***
Началась их тихая, какая-то совсем закупоренная жизнь вдвоём. Без чужаков, без дурных мыслей, нечто совершенно иное, какое-то ненормально нормальное — как у всех. Они вместе читали сценарий к фильму, и Тэхён, к удивлению, вносил действительно дельные правки. Оба лежали на ковре плечо к плечу и то и дело переглядывались на моменте сюжета, вызывающего эмоции. Тэхён плакал под конец, хотя итог и так был известен. Чонгук отпаивал его чаем, утешал смешными рассказами и своими выражениями. Каждый день приходилось рано вставать, чтобы сходить встречать рассвет у океана. Солнце медленно поднималось с востока, пальцы утопали в остывшем за ночь песке. Солёный воздух забивал нос и лёгкие, чуть раздражал кожу, холодил щёки. — Как же это красиво... — Тэхён глубоко дышал, словно зажжённый изнутри. Может, был даже ярче солнца в этот момент. Чонгук не был уверен, но его слепило при взгляде на него всякий раз. — Это невероятно, Чонгук. Быть здесь, чувствовать на себе. Жить прекрасно. — Он помолчал с полминуты, сделался серьёзным, чтобы затем, однако, вскочить на ноги со словами: — Пойдём мочить ноги в океане? Так делают в фильмах, всегда хотел попробовать! Он в один момент избавился от обуви, закатал штанины до икр и побежал, оставляя следы стоп на песке. Разукрашивал собой Вселенную, наконец смог стать её украшением. Ворвался в блеклый мирок Чонгука, чтобы зажигать в нём потухшие звёзды и мёртвые вулканы. Прекрасная Роза дивно расцветала. — Ну же, Чонгук! Не сиди там! Чуи бегал вместе с Тэхёном. Брызги во все стороны жидким золотом. Лай и радостный смех. Больше совсем не хотелось курить, весь остаток толстой пыли с лёгких наконец вышел наружу. Чонгук улыбнулся, вставая и крича: — Сейчас! Вода была холодной, а ладонь Тэхёна горячей. Солёная влага долетала до щёк, стекала за шиворот, щекоча спину. — Давай бежать наперегонки с Солнцем! На раз, два, три. — Это невозможно, Тэхён, — Чонгук хохотал. — Но ты всё равно старайся. Они побежали изо всех сил. Вдоль берега, пока волны то набегали, то отдалялись назад, облизывая их лодыжки. После завтрака они заглядывали в прибрежные кафетерии, которых была просто уйма. Вафли, каши, хлопья, мороженое — любые блюда на твой выбор. Чонгук не помнил, когда в последний раз был на ногах так много. Они постоянно выбирались куда-то. Днём, утром, даже ночью. Открывали разные двери и места, прыгали по бордюрам, бродили вдоль тропинок парков или убегали от чистящей дороги машины по утрам, кусающей мыльными брызгами за пятки. Чонгук добыл билеты на концерт 30 Second to Mars с помощью своих связей, и, когда показал их Тэхёну, тот почти радостно завизжал. — Мы правда попадём туда? — Он не верил своим глазам, лаская острые грани билетов пальцами. — Если только ты не передумал, — сказал Чонгук с усмешкой, отпивая кофе. — Ни за что! Но это через две недели… — задумался он, кусая изнутри щёки. Чонгук замер. Верно, это означало, что они будут жить вместе ещё целых две недели. Четырнадцать дней ранних подъёмов, совместного сна, две зубных щётки в стакане, сменяющиеся пластинки в винтажном патефоне, длинный список желаний. Полмесяца чего-то невероятного. Карты памяти на фотоаппарате Тэхёна заканчивались одна за другой. Бесконечные снимки зданий, пальм, моря солнца и звёзд сохранялись навечно в его объективе. Чонгук однажды заглянул в этот фотоаппарат и удивился тому, как много разных выражений его собственного лица было запечатлено в нём. Вот он задумчив, а вот радостен, спит, ест, идёт, засунув руки в карманы штанов. Идёт из магазина, переполненный пакетами с зажатой между зубов пластиковой картой, смотрит на океан, пишет что-то в ноутбуке, выбирает пластинку. Он здесь такой совершенно обычный, бытовой. Синяки под глазами, сальный нос, местами слишком пухлые щёки. А Тэхён на каждом снимке красив, чересчур. Даже неудачные кадры ему к лицу, видно: живой, настоящий. У Чонгука теплится в груди. С разрешения Тэхёна он скидывает все несколько тысяч фотографий к себе на компьютер, формирует папки. Чтобы точно и наверняка никуда не потерялось. У него в квартире ни одной распечатанной фотографии в рамке, только голые стены. Тэхён лежал на полу, забросив на одну из них ноги и покачивая носками в такт весёлой музыки. Он разглядывал посылку департамента штата Невады, которую им прислали по почте в обмен за заполненный штампами путеводитель. В посылке были значки и нечто вроде грамоты, на которой значились их имена и подпись губернатора, а ещё надпись: «Вы выжили на трассе 50, поздравляем». Грамота датировалась августом 2019 года, и Тэхён не мог ей нарадоваться. Он вдруг произнёс: — Почему бы не повесить её на эту голую стену? Тут не хватает яркого пятна. Чонгук тихо хмыкнул, думая: «А как же твои цветные носки», но вслух сказал лишь: — Считаешь? — Уверен. В этой квартире из цветного только пластинки и тот фикус на подоконнике. — Он указал пальцем на растение в глиняном горшке. И тут Чонгук резко вспомнил, что тот цветок — не его. Он сморщился от досады, захотел сам себя стукнуть. Даже Чуи недовольно заворчал. — Это твой цветок. — Мой? — Тэхён шумно перевернулся на живот, пятки прочертили невидимый полукруг по белой стене. — Этот цветок из дома Аллана. Я подумал, ты бы хотел, чтобы он был у тебя. — Моё собственное комнатное растение? — ошеломлённо забормотал Тэхён. Чонгук вспомнил, что такой пункт был в его списке, и захотел ещё раз треснуть себя. Как он мог забыть, что хотел подарить этот фикус ещё очень давно. — Спасибо, Чонгук! — Парень просиял, несмотря на запоздалый подарок. — Я буду за ним ухаживать. Тэхён широко улыбнулся. Захотелось купить чёртову оранжерею.***
