— Ёбаный кусок дерьма! Да чтоб ты сам помер так же мучительно, как я, чёртов псих! Какого хера ты вообще это делаешь?! Почему я?! — подскакиваю с криками на кровати, махая руками и атакуя ни в чем неповинное одеяло, но, вспомнив о камерах, замолкаю. Встаю и ровными шагами, игнорируя острую боль на шее, иду к тем местам, где находятся камеры, но их там не оказывается. Даже поблизости. Как показал последующий поиск их по всему дому, никаких устройств слежения здесь нет в принципе.
Значит, этот пёс установит их в ближайшие дни. Вот тогда его поймаю и сдам копам, чтоб знал свое место потом до конца жизни. Надеюсь, его закроют в какой-нибудь психушке. Явно же с мозгами чёт не так!
На этот раз вообще не выйду из дома. И ночью спать не буду. Нужно поймать его любой ценой. Теперь я сдам его ментам! Я с ними пока ещё не испортил отношений в этот… раз… Я ведь и правда вернулся, несмотря на то, что умер
опять. Как много этих возвращении у меня? Это настоящее везение: не откинуться на самом деле. Я сильно рисковал больше
никогда не проснуться. Боже, надеюсь, у меня ещё хотя бы пара шансов, ибо уверенность в успешном выживании в этой попытке пропала.
Думаю, хватит стоять посреди комнаты. Следует привести себя в порядок и поубивать время до дня его прихода. И подготовиться, конечно же.
Продуктов в холодосе, что было очевидно, не оказалось. Идея голодать потухла так же быстро, как и появилась, то есть я всё равно оделся и почапал в магазин, не скрывая от света своего крайнего недовольства.
На этот раз пакет был всего один, но не сказать, что лёгкий. Открою дверь сам, пусть только попробует подойти к подъезду. Только вот кажется, ему это не помешает и он найдёт, как докопаться. Если это событие должно случиться, оно случится, ибо повлиять могу только на себя, но никак не на него. Хочет — подойдёт. И неважно, если помощь с дверью мне не понадобится.
У дома быстро достаю ключ из кармана и прикладываю чип к панели домофона. Тот пищит, оповещая об открытии двери, но когда моя рука тянется, чтобы открыть её, появляется чужая, опережая. Она, как кажется, намертво вцепляется в ручку. Дверь не спеша открывается для меня.
— Ненавижу тебя, — перевожу злой взгляд на Германскую Империю.
— А где «спасибо»? — как будто обиженно отвечает он, но я вижу эту наигранность.
Молча прохожу в подъезд. Сзади слышится предложение помочь донести пакет. Что-либо говорить ему нет ни сил, ни настроения, так что снова молчу, надеясь, что он воспримет это как отказ, но как же я ошибаюсь. Он проходит в подъезд и оказывается рядом за считанные секунды. Тянет руки к моему пакету, который я тут же беру в другую руку. Скорее бы лифт приехал.
— Позволь помочь, — просит он.
— Я не так слаб, как ты думаешь. — Поднимаю голову на него и толкаю рукой в грудь. Двери лифта открываются. — Ва-ли от-сю-да, — по слогам произношу ему и захожу в лифт. Нажимаю кнопку этажа, двери закрываются, а ГИ продолжает стоять и сверлить меня взглядом до самой последней секунды. И даже когда я захожу домой, остаются сомнения, что он всё ещё там, внизу. Поджидает.
Дождаться ночи было нелегко. Проживать одни и те же дни — ещё сложнее. Я и так раньше не любил в разговорах повторять одно и то же по нескольку раз или выполнять те же действия снова и снова, а тут зациклилась по какой-то неведомой причине почти целая неделя! Не то чтобы я был огорчён этим, ибо благодаря петле по-прежнему жив, но это заставляет чувствовать себя отвратительно. Это отрывает от реальности и побуждает забыться. Лёгкая тошнота, головная боль, фантомные ощущения увечий от прошлых смертей — всё это преследует весь день, не позволяя передохнуть. Разве что перед
охнуть.
