Первым, пришедшим в голову, было пойти вниз и высказать всё прямо в его лицо. Не уверен, что чудо случится, и он образумится, ибо только что меня убил из-за тех же слов, но мало ли дата сыграет роль. Сейчас только начало недели смерти, а тогда же… Нет, погодите-ка, в этот раз я умер куда раньше из-за своей глупой попытки поймать его. Значит, мне не обязательно умирать в один и тот же день, соответственно, если постараюсь, я смогу пережить день, отмеченный кровью!
Эта мысль, на удивление, смогла приободрить меня. Но спуститься вниз и плюнуть в лицо Германской, будь он проклят, Империи всё ещё надо.
Выглянув в окно, замечаю его на том же самом месте. Но на этот раз всё слегка иначе. Он не стоит ровно, а мнётся на месте, после делает шаг к дому, но в этот же момент разворачивается и отходит обратно. По движению плеч можно распознать вздох. И что это за колебания? Всё это время он стоял там не просто так, а раздумывая, войти ли? Да ну нахер… Хотите сказать, мне повезло вовремя выглянуть в окно в первые разы и поймать его? Вовремя покинуть дом, пока он не начал действовать? Между прочим, он не разучился открывать дверь подъезда без чипа, то есть вполне может зайти сюда, когда вздумается. Без лишнего шума, конечно, не выйдет, но… Но.
ГИ поворачивается лицом снова к дому. Едва успеваю пригнуться.
Издав непонятный звук, схожий с икотой, испуганно вдыхаю, поняв, что занавеска осталась приоткрыта. Не заметит же он, верно? Он слишком ту… Ладно, не то чтобы он был очень тупым, если до сих пор ему удавалось покончить со мной. Скорее уж я идиот.
А почему я прячусь, собственно? Мне надо встретиться с ним прямо вот сейчас. Но несмотря на свои же слова, всё равно для начала отползаю от окна, прежде чем встать. Ну… как бы… мало ли он уйдёт, если увидит, что я увидел его.
Прямо так, в пижаме, и выхожу на улицу, наплевать на осень. Даже если я и хотел его встретить, лицезрение ГИ, не пропавшего со своего места, вызывает странные ощущения. Потому что раньше было не так.
Стоял Германия к подъезду ближе, чем было, но не это должно волновать сейчас меня.
— Хватит, — жёстко говорю ему, тыкнув пальцем в грудь. Его растянувшееся в удивлении лицо вызывает лёгкое приятное чувство. — Хватит, я сказал тебе! Заканчивай со своими преследованиями и странными теориями! — Так, а вот это было лишним, надо быстро сворачивать, он-то мне ничего пока в этой-какой-то-там-по-счёту-жизни не рассказывал. — Зачем тебе всё это сдалось? Мне так хорошо было жить, пока ты не объявился! — толкаю его, ГИ пятится, но не уходит. Молча слушает со странным выражением лица. Воспоминания о последней смерти всплывают сами собой, перед глазами стоит знакомая картинка. Улица за спиной Германии расплывается, заменяясь на вид спальни, погружённой во мрак. «Сейчас ты снова умрёшь», — говорит мне мой же внутренний голос. Да ладно, не посмеет же он у всех на глазах напасть.
Слова предательски застревают в горле, сердце ускоряется, руки подрагивают. Сжимаю в кулак поднятую перед собой руку, коей я его только что оттолкнул, и опускаю, через силу прекращая дрожать. Германия, увидев, что я насовсем замолчал, начал подходить ближе.
— Стоять! — вскрикиваю, отставив ногу назад в желании отойти. Вытягиваю перед собой руки в защитном жесте. ГИ, посмотрев на них, улыбается и берётся своими. Прикосновение его горячих, несмотря на прохладный сезон, ладоней возбуждает в памяти очередные неприятные воспоминания. Моя первая смерть, наш первый секс. Взгляд застывает на чужих руках, по телу пробегаются мурашки. Фантомные ощущения его прикосновений блуждают по телу, перед глазами короткими вспышками появляется картина его, голого, нависающего надо мной. Мотнув головой, прогоняю наваждение.
— Польша, — слышится как через толщу воды. Возвращаю внимание к Империи. Тот обхватывает мои руки поудобнее и поднимает на уровень моего лица, чтобы подойти ближе без преград. На коже чувствуются до тошноты ласковые поглаживания его пальцев. — Успокойся.
На момент начинает казаться, будто его пальцы пробираются под самую кожу. Сливаются с моим телом, проникают туда, откуда их не выдрать. Ядом растворяются в венах. Это мерзкое ощущение ползёт вдоль рук от запястий к плечам, от плеч ниже по телу, распространяясь с неуловимой скоростью, но один лишь взгляд на себя даёт понять: ГИ ничего не делает, его пальцы на прежнем месте. Однако от фальшивых прикосновений это не избавляет. Встряхиваюсь телом, как могу, лишь бы понять, где реальность, а где — нет.
С усилием останавливаю рвотный позыв и поднимаю глаза на Германию.