Всё было так здорово, что когда Чонгуку нужно было отлучиться на совещание по работе, он вдруг вспомнил, что Тэхён на самом деле не один из тех беззаботных юношей, которого ему повезло встретить. Тэхён сбежал из дома, от близких, от врачей, и Чонгук укрывал его, потакая прихотям. Оставлять его одного было страшно. Чонгука прошибло этим осознанием, когда он схватился за ручку входной двери. — С тобой точно всё будет в порядке? — уточнил он, не в силах переступить порог. Тэхён хмурился, почесывая Чуи по макушке. Выглядел он абсолютно здоровым. Всегда пил свои таблетки, хорошо ел и спал. Чонгук тщательно наблюдал за ним. — Ну конечно. Мы с Чуи будем ждать тебя. Чонгук поджал губы, кивнул. Внутренне уговорил себя не переживать. Сделал поверхностный вздох, пообещал не задерживаться и впервые оставил Тэхёна одного. Отголоски «Ты думал, у вас всё нормально, но это не так» свербели по пути к офису всю дорогу. Обычно люди не испытывали страх, оставляя своего партнера, или друга, или просто дорогого душе человека одного, но Чонгук чувствовал его каждой жилкой. Тэхёна вдруг захотелось примотать к себе изолентой, носить на руках, не спускать глаз. Прошибающее «ты несёшь за него ответственность» не давало покоя. Всё время совещания Чонгук ёрзал на кресле, отвечал невпопад и сбивался с мысли. Обычно он был рад помочь режиссёрам и съемочной группе, но впервые не хотел ни с чем иметь дела и просто желал поскорее закончить со всем. — Мы так и не определились с актером на роль друга Аллана. Им должен быть мужчина или женщина? Чонгук стиснул в пальцах ручку, нацарапал на листе бумаги сбоку небрежную кляксу. — Пусть будет мужчина. — А возраст? — Возраст… — Чонгук смотрел в глянцевый стол. Их разница с Тэхёном была десять лет, но он совсем её не чувствовал. В тяжелые моменты Тэхён казался старше прочих, а в беззаботный миг Чонгук будто сам становился мальчишкой, и они словно сравнивались. Он хмыкнул — все за столом переглянулись. — Какой хотите, это неважно. — Ладно, подберём кого-нибудь. Тихий шепот, шуршание бумаг, клацанье механических ручек. Чонгук тонул в звуках и мыслях. Не видел Тэхёна всего несколько часов и уже тосковал. Да что это с ним. Когда совещание подошло к концу, он первым ринулся к выходу, прощаясь со всеми на ходу. Знал, что вёл себя пренебрежительно, но ничего не мог с этим поделать. Хотелось бежать. В просторном холле, где стеклянные двери на выход были так близко, Чонгука окликнули. Он замер, в голове пронеслась единственная мысль: «Вот чёрт». Зак чуть бежал к нему, придерживая лацканы пиджака ладонью с обручальным кольцом. — Эй, давно не видел тебя! — сказал мужчина, поравнявшись с Чонгуком. — Ты так внезапно исчез. — Уезжал по делам. — Чонгук пожал плечами. — Да, я слышал, — Зак прошёлся по Чонгуку цепким взглядом. Остановился на лице, вздёрнул брови, подмечая: — Ты изменился. Случилось что-то хорошее? — Догадка поселилась в его выражении, уголок губ приподнялся. — Нашёл кого-то? — Правда хочешь знать? — Не особо. — Он дёрнул головой. — Но стало любопытно: ты выглядел не очень в нашу последнюю встречу. «Но даже это не помешало тебе переспать со мной», — устало думалось Чонгуку. Впервые он почувствовал безнадежность, раздробленность себя в прошлом. — Я спешу, Зак. Был рад увидеться, но мне нужно бежать. Он развернулся, направляясь к стеклянным дверям. — Мне сегодня не приходить к тебе? — Вопрос в спину, как ножом. Но у Чонгука под рубашкой вдруг оказался бронежилет. Он даже не обернулся, чтобы ответить. Всё ведь и так до ужаса очевидно. Чонгук проигнорировал ожидание лифта, спешно добегая до нужного этажа жилого дома по лестнице. Ключ никак не желал попадать в скважину, и он злился, с шумом возясь с ним. Когда наконец открыл дверь, тут же крикнул с порога: — Тэхён? Ему никто не ответил, сильнее заводя беспокойное сердце. Чонгук забежал в квартиру, заглянул в кухню и гостиную, проверил спальню и ванную комнату. Звенящая тишина нагнетала, голова от неё пульсировала в височной части. — Тэхён! — окликнул ещё раз, но никакого признака юноши в квартире не было. Вдруг спрятался за занавеской? Или в шкафу, может, залез под кровать. — Тэ! Ты где? И задрожали руки, треморно забились друг от друга пальцы. Чонгук ими принялся всё дёргать, отодвигать, проверять каждую поверхность. Распахнул ящики и двери, окна, заглянул в душевую, корзину с бельем и кладовую. Страх накрывал с головой, приводя к безумству. — Тэхён! Крики не давали никакого толку. А Чонгук не мог не вторить чужое имя, раскидывая вещи по всей квартире. Ринулся к телефону, судорожно нажал нужные цифры, но в ответ мелодия звонка Тэхёна зазвучала в гостиной. Оставил мобильный тут. Бросил Чонгука на растерзание без главной связующей нити. Тревожные мысли кинулись удавкой на шею. Чонгук скатился вниз по стене на пол, слушая мелодию чужого звонка. В ушах затрещало, картинка помутнела. Когда всё выходило из-под контроля и он ничего не мог сделать, это неизбежно настигало его. Борьба за дыхание, сердечный ритм, слишком быстрый для нормы. Всё тело в панике, разум в окне. Остаётся только гореть до пепла. — Чонгук? Что здесь произошло? — Голос где-то вдалеке, тихий, его едва разобрать. А шаги громкие, отдают вибрацией сквозь руки на полу. Чонгук считал вдохи: была такая особая тактика дыхания, что иногда помогала ему. Счёт на три, выдох на пять и снова всё по новой. — Эй, ты в порядке? Чонгук съёжился от касания к щеке, крепко зажмурился. По вискам струился пот, в голове вот-вот что-то было готово взорваться. — О, Чонгук. Всё хорошо, посмотри на меня. Пожалуйста, открой глаза. Нужно было держаться, чтобы не захлебнуться облегчением и слезами. Чонгук не хотел открывать глаза: ничего хорошего это не сулило. Он и так молодец, показал всю картину, не подобрать оправданий. Выставил себя напоказ всеми острыми углами, торчащими изнутри осколками. Если обнять — можно истечь кровью, поэтому когда Тэхён протянул к нему ладони, руки предостерегающе его остановили. — Ты поранишься, — прошептал он невнятно, ни черта не соображая. — Я уже. Невероятным образом Чонгук обнаружил свой нос, зарытый в пушистые волосы. Пахло яблоками и ещё немного кровью, но это от него: сердце в груди протекало. — Ты не должен был так поступать, Тэхён, — бормотал Чонгук поверх чужой макушки, крепко держась, может, оставляя синяки на нежной коже. — Я же так волнуюсь за тебя. Нельзя пропадать. — Я оставил записку, ты не увидел её? Мне не хотелось сидеть тут одному, мы с Чуи гуляли. Я купил рамки для грамоты и фотографий, думал, ты обрадуешься. — А телефон, Тэхён. Почему не взял его? — Я забыл. Пожалуйста, прости, что так напугал. Тебе лучше? — Теперь да. — Чонгук глубоко вдохнул яблочный запах волос, утрамбовал пальцы под лопатки. Сердце всё ещё бешено стучало, но хотя бы дыхание пришло в норму. — Больше никогда так не пугай меня. — Я обещаю, Чонгук. Я никогда не оставлю тебя. Затем Тэхён поцеловал его, будто бы так закрепил между ними клятву. Просто губы к губам, а сколько в этом смысла. — Посиди, отдохни. Я приберусь. Чонгук опёрся виском о стену, прикрыл глаза. Тихие внешние шорохи действовали на него успокаивающе. Он надеялся, что Тэхён говорил ему правду: что он действительно никогда его не оставит.***