Закончится ли это когда-то? И что должно привести к финалу — продолжению моей жизни? Должен ли я просто пережить дату своей смерти? Если вспомнить, умирал я в один и тот же день, просто в разное время. Сначала утром, потом днём. Даже смешно от того, что мои действия ни на что так и не повлияли…
Как бы то ни было, сидеть сложа руки и рыдать не получится. Моя подготовка к приходу ГИ была так себе: просто взял с собой в спальню нож для обороны, ибо нет смысла сейчас ставить отвлекающие штуки, потому что его цель — камеры, а не моё убийство, значит,
пока что я в безопасности. А план таков: напасть со спины, вырубить, вызвать полицию, пока не очухался и
жить. Главное брать хитростью, а не силой. Не сказать, что я слабак (тренировки в зале не прошли даром), но он будет посильнее меня. Вот же невезуха. Лучше бы сталкером оказался кто-то более хилый.
Так я и засел в комнате с тихо включенным кино и кружкой кофе, держа нож под рукой, однако никто так и не пришёл. Во всём доме было тихо настолько, что можно было услышать собственное сердце. Под утро я не выдержал и уснул, убрав оружие для самообороны куда подальше, чтобы самому на него не наткнуться случайно.
Весь следующий день голова болела только сильнее, принудив всё же принять таблетку, а глаз нервно дёргался. Стены квартиры начали давить. «Нужен свежий воздух. Свежий воздух!» — понял я и ближе к вечеру вышел на прогулку. Раньше ночи этот ёбаногандонный хуепедераст всё равно не явится, да и вряд ли от маленькой прогулочки события резко поменяют ход и перевернутся вверх дном.
Прохладный воздух, несомненно, был лучше душной (в том числе и в моральном плане) квартиры. После выхода наружу сразу стало куда легче. Даже сталкера поблизости было не видать. Ляпота.
Не в силах справляться в одиночку с этим, я позвонил Венгрии. Знаю, придётся заново ему объяснять ситуацию, но лучше так, лучше пусть кто-то будет на моей стороне.
— Привет, — послышалось в телефоне через несколько секунд после начала звонка. Как же я рад, что не пришлось долго дозваниваться до него.
— Вен, ты должен знать кое-что… — вздыхаю, раздумывая, с чего начать.
— Говоришь так, будто в любви признаваться собрался, — после слов слышится его тихий смех, который резко обрывается. — Я надеюсь, ты не смертельно болен или что-то вроде того?
— Со словом «смертельно» ты угадал, со словом «болен» — не очень.
— Польша… Польша, что случилось?!
— Видишь ли, трудно будет в это поверить, но я… — набираю воздух в лёгкие и через короткую паузу продолжаю: — Этот сталкер меня убил и уже дважды, но каким-то образом я просыпался живым за несколько дней до смерти. Нет, я не пил, нет, это не привиделось, я говорю серьёзно, это не какая-то плохая шутка.
— Чего? — выдаёт недоумённо Вен и собирается что-то сказать, но замолкает. Ну да, все его варианты причин я заранее отверг, чтобы сократить разговор. Теперь ему возразить совершенно нечем. — Поль, шутка отстой… Блять, да с чего бы тебе вообще так шутить, — без моей помощи догоняет он. — А схерали ты такой спокойный?
— Я спокойный?! — вырывается у меня на всю улицу. Моментально замолкаю и осматриваю прохожих. Некоторые на секунду обернулись, другие полностью проигнорировали. — Я умер уже дважды и если буду предаваться панике, ничем хорошим это не закончится. Я просто продолжу умирать и умирать в судорожных попытках спасти свою жалкую жизнь, если не смогу себя контролировать.
— Ладно-ладно, тише. Так… Это звучит капец как странно, но, похоже, у меня нет выбора, кроме как поверить. Что ты уже пытался делать? Что там полиция?
— Козлы, — коротко и ясно.
— Так, понятно. Что с доказательствами?
— Я пытался записать разговор по совету Австрии, но он забрал у меня телефон и стер запись.
— И?..
— Убил, бля, чё «и»? — Прокашливаюсь и подавляю вспыхнувшую на нервах агрессию. — Прости. В общем, он не такой уж и пень. Либо это я тупой. — Тру переносицу и останавливаюсь посреди дороги, чтобы опереться спиной о здание.
