***
За час Тэхён научился ездить уже совсем хорошо, но иногда что-то непременно шло не так — машина останавливалась на пути, а потом это почему-то неизбежно заканчивалось поцелуями. Иной раз казалось, что Тэхён создавал ситуации «катастроф» нарочно, но Чонгук не мог отчитывать его за это: ему эти катастрофы до ужаса нравились. Когда на горизонте показался бар Мидлгейт, Тэхён даже сумел, не паникуя, свернуть к нему и кособоко припарковать машину, не задев при этом вывесок и здания. — Какое необычное место, — шептал парень, заглушая мотор и разглядывая местность через лобовое стекло. Мидлгейт действительно был необычным. Несколько деревянных хибар на всю местность, а вокруг только безжизненные равнины и горные хребты. Ржавый старый «Форд» начала двадцатого века наполовину погребен в песке, в стороне бак с бензином и телефонная будка, чуть заваленная на бок. Было несколько припаркованных рокерских байков и ещё две машины. Через дорогу от самого бара Мидлгейт виднелось странное высокое дерево, сплошь увешанное обувью. Кеды и кроссовки гроздьями свисали с ветвей, напоминая связки разноцветных бананов. — Боб сказал, что здесь делают очень вкусные бургеры. Они с оливковыми глазами и носом из помидора, называются «Монстрами», — щебетал Тэхён, пока они шли вперёд к крыльцу, откуда доносилась громкая музыка и детские крики. Чонгук думал лишь о том, как приятно было его целовать. Мидлгейт работал от генераторов. Помимо прочего хозяева пробурили здесь собственную скважину и поставили интернетную вышку. В этом месте жило несколько поколений семей, и все они шумно болтали и веселились, занимаясь одним бизнесом и встречая гостей, которые так или иначе появлялись на пороге их бара каждый день. Место можно было рассматривать часами, изучать внутренности и каждый раз поражаться. Белокурая кукла Барби примотана скотчем к стойке у бара, на ней короткое красное платье и черные сапоги; на недоуменные взгляды посетителей официантка засмеялась, махнула рукой и назвала её «местной проституткой». Мидлгейт — это какое-то яркое безумие и пережиток старости: кресло-качалки, деревянные статуэтки, музыкальный автомат, стационарный телефон с круглым циферблатом, где каждая цифра до щелчка. Название «Монстр» для бургера было как никогда оправданно. Его размер — человеческая голова, луковые кольца-глаза воткнуты по бокам деревянными шпажками, оливки кособокими зрачками смотрели со стола. Монстр был до ужаса забавным, милым и ещё аппетитным. Тэхён мазал щёки горчицей и майонезом, громко жуя. Попробовав оливку, сморщился и отложил в сторону. — Не нравится? — Чонгук сыто улыбался. — Совсем невкусно. — Тэхён кивнул. — Я раньше пробовал их один раз, думал, может, сейчас они стали лучше. Не-а, всё такие же ужасные. Чонгук закатил глаза, забирая с тарелки чужие оливки и быстро отправляя их в рот, пока на него смотрели с неприкрытым отвращением. — Ладно, это не пирог с фасолью, поэтому… — Тэхён тряс головой. Они продолжили есть монстров молча, подпитываясь луковыми глазами, помидорным носом и сырным языком. Кола бурлила в горле, взрываясь мелкими пузырьками. — А я говорю, что желания исполняются! Чего ты смеёшься надо мной?! Думаешь, брешу?! Тэхён вздрогнул, когда большой мужчина с седой бородой, черепковой банданой и шипастой кожаной жилеткой громко поставил литровый стакан пива на барную стойку. У куклы Барби трусливо затряслись пластиковые коленки. — Я тут не первый год, ко мне люди с разных стран приезжают и все говорят, что их желание исполнилось. — То, что Милли Роуз наконец смогла забеременеть, ещё не значит, что всему причиной дурацкое дерево и пара туфлей, Карл. Это всё небылицы. — Что хочешь мне говори, но у сынишки Джонсонов наконец нашли донора, когда тот повесил на дерево кеды. Да мне присылают письма с благодарностями за то, что я рассказал им про исполнение желаний! Люди решают свои проблемы, даже находят долгожданную любовь с помощью него. — А сам-то, Карл? Всё так и не купишь тот «Харлей Дэвидсон» 1983 года, а? — Не в материальных благах счастье, Рассел. — Карл закатил глаза, смачно отпивая пива. Казалось, подобного толка диалог между этими двумя вёлся уже не единожды. Чонгук понял, что не один подслушивал чужой разговор — хотя можно ли было не