На той неделе в кинотеатре начали крутить новую часть «Звёздных войн». Тэхён считал, что им обязательно нужно пойти, а Чонгук просто позволял вести себя за руку в любую сторону. Он понимал чужую гиперактивность, но сам начинал сдавать обороты от усталости. Он был рад тому, что кинотеатр означал два часа спокойного времяпрепровождения в уютном кресле с попкорном. Тэхён сам вызвался купить билеты. Он вообще любил делать всё без помощи: включать светофоры, кнопку лифта, везти дребезжащую тележку по супермаркету, расплачиваться за покупки и ещё множество мелочей, которым человек в обычное время не придавал никакого значения. При приземлении на красное кресло кинозала Чонгук ощутил облегчение. Темнота поглотила их, звуки с огромных колонок заглушили всё прочее. В последний раз Чонгук ходил в кино с Чимином, то был крайний ряд, и Чонгук боялся, что парень рядом с ним может потянуться за поцелуем. Сейчас они с Тэхёном сидели в сердцевине, но Чонгук вдруг был не против оказаться на самой вершине. Он покачал головой, легко усмехаясь и досадуя на собственные мысли. Их с Тэхёном плечи были крепко приклеены друг к другу, голова парня осторожно умостилась на плече, отчего Чонгук почувствовал разгорающееся тепло в животе. Начались рекламные титры предстоящих к показу комедий, триллеров и драм. Последнее заставило Тэхёна напрячься, Чонгук смог буквально почувствовать это: по коже словно прошелся морозный ветер. «Прикосновение. Чувствовать тепло любимого человека порой необходимо нам, как воздух. Такое понимаешь, только когда этого лишаешься», — говорила главная героиня с экрана. Это была молодая девушка с кудрявыми волосами, подросток. Чонгук ненавидел фильмы про смертельно больных детей, потому что основа для них всегда — живые прототипы. После её фразы пальцы Тэхёна обхватили ладонь Чонгука и крепко держались за неё весь двухминутный трейлер про больных подростков, вынужденных всегда хранить между собой дистанцию в метр. Чонгуку показалось, что во тьме зала Тэхён ненавязчиво вытирал глаза свободной рукой, отчего его затопило сожалением. Лишь к середине фильма «Звёздных войн» Тэхён наконец расслабился. Их ладони при этом ни на миг не распадались. После кинотеатра был ужин в корейском ресторане. Тэхён пробовал свой первый рамен и токпокки, а ещё смотрел презрительным взглядом на десерты с фасолью. Домой они шли уже под ночь. На небе большого города не было видно ни одной звезды, только луну, но и та была прекрасна. По пути к дому нужно заглянуть в магазин: Тэхён хотел купить продукты для своих кулинарных экспериментов. Пока у него получалось лишь портить еду, но он настойчиво старался учиться. Покупал продукты сам — у него в рюкзаке явно был какой-то тайник с наличкой. Чонгук просто надеялся, что парень не выкрал деньги у матери. У него было достаточно средств, чтобы скупить весь продуктовый магазин, но, даже понимая это, Тэхён всё равно расплачивался сам. Чонгук не останавливал его в этом порыве. Среди широких рядов с продуктами у начала алкогольного отдела проходила дегустация вин и, когда сомелье звал всех на пробу, большинство людей старалось скорее прошмыгнуть мимо, включая Чонгука, но не Тэхён. Тэхён с улыбкой начал лепетать с мужчиной и внимательно слушал рассказы о выдержке, сортах винограда и деревянных бочках. — И что, правда можно попробовать? — спросил он, когда мужчина в отутюженном костюме протянул ему одноразовый стаканчик. — Конечно! Нашему бренду важно зарекомендовать себя на рынке, можете попробовать и сами убедиться в качестве. Это небольшая выдержка, с цветочными нотками и мускусом. Оно сухое, но не терпкое засчёт сорта. Тэхён осторожно сделал глоток. Чонгук знал, что тот ни разу не пил вино, и ожидал кислого выражения, но Тэхён, к удивлению, оказался доволен. Он показал большие пальцы, оборачиваясь к Чонгуку со словами: — А ты любишь вино? Можем выпить вместе. Чонгук осторожен к алкоголю: тот часто провоцировал срывы. Но выпить в компании Тэхёна, когда у того наверняка где-то в списке значилось «романтический ужин под луной», было благим делом. В продуктовой корзине оказалась бутылка вина, а затем скоропостижно — багет, сырная нарезка и фрукты. — Моя мама частенько пила вино, — признался Тэхён, пока они поднимались к квартире. Голос его при этом отдавал ностальгией. — Она любила убираться с бокалом в руках. А убиралась она часто, у неё мания чистоты из-за меня. — Последнее предложение отзвучало от стен лестничной клетки с тоской. — Интересно, убирается ли она сейчас. Чонгук боялся, но одновременно с этим чувствовал, что должен спросить. В его горле запершило, и он поспешил прочистить его. — Ты до сих пор не говорил с ней? — Конечно, нет! Она хочет для меня лучшего, я знаю, но едва ли понимает, каково это. Мне пришлось почти умолять её, чтобы пойти вместе с Чимином к его друзьям. Она всегда слишком сильно переживала за меня, и после лечения ничего не изменилось. Но, может... — Он резко обернулся, чуть нависая над Чонгуком с верхней ступени, отчего его дух перехватило. — ...После этого она поймёт, что теперь я здоров? Чонгук не был уверен. Он сам всё ещё не свыкся с этим, всегда был настороже, воспринимая Тэхёна как нечто, требующее особо бережного отношения. Роза и её нежные лепестки подходили лучше всего. — Может быть, Тэхён, может быть, — сказал Чонгук по итогу.***
