***
Они ехали под радио, играли Бейонсе, Карди Би, Ариана Гранде и всё, что обычно было на слуху. Тэхён покачивался и открывал рот и, казалось, даже пел, но расслышать было невозможно. Чонгука подрывало резко сделать звук тише, чтобы застать парня врасплох, но он был слишком воспитан для подобного. Дорога была пуста, они мчали по ней свободно, пропуская мимо миражи разлитых на асфальте луж и мили голых, вытесанных песчаником пустынь. На каждое резкое движение Тэхёна Чонгук подрывался: вдруг тому плохо, вдруг он начнет задыхаться или скулить, внезапно сжавшись от приступа боли. Тэхён был болен, вот и всё. И осознание, что они были совсем одни посреди абсолютного ничего, то и дело порывало Чонгука втопить тормоз. Он сдерживался, хотя скупая, разумная его часть нарывала логичным: «Ты не из фонда "мэйк э виш", прекращай». В конце концов, Тэхён догадался. Не о внутренних терзаниях водителя, а о том, куда они держали путь. Он понял это, когда их обогнал грузовик, на решетке которого, часто подпрыгивая и барахтаясь в воздухе, висел маленький зеленый пришелец. — Погоди-ка... — Он оглянулся назад, словно не мог поверить, что не понял всё сразу же. — ...это дорога к зоне 51? Глаза Тэхёна сделались шире, рука поднялась, норовя ударить по лбу, но замерла где-то на середине пути, чтобы резко опуститься вниз, когда Чонгук вдруг затормозил. Колёса со скрипом завизжали, а пыль с дороги, потревоженная, облаком взметнулась вверх. Чонгук смотрел очевидно замыленно и точно прямо, а Тэхён встревоженно и на него. — Ты в порядке? — Он отстегнул ремень безопасности, подался вперёд, и его запах, природный и едва уловимый, успевший заполонить салон автомобиля собой полностью, вскружил Чонгуку голову. Мужчина поджал губы, чуть кивая. — Это просто… — Он моргнул, поворачивая ключ зажигания и вновь приводя в чувство заглохнувшую машину, но, к сожалению, не себя. — ...сурикат выбежал на дорогу. Это была неправда. Чонгук затормозил, потому что на секунду был полон уверенности повернуть обратно в сторону Сан-Франциско, и то, как его разрывало между двумя решениями — двигаться вперёд или назад, — выводило из себя. Очень сложно было играть роль героя из фильма. Очень сложно было ей соответствовать, будучи актёром заднего плана. — А я никого не заметил. — Тэхён нахмурился; его одолели сомнения, ложась на лоб видимыми морщинами. — Мы же его не сбили? — Приняв произнесённое за чистую монету, он начал было оборачиваться, но Чонгук, кажется, впервые самостоятельно проявив инициативу, дотронулся до его плеча с лёгким «не стоит». Так они продолжили свой путь. Вечерело, и машин, проезжавших по дороге, всё прибавлялось, что было весьма странно в здешних районах. Чувствовался некий необоснованный ажиотаж, из-за которого Тэхён ёрзал, иногда произнося «Интересно, куда они», при этом наверняка зная, что точного ответа ему никто не даст. Закат ложился на его профиль тёплым оранжевым, таким ярким и светлым, что ни объективу камеры, ни масляным краскам не суждено было передать его красоту. Чонгук вообще заметил, что слишком часто натыкался на слово «красивый» в отношении к юноше, и потому удивлялся, как если бы находил на асфальте раз за разом по купюре. Зона 51 встречала их пустынными равнинами, приближавшейся темнотой, огромными плакатами с инопланетянами и стареньким пикапом, на крюке у которого свисала летающая тарелка. У КПП на саму секретную зону собралась толпа: издали можно было услышать, как охрана призывала людей не подходить ближе допустимой черты и грозила оружием. Люди вокруг свистели и громко смеялись, безумные, безудержные, полные свободы и жизни. — Я слышал, что если переступить черту, они правда могут выстрелить, — поделился Тэхён, пока Чонгук останавливал машину у ряда других. — А ещё, что в интернете так часто пишут о штурмах, что люди постоянно приезжают сюда посмотреть на них, хотя никаких штурмов, конечно, нет. Чонгук слушал вполуха, ему