Between us boys

      Хуа Чэн нашёл Ши Цинсюаня в своей комнате. Он сидел в телефоне, видимо, играя во что-то. Соседа по комнате где-то носило, поэтому Хуа Чэн нагло ввалился в комнату.       — Обиделся? — спрашивает он, навалившись на стену. Его хитрые глаза сузились, сразу выдавая неподдельный интерес.       — Нет, — отвечает Цинсюань, убирая телефон, — я привык к этому. Он пока не готов меня выслушать.       — А что случилось, можешь поподробнее рассказать?       — Ещё чего, — усмехается парень, вскакивая на ноги. Он подходит очень близко к Хуа Чэну и хитро улыбается. — Почему это тебя должно касаться?       — Мне интересно.       — Не суй нос в чужие дела, — весело говорит он, выталкивая Хуа Чэна за дверь, — ты так мне, кажется, как-то говорил?       Хуа Чэн чувствовал эту смену настроения, хотя на вид Ши Цинсюань выглядел также, как и прежде. Озорной огонёк в глазах горит ещё сильнее, а вот слова он теперь не выбирает. И правда, обиделся. Или по крайней мере злится на себя, потому что не может привлечь внимание Хэ Сюаня. Что интересно он такого хочет сказать, что Хэ Сюань бегает от него, как от чахоточного?       — Пошли сегодня в клуб, — неожиданно предлагает Цинсюань, закрывая двери. Теперь они стоят в коридоре. По-видимому, в свою комнату Ши Цинсюань не хочет никого постороннего впускать. Возможно, Хуа Чэн только что неосознанно нарушил его личные границы и ещё больше подпортил настроение.       — С чего бы, середина недели.       — Да пофиг, — махнул рукой парень, смотря на Хуа Чэна молящим взглядом. — Или ты теперь боишься директора?       Хуа Чэн приподнял бровь в удивлении.       — Ты меня на слабо взять пытаешься?       — Получится?       — Нет, — отрезал Хуа Чэн. — Я не планировал никуда ходить.       — Без Се Ляня уже не то? — усмехается Цинсюань. — Да, мне с ним тоже веселее, чем с тобой. Ты грубиян.       Хуа Чэн лишь хмыкнул, не желая это как-то комментировать. Ему стало понятно, что этот парнишка пытается вывести его из себя.       — Так насчёт Се Ляня правда? — хихикнул он, толкая Хуа Чэна в бок. — Ну-ка, расскажи, какие у тебя планы на него?       Надо признать, что это смогло напрячь Хуа Чэна. Не то чтобы он прямо сильно пытался скрыть его новое открытие насчёт своих чувств, но говорить об этом Цинсюаню слишком неразумно и глупо. Хуа Чэн всё ещё боялся реакции Се Ляня, если он узнаёт. Да и в случае, если поползут слухи — это навредит им обоим. Так что, как не крути, а врать всё равно придётся.       — Что за чушь ты несёшь? — он хмурится, отталкивая от себя парня. Каким образом оказалось, что он теперь должен что-то рассказывать? Хуа Чэн не думал, что Ши Цинсюань переведёт все стрелки на него.       — Да ладно, я же шучу, — смеётся Ши Цинсюань. — Я всё ещё помню, как ты с презрением предположил, что я гей.       — Я не…       — Ну допустим, — отмахнулся Цинсюань. — По тебе видно, что ты гомофоб.       — С чего ты взял? — выдыхает Хуа Чэн, не понимая, откуда в этой скудной голове появились такие мысли. — Хватит придумывать.       — Тогда докажи, что ты не гомофоб, — заявляет тот, хитро уставившись на Хуа Чэн.       — Почему я должен что-то доказывать? — уже устало спрашивает Хуа Чэн, думая, что пора сваливать отсюда, иначе ему прожужжат все уши.       — Ну, да, ты прав, — подозрительно быстро сдаётся парень, идя дальше по коридору. Хуа Чэн идёт следом, думая, что сейчас что-то произойдёт.       Честно признаться, он сразу начал понимать Хэ Сюаня. В том плане, почему он считал Ши Цинсюаня надоедливым и болтливым. Он по сути таким и был, без преувеличения. И надо бы волноваться, когда этот шустрый парень замолкает хотя бы на минуту.       