— Да ты в полном дерьме. Я даже не знаю, что предложить.
— Ладно, я как-то разберусь. Мне просто нужно было высказаться.
— Как знаешь. Береги себя, а я постараюсь как можно скорее вернуться в город.
— Нет, лучше оставайся у Австрии, там будет безопаснее. Мало ли он нацелится ещё и на тебя. Я пострадаю, но не хочу, чтобы он трогал тех, кто мне дорог.
— Это очень мило, но…
— Но ты всё равно не сможешь ничем помочь, — решаюсь сказать в лоб. Так доходчивее будет. Как бы мне ни хотелось признавать, а Вен и правда будет бесполезен. Это битва один на один, в коей он может оказаться лишней жертвой. Не хочу терять его, видеть, как он умирает. Если я не смогу снова возродиться, то не спасу его жизнь.
— Хорошо, я понял. Если что случится, всё равно звони, понял?
— Конечно, — убираю телефон от уха и отключаюсь первым. Хорошо, мне полегчало. Теперь пора бы возвращаться.
Осматриваю улицу в поисках ГИ. Его нет. Перед тем, как убрать телефон в карман, задерживаю на нём взгляд. Интересно, когда он начал отслеживать его? До или после установки камер? Думаю, было бы логичнее второе. Только тогда он мог получить доступ к нему.
Эта ночь оказалась не столь спокойной, как предыдущая. Задремавшего меня разбудили копошения у двери. Они прозвучали, как гром средь ясного неба.
Распахнув глаза, сажусь на кровати и быстро моргаю, пробуждаясь. Сердце начинает биться быстрее в волнении. А если не получится, каков будет исход? Убьёт раньше задуманного срока или… Нет, даже представить не могу, что может быть у него на уме. Проверяю нож под подушкой и ложусь обратно, притворяясь спящим. На случай, если первым делом он зайдёт именно сюда. Как-никак, мне нужен эффект неожиданности.
Слышу, как он попадает внутрь квартиры и тихо, словно хищник, ступает по полу. Успокоить своё дыхание оказывается трудно, ещё и волны дрожи пробивают тело время от времени. Вот он заходит в спальню, подходит к кровати и стоит здесь, рядом со мной. Он же не догадался, да? Он не мог ничего понять! Я слишком хорош для того, чтобы разоблачить меня в первые же секунды.
Внезапно появляется прикосновение к щеке. Чуть ли не дёргаюсь от него, но, о чудо, остаюсь лежать неподвижно. Чужие пальцы скользят по коже, щекоча, переходят на губы и очерчивают нижнюю. Страх того, что он полезет целоваться, к счастью, не сбывается: поправив прядь волос, он удаляется из комнаты.
Резко и, пожалуй, слишком громко вдыхаю. В страхе оказаться замеченным перевожу взгляд на проход в спальню, но там уже никого нет, зато горит свет в ванной. Ёбаный извращенец пошёл ставить камеры первыми именно туда! Убить бы его, да закон не позволяет. Знать бы ещё, как
он собирался выкручиваться после моего убийства.
Тихо встаю с постели и, забрав нож, пробираюсь к ванной. Он стоит там, разбирая принесенное оборудование. Тело слабеет от мысли о правильном нападении, без ошибок, с одним верным результатом. Мозг на скорости прокручивает всевозможные пути и к чему они приведут. Почему-то нигде нет хорошего конца. Да ладно, чего я испугался! Просто нападу, когда отвернется спиной и дело с концом! Но…
Взгляд падает на нож в руке. Стоит ли им пользоваться? Я хочу его вырубить, а не проткнуть в самое сердце, то есть нужен более тупой предмет. А нож это так, если первым накинется он и деваться будет некуда. Спасибо любимому мне, который о таких вещах думает в самый последний момент! Ладно, как насчёт стула?
Кладу аккуратно нож у входа в ванную, оставляя его в качестве запасного варианта, и ухожу на кухню за стулом, ступая на носочках. Вместе с этим продолжаю прислушиваться к происходящему у ГИ.