ужасно хотелось курить, однако он не мог позволить себе такое при Тэхёне. Внутри было некое препятствие, которое не позволяло руке достать из кармана пачку. — Вероятно, сегодня как раз такой день. — Чонгук потянулся к ручке двери. — Пойдём? По сути, не было в этом ничего особенного. Просто военная база где-то посреди пустыни, забор из сетки и охрана с оружием, а где-то в пятидесяти ярдах палаточный лагерь и бородатые мужчины, играющие «Aliens» группы Coldplay на гитаре. Но сейчас, в момент, когда Чонгук был здесь с Тэхёном, особенным казались самые обыденные, ничем не примечательные вещи. Даже песок вокруг них, казалось, блестел золотом. Тэхён глубоко дышал и улыбался, а ещё постоянно оборачивался на Чонгука, будто боялся, что тот вдруг растворится в воздухе. Но, разумеется, пути назад теперь не было и Чонгук не мог сбежать, что пугало его, ведь он привык, что всегда мог дать задний ход. Раздался выстрел. Они оба синхронно повернули головы на звук, чтобы увидеть нескольких мужчин, пытавшихся засунуть руки под забор. Охрана в бронежилетах быстро схватила их за грудки, толкая к решетке. Один из мужчин в форме грозно кричал: «Руки за голову». Тэхён смотрел на это во все глаза. Он вдруг потянулся к рюкзаку, доставая камеру и делая пару кадров, чтобы затем обернуться к Чонгуку с вопросом: — Снимешь меня? На память. Чонгуку был вручен фотоаппарат. Новенький Canon с широкоугольным объективом и, наверняка, отменным фокусным разрешением. Чонгук на пробу щёлкнул затвором, запечатляя Тэхёна, подбирающего нужную позу, чтобы понять, что никто и никогда не сможет увидеть его так, как он его видел: через призму света и расстояния, вдруг сократившегося до минимума.***
У зоны 51 всего было по-минимуму: один маркет, одна заправка, одно кафе и один мотель «Маленький пришелец». Крошечное здание с названием под стать, разрисованное граффити и зелёными человечками, бронь на номера для которого велась месяцем вперёд. Чонгук совсем не подумал об этом, когда ехал сюда с больным Тэхёном. О чём он вообще думал — оставалось большой загадкой. Чонгук и раньше мог действовать импульсивно, глупо, руководствуясь лишь чувствами, но это был единственный раз, когда он шёл на поводу чужих, не считаясь со своими. — Неужели ничего нельзя придумать? Где же нам ночевать? — шептал Чонгук, наклоняясь к администратору ближе. Это была девушка с разноцветными волосами и таким обилием пирсинга, что за ним терялись её натуральные черты лица. Она пожала плечами. — Могу дать номер Боба, но не даю гарант, что он чем-то поможет. Сегодня день фестиваля. — Фестиваль? — Тэхён, до этого с интересом разглядывавший здешний интерьер, оживился. — Да, никому не известные панк-рок группы, много травки и, конечно, секс. В самом деле, это же так интригует — заниматься чем-то настолько секретным в самом таинственном месте на планете, о котором, мать твою, знает весь земной шар. — Она засмеялась, лопая зелёный пузырь жвачки. Тэхён скомкано улыбнулся ей, а Чонгук даже не дрогнул. Он был хмур, перебирая в голове возможные варианты выхода из сложившейся ситуации. Оставалось только найти этого загадочного Боба, каким бы он ни был. А был он большим, размером со шкаф, но с маленькими ладонями и лицом, пришитым к нему будто бы с другого тела. Эдакий персонаж «Дисней», в красной клетчатой рубашке, кепке с надписью «они среди нас» и ужасно густой рыжей бородой. — Да уж, кто ж едет в пустыню с пустыми руками, — Боб усмехнулся, открывая дверцы старенького грузовика «Шевроле», покрытого винилографией с изображением стада коров и пролетающей над ним летающей тарелкой. — Осталась одна палатка, у неё есть несколько отверстий от пуль, так что в случае дождя… — Мужчина засмеялся, запрокидывая голову к небу и качая головой. — Здесь такое редкость, поэтому в целом вам ничего не грозит, кроме пыли и парочки жучков. Сойдёт? — Да, спасибо, вы очень выручите нас. — Чонгук благодарно улыбнулся, не