Именно сейчас такой момент и был. Ши Цинсюань завернул за угол, на лестничную площадку. Хуа Чэн не спеша пошёл за ним, думая, что тот задумал. Мыслей по этому поводу было не так много, но Хуа Чэн уже понял, что, кажется, стал играться с ним не в то время. Хэ Сюань своим игнорированием знатно расстроил и разозлил Ши Цинсюаня, и он, по-видимому, хочет отыграться на Хуа Чэне. Ему даже интересно, как это будет.       Когда он оказался на лестнице, его кто-то грубо толкнул к стене и прижал всем весом. От неожиданности у него перехватило дыхание. Почти по рефлексу он занёс руку для удара, но его перехватили. Перед ним стоял никто иной, как Цинсюань. Хуа Чэн вообще ничего не понял, но раз этот парень вдруг решил подраться, то он не против.       Вырвав руку из захвата, он пнул одноклассника в живот. Тот сразу склонился, шипя от боли. Однако упрямство пересилило, и Ши Цинсюань схватился за чужую ногу, когда Хуа Чэн хотел уйти. Чуть не упав на пол, он грозно посмотрел на Цинсюаня, который будто с ума сошёл.       Хуа Чэн никогда ни с кем не церемонился, и Ши Цинсюань не был исключением. Поэтому в следующую секунду Хуа Чэн со всего размаху пнул того по лицу. Послышался хруст ломающихся очков.       Интерес интересом, но драку начал не он.       Ши Цинсюань однако оказался намного крепче, чем казался с виду. Он сплюнул кровь, агрессивно шмыгнул носом и улыбнулся. Осколки от линз поцарапали лицо, но чудом не попали в глаза. Цинсюань посмотрел диким взгляд на спокойного Хуа Чэна.       А потом он резко встал и толкнул Хуа Чэна в стену, всё также непримиримо пытаясь удержать его на месте.       Когда Хуа Чэн увидел озорные огоньки в глазах одноклассника, его интерес зажёгся с новой силой. Такого Ши Цинсюаня он ещё не видел. Вероятно, именно такого Цинсюаня знает Хэ Сюань. Именно в такие глаза он привык смотреть.       — Я сам проверю, — проговаривает Ши Цинсюань, и его лицо внезапно дёргается вперёд.       Во рту появляется мерзкий вкус железа и ещё немного чего-то сладкого. Хуа Чэн чувствует, как начинает кружиться голова, он закрывает глаза, чтобы понять, что происходит. Мысли валятся на него огромной кучей, и из всего этого он смог понять лишь одно: Ши Цинсюань, и правда, сумасшедший. Эта милая улыбка и напускная доброта «только для своих» — совсем не то, что по-настоящему относится к этому парню. Огонь в глазах и желание быть лучшим во всём, чувствовать чужое внимание и симпатию — вот это его суть.       Хуа Чэн не разбирает, как с неимоверной скоростью хватает Ши Цинсюаня за волосы и в следующую секунду впечатывает чужое лицо в стену. Его сердце колотится, как бешеное и, кажется, что оно вот-вот сломает рёбра.       Он испугался?       Вероятно, да, он испугался. Когда чужие покусанные и холодные губы грубо коснулись его, он наверное, потерял дар речи от шока. Привкус крови с каким-то приторно сладким послевкусием всё ещё оставался во рту, от чего Хуа Чэна начинало подташнивать. Осознание того, что его поцеловал парень выворачивало наизнанку.       — Ты смерти своей хочешь? — практически рычит Хуа Чэн, дергая Ши Цинсюаня за руку. Тот не особо понимает, что происходит. Его взгляд расфокусирован, а сам он так и норовит упасть.       — Ты меня и так чуть не убил, — шепчет Цинсюань. — Как же больно… Ты ненормальный…       Хуа Чэн смотрит на него с искренним непониманием.       — Зачем ты это сделал? — более спокойно спрашивает он, крепче сжимая чужую руку.       — Поиграть на нервах, — честно признается Ши Цинсюань, а потом кашляет кровью. Хуа Чэн внимательно осматривает состояние лица. Оно не так плачевно, как хотелось бы. — Ты псих. Ещё и гомофоб.       