложницы. Тонкие девичьи пальцы погрузились в мягкую темную шевелюру. Аладдин нравилось возиться с волосами. Мозенрату нравилось прикосновение шершавых ладоней наложницы к волосам. Он даже позволял мышке взъерошивать волосы, хотя обычно старался держать их в порядке, однако капризные кудряшки время от времени проявляли характер, совсем как Аладдин, оказавшаяся крикуньей в постели. Удивительно, как только его мышка сдерживалась в первый раз? Аладдин не лежала больше под Мозенратом бревном, а принимала участие в процессе, бесстыже лаская себя. Похоже, Аладдин успела хорошо изучить свое тело. Мозенрат тоже быстро учился. Он быстро нашел слабые места Алладин, выяснив: легкие покусывания шеи и мочек ушей заставляли Аладдин позабыть о гордости и умолять о продолжении. Сам Мозенрат относился к поцелуям настороженно и не позволил пленнице поцеловать бинты на шее. Больше Аладдин с поцелуями к нему не лезла. — Еще, еще, тысяча чертей. Возьми меня. Возьми меня полностью, — бессвязно бормотала Аладдин, обхватывая некроманта ногами, — поцелуи ушей являлись слабым местом мышки. Впрочем, мышка умело мстила за поражение, работая вагинальными мышцами. Мозенрату с трудом удавалось быть тихим. Внутри Аладдин было узко, влажно, тепло, а осознанное сжатие мышц влагалища усиливали стимуляцию. Определенно, Аладдин смыслила в любовной науке больше, чем Мозенрат, с жадностью целовавший соблазнительное тело пленницы. Правда, поцеловать в губы вертлявую и своенравную бестию ему не удалось — Аладдин увернулась. — Это грех, — прошептала Аладдин, упираясь ладонями в грудь Мозенрата, избегая таким образом страстного поцелуя в губы. — Мы не должны целоваться в губы. Это грешно. — То есть, из всего того, что я с тобой делаю… тебя смущает только… поцелуй? — насмешливо уточнил, прерывисто дыша, Мозенрат. Аладдин молча кивнула — мышка обладала своеобразной логикой. Да и внешностью своеобразной мышка обладала тоже. Мозенрат только сейчас стал заметил новые особенности внешности Аладдин, не такие яркие, как наличие груди и отсутствие мужских половых признаков, но довольно заметные. Мышка обладала экзотической внешностью. Не такой, как у большинства жителей Аграбы. Бронзовый оттенок кожи постепенно сменился на оливковый, нос стал типичным греческим — прямым, со слабо выраженной переносицей, являющийся как бы продолжением лба. (Или и у юноши Аладдина уже был такой нос, Мозенрат не приглядывался особенно внимательно к внешности крысеныша). Во всяком случае Мозенрат не раз видел такие носы у древнегреческих мраморных статуй в античных храмах, в которых он искал магические артефакты. Форма глаз Аладдин тоже подверглась изменениям: миндалевидные восточные глаза стали круглыми, обрамленными длинными, пушистыми, чуть изогнутыми ресницами. Под Мозенратом лежала юная гречанка или не совсем гречанка: цвет глаз у Аладдин оставался по-прежнему антрацитовым, более темным, чем у обычных греков. Конечно, если верить описаниям греков, найденных в свитках библиотеки Дестана. (Мозенрата никогда особенно не интересовала чья-то внешность) Вероятно, главная героиня Аграбы оказалась вовсе не из Аграбы. Мозенрат улыбнулся, находя этот факт из биографии его пленницы забавным. Он засмеялся, если бы мог. Только некроманту было уже не до смеха. Требовалось ускорить движения, сделать их настолько быстрыми, насколько только было возможно. Аладдин под ним заворочалась активнее, пальцы ее принялись теребить скользкий шелк рубашки. Мозенрат чувствовал: ему стало не хватать дыхания. Тело некроманта наполняли новые ощущения, казавшиеся ему волшебными. Его сердцебиение ускорилось, дыхание стало частым. Финальный крик подавить не удалось. Мозенрат заранее перехватил руки мышки, прижал их к подушке. Некроманту совершенно не хотелось, чтобы своенравная Аладдин мешала наслаждаться ему ее гибким, стройным телом. Обладать женщиной, захваченной в бою, оказалось невероятно сладко, особенно если эта женщина прежде являлась злейшим врагом. Побеждать врагов, затаскивая их в