Порочный ангел

Цикл начался заново. И вот, в который раз я просыпаюсь в постели. За окном внизу снова будет стоять Германская Империя, в холодильнике — отсутствовать еда, на улице — лить как из ведра. Зато Венгрия будет жив. Венгрия… Как я мог допустить его смерть? Эту ошибку больше нельзя повторять. Ему ни в коем случае не стоит видеться с Германией, контактировать с ним и вообще возвращаться в город, пока я не разберусь с Империей. Я был безумно рад снова увидеть Вена, но теперь пора сражаться в одиночку. Как и всегда. Я ни в коем случае не оступлюсь снова. Лениво сползаю с кровати и потягиваюсь. Боли в теле, с которой пришлось пожить некоторое время, нет. Снова спокойно двигаться это, безусловно, хорошо, если бы не пара пунктов. Во-первых, я проиграл. Во-вторых, лучше испытывать боль, но рядом с Венгрией, в другом городе, в безопасности, пока Германия за решёткой, а в лучшем случае, мёртв. Повезло, что я вообще вернулся после того, как убил себя сам. Если бы петля оборвалась, наши мёртвые тела так и лежали бы там… Всего меня передёргивает от мыслей о нашей настоящей смерти. Ни Венгрии, ни меня, ничего… Я обязан спасти нас. Теперь это проблема не только моего убийства. Делаю шаг в сторону выхода из комнаты и замираю. Кое-что настораживает. Что-то не так. Не по сценарию. Сердце больно сжимается в догадке. Подлетаю к окну и раздвигаю шторы одним резким движением. На улице не льёт дождь, не гремит гром. Германской Империи нет внизу. Что это всё значит?.. Горло стягивает невидимой петлёй. Я перестаю дышать. Бегу на кухню, где в холодильнике обнаруживается еда. Телефон показывает другую дату: на день вперёд. В чате с Венгрией вчерашние переписки, где я рассказываю про Германию, про то, как я защемил ему руку дверью подъезда, опасения с прогнозами худших последствий… Сомнений не остаётся больше. Ноги ослабевают, и я падаю на колени. Дрожащие руки сжимают телефон со включенным экраном. Взгляд вперивается в дату, но сколько бы ни смотрел, цифра не меняется. Я в самом деле проснулся позже в этот раз. Почему? Нет… Что не так? Я сплю? Ещё не проснулся? Быть того не может… Из груди вырывается истерический смех. Телефон почти отлетает в сторону. В последний момент останавливаюсь и опускаю руку, судорожно сжимающую устройство, упирая её в пол. Вдох, выдох. Это ещё не конец света. Что случилось? Не потому ли это, что я убил себя сам? Или моё время начинает истекать? Что случится в следующий раз, когда умру? И… Что если я дойду до последнего дня? Похоже, именно тогда мне будет не суждено ещё хоть раз открыть глаза, ибо больше не останется того промежутка времени, когда я смог бы оказаться снова жив. Страх смерти вновь задышал в спину. По коже проходится холодок, точно повеяло из загробного мира. Я поднимаюсь, держась за стол, и осторожно усаживаю себя за него. Умирать больше нельзя. Поступать безрассудно — тоже. Ну да, ну да… Каждый раз одно и то же. Всё как обычно пойдёт по пизде, и вот, я на том свете! Моргнуть не успею, как окажусь в конце петли, стоящим перед лицом смерти. В последнюю секунду жизни только останется пожалеть о той ночи, когда я оказал моральную поддержку Германии и начал тем самым рыть себе могилу. Пятка нервно стучит по полу. Взлохмачиваю волосы на голове и опускаю её на стол, накрывая руками. Глубоко вдыхаю и откидываюсь на спинку стула. Взгляд скользит по кухне и останавливается на подставке с ножами. Можно быстро проверить, когда я проснусь, если прямо сейчас зарежусь… Нет, боже, о чем я думаю?! Да и если это сработает, у меня останется ещё меньше времени на то, чтобы придумать план. Стукаю себя по голове и ухожу в гостиную с телефоном. Там размещаюсь на диване и утыкаюсь пустым взглядом в отражение выключенного экрана телевизора. Собственно, по какому сюжету будут идти дни из петли, оставшиеся позади? Полагаю, так, как всё было в первый раз, а значит, до выхода в клуб я точно не умру. Чёрт! Хватит думать о том, что я обязательно откинусь ещё несколько раз! С каких пор я настолько перестал верить в лучшее? Если так и дальше рассуждать, получается, я только и жду своей окончательной смерти, оставив надежды на спасение и барахтаясь чисто для приличия. Телефон вибрирует рядом. Включаю экран — на нём светится сообщение от Венгрии. Отныне он не должен пострадать. Перед глазами мелькает картинка. Только что пережитая. Венгрия исчезает с крыши. Стук сердца забивает уши. Внизу, на асфальте, в луже крови лежит его тело. Сердце разбивается на миллион осколков. Руки сами берут телефон и стремительно набирают номер. Гудки быстро прерываются родным голосом. — Доброе утро, как ты там? — спрашивает Вен как ни в чем не бывало. На глаза наворачиваются слёзы. Не сдержавшись, всхлипываю, что не уходит от внимания Венгрии. Он незамедлительно интересуется: — Что произошло? Ты в порядке? — его голос звучит встревоженно. — Мне приснился плохой сон. Очень плохой… — Утираю ладонью слезы и падаю головой на подушку. Вен жив, это главное. С остальным я разберусь. Это обещание я даю сам себе и, негласно, Венгрии. — Расскажешь? — Мы умерли. Это всё Г… Сталкер. Даже во сне в покое не оставит. — Как бы хотелось, чтобы всё в самом деле оказалось кошмарным сновидением. И бесконечные смерти, и преследование, и сам Германия — факт его существования на этом свете. — Надеюсь, вещие сны тебе не снятся, — с опаской произносит Венгрия и вопросительно хмыкает на мой несдержанный смешок. Прикрываю рот ладонью и отстраняю от себя телефон. Угомониться не выходит. Плечи дрожат от смеха, в уголках глаз скапливаются горячие слёзы. Телефон приходится положить рядом, дабы стереть влагу руками. Живот скручивает болью. Собрав всю волю, я успокаиваюсь и, находясь на грани, снова подношу телефон к уху. — С тобой всё в порядке? Может, мне стоит раньше вернуться? — звучит вопрос. Нервный смех моментально исчезает, уступая ужасу. — Нет! — восклицаю, пожалуй, слишком резко и напуганно, после чего тут же прикусываю язык. — Со мной всё хорошо, — выдавливаю из себя, прокашлявшись. Нотки паники не уходят от внимания Венгрии. — Или ты сейчас скажешь мне что-то достаточно убедительное, или я пакую вещи и возвращаюсь в город. — Если сейчас ситуация снова пойдёт по наклонной, Венгрия… Нет, я не хочу, не хочу снова видеть его смерть! Но что сказать? Правда — худший вариант. Быть может… Может… — Польша? Ты там? — Моё молчание длится слишком долго. Ещё пара лишних секунд, и я проиграл. Были бы дела в самом деле в порядке — заминка не случилась бы. Это очевидно! — Просто представил, м… Не дай боже сон вещий. И… Я не хочу нарушать твои выходные в гостях у брата. В общем, прошу тебя… Не заставляй меня потом чувствовать себя виноватым перед вами с Австрией. — Не следовало мне вообще тебя оставлять там одного, — вопреки всему, говорит Вен. Сердце ухает. Душа словно покидает тело, всё холодеет, до самых кончиков пальцев ног. Я испортил этот рестарт… Нет, не время сдаваться, конец ещё не пришёл. С этим можно иметь дело, если постараться. Если быть ещё аккуратнее, ещё умнее, ещё хитрее, ещё, ещё, ещё… И защитить Венгрию и себя во что бы то ни стало. — К слову, у тебя голос такой, будто ты только что с того света вернулся. Ты сегодня спал? — Наверное… — Без понятия. Я умер, и тут же снова открыл глаза, просто в другом месте и всего-то в прошлом на несколько дней. Чувствую ли я себя уставшим? Определённо. Кажется, нужно поспать. Желательно, до завтра. Желательно, закинувшись снотворным. И лучше бы без снов. Так… А ведь Германия придёт именно сегодня для установки камер… Тихое «бля-ять» вырывается само собой, когда я снова падаю на подушку, в этот раз вниз лицом. Из телефона слышен голос Венгрии, чьи слова удаётся различить с трудом. Разглядев одним глазком кнопку динамика, включаю громкую связь и кладу телефон куда-то рядом с головой. — Польша? Ты меня слушаешь? — Да, я просто не выспался чуть-чуть, — мямлю в подушку. — Чего? Повтори. — Не выспался, — говорю громче, приподняв голову. — Слушай, ну правда, приедешь тогда, когда планировал. Не хочу тебя вырывать оттуда. — Ладно, вернусь на пару дней раньше. Чтобы к тому моменту был жив, здоров. — Ну это как посмотреть. — Сразу после ответа, хихикаю и прячу лицо, потираясь им о подушку и стуча ногами по дивану. Следом невпопад вырывается: — Бля-я-я. — Да что с тобой такое? — Кукуха едет. — Заметно. Ещё вчера такого не было. Черт, ну конечно, для него я резко изменился. Надо бы держать признаки съехавшей крыши при себе