подслушивать, когда он быль столь громким, — когда Тэхён обернулся к мужчинам, с интересом расспрашивая: — Вы говорили про то дерево, что через дорогу? Которое завалено обувью. — О, ты видел его, да? — Тэхён согласно кивнул, подаваясь чуть вперёд, когда Карл поманил его одним пальцем, украшенным перстнем. Рассел закатил глаза, шумно вздыхая, а Чонгук упёрся головой в ладонь, уже подозревая, к чему это всё приведёт. — Так вот, парень, я тебе это серьёзно говорю: повесишь на то дерево свою ношеную пару обуви, загадаешь желание — и оно сбудется. — Я раньше только на падающие звёзды загадывал. — И как? Сработало? — Пока да. — Тэхён улыбнулся. — Я их не очень долго носил, подойдут? — Он указал пальцами на свои синие кеды «Конверс» — наверняка выбрал их, чтобы не отпускать звёзды далеко. — Сгодятся, — согласился Карл, — главное — привяжи крепко, чтобы не упали. Тэхён резво кивнул, лучась, искрясь, грозясь спалить ветхий деревянный бар «Мидлгейт» дотла. — Ты же понимаешь, что это твоя единственная пара обуви? — Чонгук смеялся, помешивая трубочкой колу, выталкивая из неё призраки мёртвых пузырей. — Ничего страшного. — Тот жал плечами. — Лучше ходить босым, чем не ходить вовсе. Вот, как у него всё было. Любая крайность — это лишь шанс ощутить «Я могу сделать это». Они перебежали дорогу на правую сторону обутыми, а вернулись на левую уже босыми. — Зачем я только сделал это... — Чонгук всё не переставал смеяться, глядя на свои белые носки, быстро цепляющие с земли песок и мусор. Им ещё повезло, что лето прогрело землю. — Потому что хочешь, чтобы твоё желание исполнилось. Что, кстати, ты загадал? — Тэхён семенил по земле в цветастых носках почти вприпрыжку. — Правило любого загаданного желания — никому о нём не рассказывать. Тэхён бросил на Чонгука оценивающий взгляд. Улыбнулся широко, кивнул, подбежал, схватил за руку. Такой беззаботный, воздушный — как только держался на земле? Они медленно отдалялись от дерева, на котором не проглядывалось ни одной свободной ветви. Охапками на нём были навалены детские ботинки, женские туфли, кеды и кроссовки всевозможных размеров — даже самых редких. Обуви бы хватило на всю численность города Остина, или города Эли, или нескольких футбольных команд. Среди них теперь были, крепко привязанные на одной ветке к друг другу шнурками, ещё две пары: синие кеды «Конверс» и черные от «Лакост».***
Город Фаллон был современнее всех, что встречались на трассе 50. Он тоже был небольшой, но не крошечный, как Юрики или Остин. Здесь им предстояло купить новую обувь, а от Миделгейта оба сидели в машине, свободно играясь пальцами ног в носках. Это было странно — ходить босым по улице. Люди смотрели так, словно у них было по две головы и обе с эльфийскими ушами. — Мне однажды снился такой сон, — сказал Чонгук, пока они с Тэхёном шли плечо к плечу, ловя на себе удивлённые взгляды. Тэхён при этом выглядел так, будто ничего необычного не происходило: уже привык к тому, что на него вечно пялились. — Я в нём потерялся и был без обуви, странное чувство. — Раньше люди не носили ни обувь, ни одежду. Мне кажется, это не должно восприниматься как что-то из ряда вон. — Хотел бы пройтись сейчас голышом? — Чонгук ухмыльнулся, приподнимая брови, наслаждаясь тем, как Тэхён сразу же стушевался. — Только если ты тоже. Пришлось немного толкнуть его в плечо, чтобы парень расхохотался. Чонгук качал головой, открывая ему дверь в первый попавшийся под руку магазин одежды. Продавец за стойкой посмеивался, глядя на странную парочку, пока они выбирали новые кроссовки. — Ах, посмотри! — Тэхён почти запищал, указывая на что-то жутко радужное со сверкающими шнурками. — О боже, у них есть колёсики! Я всегда хотел такие! Его упущенное время нужно было возвращать. Чонгук был готов купить ему кросовки, ролики, велосипед — да хоть даже поездку в «Диснейленд», лишь бы он был счастлив и никогда больше не грустил. — Тогда бери их, — подбодрил он, выбирая для себя пару обычных белых кроссовок. После покупки обуви был ещё один штамп в путеводитель и дорога к следующему городу. Техён вновь за рулём, но больше они не целовались, только иной раз смотрели по-особенному. Тэхён пел теперь уже в открытую, сам включил своих любимых 30 Seconds to Mars, потряхивал головой и чужими