возмущаясь даже объявленной цене, которая равнялась парочке ночей в отеле «Хилтон». — Я попрошу ребят поставить вам её, так что вам не придется заботиться об этом, — сказал Боб, а затем обернулся и засвистел парням, стоявшим чуть поодаль возле барбекю с банками пива в руках. Чонгук посмотрел на Тэхёна, не упуская из вида то, как парень мялся на месте, неуверенно смотря на людей вокруг и жуя свои губы. Он вздохнул, осторожно положив руку ему на плечо. — Хэй, ты в порядке? Тэхён мелко вздрогнул, но быстро улыбнулся, поднимая взгляд на Чонгука. Он кивнул, не подавая никаких признаков усталости или неудобства. — Просто… не верится, что всё так. Я очень счастлив. — Он схватил Чонгука за руку и крепко сжал его пальцы. В ушах у мужчины на секунду зазвенело, а перед взором возникла яркая вспышка. Бесконечные вселенные рисовались перед глазами. Его пальцы сжались в ответ. Чонгук смотрел на их ладони, большим пальцем очерчивая линии вперёд и назад по чужой коже. Он размеренно дышал, повторяя про себя: «Это взаправду», словно физического контакта было для этого недостаточно. — Хочешь чего-нибудь? Есть, пить, может, нужно в туалет? — он всё задавал вопросы, продолжая вырисовывать планеты на мягкой коже. — Ну... — Тэхён кинул боязливый взгляд в сторону биокабинки, поставленной в нескольких метрах от палаточного лагеря. — Выглядит так, будто если возле неё подышать, то можно умереть, даже имея крепкий иммунитет. — Он засмеялся. А Чонгук опомнился, быстро опуская его руку. Паника вдруг подобралась к нему тихими лапами, опускающимися тяжестью на грудь. Рёбра начали смыкаться, сжимая внутренности голодной пастью. Если Тэхён приобрёл иммунитет, значит ли это, что он достаточно крепкий для их путешествия? Боже, куда он повёз этого парня, совершенно неосведомлённый о его состоянии. Дыхание Чонгука участилось. И нет, только не сейчас, с ним не могло произойти такого, не в этот момент, не рядом с Тэхёном. Чонгук не мог сделать достаточно большой глоток воздуха, его лёгкие забивались золотым песком, вдруг начавшим чернеть. «Постарайся сконцентрироваться на дыхании, сосредоточься на хорошей вещи и думай только о ней. На воспоминании, каком-нибудь предмете, погоде — о чём угодно», — слова Алексы с трудом просочились в сознание. Чонгук подумал о том, как смеётся Тэхён. Глубокий вдох, затем выдох — и воспоминание о его счастливом лице. Всё в порядке. Когда Чонгук смог вернуться к осознанности, Тэхён уже возвращался из биокабинки туалета и ему, казалось, ничего не угрожало. Пока всё и правда было в порядке.***
Конечно они пошли на фестиваль, что ещё им оставалось делать среди бессонной ночи, полной рассыпанных на небе звёзд и громкой музыки, доносившейся где-то посреди пустыни. — Это будет мой первый живой концерт! — Тэхён торжествовал. Казалось, что всё его тело было в движении: волосы, руки, ноги, даже родинки шевелились. — На каких концертах ты был? — Он обернулся к Чонгуку, который ни на секунду не спускал с него глаз с тех пор, как ему не нужно было держать их на пустынной дороге. — Linkin Park, The snow patrol, The score, Lana Del Rey, в самом детстве в Сеуле на PSY, а ещё в студенчестве на кучке андеграундных выступлений. — Так как Чонгук не мог задать Тэхёну точно такой же вопрос, он посчитал своим долгом поинтересоваться: — А на какой концерт ты бы хотел попасть? — Я бы хотел на концерт 30 Seconds to Mars, у них будет тур по Америке, но я не смог купить билет. — Тэхён досадливо глядел себе под ноги, пиная камни носками кед. — Всё в солд-ауте. — Я достану нам билеты. — Чонгук не думал, когда говорил, а увидев шокированное выражение лица Тэхёна, поспешил добавить: — В смысле, если ты хочешь пойти со мной. — Я… — Тэхён заморгал с открытым ртом. — Да, конечно! — Отлично. Так, оба довольные, они влились в бушевавшую толпу. Тэхён теснился ближе к Чонгуку — весь его правый бок стыковался к нему самым правильным образом, будто по