Тэхён рассказывал о звёздах, о прошлом и о скорости света. После бокала вина щёки юноши приобрели очаровательный оттенок розового, а легкий ночной ветер трепал его волосы. Они вдвоем сидели на балконе с бутылкой вина и тарелкой закусок в ногах, и Чонгук бы никогда не подумал, что от подобного сможет ощутить сразу так много всего. Абсолютный комфорт, внутренний подъём, лёгкость в душе, трепет, восторг — всё разом обуяло его. — …так что на самом деле мы видим Луну такой, какой она была восемь минут назад, Солнце три секунды, а вот звезду, вроде Проксимы Центавры, четыре года назад и… — Какой же ты красивый. Слова вырвались наружу, просто потому что могли. Тэхён на секунду замер, после чего быстро поспешил спрятаться за стеклянным бокалом, от резкого движения чуть проливая его на себя и досадливо шипя. Чонгук тихо смеялся в своё вино, пригубил немного, убирая подальше. — Почему прячешься? Я говорю серьёзно. Эта ночь и французское вино тебе идут. — Я не ожидал, что ты скажешь подобное. Ты так никогда не делал, — Тэхён неуверенно шептал, румянец на щеках разрастался. — Я могу делать это чаще. Ты хочешь? Тэхён вдруг не отвёл взгляд и даже не опустил голову. Он чуть приподнял подбородок, говоря короткое, но ёмкое «хочу». Тогда Чонгук пригнулся к нему. Ладонь на холодную плитку позади чужой спины, а лицо так, чтобы его четко видели, — точно напротив искрящихся глаз. — Мне нравится твой голос, с самой первой секунды нравился, как мы впервые заговорили с тобой. Я обожаю тебя слушать, мне интересно всё, о чём ты рассказываешь, даже если порой я не понимаю тебя. Когда улыбаешься, у тебя под глазами появляются морщинки, мне это нравится. И твои глаза невероятны, особенно когда ты смотришь ими на что-то красивое. Дыхание Тэхёна остановилось, лихорадочный блеск обволок карюю радужку. Чуи где-то позади надсадно вздохнул, грузно встал и зашагал прочь, шумя когтями. За ними теперь наблюдала только луна и, возможно, пришельцы. — Мои глаза такие всегда, ведь я смотрю на тебя. Ты красивый, очень. Чонгук блуждал взглядом по его лицу. В груди теплилось, а в животе плескалась лава. Он чувствовал от Тэхёна запах забродивших пьяных ягод; он на самом деле не любил вино, всегда такое горькое на языке, но в компании Тэхёна даже оно оказалось сладким. С ним всё менялось, в теле происходили невероятные метаморфозы. Чонгук думал о том, как его тянуло к нему и как отталкивало. Сила притяжения давала сбои, не могла действовать без погрешности. Но то всегда на что-то списывалось: на ложное расстояние в четыреста двадцать километров, правдивую недоступность даже на дистанции в шаг, собственные сомнения и страхи, морочившие голову. За словом «потерять» многое крылось, потому что порой «не иметь» выбиралось большинством, перевешивая чашу весов. Но за этим неимением, за этим постоянным отсутствием Чонгук страдал и терзался, а сейчас, получив, был готов на что угодно, лишь бы оно удержалось в его руках. Он отстранился от Тэхёна с улыбкой, всё для себя понимая. Оно в нём всегда жило, Чонгук просто делал вид, что постоялец этот временный и в какой-то момент покинет его организм. Но он там надолго, это такой грибок, что не устранишь сразу — и он разрастётся повсюду, бороться с ним нет толку. Можно только съехать из самого дома. — Давай допьем это вино, — сказал Чонгук, предвкушая ночь. Судя по взгляду Тэхёна, тот предвкушал её не меньше. Он был молод, он был многого лишён, во многом ограничен, он не видел мир, не дышал, не нежился под солнцем. Но Тэхён многое видел и подмечал, от него мало что ускользало. В своём заточении он научился различать мимику и тона, как мог пользовался взглядом и слухом. Он мало умел понимать тактильно, но учился этому, изучая многие вещи касаниями, удивляясь часто текстурам, холоду или теплу. Уже понимал, как приятно целоваться, что падать с лестницы больно, что получать летящую пыль в глаза совсем не приятно. Он любил держаться за руки, спать в обнимку, нюхать, пробовать всё, что ему предложат, без разбора и раздумий. Чонгук был готов предложить ему себя. Он ждал Тэхёна из ванной комнаты, слушал шум воды, жуя губы. Белье на кровати было свежим и хрустящим, как выпавший за ночь снег. В таком идеально делать формы ангелов и ещё кое-что совсем не святое, что, однако, часто при этом сравнивали с возвышением к поднебесной. Чонгук зарылся с носом в прохладную подушку, разморил кости, очистил от всего голову. В нём была тихая гавань, спокойный остров с извергающимся вулканом. Он ждал Тэхёна, но с каждой минутой казалось, что того не было слишком долго. Вода шумела и не переставала течь ни на миг, и в скором времени это вызвало беспокойство. Как можно принимать душ так долго? Чонгук встал, подошёл к двери ванной, спросил в щель: — Тэхён? Ему отчего-то не ответили. Он спросил громче. И ещё раз. Тэхён сохранял тишину. Тогда Чонгук стал стучать в дверь кулаком, но и это не помогло. — Я сейчас войду к тебе, если не ответишь. Но Тэхён не отвечал. На безбрежном острове начался шторм. Чонгук открыл дверь, благо Тэхён не защелкнул её, иначе пришлось бы выламывать, и заглянул внутрь. Тэхён сидел голый на сером кафеле и глядел словно в никуда. Он был забит в угол между стеной и стеклянной перегородкой, прислоняясь виском к опоре и упорно зажимая оцарапанные руки между ног. Его бледная фигура дрожала. Чонгук с ужасом подумал «приступ», осторожно подходя ближе, чтобы не вызвать острой реакции. — Тэхён? — позвал робко, останавливаясь в шаге. Всё его жалкое существо заскулило, вино схлынуло с щек. Парень его не видел. Глаза совсем пластиковые в одну точку, будто вынули из плюшевого медведя. Чонгук не сразу заметил его гусиную кожу и синие губы, а когда всё же заметил, понял, что вода совсем ледяная. Он тут же бросился под струи, заслоняя и круча ручку в сторону горячей. — О боже, — выдохнул он, опускаясь коленями в холодную лужу. Кафель по ощущениям был литым куском льда. — О господи. Одним рывком усадил Тэхёна к себе на колени, окольцевал руками. Дрожащий и сжавшийся, он казался совсем крошечным в его ладонях, которыми он растирал холодную кожу. «А если заболеет, если простудится», — мысли истошно раздирались. — Мой маленький, — Чонгук шептал, опуская на мокрую голову Тэхён подбородок. Тот жался к нему побитым щенком, ледяной нос грелся в шее. Он кашлянул, и Чонгук тут же захотел опоить его литром