чувствами. Чонгук иной раз клал на живот ладонь, чтобы сразу одёрнуть: обжигало. У него там разлилась какая-то лава, бурлила, омывала волнами раскалённой магмы внутренности. Они приехали в Фернели довольно быстро, гуляли по его улицам, охлаждаясь молочными коктейлями. Тэхён рассекал на своих радужных кроссовках, вставал на пятки и летел вниз с холмистой дороги, расправив руки в стороны. Чонгук просто наблюдал за ним, позволяя таскать за руку по музеям и магазинам. Трасса 50 подходила к концу. Осталось минуть два города, расположенных в часе езды. Это была самая волшебная трасса из всех, несмотря на то, что её прозвали одной из самых пустынных и неинтересных дорог мира. По пути в Дейтон они ехали в каком-то напряжении: в преддверии конца дороги всегда ощущалась тоска по минувшему времени. Дейтон — это лишь небольшая остановка за штампом и покупка мыльных пузырей, приглянувшихся у кассы. Тэхён дул их в салоне пикапа, безжалостно лопая вместе со своим отражением. По пути к Карсон-Сити, последнему и самому крупному городу, Чонгук посмотрел на Тэхёна, который с нечитаемым выражением наблюдал за видом из окна. Он прокашлялся, крепче хватаясь за руль. Начать разговор о том, что им нужно возвращаться в Техас, казалось непосильной задачей. Несмотря на тяжесть, Чонгук заговорил: — После этого нам нужно будет верну… — Ты когда-нибудь умирал? — Тэхён оборвал его, всё так же безучастно глядя на стекло. — Я имею в виду, тебе когда-нибудь казалось, что вот он — конец? Что ты думал в тот момент? — Эм… — Чонгук нахмурился. Вспомнил бивший в лицо ветер, свои трясшиеся ноги, казавшиеся чужими, и страх, что больше никогда и ничего не будет, что он на самом деле пришёл в этот мир, просто чтобы сбежать от него. И мысль только: неужели это правда всё? — Не думаю, что такое было. Тэхён скосил на него глаза, посмотрел так, будто знал обо всём и слышал ложь даже в самом отыгранном слове. Внизу, под сиденьем, его ноги ходили туда-сюда пятками на маленьких колёсиках; цветные шнурки рябили. — Мне не нравится думать о смерти теперь, — признался Тэхён. — О моделировании непредвиденных обстоятельств. Раньше всё было не так. Когда я умирал, в мыслях было лишь «наконец-то». Стало интересно, что бы я подумал сейчас. — Ты наконец смог выбраться из этого безумия, но продолжаешь думать о смерти, — Чонгук вскипел, лава в животе забурлила. — Тэхён, ты должен думать только о жизни, о том, как много тебе теперь предстоит. Ты же написал тот длинный список. — Это потому что ты заставляешь меня радоваться жизни, но когда я там, откуда сбежал, смерть дышит мне в затылок, а теперь я словно оставил её позади. Я не хочу возвращаться туда, понимаешь? У меня сейчас только одно желание: чтобы эта дорога никогда не заканчивалась. Лава поднялась к горлу, перекрыла воздух. Можно только захлёбываться магмой. Что Чонгук должен был делать? Как он мог обрекать Тэхёна на это? А как мог не везти обратно к людям, в которых он нуждался? — Я сейчас с тобой, и мы всё ещё едем в этой машине вместе. Ты не должен думать о плохих вещах. Помнишь, сам сказал: «Зачем переживать о том, что ещё не произошло»? Тэхён помолчал с секунду. Выдохнул, опустил зажатые плечи, кивнул. До Карсон-Сити ехали молча. И из него — тоже. На небо опускалось тёмное одеяло; самая яркая звезда Сириус первой выглянула наружу. После трассы 50 дорога стала казаться полной жизни, которая вдруг превратила их в прочих, а не одними из. И хоть проезжающих мимо машин было не так много, теперь Тэхён не мог сесть за руль, делать внезапные остановки и тянуться через коробку передач к губам Чонгука за поцелуем. Вскоре Тэхён заснул. Прислонился щекой к двери с приоткрытым ртом, уморился словами и мыслями. Сейчас казался таким безмятежным, все невзгоды его покинули. Чонгук не хотел его будить, даже когда остановил машину у придорожного отеля среди деревьев. Он завозился, задышал, заковал тревоги в ящик, коснулся пальцем щеки Тэхёна, осторожно погладил по лепесткам, минуя запрятанные шипы. Парень сморщился, замычал, подставил щёку под ладонь, приоткрыл глаза с хриплым: — Приехали? — Да, — сказал ласково, — пойдём, ты совсем сонный. Устал? Тэхён согласно мычал, выбираясь из машины вместе с Чонгуком и прислоняясь к его плечу до пути в