чертежам, выверенным системой. Они стали частью этого, ещё одной единой частицей чего-то безумного, что, так или иначе, распадётся и исчезнет без остатка. Но сейчас, в этот самый момент, они могли позволить себе отбросить всё назад, всплеснуть руками в открытое небо, всегда наблюдавшее за их жизнями и днём и ночью и смиренно принимавшее каждое их решение, больше не думая ни о чём. Под песни, которые Чонгук никогда не слышал, громкие басы, разливавшиеся и тонувшие посреди абсолютного ничего, он смотрел на Тэхёна и, кажется, впервые не видел в нём ни космонавта, ни пришельца, ни лжеца. Это был будто незнакомец, объятый разноцветными огнями среди таких же бродяг и скитальцев, заполонивших собой земной шар. Но даже к этому незнакомцу Чонгука почему-то тянуло ближе. Он осознал, что стоял без движения, просто наблюдая, только когда Тэхён примкнул к нему со словами: — Я знаю, что ты не любитель шума, отойдём в сторону? А затем, не сговариваясь ни с чужим разумом, ни с сердцем, он схватил Чонгука за руку и потянул за собой вперёд, как ведут заплутавшего в незнакомом месте ребёнка. Так они оказались у фургончиков, где готовили самые дорогие хотдоги за десять девяносто за штуку и разливали алкоголь в стаканчиках — дешевое пойло, на котором можно было срубить хорошие деньги, продавая втридорога в подобной дыре. — Я хочу пива! — кричал Тэхён бармену, опрокидывая на стойку купюру. Откуда у него были деньги — оставалось загадкой. — Ты будешь? — Это обращение парень адресовал своему спутнику, пока тот озадаченно за всем наблюдал. Он уже ни в чём не был уверен. Ни в Тэхёне, ни в себе, ни в завтрашнем дне. Впервые неопределённость казалась ему столь осязаемой. — Ты уже пил до этого? — спросил удивлённый Чонгук, давая добро на порцию «Бада» из бочки и для себя. — Пару раз. С друзьями Чимина. Мы играли в бутылочку, — ответы Тэхён давал с перерывами на короткие глотки. Его лицо морщилось, когда он пил. — Юнги заставил меня катать себя на спине десять кругов вокруг дивана, он ужасен. Выглядит небольшим, но тяжелее, чем кажется. Чонгук засмеялся с грустью, и то, как в ответ на произнесённые слова его сердце сжалось, а в мыслях пронеслось навязчивое: «Это был твой выбор», являлось лишь побочным эффектом решений, принятых однажды. — Давно ты знаком с друзьями Чимина? — Чонгук тоже принялся пить, ненароком касаясь Тэхёна плечом. Хотелось его трогать, чувствовать запах, видеть — делать всё то, чему ему так не хватало и чего наверняка не хватало Тэхёну тоже, потому что его пальцы словно нечаянно касались его в самых лучших традициях незлоумышленного шпионажа. — Я знал о них по рассказам, но в жизни увидел, лишь когда смог выйти из больницы. Они не в курсе обо мне. — Тэхён посмотрел на Чонгука, добавляя: — Не хочу, чтобы кто-либо знал. Лучше никому не понимать, что они имеют дело с пришельцем. Чонгук прикусил губу, одним глотком осушая пластиковый стаканчик и повторяя ещё порцию. Ему не следовало много пить, потому что обычно ничем хорошим подобное не заканчивалось, но в эту ночь он решил позволить себе некоторую вольность. — Мне нравится быть таким: трогать, что хочу, и идти куда вздумается. И ещё больше мне нравится делать это вместе с тобой. Когда Чонгук вник в каждое произнесенное слово, его почти сбило с ног. Было ли это признанием? Можно ли было счесть за него? Почему он так хотел, чтобы это было им, хотя всё в нём расценивало подобную мысль как противоречивую. И главное: должен ли он был сказать что-то равноценное в ответ? От терзаний Чонгука избавила группа ребят лет двадцати. Они встали рядом с ними, изрисованные зелёной краской, громко что-то обсуждая и смеясь. Один из них раздавал всем косяки, а когда заметил, как пристально Тэхён наблюдал за каждым его движением, шмыгнул и сказал: — Тридцать баксов и она твоя, но учти, я не торгуюсь. Тэхён моргнул, подаваясь корпусом вперёд, заинтригованный, а Чонгук похолодел. Кончики его пальцев