Хуа Чэн чуть не взорвался от последней фразы. Да каким образом он может быть гомофобом, если ему нравится Се Лянь?!       — Идём-ка со мной, — командует Хуа Чэн. Он тащит Ши Цинсюаня в свою комнату, начиная всё больше понимать чувства Хэ Сюаня. Если и над ним так подшучивали, то неудивительно, что он сбежал.       Ши Цинсюаня давно так не избивали. Всё его лицо опухло и было в крови. Когда Хэ Сюань увидел это зрелище, он чуть не засмеялся в голос то ли от наслаждения, то ли от отчаяния. С одной стороны, он был вполне доволен тем, что этому придурку так разукрасили лицо, но с другой… Разве хоть кто-то заслуживает подобного? Причина должна быть очень веской, может…       Хэ Сюань нахмурился.       — Какого чёрта ты с ним сделал? — спрашивает он, видя, как Хуа Чэн отбрасывает Ши Цинсюаня на свою кровать. Тот тут же показывает кровавую улыбку, говоря, что всё в порядке.       — Вы случаем не встречались? — холодно задаёт вопрос Хуа Чэн.       — Чего? — морщится Хэ Сюань. — Ты ёбнулся?       — Да кто вас знает, вы странно себя ведёте, — скалится Хуа Чэн.       Удивление на лице Хэ Сюаня навряд ли можно было подделать, поэтому Хуа Чэн кивнул поверив.       — Тогда он целовал тебя, чтобы поиграть на нервах?       Хэ Сюань готов был зажарить себя на сковороде, лишь бы не слышать этот вопрос. У Хуа Чэна вообще стыда нет? Разве такие вопросы задают с подобной лёгкостью?       — Было дело, — честно признается Хэ Сюань, начиная сверлить Ши Цинсюаня взглядом.       — О-о-о, я помню, — заверещал Ши Цинсюань. — Я тогда немного выпил, и ты меня так сильно разозлил, что я решил тебя заткнуть.       — Ужасный способ, — говорит Хэ Сюань. — Кто другой подумал бы, что мы пара.       На это предположение Ши Цинсюань скосил лицо, будто попробовал что-то невкусное. Тут же зашипел из-за царапин и ушибов, которые от любого движения болели.       — Упаси боже, — пробормотал он. Хэ Сюань, в принципе, был с ним солидарен.       — Неудивительно, что ты стал изгоем, — делает вывод Хуа Чэн. — С такими шутками тебя любой бы послал куда подальше.       Хэ Сюань уловил нарастающую злобу во взгляде Хуа Чэна. Возможно, с каждой секундой он всё больше осознаёт, что произошло, и это злит его ещё сильнее. Если его сейчас не успокоить, то вероятно, Ши Цинсюаня могут увезти в больницу. Уже по одному избитому лицу понятно, что Хуа Чэн обезбашенный и сдерживаться не будет.       Хэ Сюань, видимо, ошибся, когда думал, что эти двое стали друзьями. Ни тот, ни другой, на самом деле, не считал себя чьим-то другом. В этом был лишь личный интерес, будто они наблюдали за какой-то крысой в виварии. Хэ Сюаню от обоих стало противно.       — Иди проветрись, — говорит он Хуа Чэну.       Хуа Чэн не стал спорить, понимая, что злиться уже бессмысленно. Он последний раз посмотрел на весёлого Ши Цинсюаня и вышел из комнаты.       — Ну и что ты творишь? — не сдержался от вопроса Хэ Сюань. Он достал аптечку из-под кровати и подошёл к Ши Цинсюаню. Тот лишь сменил свою дикую улыбку на более приятную и настоящую. В конце концов, он испугался больше всех, и эта чертова улыбка автоматически натягивалась, желая показать, что с ним всё нормально. Сердце, на самом деле, вот-вот выпрыгнет из груди от страха и волнения. Ши Цинсюань сильнее вжимается в стенку, когда Хэ Сюань подходит ближе.       — Я не трону тебя, — будто читая чужие мысли, говорит Хэ Сюань. — Надо обработать раны.       Хэ Сюань подсел рядом, доставая всё необходимое из аптечки. Он молча обработал раны на лице и аккуратно наложил повязки. Взяв вату, он сунул её в нос, чтобы кровь остановилась.       — Где ещё?       — Он в живот ударил, — тихо говорит Ши Цинсюань и на лице снова появляется улыбка. — На этот раз я серьёзно нарвался, да?       — Потому что придурок.       Хэ Сюань захлопнул аптечку и засунул её обратно под кровать. Открыв небольшую морозилку, он уставился на содержимое. Ничего толком не было, кроме какой-то замороженной курицы. Покупал определённо не он, значит использовать можно.       — Возьми, приложи к ушибам, — говорит Хэ Сюань, кидая курицу в Ши Цинсюаня. Это веселит того, и он тихо смеётся.       — Спасибо, — уже более серьёзно говорит он, прижимая к брови огромный кусок еды. Хэ Сюань на секунду задумался, какая бы она была на вкус.       Он сел на свою кровать, смотря прямо на Ши Цинсюаня. От такого взгляда у того пошли мурашки по коже, и он нахмурился.       — Что?       — Ты понимаешь, что потом может быть ещё хуже?       — Отстань. Всё нормально. Это всё шутки, не надо воспринимать серьёзно.       — Ши Цинсюань, — строго произносит Хэ Сюань, — возьмись за ум уже. Для тебя шутки, а для него — нет. Ты же видел, как он разозлился. Это тебе не я, который всё стерпит.       — Мне наставлений только от тебя не хватало, — ворчит Цинсюань, вставая с чужой постели. Он перемещается на кровать Хэ Сюаня и нагло ложится на неё.       — У тебя своя комната есть, — Хэ Сюань не особо сопротивляется и остаётся сидеть на краю. Где-то внутри что-то болезненно напоминает о себе, но он старается не чувствовать этого.       — Но ты не против, — замечает парень, подминая под себя подушку. — Хэ Сюань, может мне стоило сразу попросить Хуа Чэна избить меня, чтобы ты наконец заговорил со мной?       — Заткнись.       — Делаешь мне одолжение? — Ши Цинсюань догадывается о ходе мыслей Хэ Сюаня. — Ну и ладно. Меня и такое устроит. Знаешь, я правда, всё ещё хочу с тобой дружить. Такого друга, как ты, я, наверное, никогда больше не найду.       Хэ Сюань нахмурился. Только не надо этих речей про дружбу, иначе он будет следующим, кто побьёт его.       — Пожалуйста, дай мне шанс?       Хэ Сюань прекрасно слышал эту неподдельную мольбу в голосе. Он как никто лучше понимал этого мелкого засранца и всех его тараканов знал по имени. И именно поэтому он не хотел иметь с ним больше никаких дел. Он уже наступал на эти грабли — было очень неприятно. Вторую такую ошибку он не допустит, несмотря на то, что дружеские чувства всё-таки яростно и отчаянно полыхали где-то в его сердце. Но они скорее были похожи на угольки, которые уже почти догорели. Он перестал доверять Ши Цинсюаню, и это положило начало пропасти между ними. Её навряд ли когда-то можно будет преодолеть — она успела разрастись до невероятных размеров.       — Нет.       Ши Цинсюань не ожидал другого ответа, однако всё внутри сжалось от обиды. Он уткнулся лицом в подушку, игнорируя боль. Воздуха стало постепенно не хватать, но в этот момент Ши Цинсюаню хотелось придушить себя.       Но его хватило ненадолго. Через минуту он развернул голову к стене, тихо давясь воздухом. Слезы обжигали кожу и капали на простынь. Цинсюань как можно тихо шмыгнул носом, чтобы хотя бы сопли не текли. Он наверняка выглядит жалко.       Стерев слезы с щёк, Ши Цинсюаню накинул на себя одеяло, желая укрыться от всего мира.       — Один раз, — попутно говорит он, — последний раз я посплю тут, хорошо?       — Делай что хочешь, — спустя долгое молчание отвечает Хэ Сюань. Он старается перестать обращать внимание на парня, который через минуту провалился в сон. Однако неведомой силой, Хэ Сюаня заставили повернуться и посмотреть на спящего.       Он не знал, что ему теперь делать. Оставлять Ши Цинсюань одного в их комнате он не хотел, но и быть тут пытке подобно.       Тяжело выдохнув, он переместился на сторону Хуа Чэна и сел на его кровать.       