сиропа. — Х-холодно. — Я знаю, знаю, скоро станет теплее. В горле свербело, а в глазах, между век, застряли осколки. Когда душевая заполнилась паром, а на стеклянной перегородке можно было писать тайные послания и рисовать витражи, тогда Чонгук подхватил Тэхёна на руки, укутав прежде в большое махровое полотенце. Вскоре Тэхён стал лишь макушкой с всколоченными влажными волосами, выглядывающей из вороха одеял. Его будто закопали в большой снежный сугроб. Чонгук отбросил в сторону полотенце, которым высушивал чужие волосы, и хотел пойти на поиски фена, но Тэхён перехватил его руку. — Не уходи. — Но… — Останься со мной. Пожалуйста, Чонгук, мне без тебя холодно. — И глаза такие отчаянные. Чонгук тоже промок, сырая одежда липла к его телу, это было неприятно. Он принялся сдергивать её с себя, а Тэхён смотрел — он никогда не спускал с него взгляда. Когда Чонгук подошёл к кровати, парень тут же отодвинулся, приподнял гостеприимно одеяло, пуская к себе. Чужая нагота совсем его не смущала. Под одеялом их оголенные колени соприкасались и кололи друг друга контрастом температур. Тэхёна всё ещё знобило. — Мне обнять тебя? — Чонгук спросил отчего-то совсем тихо, будто в совершенно пустой квартире они от кого-то прятались. Тэхён кивал головой. Быстро, ни секунды не думая. Его захотелось заслонить собой полностью — Чонгук так и сделал. Под одеялом напротив его лица Тэхён горячо задышал, его ладони с каким-то беспокойством стали хвататься за плечи Чонгука, ногти едва царапали. — Ты в порядке? — Я-я… я просто… так страшно было. — Теперь всё позади, хэй. Я бы не оставил тебя там. Тэхён мокро угукнул. Он вскарабкался на Чонгука, как какой-то зверёк, оплёл всеми конечностями. Ладони на лопатках, а лодыжки за поясницей. — Ты тёплый, — он сказал это довольно. — Тебя так приятно трогать, Чонгук. Я никогда не думал, что это может быть настолько хорошо. Чонгук простонал, не смог сдержаться. В ответ Тэхён прижался к нему крепче с мычанием. Он был совсем каким-то нежным, каким с Чонгуком обычно никто не был. Но и он не был ранее ни с кем так бережлив и трепетен. Хотелось целовать в центр ладони, кончик ледяного носа, все десять ни разу не обожжённых пальцев поочерёдно. — Боже, что ты со мной делаешь. Чонгук примкнул к нему с поцелуем. Согревая оттаявшие губы своим языком, сминая, ласково смыкая зубы. Когда он немного отстранился, Тэхён быстро спросил: — Можно мне потрогать тебя? Я имею в виду, я говорю про… — Ты можешь трогать меня как угодно и где угодно. Я весь твой. Тэхён резко втянул воздух между зубов. Роптал минуту, а потом заиграл пальцами на шее, повёл ими вниз, по груди и рёбрам. Его губы на шее, за ухом, у кадыка. Зубы неумело скреблись, иногда стачивались друг об друга. А Чонгуку всё равно, ему не претит ни обилие слюны, ни неловкие звуки. Он держал Тэхёна за талию и позволял ему всё, выгибая шею. Он принимал его пальцы на любом участке своей кожи, тяжело дышал и порой вздрагивал. А когда исследовавшие пальцы добрались вниз, ощупав сверху каждый дюйм, Чонгук притих. Тэхён притих тоже. Держался большими за тазовые косточки, а средними, самыми длинными, едва задевал пах. Чонгук шумно сглотнул. — Ты можешь дотронуться, я же сказал — я весь твой. Где угодно. И Тэхён, ещё с минуту просидев без движения, дотронулся. Это совсем невесомо, но Чонгука резко прошибло. Он упал на матрас, затерялся в одеялах и чувствах. — В-все хорошо? — Всё очень хорошо, Тэхён, пожалуйста, не останавливайся. — Его голос ломался, и он вместе с ним. Тэхён был до ужаса послушным. Чонгук погибал. Погибал, чтобы вновь возродиться из серого пепла. — Тебе приятно? — Тэхён совсем не понимал, что делал и делал ли правильно, но он очень хотел. Чонгук застыл, его грудь быстро вздымалась. В их импровизированном домике из толстых одеял было жарко, оттого дышать с каждой секундой становилось труднее. Чонгук облизнул пересохшие губы, спрашивая: — Я могу показать тебе, как это приятно. — Кажется, можно было услышать, как два сердца лихорадочно стучали. В темноте едва ли было возможно хоть что-то разглядеть, но Чонгук буквально видел движение чужих ресниц, прячущих взгляд. — Если хочешь. Тэхён заёрзал на бёдрах Чонгука. Он был тёплым. Весь холод ушёл, оставшись позади. Между ними теперь возгоралось пламя. — Боюсь, что тогда это быстро кончится, — Тэхён откровенничал, а Чонгук от этого лишь сильнее заводился, кроша друг о друга зубы. Он потянул парня за руки на себя, их влажные тела прилипли друг к другу, но это не было неприятно — напротив, мягкая кожа соприкасалась самым правильным образом. — Это может длиться столько, сколько мы захотим. Может никогда не заканчиваться. Тэхён затаил дыхание, пока Чонгук рисовал узоры на его лопатках. Каждую родинку, каждую косточку и выемку хотелось пересчитать. — Мне показать тебе, Тэхён, как это может быть приятно? — Вопрос повторился. Как только в тесноте одеял прозвучало глухое короткое «да», Чонгук тут же опрокинул Тэхёна на спину. — Теперь ты можешь делать ангелов, — прошептал он ему на ухо, целуя в висок и опускаясь кончиком носа вниз вдоль туловища. Тэхён беспокойно возился, издавая совершенно волшебные звуки. Чонгук при этом даже почти не трогал его. Он был уверен: стоит ему лишь прикоснуться к Тэхёну должным образом, и тот тут же расправит все свои лепестки. — Я собираюсь трогать тебя так долго, как только ты сможешь вынести это, Цветочек. — Чонгук опьянел жаром сильнее, чем от вина. Мысли и сознание мутнились. Тэхён в ответ лишь стенал, изворачиваясь и изламываясь руками. Он был таким громким, что Чонгук краем мысли захотел записать это на диктофон и слушать, слушать, слушать… Когда его рот заполнился мягкой кожей, тогда Тэхён вскрикнул. Его мягкие бёдра вдруг ожесточились, все мышцы в напряжении, позвонки хрустят, когда поясница изгибается. Имя Чонгука после сорвалось с губ тихим блаженством. Его пульс делал скачки — это чувствовалось по дрожащим венам. Чонгук гладил его по всем изгибам, по всем неровностям — так нежно, как только умел, сглатывая все чужие признаки удовольствия у себя во рту и бегло облизываясь. — Ох, прости, пожалуйста, я должен был предупредить, мне так