буквально онемели, язык примёрз к нёбу. — Да брось, парень совсем зелёный, — дал комментарий приятель «не торгаша», смеясь в нос и выдыхая в воздух пары дыма с тем отвратительно притягательным запахом, от которого у Чонгука кружилась голова. Он схватился рукой за ограждение позади себя, размеренно дыша. — Ты хоть раз пробовал такое, малыш? Тэхён нахмурился, в его глазах промелькнуло болезненное напоминание. Он сжал пальцами край своей футболки, той самой, что с большим логотипом Nasa спереди. — Тэхён, идём отсюда… — Я не собираюсь торговаться, у меня есть тридцать долларов. — Он полез в карманы джинсов. В горле Чонгука запершило; он провёл по нему ладонью, облизывая губы и пытаясь что-то придумать. Но не нашёл ничего лучше, чем просто: — Не нужно этого делать. Тэхён обернулся на него, смотря несколько долгих мучительных секунд точно в потерянные глаза. Наверное, он смог увидеть что-то в них, потому что плечи его опустились, и он тихо спросил: — Почему? Почему? Потому что Чонгук просто-напросто не выдержит этого? Потому что распадётся, пеплом прошлого развеется в сухом воздухе Невады, станет частью бесконечного песка? Но, конечно, он не мог сказать всего этого, описать с выражением и подробностями весь тот ужас, который может овладеть им при виде тёплых карих глаз его цветка, его розы Экзюпери, которые может застлать кратером зрачка. Зрачок, по сути, ничто — дыра. — Тебе не следует поступать так только потому, что ты хочешь быть таким как все. Тэхён, это... — Его взгляд тяжёлой вязью скользнул по папиросной бумаге между чужих сухих губ. — ...нисколько не поможет тебе. — Но ты... — И Тэхён как всегда точно и метко навёл на Чонгука свой телескоп. — Ты же наверняка делал это? Головокружение усилилось. Парни с разрисованными лицами громко смеялись. Их расширенные зрачки взирали на Чонгука чёрными дырами. В них не было ничего: понимания, ответственности, стыда. Лишь весёлая пустота и горстка последствий за ней. — Да, я пробовал, — прохрипел он пересохшим горлом, — и это не закончилось ничем хорошим. Тэхён медленно моргнул, опуская взгляд на смятые деньги в своих пальцах. Его голова была занята мыслями, на лице воцарилось задумчивое выражение. Чонгук наблюдал за ним с замиранием сердца. В праве ли он был останавливать его? А в праве ли молча наблюдать? В конце концов Тэхён погладил большим пальцем Эндрю Джексона по голове и спрятал его в карман, обращаясь к курящим парням со словами: — В другой раз. Чонгук немедля оттащил его в сторону, переполненный облегчением. На их жестокой планете нужно было быть сильным, чтобы обрубать корни непрошеным баобабам, не давая им даже близко приблизиться к его хрупкому цветку. — Скажи лучше, пробовал ли ты картошку с мороженым? — Чонгук улыбался, перетягивая на себя всё внимание, перетаскивая чужие мысли на другую сторону. — Что? — Тэхён сморщился. — Вместе, не отдельно? — Конечно, картошка как гарнир, а мороженое — соус. Это нужно всем попробовать. — Уверен, это не может быть хуже супа в тюбике. — Тэхён пожал плечами, явно давая согласие. Ему очень понравилась картошка с мороженым. Он пританцовывал, окуная дольки в вафельный стаканчик, а Чонгук улыбался, глядя на его сливочные усы. — Чего ты смеёшься? — Тэхён щурился, смотря на мужчину перед собой. — У тебя тут… — Чонгук не думая потянулся вперёд, пальцем над чужой полной губой, вытирая все следы мороженого и пряча их у себя во рту. Он мгновенно получил на себе самый удивлённый взгляд из всех, что успел заметить у Тэхёна на лице за всё время, проведённое вместе. Даже кочующие верблюды не были его удостоены. Чонгук сжал всё, что мог — веки, губы, пальцы, зубы — лишь бы из него не вытекало это очевидное намерение, которое непрошено стремилось о себе заявить. — Ты… — Тэхён заалел щеками и кончиками ушей, да так и не закончил. «Ты совсем спятил», — завершил мысленно за него Чонгук. Может, и так. Может, и спятил. С ума сошёл от этой