Когда возвращаюсь с новым оружием обратно, он уже присматривает место для камеры над ванной, на тех самых полочках со средствами для гигиены. На кой хрен ему вообще пригодились эти сраные камеры? Мог бы ограничиться обычным отслеживанием телефона, если его цель — прибить меня. Да что там камеры, я даже не понимаю, почему он не сделал этого раньше! А, стоп, точно, ему же сначала надо
поиграть со своей жертвой.
Переспать, например. Обнажёнки с камер или в клубе же недостаточно ему.
Захожу в ванную. С каждым шагом сердце всё сильнее бьёт по ушам. Из-за собственного пульса даже сложно понять, насколько тихо я иду. Внутри молюсь, лишь бы он не обернулся так не вовремя. Даже малейшее его шевеление головой напрягает. Германская Империя забирается в ванну для более удобной установки слежки. Поднимаю стул, но вдруг осознаю, что из-за балки, на которой висят занавески, я попаду отнюдь не в его голову. С боковых сторон бить будет неудобно. Нужно ждать, когда он выберется и встанет на пол, но в таком случае, если не хочу оказаться замеченным, нужно выйти отсюда в коридор и желательно
немедленно!
Заметив чёртово мельтешение света, о котором я поздно подумал, ГИ обернулся и застал меня в боевой готовности.
— Блять, — цежу сквозь зубы и выставляю стул перед собой, как щит, отходя назад. Ноги дрожат. Я снова ошибся, не обдумал всё до конца!
Я снова умру…
— Ох, ты проснулся. Прости, что разбудил, — извиняется, как ни в чем не бывало, он и выбирается из ванны. — Тебе не стоило это видеть, но ничего уже не поделать.
Он медленно подходит, выставив руки вперёд. Продолжаю отходить, поддерживая расстояние между нами. ГИ делает выпад в мою сторону и хватается за стул руками, оттягивая его на себя. Не желая уступать, делаю то же самое, но, к его неожиданности, отпускаю, отчего он отклоняется назад и чуть не падает. Пока он пятится, вырываю стул из ослабшей в силу внезапности хватки и ударяю его, но пёс успевает закрыть голову рукой, а второй вырвать моё оружие и откинуть в сторону.
Вместе со стулом ему удаётся притянуть меня к себе ближе, ибо разжать руки вовремя мне не удалось. Чувствую хватку на волосах, а в следующую секунду — боль во всем теле: меня кидают на пол, выбивая весь воздух из лёгких.
— Не сопротивляйся, иначе будет больнее. Я же хочу помочь тебе, Польша, — слишком заботливым для убийцы тоном говорит он.
Переворачиваюсь на спину, чтобы видеть своего врага. Он медленно подходит ко мне, смотря с… жалостью? Откуда это? Хотя не посрать ли, о чём он там говорит и думает?
Отползаю к двери, сразу за которой лежит нож. Отталкиваюсь ногами от пола и пинаю ГИ, если он подходит слишком близко.
— Ну-ну, не стоит зря тратить силы. — Он вздыхает и, схватив меня за ноги, когда я уже почти дотянулся до ножа, тянет назад. За шиворот футболки поднимает с пола и одним быстрым движением припечатывает к стене. Боль пронзает голову, из горла вырывается болезненный стон.
— Ты… Будь ты проклят, — на выдохе говорю ему. Картинка в глазах двоится. На затылке ощущается неожиданное для соприкосновения с холодной плиткой тепло.
ГИ заводит руку за мою голову и пропускает пальцы через волосы. Убрав её, он смотрит на пальцы. Они в
крови. Чёрт… И, судя по ощущениям, бровь я тоже разбил.
— Прости, что так вышло, — извиняется Империя. Схуяли он так переменчиво себя ведет, одному дьяволу известно. — Я не должен был так плохо к тебе относиться.
Так он собирается убивать меня или продолжит извиняться? Какого черта вообще происходит?!
Сил стоять и дальше на ногах нет, потихоньку сползаю по стене, но меня подхватывают, не давая наконец-то упасть и отключиться, чтобы не участвовать во всей этой дребедени. «Прости», — слышится ещё раз, чужие губы накрывают мои, но сознание уплывает. Глаза закрываются.