и делать вид, будто она на месте. — Ладно, кажется, мне просто надо выспаться. Давай, до связи. — Отключаться нет желания, но и звонок длиться вечно не может. Мне было приятно услышать голос живого Венгрии, теперь время жестокой реальности и выдумывания идей насчёт того, как дальше быть. Вен прощается и отключается первым, ибо мне так и не хватает сил опустить палец на красную кнопку. Оглушительная тишина возвращается. Она окутывает плотным одеялом и сжимает лёгкие. Откидываю телефон на диван и быстрыми шагами направляюсь в ванную. Включаю холодную воду в ванне и подсовываю голову под струю. Волосы стремительно намокают, капли скатываются к лицу и падают. Холод пробирает всё тело. Через несколько секунд я резко отстраняюсь и кручу головой, не заботясь о том, что вода разлетится в стороны. Выключаю кран, забираю полотенце и перемещаюсь в спальню, перед этим взяв телефон из гостиной. Германия придёт сегодня ночью. Полагаю, не время рыпаться. Когда я постарался на него напасть в тот раз, он меня вырубил, а после и убил. Раз плана нет, куда лучше проспать всю ночь. Так я смогу остаться в безопасности и со стопроцентной вероятностью не отбросить коньки раньше срока. Эта чёртова проклятая суббота. Её реально пережить? Быть может, и стараться-то мне не стоит, если на меня положил глаз не Германская Империя, а весь этот чёртов мир?! Нет, спокойнее… Если бы я не возрождался каждый раз, тогда вселенная определённо не была бы на моей стороне. Только вот время теперь на исходе. Кто знает, сколько мне осталось до вечного забытья. Итак, для начала лучше попытаюсь пережить точку смерти. Ради этого всю неделю придётся быть паинькой и прожить её, как в самый первый раз. Без лишних действий и движений. Всё в точности, как было… Это будет невыносимо, но нужно держаться. А там… Посмотрим, как будет. За мелатонином пришлось идти в аптеку: первое изменение в цикле. Не думаю, что это что-то изменит, так что, оставив дома телефон, я отправляюсь на внеплановую прогулку. Выходить наружу без телефона оказывается непривычно настолько, что становится дико неуютно. Ни связи с Венгрией, ни возможности в случае чего позвонить хотя бы в полицию или скорую. Прежняя беззащитность ощущается куда острее и заставляет перебирать ногами быстрее. Покупать снова и опять принимать мелатонин ощущается так же странно, как в первый раз. Возможно, даже страннее. От одного вида на упаковку таблеток начинает мутить. Быстро прячу их в карман кофты и покидаю аптеку. Накрапывает дождь. От Германии ни слуху ни духу. Отчего-то это наводит жуть: быть может, с непривычки. Хотелось бы думать, что он переместился обратно в петле трупом, но это, очевидно, не так. Дом встречает не теплом и уютом, а холодной серостью. За всё время «мой дом — моя крепость» стал каким-то чужим и отторгающим. Стены «крепости» давно рухнули, и не раз, под руками Германии. Где этот сукин сын научился ломать замки? Он умеет всё? И швец, и жнец, и на дуде игрец. Думать, разве что, не научился, а ведь это самое необходимое качество! Запирание двери на замок не ощущается полезным отныне. Каждый щелчок словно насмехается над моими попытками спастись. Злиться ни на что нет сил. Вместо раздражения накатывает жуткая усталость. С тяжёлым вздохом откидываю ключ на столик, а таблетки заношу на кухню и оставляю на столе. Для начала попытаюсь уснуть без них, ну а если не получится — здесь будет лежать спасительная упаковка. Сообщений в телефоне нет. Похоже, Венгрия решил не прерывать мой сон. Становится немного грустно без него. Ничего, когда усну, все проблемы растворятся и останутся в реальности, от которой я трусливо сбегу. Под одеялом холодно. Приходится ждать, пока оно нагреется от тепла тела. Эти минуты тянутся бесконечно. Мир точно останавливается в моменты моего бездействия и пристально смотрит, выжидает, как я поступлю, какое решение приму следующим. Как быстро сойду с ума. Как итог, я накрываюсь с головой одеялом и зажмуриваю глаза. Это не работает. Воздух быстро заканчивается, глаза устают, мысли не прекращают поток. Кажется, без таблеток не обойтись. Подскакивание с кровати обходится дорого. Голову, по ощущениям, расщемляет на две части. Пошатнувшись, падаю обратно на кровать и