Смотря на Ши Цинсюаня сейчас, он мог сказать лишь одно: его судьба незавидная. Хэ Сюаню даже было жаль его. У него было всё, что только можно было пожелать. Но только в этот список не входило внимание и любовь, которые он так изнурительно искал в чужих взглядах и мимолётных фразах.       Он мог бы понять все его поступки, но не хотел. Не всё можно оправдать, и за что-то всё равно нужно нести полную ответственность. Оправдать себя несправедливостью жизни, точно так же несправедливо по отношению к тем, с кем ты поступил подло.       В их ссоре конечно огромную роль сыграл старший брат Цинсюаня. Возможно, если бы он не вмешался в их дружбу, то всё оставалось, как прежде.       Хэ Сюань до сих пор испытывает жгучую ненависть к этому человеку, искренне желая ему смерти.       Когда Хэ Сюань и Ши Цинсюань только начали доверять другу и становиться практически лучшими друзьями, в это вмешался Ши Уду. Хэ Сюань помнил, как он приехал в пансион и пытался поговорить с ним насчёт Цинсюаня. Первое время он просил по-хорошему прекратить это общение, однако Хэ Сюань был не из тех, кто просто так сдаётся. Тогда старший Ши пошёл на крайние меры.       — Ши Цинсюань говорил, что твоей младшей сестре нужны дорогие лекарства для лечения? Я могу обеспечить это.       Признаться честно, Хэ Сюань тогда почти повёлся. Семья для него была всем и ради неё он готов даже умереть. Однако вспомнив всё, что было между ним и Цинсюанем — он отказался. Он не хотел терять друга. Упорство очень сильно разозлило Ши Уду.       — Если не согласишься, то навряд ли твоя сестра доживёт до следующего месяца, — пригрозил он тогда, однако Хэ Сюань не понял сути. У его семьи хватало средств обеспечить и его, и лечение сестры. Хоть и приходилось тяжело, но к этому они уже привыкли.       Однако в конце того же месяца пришло известие о её смерти. У неё просто-напросто остановилось сердце.       Самое ужасное, что о планах Ши Уду знал Цинсюань. Знал и до последнего молчал.       — Почему ты не предупредил? — спросил как-то Хэ Сюань. Тогда они уже перестали общаться, но Ши Цинсюань упрямо ходил следом, пытаясь загладить вину.       — Брат пригрозил мне, что заберёт меня отсюда обратно домой… Я думал, что он не станет так далеко заходить, я…       — В конце концов, ты думал только о себе, — злобно усмехается Хэ Сюань. — Не подходи ко мне больше.       Ему было больно и обидно, что сестра так и не сможет стать здоровой и счастливой. Обидно, что она умерла из-за него. Из-за того, что он выбрал не того человека, за которого, и правда, стоило бороться. Хэ Сюань искренне думал, что их дружба будет до самой старости, как бы глупо это не звучало.       Все надежды разбились о суровую реальность, в которой Ши Цинсюань боялся лишь за свою жизнь. Какая ему была разница до какой-то девочки, которую он даже не знал? Сестра друга? Но значил ли Хэ Сюань для него хоть что-то?       Хэ Сюань много раз задавался этими вопросами. Он понимал, что Ши Уду хоть и печëтся о брате, но в этом было что-то другое. Ши Цинсюань был затравленный ещё до того, как произошёл инцидент с переодеваниями в женскую одежду. Ещё до этого с ним было что-то не так. А насмешки одноклассников и другие издевательства довели его до того состояния, в котором он пребывает сейчас.       Хэ Сюань прекрасно видел лицемерные улыбки и мог различить ложь от правды. Ши Цинсюань был сломанным жизнью человеком. Но оправдывает ли это его? Он так не думал.       После смерти сестры у него будто забрали часть души. Было так плохо, что хотелось кричать. Хотелось сделать то же самое со всей семьёй Ши. Чтобы те наконец поняли, какого это — потерять близкого человека. Смотря на весёлого, хоть и не по-настоящему, Ши Цинсюаня, у него сердце обливалось кровью.       