***
С пробуждением боль не проходит. По привычке думаю, что погиб и начал заново, но неожиданно руки оказываются связаны, голову что-то сжимает, видимо, бинт, а на брови ощущается пластырь. Кроме того, чужие руки обнимают со спины. Нетрудно догадаться,
чьи. Крепкое тело прижимает к себе спиной, и меня воротит от этого. Бля, лучше бы сдох и проснулся в начале ада, чем вот это вот всё.
— Извини за случившееся, — слышится сзади. Выходит, он не спал. — Я тебя подлатал. Как ты? Голова болит? — Германия убирает руки, привстаёт и нависает надо мной.
— Иди на хуй, — плюю ему в ответ, разъярённо смотря в глаза сквозь полумрак. Сколько я находился в отключке? За окном светает. — Равзе ты меня не хочешь убить? Так почему не сделаешь это?
ГИ в ответ тихо смеётся и качает головой. Что мне делать? Моей целью было выжить, но никак не попасть в лапы сего извращуги. Мало того, что убийца-извращенец, так ещё и не все дома. Джекпот прям.
Единственный способ умереть сейчас — разве что откусить себе язык, как японский воин, но не думаю, что мне хватит сил на это. А провоцировать Германскую Империю чёт нет желания. Мало ли, какую хуйню вытворит за это.
ГИ опускается на меня и обнимает, трётся щекой, шепча что-то вроде «как я рад тому, что жизнь свела нас». Понятнее от этого не становится.
— Что за бред ты несёшь? И отвали от меня, — дёргаюсь, призывая его отстраниться, но эффекта почти никакого. Он сдавливает крепче в объятиях, зарывается носом в мои волосы, а после отпускает, но остаётся сидеть верхом.
— Я с радостью расскажу тебе всё, если ты хочешь.
— Желательно, — фыркаю и отворачиваю голову. В кои-то веки он расскажет что-то полезное. Может, пойму, как избавиться от него.
— Мы с тобой впервые встретились два месяца назад. Ты помнишь? — Бля, это надолго, видимо. Ну да ладно, пока он не вытворяет ничего странного, а просто говорит, я не против. — В то время я посещал психотерапевта, — продолжает он, так и не получив от меня ответ на ранее заданный вопрос. — Всё началось с того, что… Мой возлюбленный… Он погиб от моих же рук, — Империя опускает взгляд на раскрытые ладони, с горечью разглядывая руки, словно на них что-то есть. Тут история, оказывается, печальнее, чем я мог бы подумать. — Точнее, я убил его, потому что подумал, что так будет лучше. Он был болен, медленно умирал, а я всего лишь хотел избавить его от мучений! — будто оправдание, выкрикивает Германия, снова посмотрев на меня. — Я его любил так сильно,
так сильно, что не хотел позволить жить в мучениях в этом ужасном мире. Я думал, что делаю это во благо, помогу ему, но… Во время смерти он кричал, что не хочет умирать, однако я всё равно покончил с ним. И только потом понял,
что сделал. Когда он перестал дёргаться, я осознал, насколько серьёзную ошибку допустил. Я был настоящим эгоистом. Следовало учесть его желания тоже, а не только свои. Несмотря ни на что он хотел остаться в этом мире, рядом со мной, — Германия прижал ладони к груди. — В суде меня признали нездоровым и отправили в дом скорби, где я проходил курс лечения. Я смог принять смерть возлюбленного, мне объяснили, что я был не вправе решать за него, жить или умереть. Ко мне приходили священники, объясняли, что я не Бог, чтобы вершить судьбы других, чтобы точно знать, что у них на душе и чего они хотят. Когда меня выпустили, я начал жить заново. В новом доме, в новом городе, но смысла существовать у меня не было совсем. Мой врач предложил найти какое-нибудь увлечение. Я сначала посчитал это глупостью, но, решив брать от жизни всё, пока жив, попал в клуб, а там встретил тебя. Ты заинтересовал меня с первого взгляда, — он проводит рукой по моей щеке, зарывается пальцами в волосы и убирает чёлку назад, оглаживает голову. Мерзко. Даже никак не убежать от его прикосновений из-за нашего положения. — Мне правда было трудно принять тот факт, что кто-то ещё, кроме моего любимого, может вызвать тепло в моем сердце. Я заказал приват, но вместо танца попросил просто поговорить со мной, помнишь? Я хотел узнать тебя чуть лучше, дабы убедиться в своих чувствах. Понять, что симпатия была не секундной. Ты смог подарить мне утешение, рассказал, что жизнь прекрасна, какой бы ни была, её нужно ценить и прожить так, чтобы перед смертью не было сожалений. Потом ты подарил мне самые тёплые за последние годы объятия. Моё сердце безумно трепетало после этой встречи. Такого со мной не было давно. Очень давно… Я долго не мог принять, что полюбил кого-то ещё. А потом понял, что ты похож на ангела. Будто сами небеса послали тебя ко мне для утешения, исцеления души. А разве ангелов можно не любить?