постель, оказалось очень приятно. Правда, для таких приятных побед врагам следовало обладать привлекательной внешностью. Мозенрат скорее позволил бы себя убить, чем добровольно прикоснулся к крысенышу, не имея намерения убить или покалечить зарвавшегося мальчишку. Мышку требовалось беречь. Аладдин, несмотря на потрепанную шкурку, была довольно ценным приобретением. Мозенрат лежал на мышке, восстанавливая сбившиеся дыхание. Он больше не боялся подцепить вшей. Аладдин не трепыхалась, не пробовала выползти из-под Мозенрата или столкнуть его с себя. Девчонка оставалась подозрительно тихой. Кажется, их обоих устраивала сложившаяся ситуация. Мирную тишину разрушил никем не замеченный Ксерксис, влетевший в опочивальню. Под тахтой находилась раковина — домик угря. Кажется, Ксерксис или хотел отдохнуть, или сообщить нечто важное хозяину. В любом случае все заранее приготовленные слова вылетели из головы Ксерксиса, когда он увидел некроманта, развлекающегося с новой наложницей. Угорь не знал ничего об интимной жизни, поэтому подумал: Мозенрат и Аладдин дерутся. Ксерксис подлетел поближе к парочке и задал единственный интересующий его вопрос: — Хозяину удобно? — Да, Ксерксис. Мне очень удобно, — прошипел Мозенрат, с трудом подавляя порыв дотянуться до перчатки и покалечить назойливого питомца. — Пошел вон, — приказал он. — А мне совсем неудобно, — подала голос Аладдин — девчонка просто не могла промолчать в нужный момент. — Слезь с меня, кретин. — Тихо, — велел Мозенрат, удерживая пленницу на месте. — Я с тобой еще не закончил. Ксерксис, — обратился некромант к угрю. — Я сказал: пошел вон. Ксерксис покорно полетел к выходу. Угорь остановился довольно скоро, обеспокоенный поведением хозяина. Подлый Аладдин мог обмануть хозяина, победить его в бою. Ксерксису требовалось удостовериться перех уходом, что с Мозенратом было все в порядке. — Мозенрат побеждает? — уточнил угорь. — Уже победил. Два раза, — отозвалась Аладдин. — Ксерксис, пошел вон! — сердито крикнул Мозенрат. Напуганный Ксерксис стрелой вылетел из опочивальни. Мозенрат лег рядом с Аладдин, раздраженный непутевым слугой. Хотя в глубине души некромант понимал: Ксерксис только хотел защитить его. Девчонка больше не прикрывалась. В отличие от немногих, знакомых Мозенрату девиц, Аладдин не смущала нагота. Мышка не стеснялась своего тела. Не боялась наслаждаться близостью. Кажется, этот раз Аладдин даже понравился. Мозенрат взял лежащую на тумбочке перчатку: следовало избавиться от проблем вроде неожиданной беременности. Некромант пока не был готов к появлению возможных наследников. Поднесенная к ее животу кожаная, магическая перчатка вызвала беспокойство мышки. Аладдин хорошо усвоила: от волшебной перчатки следовало ожидать серьезных проблем. Мышка придушенно пискнула, прикрывая живот обеими руками. — Не дергайся, Аладдин, — раздраженно посоветовал Мозенрат, решив достучаться до мышки с помощью разумных аргументов, а не грубой физической силы. — Я не собираюсь причинять тебе боль. Лишь хочу избавить тебя от нежелательной беременности. — Моя беременность — мои проблемы, — огрызнулась Аладдин, не убирая рук с живота. — Я не позволю навредить моему ребенку. Я, между прочим, умник, всегда мечтала стать матерью. Кроме того, — добавила Аладдин, — вряд ли мне хватит двух попыток, чтобы забеременеть. Мозенрат вздохнул, уступая. Положил перчатку на место. Ему требовалось проследить, чтобы Аладдин поела как следует. На взгляд Мозенрата, Аладдин была худощава, ей следовало немного набрать вес. Тащиться к Кинжальной скале, находящейся на окраине царства Черных песков, некромант не желал. Ему больше нравился отдых в объятиях хорошенькой наложницы. Уже несколько лет Мозенрат усердно работал, засыпал за книгами. Следовало и отдохнуть. Правда, Аладдин обниматься не планировала. Да и Мозенрату все равно придется сразиться на закате с друзьями Аладдин, хотя бы из вежливости. Но следовало прибыть вовремя, чтобы не ждать презренную шайку спасительницы Аграбы. Пусть лучше ждут его.