отель. Номер вновь один на двоих, но не из-за того, что всё занято, а просто потому хочется и можется. Оба наскоро помылись — Тэхён был первым — и, когда Чонгук вышел к нему с влажными волосами, казалось, уже крепко спал, свернувшись в клубок. Однако когда Чонгук лег рядом с ним, тот вдруг начал двигаться, уткнулся носом в плечо и прошептал: — Обнимемся? Чонгук медлил, но в конце концов оплёл его своими руками, потянул, начал гладить по нежному затылку, и Тэхён довольно засопел, дотронулся губами до челюсти, кажется, ненавязчиво поцеловал в подбородок, совсем по-детски. Чонгук лишь надеялся, что не спалит юношу в своих объятиях: такой сильный жар от себя чувствовал. Спящие вулканы один за другим пробуждались. Они заснули так, крепко друг к другу приклеенные. И утром, когда обычно за ночь тела распадаются, перекатываются кто-куда, всё равно были вместе, ведь даже во сне друг к другу тянулись. Чонгук обнаружил себя большой ложкой: пока спал, прятал Тэхёна в своих руках. И как всегда казалось: странно, как это всё до ужаса странно. С кем-то спать, обниматься, слушать дыхание, разделять одно утро. От чувств щемило в груди. Завтрак был в тихой беседке, с чаем и тостами, с солнцем, поднимающимся с Востока. Тэхён черкал что-то в блокноте, улыбался, проезжая ногами в кроссовках на колёсиках под столом в разные стороны. Когда маленький ребёнок заметил его яркую обувь, глядя большими жаждущими глазами, Тэхён лишь довольно засмеялся. — Куда мы теперь? — спросил парень, оказавшись на пассажирском сидении, вцепившись в ручку двери, будто если ответ ему не понравится — тут же выскочит и укатится вперёд на своих скоростных кроссовках. Чонгуку было не по душе это осознавать. — Мне нужно вернуться домой. Джонатан говорит, что Чуи тоскует. Я никогда не оставлял его надолго. — Мы поедем в Сан-Франциско? — осторожно спрашивал Тэхён. — Да, ты не против? — Чонгук завёл двигатель, глядя назад через заднее стекло и выезжая с парковки. Нога на педали чуть подрагивала. — Нет, вовсе нет. Боковым зрением было видно, как Тэхён отпустил ручку двери, расслабляясь и съезжая чуть вниз по спинке кресла. — В Сан-Франциско много воды, можно поплавать. И я хочу увидеть Чуи. — Отлично. Так что они поехали обратно. Чонгук не решил, как подтолкнуть Тэхёна вернуться в Техас, но он думал, что обязательно разберётся, и лучше будет сделать это будучи дома. До Сан-Франциско несколько часов езды по самой прямой дороге. Это не то же самое, как когда они ехали по трассе 50: нет загадок и драйва побега, какого-то тайного уединения. Вокруг них машины и постоянные закусочные с магазинами, в пробках можно играть в «Я вижу». Не то чтобы это было весело с учётом того, что Чонгук был абсолютным профаном и Тэхён всегда у него выигрывал. — Я сдаюсь, Тэхён. Единственное радужное, что я вижу, это твои кроссовки. Но ты сказал, что это не они. — Ты уверен? Точно сдаешься? На сто процентов? — Я абсолютно уверен. — Ладно, посмотри в небо. Чонгук хмуро поднял взгляд и тут же был готов стукнуть себя по лбу. Он тоскливо замычал. В небе летел полосатый воздушный шар цвета радуги, беспечно плыл среди облаков над их головами. — Как ты мог не увидеть его? — Тэхён смеялся. — Он такой яркий! — Я не смотрел вверх, — пожал Чонгук плечами. Только Тэхён из них двоих мечтал о высоте, вечно посильнее задирал голову, седлал ветви деревьев и натурально отыгрывал полёты в скафандре. — Я бы хотел полетать на воздушном шаре, это выглядит так захватывающе! Жаль, что ты не сможешь. — Что? — Чонгук недоуменно приоткрыл рот. — Почему нет? — Эм, — парень стушевался, вжимаясь в спинку кресла, — разве ты не боишься высоты? Внутри завозилось что-то неприятное, захотелось проскулить. Чонгук задавил это в себе, сухо сглатывая. — Но откуда ты об этом знаешь? Тэхён уставился на свои ладони, перебирал пальцы: видимо, плёл что-то из невидимых нитей или чужих чувств. — Ты разве не говорил мне об этом? — Не помню такого. Тэхён пожал плечами, нахмурился, почесал озадаченно щёку. Чонгук привык следить за тем, что говорил. Если он болтал, не подумав, то после всегда помнил об этом. — Может, вылетело из головы? Чонгук пробормотал «наверное», не будучи ни в чём уверенным. Воздушный шар в цвет кед Тэхёна скрывался среди облаков всё выше.