Потом я задумался, что делает ангел в
подобном месте? В грязном стриптиз клубе. Тогда я понял, что должен помочь тебе выбраться из этого места, не предназначенного для таких чистых созданий, как ты. Но на этот раз я не хотел совершить ту же ошибку и стал следить за тобой, дабы понять, правда ли нужна тебе помощь. Некоторое время ничего особенного не было, но после ты стал вести себя иначе. Я понял, это знак. Ты увидел во мне надежду на спасение и пытался показать изо всех сил, что нуждаешься в помощи. А я не мог пройти мимо. Я бы не хотел тебя убивать, ведь безумно люблю, хочу провести всю свою жизнь рядом с тобой, но это слишком эгоистично с моей стороны, так что убить тебя будет правильнее.
На протяжении всего его рассказа моё охуевание увеличивалось в геометрической прогрессии. Да он в самом деле самый настоящий псих! Нет таких слов даже, чтобы передать всё моё возмущение! Какого хера меня убивать надо? Эгоистично оставлять в живых, серьёзно?! Да как тебя вообще выпустили из психушки, уёбок?!
— Ты псих! — кричу ему, не скрывая своей злости. — Да моя жизнь стала хуже именно потому, что появился
ты, мудопроёбное ебоблядище! Никакой я не ангел и «помощь» твоя мне не сдалась! Да, я на самом деле сказал тебе добрых слов, но это не причина считать меня блядским святым и пытаться отправить на небо!
ГИ рвано дёрнул головой набок и угрожающе притих.
— Ты обманул меня, — прошептал он.
— Ну приехали, блять. Нет,
ты-ы, — поднимаю руки, всё ещё связанные, и тыкаю в его грудь пальцем, — обманул
себя и
меня в это ввязал. А теперь отпусти меня и катись к чёрту, а лучше обратно в психушку!
— Нет, — отвечает резко ГИ. — Ты живым теперь не уйдёшь, — он упирает руки в кровать по бокам от моей головы и нависает, как грозовая туча над цветочным полем. — Ты умрёшь за то, что посмел соблазнить меня, заставил забыть о моей любви. Точно, ты не ангел. Ты демон. Инкуб! — он истерически смеется, содрогаясь всем телом. — А я, идиот, посвятил тебе всё своё время! Сделал смыслом своего существования! Но теперь нет смысла ни в чём. Теперь не жить ни тебе, ни мне.
Он перемещает руки на мою шею и сдавливает её.
— Ты прав в одном. Ты идиот, — хриплю изо всех сил. Если воскресну, то знай, я обязательно отыграюсь на тебе за все те мучения, через которые ты заставляешь меня пройти, гондон!
***
Хрипло вдыхаю кислород, просыпаясь. Сажусь на кровати, хватаясь за шею и бегаю взглядом по комнате. Всё в порядке. Я снова
жив.
— Фух, боже, — хриплю и захожусь в кашле. Боль ещё некоторое время пульсирует, прежде чем пройти без следа. — Пиздоблядский говноед! — кричу, кидая подушки с кровати на пол. — Недоёбанный пидорас! — Избиваю кровать кулаками, скидываю одеяло, кричу, хватаясь за волосы. — Почему я?!
Более-менее успокоившись, глубоко выдыхаю и падаю на кровать спиной, раскинув руки в стороны. В голове шум.
План. Нужен надёжный план!