допустимой близости, сам себя потерял в пространстве. — Прости. Тэхён лишь покачал головой, запрокидывая вверх голову, утыкаясь носом в чёрный чан, полный огней. Чонгук и не заметил, как они отдалились от шума и сейчас шли вперёд в полном одиночестве, и лишь где-то вдалеке виднелись редкие припаркованные машины, свет от включенных фар и тёплый запах ярких костров. Мир всегда жил вокруг них, даже если они не обращали на него внимания, но сейчас он будто замер, замолк, оставляя их в тишине среди темноты. Отчего-то быстро колотилось сердце. — Я видел, как Чимин поцеловал тебя. — Должно быть, внезапно возникшая интимность развязала Тэхёну язык. — Знаю, плохо подглядывать, но я не мог не смотреть в окно, это была такая моя привычка. Мне очень жаль. — Ты начал говорить об этом, только чтобы извиниться? — Чонгук знал, что нет, но всё равно спросил, потому что выводы, сделанные по заключению собственных рассуждений, никогда не были равноценны словам, сказанным вслух без лжи. — Нет, просто вдруг вспомнил и… — Тэхён не отрывал взгляда от неба, упорно прячась среди звёзд. Чонгук хотел, чтобы он смотрел на него. В его глаза, чтобы говорил, не отводя взора. Его палец повернул чужую голову в свою сторону, срывая в воздух тихий вздох вкуса хмеля, картошки фри и сливочного пломбира. Было интересно, каково оно по вкусу на губах, которые Чонгук поспешил смочить слюной. — …ты ему не ответил. Почему? — И сейчас глаза в глаза, как всегда и хотелось. — А ты как думаешь? Он теперь уличён: можно проследить за метанием зрачков, движением заломанных пальцев, неуверенно приоткрытым ртом. Теперь всё доступно — бери. Но Чонгук не из этих, кому лишь бы руками, только бы прибрать к себе и всё равно, что будет. Он смотрит, слушает, касается пальцем — всего этого уже чересчур. Будто накрыли пир после долгой голодовки. — Н-не знаю, — он даже запнулся, — Чимин замечательный. Он красивый и добрый, и вообще… — Явно запутался, лоб весь в морщинах, наблюдает за улыбкой Чонгука с недоумением. — Что? — Ничего. — Мужчина засмеялся, качая головой. — Но если бы люди друг с другом были лишь потому, что кто-то красивый и добрый, было бы намного легче. Иногда ведь мы влюбляемся в ужасных людей и страдаем от этого. А иногда не любим, но делаем вид, и тоже страдаем. И ведь многие судят любовь, дают ей диагноз и симптомы, лечить пытаются, — тихо объяснял он, пока Тэхён внимательно его слушал, — но от неё никуда не деться, и приходится много радоваться и много страдать. — Ты всё это уже испытал, и не раз, не так ли? Говоришь со знанием. Я вот мало что в этом понимаю. — Я бы сказал, что ты ещё научишься, но это неправда. Невозможно разобраться в том, что всегда меняет форму. Любовь многогранна. — И как мне тогда понять, что я влюблён? — Я не знаю, Тэхён. — Чонгук был с ним честен. — Каждый любит так, как умеет. В какой-то момент это просто приходит, и ничего нельзя сделать. Минуты проходили в молчании. Чонгук вдруг окунулся в ту отчасти безмятежную пору уютных разговоров по телефону. Будто ничего не поменялось, никаких терзаний и угрызений не было. — Звёзды сегодня такие красивые, — сказал Тэхён после затишья, пока они продолжали идти, то и дело цепляясь плечами. Чернота окутывала их фигуры одеялом. Было тепло. — Да. «Как и ты».***
Они шли к своему временному пристанищу — небольшой зелёной палатке. Не так Чонгук представлял себе это маленькое путешествие, но другого пути не оставалось. Пока он возился с одеялами и подушками, что всегда были припасены у него в пикапе, Тэхён бродил вокруг, задумчивый. — О чём размышляешь? — Чонгук спрашивал, наполовину спрятавшийся в палатке и ровняя складки одеял. — Что впервые засну с кем-то рядом. В животе завозились обитавшие там насекомые. Чонгук замер на миг, прежде чем кашлянул, взбивая подушки. Как он был рад полотну палатки, скрывавшему его. От этого «впервые» всё у Чонгука было не на месте, словно это он никогда ни с