жаль… — Тэхён лепетал, пряча лицо в тканях и темноте. — Не извиняйся, это естественно, — Чонгук шептал ему в подбородок, тычась всюду поцелуями и в итоге припадая к губам. Язык втиснут между губ, поцелуй солёный и мокрый, ладони в волосах липкие. Жарко, до ужаса горячо. Его руки бродили по телу между ослабших ног, сильной хваткой на коленях, разводящих их сильнее в стороны. У них теперь свой маленький мир, свой космос, свои звёзды. — Чонгук, пожалуйста… — О чём просишь, Цветочек? Что мне сделать для тебя? Чонгук был готов на всё. Как взять, так и отдать. Лишь бы Тэхёну было хорошо. — Займись, — парень запнулся, выгибая шею для жалящих поцелуев, — займись со мной любовью. — Я уже делаю это. Чего именно ты хочешь? — Просто тебя, неважно, совсем не важно. Просто… пожалуйста. Чонгук застонал. Он сходил с ума. Тэхён делал с ним это, подводил к самой грани. Он собирался раскрыть его. Собирался вознести так высоко, как только умел. Показать, какими приятными могут быть прикосновения. — Я сделаю это, но ты сможешь немного подождать меня? Я отойду совсем ненадолго. — Хорошо. Когда Чонгук выбрался из кокона, оказалось, что снаружи было невероятно холодно. Или, быть может, это потому, что его тело чувствовало так себя без Тэхёна. В любом случае, когда он вернулся, парень ждал его в прежней позе, лишь колени съехали друг на друга, так как между ними никого теперь не было. Чонгук занял прежнюю позицию, втискиваясь меж них. Тэхён крупно вздрогнул, когда его коснулись холодными мокрыми пальцами. Ягодный химический запах проник в пуховое убежище. — Не больно? — Чонгук был очень аккуратен, но всё равно уточнял, осыпая мелкими поцелуями дрожащие коленки. Тэхён безмолвно вертел головой, покачиваясь всем телом, хватаясь пальцами за белый хлопок. Он делал чудесных ангелов, воспевая мелодичными звуками. Это было самым прелестным, что Чонгуку доводилось видеть и слышать. Он оставил в одеялах небольшой зазор, так что полоска света ложилась прямо поперёк бледного нежного живота, кое-где блестящего от естественных причин. Когда они соединились, когда Чонгука поглотил жар и слепящие в глазах созвездия, Тэхён раскрыл рот в беззвучном стоне. В его глазах, среди нижних ресниц, затерялись редкие слёзы. Чонгук поцеловал его, сплетая пальцы. Двигался так медленно, как только мог, пока Тэхён оставлял вмятины на его ладонях. Когда дышать стало практически нечем, Тэхён вырылся из-под одеял, жадно глотая воздух. Раскрасневшийся, он раскрывал блестящие губы. Чонгук никогда не чувствовал себя так правильно и хорошо, как с ним. Никогда не думал, что человек может быть таким красивым, нет никаких недостатков — прекрасна каждая часть. Он начал двигаться быстрее, думая об этом. Пот срывался с его тела, пока он дышал спутанными запахами, раскачиваясь на волнах удовольствия. Это закончилось сорванными стонами, красными полосами на спине от коротких ногтей, ворохом сбитых в кучу одеял и словами: — Я даже не мог подумать, что будет так хорошо. Мы сделаем это ещё раз? Чонгук хрипло смеялся, пока Тэхён рассматривал его пальцы, поднимал ладонь вверх над их головами и смотрел на свет, проникающий сквозь них, одним зажмуренным глазом. Его волосы высохли и превратились в пушистое облако, щекочущее Чонгука под подбородком. Захотелось чихнуть. Чонгук резко перекатился на бок, делая это в сторону. Поначалу Тэхён хихикал, а потом вдруг дотронулся до его спины, шепча с каким-то ужасом: — Твоя кожа… Чонгук замер, не спеша поворачиваться к нему лицом. Он утирал рот после чиха ребром ладони, шмыгая носом. — Ты про царапины? Брось, они быстро заживут, так что… — Нет, Чонгук, твои шрамы, — Тэхён шептал, казалось, на грани слёз. — Это что… от сигарет? Чонгук похолодел. В жилах застыла кровь. Он вспомнил, что у него сзади на лопатках была россыпь маленьких круглых точек, о которых он старался не вспоминать, что получалось вполне успешно — главное не оборачиваться на отражение зеркала через плечо. Дюжина белых пятнышек была на подвижных костях, там, где оборвали его крылья, прижигая после тлеющим бычком. Он тогда почти не кричал, настолько был под кайфом. Обычно, если кто-то из половых партнеров спрашивал, откуда они у него, он говорил: «Шрамы от тяжело перенесённой ветрянки». Когда он попытался успокоить этим Тэхёна, тот лишь покачал головой, во взгляде повисло чёткое «Не обманешь». Тэхён всегда сполна использовал слух и зрение, с расстояния различал тона и мимику. Чонгука он мог видеть насквозь. — О, Чонгук, я понял, откуда знаю про твой страх высоты. Ты никогда не говорил мне об этом, но писал. Писал в своей первой изданной книге. — Тэхён быстро утирал слёзы, пока Чонгук смотрел на него с испугом, особенно когда парень вдруг процитировал: — «Он взлетел по лестнице на последний этаж, подошёл к краю крыши, но запутался в лодыжках: вспомнил, как ужасно боится высоты. В ту ночь собственная трусость спасла его от смерти». Представьте, что в миг, полный счастья, кто-то вдруг приставил к вашему виску заряженный свинцом пистолет — вот, что почувствовал Чонгук в этот миг. Он вдруг гол и телом и душой, обнажён до стянутого скальпа. Совсем недавно Тэхён улыбался ему, а теперь смотрел так, что Чонгуку захотелось заползти в какой-нибудь тёмный угол и никогда оттуда не вылезать. А Тэхён, он видел тона и мимику: как только Чонгук начал двигаться, тут же бросился на него, повис, удерживая на месте. Даже его тело рядом вдруг не спасало от холода. Чонгука морозило изнутри, иначе отчего он так дрожал. Когда Тэхён начал целовать его лопатки, склевывая каждый шрам, захотелось оторвать его от себя и вымыть губы с мылом. — Тэхён, перестань. — Почему я должен? Ты говорил, что весь мой, что я могу трогать тебя где угодно. Что изменилось? Чонгук задышал чаще, а его сердце забилось быстрее. Грохотало, стучало где-то у самых перепонок. Что изменилось? То, что теперь, когда Тэхён знал обо всём, он чувствовал себя изжеванным недостойным грязным мусором. Каким-то сорняком, слишком близко подобравшемся к прекрасной розе. — Ты всё такой же, Чонгук. Ничего не изменилось. Твое прошлое в прошлом, а ты сейчас здесь — в настоящем. Моё прошлое тоже в