Каждый раз этот парень натягивал улыбку, будто всё хорошо и шёл к нему, извиняясь. Хэ Сюань просто не мог видеть его, поэтому однажды они сильно подрались. После этого Ши Цинсюаня забрали домой, а после возвращения он перестал ходить за Хэ Сюанем. Было непонятно, как Цинсюаню промыли мозги, но это помогло Хэ Сюаню выдохнуть, наконец, свободно.       Боль от потери сестры утихала. Ши Цинсюань перестал являться важной частью его жизни. Всё налаживалось.       А потом появился Се Лянь. Такой весь из себя чистый и пушистый учитель, которого все сразу полюбили. Он ничего против него не имел, но верить его добрым словам не хотел. Хэ Сюань не мог поверить, что он, и правда, такой хороший.       Ему пришлось проследить за этой троицей. Пришлось находить подходящие кадры, чтобы всё выглядело естественно. Ему конечно и в голову не могло прийти, что Хуа Чэн, и правда, влюбился в своего учителя. Ему казалось это лишь неправдой, которой директор собирался держать в узде такого парня, как Хуа Чэн, а заодно и Се Ляня.       Ему бы и в радость не делать этого. Однако такой человек, как Шэньу умело нашёл рычаг давления. Если Хэ Сюаня исключат отсюда, то на его хорошем будущем можно поставить крест, а заодно и на всей его семье. К тому же после смерти сестры, мама стала часто болеть. Если она узнаёт о том, что сына исключили из элитного пансиона — она навряд ли обрадуется. Кто знает, как эта новость скажется на её нервах и здоровье. Хэ Сюань больше не хотел рисковать своей семьёй, поэтому наплевал на угрызение совести.       В конце концов, фотографии уже были показаны Хуа Чэну, и вёл он себя, как обычно, спокойно. Значит, пока нет причин волноваться.

***

      Когда Хуа Чэн вышел из комнаты, он тут же направился в общий туалет, чтобы смыть кровь с рук.       Посмотрев на себя в зеркало, его взгляд остановился на губах. Поморщившись, он с мылом умыл их и ему стало немного спокойнее. Не то чтобы он был гомофобом… Но когда тебя целуют назло и без разрешения — это крайне неприятно и выбивает из колеи.       А ещё это был его первый поцелуй.       В недавно появившихся мечтах, он надеялся отдать его Се Ляню. А ни как ни этому Цинсюаню… Что вообще на него нашло, и он решил именно так разозлить его?       Хотя сам Хуа Чэн предполагал, что его сложно вывести из себя, но подобный способ вполне смог это сделать. Ши Цинсюань не так глуп, как кажется. Очень наблюдательный парень, видящий немного больше обычного человека.       Хуа Чэн ещё немного постоял, полностью приходя в себя. Разум наконец перестал метаться от одного к другому, и Хуа Чэн спокойно мог подумать о случившемся.       Он не хотел идти в комнату, там, во-первых, скорее всего, всё ещё торчал Ши Цинсюань, а во-вторых, ему нужно было побыть в тишине.       Место за учебным корпусом, где была небольшая беседка — самое то. Здесь было спокойно, словно попал в райский сад. Вокруг цвели цветы, доживая свою скромную жизнь. Скоро наступит зима, и все деревья за огромной оградой превратятся в белые пушистые облака. Их ветви будут склоняться прямо на беседку, будто пытаясь оградить её от всего мира.       Хуа Чэн сел на скамейку, наклонив голову на столб. Где-то в лесу пели птицы, напоминая ему какую-то знакомую мелодию из чарта.       Он закрыл глаза, всё больше прислушиваясь к окружающим звукам. Мысли текли спокойным течением, наконец, преобразовываясь во что-то цельное.       