И в отражениях не лучшие миры

       Цзян Янли смотрела прямо на него. Дивными грустными глазами из снов, из самых жутких ночных кошмаров, из воспоминаний и из фантазий, которыми он временами травил сам себя. Какой она могла бы быть сейчас? Оставил бы возраст сеточку морщин в уголках глаз? Подчеркнул бы краешек губ? Может, коснулся бы складочки между бровей, выдавая пережитые тревоги за ребенка, за супруга… Но нет. Она стояла, застывшая во времени, все та же — уже не юна, но прекрасна, как лотос на пике своего цветения, раскрывший все свое очарование. Вэй Ин не мог отвести взгляда, но знал, что не имеет никакого права смотреть на нее. Такую невероятно добрую к нему. Такую бессердечно им преданную.        — Шицзе… — голос дрогнул. Ему бы упасть сейчас на колени, ему бы вымолить хотя бы разрешение на несколько слов, но… Объясниться? Извиниться? Что он мог сказать человеку, который погиб из-за него? Матери, что не увидела первых шагов своего сына, не услышала его первых слов? Не познала гордости от его первой победы?        — И вот ты здесь, Вэй Усянь, — ее тихий голос, перелив колокольчика из давних воспоминаний, был больнее, чем сотня ножей в сердце. Вэй Ин зажмурился, ощущая горячие капли, прочертившие дорожки по щекам. Хотелось закрыть лицо руками. Хотелось сбежать и одновременно обнять ее. Ни того, ни другого предателю вроде него было не дозволено. Наверное, Цзян Чэн справился бы лучше. Наверное, он больше достоин встретить родную сестру, и она, должно быть, была бы рада ему больше. Но Вэй Ин даже предположить не мог: он шел… Сражаться? Он шел спасать Цзинь Лина, но…        Мысль отрезвила. Отчаянье с неохотой отпускало сердце из когтистой хватки, и в голове слегка прояснялось. И верно, он шел сражаться с темной тварью. Как могла тут оказаться шицзе? Тут, в сознании Цзин Лина, который не мог ее помнить?        — Здесь, — хрипло выдохнул Вэй Ин. Если это иллюзия — то она удивительно реалистична. Если проклятье — то невероятно заботливо и мягко. Если ловушка извне, то до какой же степени коварен тот, кто расставил ее. Сыграть на слабостях Цзин Лина, на бреши в его ментальной броне, на том, чего он лишен в самом начале жизни…        — Вижу, Вэй Усянь, ты не слишком веришь в то, что видишь, — с улыбкой произнесло существо, которое он уже не мог назвать шицзе. Догадка так легко ложилась в картину мира, что он поверил ей безоговорочно. Как будто иного быть не могло вовсе. — Тебе и не нужно. Я вернулась не за тобой.        — Зачем тебе Цзин Лин? — с вызовом произнес Усянь, приготовившись к ловушкам. Темные твари не сдаются так легко. Загнанная в угол крыса бросается на кошку — это про них. А если учитывать, что в углу сейчас скорее Вэй Ин… Любезничать с ним точно не будут. Но существо лишь мягко улыбнулось и грустно взглянуло на лотосовый пруд:        — Мать пришла спасти своего ребенка.        — С-спасти?        — Да. А-Лин страдает. А-Лин боится. Он бьется изо всех своих сил, но не видит ни конца, ни края опасностям и ужасам окружающего его мира. Он ищет утешения и защиты, — она вздохнула, и вдруг подняла на него твердый и серьезный взгляд. Такой был у мадам Юй, когда она желала показать твердость своих намерений. Вэй Ин дрогнул. — Я не заклинатель, я даже не живой человек. Но не могу стерпеть страдания своего ребенка. Я не могу закрыть его от всех опасностей, но смогу сберечь его душу. Здесь, со мной, ему ничего не угрожает…        — Это не защита, — чуть сипло проговорил Вэй Ин. — Что даст ему твое укрытие? Шиц…        — Я не твоя шицзе, Вэй Усянь, — произнесла она, и тот осекся, во все глаза уставившись на образ перед ним. — Я не та Цзян Янли, которую ты знал. Лишь ее часть. Та часть, о которой мечтал А-Лин. Я мать, которая не позволит своему ребенку страдать. И ни ты, ни кто либо другой меня не остановит.        — О ч-чем т-ты? — смутное понимание доходило, но Вэй Ин никак не мог ухватиться за него. Существо перед ним было мощно настолько, что создало целый мир — светлый и добрый, комфортный и безопасный. Знакомый и незнакомый одновременно. Мир, в который беспрепятственно можно было поместить сознание целого человека, сильного заклинателя. Вэй Ин почти видел эти образы: мальчишка в золотых одеяниях лет восьми, который дарит букет из лотосов своей матери. Чуть старше, который показывает ей новый изученный прием с мечом, а она счастливо хлопает и хвалит юное дарование. Дарит истерзанной лишениями душе тепло, которого она была лишена с самого начала.       Вэй Ин неосознанно прикладывает ладонь к виску и жмурится. «Мне матушка снилась», — говорил ему Цзинь Лин. — «Она часто снится. Странно, но после таких снов даже настроение лучше». И сейчас, когда сам Усянь наложил на него печать, он звал ведь вовсе не Цзян Чэна — единственного, казалось бы, близкого человека. Он звал тот самый образ, который так плавно и тепло опутывал его сознание. Никто и не заметил… Как же давно это случилось? Что спровоцировало?        — Но почему? Ведь Цзинь Лин не одинок. У него есть дядя, есть друзья… — голос дрожал.        — Дядя? — шицзе усмехнулась. — Рано или поздно ему придется озаботиться и наследником своего клана, хочет он того или нет.        — Причем тут это? К тому же, он уже назвал наследником А-Лина…        Тихий смех заставил замолчать.        — Его дядя никогда не позволит А-Лину объединить два великих ордена. Говорить он может все, что угодно, но посмотри правде в глаза, Вэй Усянь. Он не позволяет А-Лину вести дела даже ордена Цзинь. Вокруг него столько людей его дядюшки, готовых помочь решить любой вопрос. Потому что кругом враги. Кругом те, кто желает А-Лину неприятностей! Его рвут на части, взгляни же! — голос шицзе почти зарычал, и она сделала шаг на встречу к Вэй Ину. — Старейшины клана, шпионы Юньмэна, пренебрежение глав других орденов, и все твердят одно: «Мальчишка не справится! Он слаб! Без поддержки он ничто! А слушает не тех, ведет себя не так, и сам ничего не может, а если не одумается, его ждет неминуемый провал»! Скажи же, Вэй Усянь, где мой сын должен искать утешения? Кто на самом деле на его стороне? Кроме меня.        «Я!» — хотелось бы выкрикнуть Вэй Ину. Но разве смел он… Сказать подобное? О нет, вовсе не тварь перед ним сейчас говорила все эти слова. Все сказанное было мыслями самого Цзинь Лина, и в это верилось так легко… Его всю жизнь учили видеть врагов. А ребенок всегда тянулся к теплу, которое у него отняли. И кто отнял? Сам Вэй Ин.        — Вэй Усянь, — существо, говорившее голосом шицзе, подошло едва ли не вплотную. — Уничтожив меня, ты уничтожишь его последний луч света. Последнюю надежду на поддержку. На тепло. На человечность. Он не сможет и не захочет вернуться к своей враждебной реальности.        — Твой мир не панацея, а всего лишь иллюзия. Ты не защитишь его, просто спрятав сознание в грезах и мечтах, — упрямо прошипел Вэй Ин. — Цзинь Лин сильнее всего этого. Он бы сам не захотел прятаться от проблем, только потому что они слишком сложные, — Усянь сглотнул душащий в горле ком. В глубине души, он знал, каково это: спрятаться в собственном сознании. Конец прошлой жизни в памяти смазался болью, гарью и духотой, тяжестью, которая просто не позволяла воспринимать реальность такой, какая она есть. Тогда он даже не мог осознать, что твориться с его физическим телом, не говоря уже про душу. А Лань Чжань никогда не расскажет ему того, что там происходило на самом деле. Да и Вэй Ин не спросит. Но должно быть, мозгу хватило сил создать какое-никакое убежище для оставшихся крупиц рассудка, иллюзию укрытия даже не от внешних проблем, не от заклинателей, которые жаждали его крови, а от той