кем не спал. Это было так давно, когда кто-то оставался с ним на целую ночь. После Итана, после реабилитации, таблеток, срывов он не желал подпускать никого близко. Вечность прошла с тех пор, как он по-настоящему засыпал с кем-то в одной кровати, всегда только одиночество. Что же Тэхён делал с ним. — Может, у тебя есть список желаний? Чонгук услышал, как Тэхён засмеялся, и на лице его возникла улыбка. Как же ему нравился этот смех. — Боже, нет. Я даже не думал об этом. А ты создавал такие? — Когда-то давно… — И они сбылись? — Некоторое да, некоторые нет. Я так и не получил письмо из Хогвартса. — Неужели ты смотрел Гарри Поттера! Хоть что-то из… — Я читал Гарри Поттера, — вставил Чонгук ремарку, потешаясь. Тэхён резко поднял полог палатки, хмуро глядя на мужчину. Он выглядел действительно недовольным. — Ты не мог не смотреть Гарри Поттера, Чонгук. Тебе было где-то одиннадцать, когда он выходил. Все дети смотрели его. Чонгук пожал плечами. — Я больше любил книжки. — Ты правда не смотрел? — Видел отрывками по телевизору, а целиком — нет. Тэхён сел в палатку, дуя щёки. Смотрел так, словно взглядом разбирал Чонгука по кусочкам. — Что? — Ничего, просто хочу замотать тебя в одеяло и заставить посмотреть все восемь частей не отрываясь. Что ж, Чонгук был не против. С Тэхёном он был готов пойти на это. Ради него, казалось, он вообще много что теперь мог сделать. — Как скажешь. — Чонгук начал укладываться, пока Тэхён копошился в портфеле, рассыпая баночки с таблетками. Одна, вторая, третья, шестая… и не ясно, сколько ещё на дне рюкзака. Он взял три из них, высыпая таблетки на руку и быстро их запивая. Затем в его руках оказался телефон, он крутил его между пальцев, но не включал. Взгляд стал грустным. Чонгук сжал кулаки, глубже утрамбовывая голову в подушку. Этот несчастный вид увядшей Розы вдруг вытолкнул его в реальность. Тэхён сбежал. А он помог ему. И сейчас они, никого не предупредив, ничего не сказав, импульсивно сорвавшись, были в центре пустыни, запрятанные ото всех как какие-то преступники. Для Чонгука безумнее было, разве что, ловить галлюцинации после принятой дозы. — Не включишь его? — Вопрос — и всё внимание на мёртвый экран. Тонкие пальцы лишь крепче вцепились в гладкий глянец. У Тэхёна сжатые губы и упрямый вид, но в глазах нерешительность. — Я знаю, что там увижу. Мама сходит с ума, я оставил ей письмо, но она всё равно наверняка не прекращает звонить, Чимин как всегда слишком много переживает и забросал смс-ками, хоть я и сказал, что со мной всё в порядке. Он в этом году поступает в колледж, такой нервный. — А ты? Не будешь поступать? — Я и колледж? — Тэхён покачал головой, отбрасывая телефон в сторону и укладываясь на подушку напротив лица Чонгука. В тусклом свете фонаря они смотрели друг на друга, на тенте палатки — тени от каждого неловкого движения. — Никогда не думал о колледже. Это так странно. — Чем бы ты хотел заниматься? Даже мысли не возникало? Чонгук мало себе представлял подобное. Но, наверное, раньше для Тэхёна этот вопрос был сродни «куда ты хочешь отправиться в путешествие?», заданный тюремному заключенному с тридцатью пожизненными. Такая бессмыслица. — Мне много что нужно попробовать теперь, чтобы понять. Сейчас мне нравится фотографировать. Да, Чонгук заметил. Тэхён очень часто снимал. — Ты покажешь мне свои фотографии? — Чонгук зевал, чуть улыбаясь. Тэхён зевнул тоже, морща нос и заламывая брови. От него был слышен тихий смешок. — Как-нибудь покажу. Затем Чонгук закрыл глаза и заснул, сам того не заметив. Сон его впервые за долгое время наступил так сладко, разморив всё тело. Звук ветра и голосов где-то вдалеке убаюкивал. Уже глубокой ночью, ближе к утру, когда сквозь брезент пробивалось тёплое солнце, Чонгук почувствовал дыхание на своём затылке, почти невесомую тяжесть руки на талии под одеялом. Он довольно вздохнул, бессознательно придвигаясь к телу позади и вновь проваливаясь в сон.