Хуа Чэн по своей натуре был жаден до интересных людей. Это могли быть люди обычные или наоборот слишком яркие снаружи, но с тайнами внутри. Он не мог точно сказать, какие люди были скучные, а какие нет. Вероятно, к последнему он мог отнести тех, у кого было нестандартное восприятие мира. Тот же Се Лянь показался ему поначалу посредственным учителем, но на самом деле всё оказалось несколько иначе. Он вёл себя непринуждённо, не особо напрягая других и самого себя, он поддался течению, при этом иногда напоминая о себе, как о чём-то реально значимом. Хуа Чэн не мог сказать, что Се Лянь лицемерный, он, и правда, мало думал о самом себе. Как учитель он должен заботиться об учениках и он это успешно делает. Что же касается других — он не лезет, если на то нет веских причин. Он тактичен и умён.       Хуа Чэн не мог точно понять всю натуру этого человека, но таких людей он ещё не встречал. Именно поэтому учитель казался таким интересным и желанным для знакомства поближе.       Однако то было до его отъезда. Он думал, что эта недельная разлука ничем ему не навредит, в конце концов, его объект интереса вскоре приедет обратно. Но всё слегка поменялось.       Когда Се Лянь уехал, предупредив о директоре — тогда Хуа Чэн начал замечать в себе странный трепет при мысли о том, что Се Лянь волнуется о нём. То же необъяснимое волнение было, когда он думал о нём или даже вспоминая случайно. К такому же, к интересному ему человеку, Ши Цинсюаню, он подобного не чувствовал. Ему было плевать на него, он водился с ним, стараясь понять характер забитого жизнью мальчика и не больше.       Се Лянь на него не был похож. Хуа Чэн с замиранием сердца слушал его голос, умиляясь каждой неловкой шутке. Что это если не привязанность? Ему, и правда, понравился Се Лянь и пытаться отрицать это, как минимум глупо. На самовнушение это мало похоже, единственное, что, конечно, смущает Хуа Чэна так это то, что Се Лянь — парень.       У него до этого не было особого опыта в отношениях, что уж говорить про подобное. Он не был гомофобом, что хотел доказать Цинсюань, но для него было небольшим шоком принять эти чувства.       Честно признаться, он до сих пор боится, что спутал влюблённость с обычной мужской дружбой. Но кто ему всё это объяснит и посоветует что-нибудь?       — Драки здесь запрещены, ты в курсе?       Хуа Чэн лениво приоткрыл глаза, смотря на входящего мужчину. Учебное время закончилось, поэтому он был в обычном свитере и светлых брюках. Отличалось от строгого тёмного костюма, поэтому Хуа Чэн не сразу понял, кто перед ним. Лишь взглянув на лицо, он поморщился.       — А кто дрался? — спрашивает он, снова закрывая глаза.       — И то верно, это больше походит на избиение, — выдыхает Цзюнь У, садясь напротив. — Что между вами случилось?       Его голос необычайно мелодичен и спокоен, даже хочется заснуть. От него не исходит враждебной ауры, напротив, появляется желание поговорить по душам.       Хуа Чэн снова открывает глаза, сосредоточенно смотря на Цзюнь У. Перед ним, и правда, сейчас директор, ему не кажется?       — Он неудачно пошутил, — говорит Хуа Чэн, не видя смысла скрывать что-то. — Меня теперь накажут?       Шэньу посмотрел вдаль на учебный корпус, о чём-то задумавшись. Его бледное, уставшее лицо слегка нахмурилось, когда он увидел что-то впереди. Тогда Хуа Чэн тоже глянул туда, но ничего не заметил.       — Как думаешь, что я должен сделать в такой ситуации? — спрашивает он, всё также смотря куда-то в пространство.       — Наказать виновных, известить родителей, — проговорил Хуа Чэн. — Что ещё то? Не я здесь директор.       — Я не такой плохой, каким меня все выставляют, — грустно улыбается Цзюнь У, переводя взгляд на ученика.       — Вы говорите это после того, как угрожали мне? — усмехается Хуа Чэн. — Ой, простите, сделали предупреждение.       