эссенции отчаянья, которая затопила его всего. Когда тело испытывает невыносимую боль — мозг отключает сознание. Но когда невыносимую боль испытывает разорванная в клочья душа… Но Цзинь Лин, этот непослушный ребенок, этот сгусток чистой энергии, который всю свою жизнь будто кидает вызов собственной реальности — он сильнее их всех. Сильнее Вэй Усяня, сильнее Цзян Ваньиня, ему подвластно прыгнуть выше головы и не поддаться иллюзорному спокойствию. Он ведь… Он ведь сможет… — Неужели ни разу он не сопротивлялся твоим чарам? Не хотел уйти отсюда, вспоминая, что по ту сторону его ждут люди, которым он дорог?        — Вспоминал, — чуть хрипло усмехнулось существо. — И я отпускала. Но я с нетерпением ждала нашей новой встречи, рассказов о том, как у него дела. Какие новые задачи поставил перед собой орден Ланьлин Цзинь, какую темную тварь мой сын загнал на минувшей ночной охоте с Вэй Усянем и Ханьгуан-Цзюнем, или какой Лань Сычжуй все-таки располагающий собеседник. Я знаю о нем и о его окружении все. И я дам ему мир, в котором он не будет нуждаться ни в чем, и покой, которого он заслуживает. Рано или поздно он не вспомнит, что ему надо уйти.        — Какой тебе с этого толк? Что даст тебе забвение своего собственного носителя? — горький ком все-таки сдавил горло. Терпение было на исходе. Существо было так сильно, так непоколебимо — Цзинь Лин действительно взрастил его сам. Вэй Ин лихорадочно искал хоть какую-то зацепку, хоть малую брешь в идеально выстроенной иллюзии. Ребенок даже не знал, где он и что это. Но чувствовал то, что никогда не чувствовал в реальности. А тварь, с самым прекрасным лицом на свете, красиво улыбалась и называла его сыном. Ничего коварнее Вэй Ин не мог себе даже вообразить.        — Вэй Усянь, — она развернулась к нему плечом и протянула руку. — Подойди. Взгляни сюда, — и он, как завороженный, вступил на первую ступеньку беседки. «Иллюзия. Это все иллюзия» — твердил он себе, чтобы не забыться, но даже скрип дерева под ногами был реален. — Вон там. Гляди, — она чуть отодвинула полупрозрачную шторку с задней стороны беседки и перед Вэй Ином раскинулся пышно цветущий сад Башни Кои. Извилистые дорожки, декоративные скалы и свежий влажный воздух. А в центре — небольшая площадка и две фигуры в золотистых одеяниях ордена Цзинь. Одна выше и мощнее, вторая — мальчишка, на вид не больше двенадцати лет. Они порхают по площадке с мечами, так слаженно и четко, будто отрабатывали свои приемы годами. В поединке нет и толики агрессии, видно, что сражающиеся всего лишь тренируются, однако и безобидным это назвать нельзя. Лязг меча, короткий вскрик — и вот младший адепт опрокинут навзничь.        — Отлично! — воодушевленно говорит старший. — Ты делаешь большие успехи!        — Я был недостаточно внимателен, — говорит младший, поднимаясь. — Отец, пожалуйста, еще раз!        — Невозможно научиться всему за раз, А-Лин, — старший осматривает мальчишку со спины и чуть отряхивает песок с его плеча. — Ты хорошо продвинулся. Практика идет тебе на пользу, но нельзя переусердствовать. Мы продолжим в другой день, — с мягкой улыбкой говорит Цзинь Цзисюань, а Вэй Ин на мгновение забывает, как дышать. Внезапно Цзинь Лин оборачивается и на площадку тут же выбегает девочка лет семи или восьми. Ее волосы чуть топорщатся, затянутые в строгую прическу, и носик вздернут, выразительно демонстрируя недовольство. Она на ходу поправляет свое золотое платье.        — Так и знала, что найду вас обоих здесь! Отец, старший брат, гости уже прибыли! — Она хватает их за руки, и Цзинь Цзисюань сокрушенно улыбается, а Цзинь Лин закатывает глаза. — Сейчас не время мечами махать! Матушка будет волноваться!        — Слово юной госпожи — закон, придется слушаться, — глумливо говорит Цзисюань и позволяет дочери увести себя в сторону Башни.        — Ну раз ма-а-атушка волну-у-уется… — подхватывает его тон Цзинь Лин, и окончание фразы Вэй Ин уже не слышит, но только потеряв их из виду, осознает, насколько сильно прикусил собственные губы, и ощущает во рту слабый привкус крови.        — Я получу вот это. Его счастье и спокойствие. А матери большее и не нужно. В этом мире он должен жить, — голос шицзе выводит из оцепенения. — Здесь его дом, любящая семья и безопасность. Здесь то, о чем он мечтает. Что ты можешь дать ему? Что твой мир даст ему кроме боли, страха и бесконечных сражений? Что вы все можете дать ему, когда среди вас нет не единого, кому он мог бы довериться полностью, почувствовать себя любимым и нужным, — она поворачивается к нему и смотрит в глаза, а Вэй Ин внезапно ощущает горько-соленый привкус в гортани и короткую трель звона в голове. — Я не отдам его вам. Вы не сумели позаботиться о моем сыне, не сумеете и впредь. Я не позволю вам разрушить стену, которую возводила для него годами. Убирайся, Вэй Усянь. И никогда больше сюда не приходи.        Толчок подсознания был почти болезненным. Трель усилилась, перед глазами помутнело. Привкус крови во рут стал почти невыносимым, и вместе с очередным глотком воздуха вырвался сильный, надрывный кашель, который Вэй Ин больше чувствовал обжигающими всполохами в груди, чем слышал. Физические ощущения накатили разом: боль в затылке, огнем горящие легкие, пелена перед глазами и больно вцепившиеся в плечи пальцы, которые давили так, что, наверное, оставили синяки на самих костях.        — Приди в себя, гуй тебя побери! — Голос должен был оглушать, но доносился, будто из-за силового барьера.        — Отп-сти… — выдавил из себя кое-как, но в него только еще сильнее вцепились. — Цзян… Больно!        Реальность прояснялась фрагментами. Вэй Ин лежал на полу, возле кровати Цзинь Лина. В комнате было светло, но душно, и привкус крови во рту никуда не исчез. Дышать было почти не больно, а искаженное то ли злобой, то ли страхом лицо Цзян Чэна зависшее сверху почти не пугало. Почти. Зато лицо парня-помощника, маячившее сзади, вызвало усмешку. На лбу того выступила испарина, он что-то усиленно комкал в руках, и смотрел с таким откровенным ужасом, что Вэй Ин даже не подумал сдерживаться, а просто растянул губы в ухмылке:        — Ты что, призрака увидел? — губы не слушались, но слова вышли на удивление четко. Парень вдруг резко вздохнул и отвернулся, а Вэй Ин перевел взгляд на Цзян Ваньиня. — А ты восемь призраков.        — Черепашье отродье, — шикнул на него Цзян Чэн и снова вцепился пальцами в плечи так, что Усянь не сдержал сдавленного стона. — Жить надоело?! Так скажи, я с радостью тебя добью!        — Нежнее, дружочек, — хрипло отозвался Усянь, хватаясь за запястья Цзян Ваньиня. — Иначе мне придется объяснять мужу, откуда синяки на столь неоднозначных местах.        — Идиот, — буркнул тот и отпустил, одновременно перетягивая Вэй Ина в сидячее положение. Комната поплыла и почти сразу замутило, но Вэй Ин тряхнул головой и уставился на собственные руки, которые были измазаны в крови. Замутило сильнее. — Что ты видел?!        — Цзян Чэн, — хрипло позвал Вэй Ин, слепо потянулся рукой вперед, и его тут же подхватили.        — Плохо?        Перед глазами крутилось все. Комната, люди, воспоминания, ощущения, увиденное в реальности и в сознании. Мысли разбегались в стороны, кишели в голове, словно муравьи. Вэй Ин зажмурился, сжимая в кулаке одеяние главы Цзян, и задержал дыхание, силясь поймать и выставить хронологию того, что он видел некоторое время назад.        — Это тульпа. Невероятно сильная, вскормленная мечтами, желаниями, подпитываемая темной энергией обид и зависти. Наверное, там намешано что-то еще… Но это тульпа, Цзян Чэн, — Вэй Ин распахнул глаза и уставился перед собой. — И я… Не смог ей навредить.