прошлом, ведь я сейчас могу обнимать тебя, могу держать, а раньше мечтал лишь о том, когда же всё прекратится. Я думаю, когда невыносимо, многим свойственно размышлять лишь о конце. — Тебе от меня не противно? — Я подозреваю, что всегда знал, о ком была эта книга, — Тэхён выдохнул Чонгуку куда-то в затылок. — Мне никогда не было противно от тебя, Чонгук. То, что было раньше — часть тебя. Эти шрамы — это ты, и я не буду делать вид, что их нет. Тэхён вновь был слишком мудрым для своих лет. То беззаботный ребёнок, то словно проживший долгую жизнь старец. Одним словом — пришелец. Непонятный, необычный, неразгаданный. — Я писал её, потому что мне показалось, что это поможет оставить всю историю на бумаге и пойти дальше, не оглядываясь. Но теперь эта книга стала бременем, а не способом освободиться. Тэхён утащил Чонгука вновь на кровать, незаметно, неуловимо глазу. Как-то слишком легко надавил ладонью, перебрасывая на него ноги и руки, убаюкивая бдительность нежной настойчивостью. — А мне кажется, это очень хорошая книга. Я её люблю, ведь вижу сейчас перед собой её героя, и он совсем не трус, даже если чего-то боится. Ты мой герой, Чонгук. Защипало глаза, губы крепко сжаты. Чонгуку казалось, что Тэхён был несправедливо благосклонен. Слишком хороший, чересчур добрый. — Я ведь оставил тебя. — Он наконец посмотрел парню в глаза, чтобы увидеть всю палитру. — Как ты можешь говорить так обо мне? — Потому что не так давно я узнал, как тяжело перебороть страх. И потому что ты сейчас здесь несмотря на всё. Чонгук взорвался, ярко, громко, большой вспышкой. Его ладонь у Тэхёна на щеке, большой палец гладил скулу. — Ты как моё спасение, Цветочек. Пришёл с другой планеты, такой большой путь проделал. Я никогда тебя не отпущу, никогда больше не уйду и всегда буду оберегать. Я бесконечно в тебя влюблён. Тэхён улыбнулся так, что были видны его розовые десны, а глаза превратились в две щёлки. — А если я всё-таки стану настоящим космонавтом? Полечу на родину, на Марс. — Так не понравилась Земля? — Чонгук тихо засмеялся, но после сказал с серьёзным видом: — Мне придётся лететь за тобой. Тэхён нагнулся, чтобы поцеловать его. В глазах у него светились маленькие звёзды, он весь искрился, сиял изнутри. Казалось, Чонгук зажигался вместе с ним цепной реакцией. — Я люблю тебя, как может только пришелец. — А как любит пришелец? — Чонгук затаил дыхание. Сердце в груди радостно билось. — Как? — Тэхён задумался. — Вне пределов разума, вне гравитации и каких-либо преград. — Эта красивая любовь. — Чонгук кивнул. — Мне нравится. С такими словами закончилась долгая тяжёлая ночь и началось весёлое безмятежное утро. Солнце ярко светило, океан из окна кристально переливался. Чонгук долго спал, сморенный усталостью. Никто не будил его рано утром, чтобы встречать рассвет, и он был благодарен, пробуждаясь ближе к обеду от дребезжащих звуков с кухни. Пришлось резко вскочить. — Тэхён?! Громкие звуки раздавались ещё несколько секунду, прежде чем Тэхён закричал: — Ах, всё нормально! Я просто уронил кастрюлю! Растяпа. Чонгук улыбнулся, вновь сваливаясь в подушки в позе звезды. Он оглядел взглядом пространство, чтобы вдруг понять: ему нравилась его квартира. Фикус на подоконнике, рамки с фотографиями на белой стене, которые они повесили вместе с Тэхёном совсем недавно, камера Canon на комоде, кое-где разбросанные слишком яркие вещи вроде цветных носков и футболок, распахнутые за долгое время плотные шторы с южной стороны. Чонгук встал, потягиваясь. Он наспех принял душ и оделся, заглядывая в кухню и прислоняясь к дверному откосу плечом. Здесь царствовал полный бедлам: мука повсюду, скорлупа от яиц разбросана вместе с испачканными половниками и венчиками, вскрытые пачки сливочного масла, опрокинутая банка с сахаром, обертки от ванилина. Чонгук постучал кулаком о стену, и Тэхён крупно вздрогнул, обжигаясь о сковороду, пока скрупулёзно пытался перевернуть блинчик. Он охнул, хватаясь за сразу же покрасневший палец. — Больно! — А ты думал, это приятно? — Чонгук поспешил к нему, хватая за руку и суя ладонь под холодную проточную воду. — Лучше? Тэхён кивнул. Запахло палёным, и он спохватился, роняя деревянную лопатку со столешницы. Его щёки были в муке, кое-где в волосах затерялись ошмётки теста. Чонгук запомнил эту картинку в своей памяти навечно. — Я пытаюсь приготовить блинчики, — он вздохнул, смахивая со лба лезшие в глаза волосы. — Это не так просто. Гордон Рамзи выставил бы меня вон, не так ли? — Тэхён печально улыбался, счищая деревянной лопаткой пригоревший блинчик в урну. Чонгук смахнул муку с его лица, легко улыбаясь. Тэхён учился готовить не единожды. Его первая яичница выглядела совсем печально, но Чонгук всё равно показал большой палец, пока почерневший белок хрустел на его зубах. — Я бы не позволил ему, — мужчина покачал головой с серьёзным видом и засмеялся, когда Тэхён бросил в него пучок петрушки со словом «лжец». — Это ничего, ты ещё обязательно научишься. Готовить довольно сложно. Я до сих пор иногда пытаюсь виртуозно перевернуть блинчик на сковородке, но в итоге ловлю его себе на голову. — Это мило. — Тэхён поставил испачканную посуду в раковину, затем повернулся к Чонгуку лицом и тихо пробормотал, закусывая губу и трогательно алея: — Ты милый. Чонгук резко втянул воздух. Давно его так никто не называл. Нежно и ласково, так душевно. Его пальцы ног поджались, он вновь почувствовал себя мальчишкой. Но затем это улетучилось, и он подкрался к Тэхёну тихой хищной поступью, чтобы притиснуть к кухонному острову, загнать в угол и прошептать на ухо, шевеля волосы на затылке: — Правда считаешь меня милым? Ему было двадцать восемь лет, совсем скоро исполнится тридцать, а сбежавший из дома серьёзно больной мальчишка, который прежде сочинил невероятную историю о своей жизни, сейчас краснел на его кухне, наступая на собственные пальцы ног в цветастых носках. Изменения были колоссальны. Чаще всего в них верилось с трудом. — Я всегда считал тебя милым. — И всё? Только это? — У Чонгука понизился голос. Обе его ладони — ловушка с двух сторон для тела Тэхёна. — Нет, ещё очень много всего. Так много, Чонгук, ты и не