Шэньу никак не отреагировал на это замечание, лишь опустил глаза вниз, смотря на свои руки.       — Это требовалось. Однако я тогда, и правда, вспылил. На самом деле фотографии должны были дождаться Се Ляня…       — Что?       — Извини меня за грубое обращение и угрозы… На самом деле, мне нужно было что-то, что смогло бы остановить Сяньлэ. Он не такой хороший, каким хочет себя показать. Я не хочу, чтобы мои ученики как-то снова пострадали от него.       — Что за чушь вы несёте? — встрепенулся Хуа Чэн, пытаясь найти на чужом лице хоть след от притворства. Однако оно было так хорошо скрыто, что не поверить было сложно. Слегка нахмуренные брови и опущенные глаза вниз, напряжённое положение тела и сжатые в замок руки — Цзюнь У весьма старательно показывал свою вину. Когда он посмотрел на Хуа Чэна, в его взгляде читалась вселенная бесконечная боль и сожаление.       Хуа Чэну стало не по себе, и он невольно задумался над правдивостью слов директора. Может что-то из этого, и правда, имеет смысл?       — Сяньлэ обманом заставляет учеников полюбить себя… А потом… — он говорил медленно, будто всё это давалось с трудом, — потом, если его кто-то не слушался, он мог ударить или специально занизить оценки. Никто не видит его настоящего, думают, что это нормально…       — Почему тогда вы ничего не предпримете? — Хуа Чэн отказывается верить в столь очевидную ложь. Его враждебный настрой, будто ещё больше расстраивает Цзюнь У.       — После столь трагичной смерти его родителей, я взял опеку над ним… Как же я сейчас могу сделать что-то против него? Я могу лишь как-то запугать, свидетелем чего ты и стал. Понимаешь, он дорог мне как сын. Мы с его родителями были друзьями, и я видел, как Се Лянь рос. Для меня это очень тяжело.       Хуа Чэн смотрел на него, как на какого-то не смешного клоуна.       — Но ты не веришь мне, не так ли? — горько усмехается Цзюнь У. Он встаёт с места, собираясь уходить. — В любом случае, Сяньлэ положил глаз на тебя, поэтому в скором времени ты поймёшь, о чём я говорил.       — Такого не будет, — скептически отозвался Хуа Чэн, намереваясь снова закрыть глаза. Шэньу лишь посмотрел на него, как на неразумного дитя.       — Хорошо, если так. Но в противном случае, я всегда рад помочь тебе. И выслушать… Тебе ведь, по-настоящему, понравился Сяньлэ?       — Он прекрасный учитель, — расплывчато сказал Хуа Чэн.       — Я не про деловые отношения, — улыбается Цзюнь У, пытаясь выведать больше положенного. Хуа Чэн хитро прищурил глаза.       — Про личные дела вам необязательно знать, директор. И больше не утруждайте себя подобными разговорами со мной, наверняка у вас есть более важные дела.       Шэньу лишь покачал головой и ему пришлось, в конце концов, уйти.       Хуа Чэн прокрутил все сказанные слова, пытаясь понять, что ложь, а что правда. Чтобы обвести человека вокруг пальца, нужно добавить немного правдивости в историю.       Удивительно, что Се Лянь рос под надзором Цзюнь У и не стал таким, как он.       Цзюнь У мог сказать правду насчёт того, что Се Лянь позволяет себе бить учеников, но неужели он думал, что это спугнëт Хуа Чэна?       Но это навряд ли правда. Се Лянь лично спас его от избиения в день их знакомства. Не может же быть это напускной заботой? Их втроём чуть не застукали в подземелье, однако отдувался один Се Лянь, ничего не сказав про других. А это могло светить ему увольнением.       Ложь Цзюнь У выдалась очень неудачной, потому что Хуа Чэн уже что-то, да знал о Се Ляне. Этого вполне хватало, чтобы доверять ему.       Однако «Сяньлэ положил глаз на тебя» очень даже ему нравилось. Звучало мило.       Хуа Чэн улыбнулся, как дурачок, снова вслушиваясь в далёкое пение птиц.