— Лучше? — спрашивает тот.
— Хуже. — Настолько плохо, что смешно.
Окружение в который раз размывается, укачивая. Воздуха начинает не хватать, в груди тяжело давит, а по спине бежит холодок. Вырываю руки из хватки Германии и отталкиваю его со всей силы.
— Я ненавижу тебя, — с нарастающей громкостью, почти по слогам, кричу ему в лицо. — Мне так хорошо жилось, а потом появился ты со своим херовым желанием якобы спасти меня, но единственное, от чего меня надо спасать, это ты! И как ты это не поймёшь?! — хватаюсь на горло его футболки и натягиваю. — Я. Не. Ангел. Я че-ло-век. Самый обычный! Страдающий от твоего психического сдвига! Понял? Ты понял меня?! — трясу его ослабшими руками. Глаза щиплет.
Дыхание сбито, будто только что бежал. Хочется упасть на землю. Взгляд мечется по улице, люди косятся на нас, кто-то даже остановился посмотреть, чем этот спектакль закончится. Не терплю тех, кого развлекают чужие скандалы.
— Если это всё правда так… — начинает Германия. Быстро фокусируюсь на нём, внимательно слушая. Дошло ли? — Тогда откуда тебе знать о том, что у меня на душе?
Некоторые в этот момент могли бы шлёпнуть по лбу рукой, мне же хочется въебаться головой в бетон.
— Тебя кто-то заставляет лгать мне? — заботливо интересуется Империя. Его тяжёлая рука опускается на мою голову. Простая ласка чувствуется как вдавливание в землю. Быстро скидываю с себя его руку вместе с тяжестью.
— Пошёл на хуй, — говорю максимально ровным и уверенным голосом. Разворачиваюсь и ухожу в подъезд. ГИ окликает меня и догоняет.
Не, не, не, размечтался. Захлопываю дверь за собой со всей дури, но Германия успевает её придержать. Хмурюсь, смотря на его не прищемлённые в этот раз пальцы, лежащие на краю двери. Странно. Опускаю взгляд и вижу его ногу. Пиздец как больно, наверное.
— Мне не жаль твою ногу, — подняв на него глаза, говорю безэмоционально.
— Постой, дай мне помочь тебе. У меня самые благие намерения, поверь!
— Отъебись.
— Нет ты погоди-ка, — он раскрывает дверь шире.
— Хватит! — толкаю его, подавшись всем телом вперед для большего эффекта. — Я не ангел. Тем более, не твой! Ты не имеешь права решать за меня, жить мне или умереть!
На этот раз домой уйти удаётся. Ночь проходит беспокойно, приходится оставаться начеку, но к пяти утра я не выдерживаю и засыпаю, с облегчением поняв: пока что ничего не угрожает.
***
Половину следующего дня я провёл в прострации и голоде. Венгрию тревожить более не хотелось, объясняться перед ним ещё раз — бесполезно тратить время. Он никак не поможет, только нервы зря ему потреплю. Да даже если он приедет, будет нехорошо. Судя по высказываниям обмудка, он считает, что на меня кто-то влияет. Посему лучший друг, постоянно находящийся рядом и на связи, может попасть под удар. Если это произойдёт в удачную попытку выжить, мне придётся убить себя, дабы спасти его.
Убить себя… Хах… Никогда раньше так серьёзно не задумывался о самоубийстве. Ещё и так легко сказал себе о том, как покончу с жизнью в случае чего. Хотя есть ли разница, если я в любом случае воскресну? Сколько бы раз я ни умирал, всё придёт к началу. И не имеет значения, что меня убьёт. Такого я пока не проверял, но думаю, это должно так работать. До тех пор, пока не найду выход из сраной петли.
Хитрожопый план, придуманный вскоре, заключался в следующем: я буду изображать счастье. Буду жить всласть. Как раньше. Если его в моём убийстве убедило то, как поменялся мой образ жизни и каким зашуганным я стал, то пусть же увидит, насколько у меня всё в порядке. Просто
чудесно!
Так мои
последние дни наполнились посещением кафешек, прогулками на свежем воздухе, игнорированием слежки, походом в любимый ресторан, поеданием вкусной еды, игнорированием слежки, посещением массажа, кото-кафе, игнорированием… Боже, да я даже комедийный фильм посмотрел в кафе. «Авось поможет». Даже нечто незначительное может всё кардинально изменить, верно?
В пятницу вечером, когда дата смерти была уже на носу, а изменения не появились, я засел в баре. Предположительно, моё поведение повлияло на, примерно, нихуя, потому что в первый день я всякого наговорил в нахальную рожу Германии. Но попытаться стоило. Ждать расправы, сидя на жопе ровно я не мог, а убить себя, дабы начать заново, был не готов.
Алкоголем взять меня было сложно. Сильно я сегодня не напивался, осторожничая. Однако какой-то беспардонной мухе вздумалось, что меня можно спокойненько взять под ручку и увести. Мол, готов уже, сопротивляться не будет.