представляешь. — Так скажи мне. — Ты умеешь слышать и верить, можешь говорить правду, ты способен прощать, даже если это очень трудно. Я думаю, ты безумно красивый, но это не только про твоё лицо и тело, ты просто весь такой. И ты спас меня. Я знаю, это так глупо, — он тихо засмеялся, смотря верх, взрывая каждую частичку тела Чонгука на атомы, — но я бы навряд ли согласился на всё это, если бы не ты. Я не видел во всём смысла, всегда ожидая конца, не хотел на что-то надеяться, не знал, какой во всём смысл. Постоянно думал о смерти, о том, как все расстроятся. Но при мысли о тебе у меня возникало только одно желание: вот бы выбраться и увидеть тебя. Я ощутил свободу, говоря с тобой, и выбрался из заточения, думая о тебе. Вот так. Чонгук затаил дыхание, утопая во взгляде напротив. Осознавая, что они оба были спасением друг для друга. Немыслимо. — Да, и правда много, — подытожил он и сглотнул, стараясь сильно не переживать. Тэхён смог быстро развеять свой диалог одной лишь фразой. — Ох, ещё мне нравятся твои руки. Такие сильные, — сказал он, проводя по чужим бицепсам ладонями в восхищении. Ему не стоило этого делать: Чонгук тут же подхватил его под мягкие бёдра и усадил рывком на кухонный остров, притягивая ближе к своему паху. Тэхён тихо проскулил. — Я мог бы держать тебя на руках всё время, пока мы занимаемся любовью, тебе бы это понравилось? Щёки Тэхёна в момент обожгло. Он облизнул губы, заламывая брови, когда Чонгук забрался пальцами под ткань его футболки, щекоча касаниями мягкий живот. — Или, — Чонгук жарко выдохнул в его ухо, нежно прикусывая мочку, — мы могли бы сделать это здесь, прямо на этом столе. Ноги Тэхёна крепко стиснули фигуру между них. Он весь дёрнулся, падая лбом на плечо Чонгука, приподнимаясь и помогая стянуть с себя штаны на весьма хлипкой резинке. Его возбуждение было отчетливо твёрдым. — Мне нравятся оба варианта, — сказал парень, жадно целуя.***
Завтракать они в итоге пошли только спустя ещё час. В кафе у набережной, где всегда подавали вкусный кофе и свежую выпечку. Сидеть можно было на веранде, откуда вид на океан, а слух — на шумящие волны. — У меня на шее засосы? — тихо спросил Тэхён, хватаясь за ворот футболки. У Чонгука взлетели на лоб брови, он фыркнул в свою чашку кофе, качая головой. — Я не любитель подобного. С чего такие вопросы? — Те девушки так на нас пялятся, — недовольно пробормотал Тэхён, косясь взглядом в сторону соседнего столика. Девушки и правда смотрели на них, шепчась и хихикая. — О, Тэхён, люди могут пялиться на красивых людей, привыкай. Возможно, они даже подойдут к нам, чтобы узнать номер. Тэхён явно был сбит с толку, а ещё смущён. Ни разу не сталкивался с подобным. Чонгуку на мгновение стало грустно от этого, однако, он был уверен, впереди Тэхёна ждало ещё много испытаний, свершений и проигрышей. Для него всё только начиналось, запоздало, но всё же любое начало было лучше его отсутствия. Они тихо ели, когда Тэхён ни с того ни с сего раскашлялся в салфетку. Чонгук хмуро посмотрел на него. — Ты в порядке? Парень кивал, утирая рот и махая свободной рукой. Короткое «подавился» успокоило, и они продолжили свой завтрак дальше. Через несколько минут к ним всё же подошли девушки. Одна была ниже другой где-то на голову, с длинными вьющими волосами и бледной кожей, другая — высокая смуглая брюнетка. Обе разные, но каждая красива по-своему. Тэхён вжал голову в плечи, когда они остановились у их столика, а Чонгук был вынужден спрятать улыбку в ладонь. — Привет, простите, что отвлекаем, но у нас с подругой развязался спор. Мы надеялись, вы поможете нам решить его. — Какой же? — Чонгук приготовился слушать. — Нам кажется, мы видели вас где-то по телевизору. Вы оба похожи на актёров. Может такое быть? Чонгук улыбался шире, пока Тэхён съезжал ниже по стулу. Его щёки были чуть зардевшиеся, он выглядел замечательно. — Боюсь, вы прогадали, — покачал Чонгук головой, вновь переводя взгляд на ожидающих девушек. Конечно же, они сделали вид, что безумно огорчены, и после спросили, свободны ли они, чтобы выбраться погулять вместе. С каждым их словом Тэхён становился румянее, а Чонгук всё сильнее забавлялся. К удивлению, ответ им дал Тэхён. Тихо, смущённо бормоча себе под нос, но, в любом случае, его услышали все: — Извините, но мы заняты. Друг другом. Мгновение девушки словно не понимали, о чём шла речь, а потом посмотрели на Тэхёна с Чонгуком с другой точки зрения. Обе в один и тот же миг раздосадовано прикусили губу, переглядываясь. — Ах, вы вместе, — поморщилась та, что поменьше, утягивая свою подругу подальше за рукав рубашки, — тогда не будем отвлекать. Чонгук качал головой, ещё секунду смотря на их спины и оглядываясь на парня перед собой. Он открыл рот, чтобы сказать, что порой причины для знакомства бывают довольно нелепы, но так и остался с раскрытым ртом. В фильмах были такие моменты, которые оператор выкручивал на максимум, акцентировал внимание. Звуки затихали или наоборот становились громче, момент оттягивался, чтобы зритель мог детально рассмотреть его. Обычно так делали с пулей: вращаясь в воздухе, она прорезала время и пространство, делила картинку на «до» и «после», вонзаясь герою в грудь, живот или голову. Нельзя было не заметить её опасное движение. Так было с салфеткой, падающей со стола перед глазами Чонгука. Она раскрылась в воздухе, как бутон, плавно опускаясь на землю. В сердцевине — красный, насыщенно алый цвет. Чонгук вдруг услышал, как медленно и громко с его губ сорвался вздох, что-то в ушах разбивалось. С треском. Пробило витражное яркое стекло, за которым прятался вид на обожжённую землю, войну и чёрное небо. Тэхён проследил за направлением его взгляда, весь цвет схлынул с лица. Глаза распахнулись в ужасе, будто за свою жизнь он так и не успел понять, что все секреты рано или поздно вскроются. Ничего невозможно держать в тайне. — Это кетчуп, — спохватился он, но сделал это слишком поздно. Тэхён не ел кетчуп, и Чонгук не был полным идиотом, чтобы не отличить от него кровь. Чонгук бы очень хотел верить Тэхёну сейчас, но все факты были налицо — испуганное и бледное. — Это кровь, Тэхён. Ты кашлял кровью.