— Ты кто такой вообще? — без запинок, трезвым голосом, спрашиваю у некоего придурка, крутящегося вокруг и выливающего медовые речи похлеще Германских уже как несколько минут. Сначала за этим было даже забавно наблюдать, но он быстро мне надоел.
— Я твой главный поклонник из стриптиз-клуба, — мурлычет человек в ответ, подпирая подбородок рукой.
Ага, приехали. Ещё один поехавший из клуба. Надо бы найти новую работу, когда выживу. Венгрия давно советовал поменять деятельность.
— Не хочешь пройтись со мной?
— Я не проститут, я стриптизёр. Умей различать эти вещи. — Встаю из-за стойки и благополучно двигаю к выходу из бара. Надоело, хочу домой.
— Тебя провести? — предлагает догнавший.
— Что за бескультурщина? Попрошу обращаться ко мне на Вы, — выплёвываю ему, ускоряясь. Даже ГИ был не такой липучий, бля.
Наконец уличный прохладный воздух обдаёт кожу. Осталось вызвать такси. Но для начала отойти от бара и отцепить от себя хвост.
— Да подожди ты!
Меня хватают за руку и разворачивают к себе. Не сомневаясь, с замаха бью ногой прямо между ног мудака.
— Надеюсь, ты любишь яичницу, — кидаю ему, скрючившемуся на асфальте, напоследок.
Неизвестно откуда, но он после моего великолепного удара находит силы, чтобы не только схватить снова, но и придавить к стене. Ясно, понятно, любишь пожестче, значит. Лбом бью его в нос, а после кулаком наношу удар в скулу. Прежде чем отправить его пинком на землю, замечаю шевеление рядом. Некто проносится мимо и гневно исполняет то, что я сам хотел. Уже столько раз увиденную фигуру нетрудно отличить от других людей. Германия, кто бы вообще сомневался. Вот он, сидит поверх того ублюдка и бьёт его. Ладно, думаю, пора пользоваться шансом и валить, а то сейчас охрана подойдёт, ещё и меня приплетут.
Разворачиваюсь и быстрым шагом направляюсь нахуй отсюда. Через несколько секунд сзади слышится крик явно охранников, а вместе с этим бег. Ускоряю шаг. В голове сам собой появляется таймер, под конец которого меня хватают за руку и увлекают за собой. Приходится бежать вместе с Германией. Поворачиваться назад не нужно, и без того слышна погоня. Кто бы мог подумать, что однажды я буду убегать не
от него, а
с ним.
Пробежав некоторое расстояние, пока не оторвёмся, мы останавливаемся отдышаться.
— Спасибо, конечно, но я бы сам справился.
— Мой долг тебя защищать, — проговаривает с придыханиями после бега ГИ.
— Да как вообще это вяжется с тем, что ты хочешь меня убить?! — истерически вырывается само по себе; всплёскиваю руками в стороны, глаз дёргается.
Германия удивлённо смотрит. Так, словно ответ ну слишком очевиден.
— Никто не посмеет причинить тебе вреда.
— Кроме тебя, да? — складываю руки на груди и говорю тише. Много лишних ушей вокруг. Я-то не против, если бы на это обратили внимание и помогли мне, но я не могу никому доверять. Если даже полиция не может меня защитить, то кто сможет?
Достаю телефон и захожу в приложение, чтобы вызвать такси.
— То, что делаю я, нельзя сравнивать с ними, — оправдывается Германия, показывая то на себя, то на окружение. Точнее, в ту сторону, откуда мы бежали. Скептически перевожу взгляд в указанную сторону и возвращаю на него.
— Господи, да как и кто тебе это в голову вбил? Это даже хуже, чем просто религиозный фанатик, — бурчу под нос раздражённо. Как же я устал.
— Тебя проводить до дома?
— Такси, — поворачиваю к нему экран телефона на долю секунды. — Съеби куда-нибудь подальше.
— Я имел в виду, поехать с тобой. И я мог бы заплатить.
— Поздно. Смотри, какой я самостоятельный. А теперь вали, — машу на него рукой, прогоняя.
Помешкав несколько секунд, он бросает на меня последний внимательный взгляд и всё-таки уходит. Выдыхаю, сутулясь. Как легко сразу стало. Не представляю, что делал бы, если б мы поехали вместе. Он и правда более сговорчив, чем тот мой помешанный фанат из клуба. Вот бы так же просто можно было его переубедить. Вбить в голову что-то новое. Например, про благотворительность. Или цветоводство. Да, лучше бы он выращивал цветочки или стал флористом. Всем было бы проще.
Не всему длиться вечно, и лёгкость от его послушания спала, стоило вспомнить: завтра я, скорее всего, умру.
***
«Включай новости. Быстро», — пришло сообщение от Венгрии утром следующего дня. Сон как рукой сняло от испуга. Внутри всё похолодело.
Я быстро побежал к телевизору и с третьей попытки включил нужный канал.
В новостях рассказывали об убийстве двух сотрудников моего стриптиз-клуба.