пролетаю мимо, приземляясь на пол. Если я и ангел, то мой нимб явно не по размеру и сейчас раздавит голову. Вырывается слабый смешок от этого сравнения, но боль не утихает и заставляет с мученическими стонами лечь и скрутиться на полу. Она больше не кажется последствиями от подъёма с кровати. Скорее, из-за постоянных смертей и возрождений. Когда возникает мысль о смерти, настигнувшей без предупреждения, боль начинает стихать. Похоже, я не умру сегодня. От этого — уж точно. Упершись руками в поверхность кровати, медленно поднимаюсь и прислушиваюсь к боли. Новых вспышек, слава Богу, не намечается. Идея идти за таблетками становится более сомнительной. Не сделаю ли хуже? А может ли быть ещё хуже, чем есть? Второй вопрос значительно перевешивает чашу весов, и я бреду на кухню. Таблетка запивается стаканом холодной воды, становится полегче. Разум упорно начинает игнорировать нынешнее положение дел. Петля не начиналась, Германии не будет сегодня, да и в принципе нет его в моей жизни… Так хорошо думать об этом и так плохо понимать, насколько оно далеко от реальности. Под шум на фоне засыпается легче, так что, попытка не пытка, иду в гостиную и включаю телевизор. Притаскиваю на диван побольше подушек, плед и утопаю в тепле и мягкости. Как славно стало бы, будь это простой день отпуска. Самый, самый… Простой… План с телевизором, к счастью, работает. Я вскоре отключаюсь, а просыпаюсь поздно вечером. Голова трещит. Неудивительно. Больших усилий стоит выключить телевизор, забрать хотя бы одну подушку и уползти в спальню. В телефоне висит всего одно оповещение с вопросом от Венгрии: «Спишь?», присланным около двух часов назад. Выбор между продолжением сна и разговором с ним очевиден, так что, закинувшись на кровать, беру телефон и слепну, пока захожу в чат. Пальцы замирают в миллиметре от клавиатуры. Лучше позвонить. — Целый день проспал! — восклицает Венгрия спустя несколько гудков. Губы моментально растягиваются в улыбке от его голоса. — У тебя… Всё хорошо? — с опаской интересуется он. — Голова адски болит, — хриплю в ответ и прокашливаюсь. — Скорее всего, сейчас снова лягу. — Становится немного стыдно перед Веном за то, что сегодня мы практически не общались. — Ты убегаешь от реальности? — В яблочко. Сон — прекрасное спасение от мира, в котором так тяжко жить. Ну, и от боли заодно. Но не скажу же я это Венгрии. Не хочу тревожить. — Просто очень устал от истории со сталкером, — звучит как глупое оправдание. — Ещё буквально недавно ты смело посылал его нахер, а сейчас… Что с тобой? Я чувствую, что-то изменилось. Если расскажу ему про петлю и многочисленные смерти, про Германскую Империю, больницу, пожертвование Вена собой и моё самоубийство, он, несомненно, поверит. Уже верил когда-то. Но моя цель — оградить его от творящейся чертовщины и не заставлять беспокоиться. Со вторым пунктом я успешно проваливаюсь, зато пока что держу первый. Рано или поздно придёт время, и я всё ему расскажу, но не сейчас. Определённо нет. Я сдержу то обещание, данное в больнице, пусть Венгрия о нём и не помнит сейчас. — Всё в полном порядке, уверяю тебя, — почти удаётся сделать бодрый голос. Почти. — Польша, ты врешь мне. Я тебя достаточно хорошо знаю. Что с тобой случилось и почему ты не хочешь, чтобы я приехал? Тебя держат в плену? Тебя принуждают скрывать правду? Только маякни, и я прилечу и врежу, кому надо. И… Ты что, плачешь? — По щекам в самом деле скатываются слезы. Слова Венгрии трогают до души, думается даже, что он правда сможет спасти меня. Однако Вен не всемогущий. Такой же обычный человек. Человек, который уже умер. — Прости, — всхлипываю в ответ, не в силах сказать что-то ещё. — Тише-тише… Не хочешь рассказать мне всё? — Прости, давай… Давай потом. Я расскажу, просто не сейчас. — Рука сжимает футболку со стороны сердца. А если я умру окончательно? Венгрия так и не узнает правду и, сидя у могилы, будет вспоминать этот разговор и винить себя в том, что ничего не разузнал и не помог мне. — Но почему? — Вен, пожалуйста, дай мне время. До конца недели, хорошо? — В голове назревает сомнительный план. Маленькими искрами загорается идея. Наивная, странная, зато лучше, чем мириться с нерадостной судьбой. — Ты… Аргх… — Пусть я этого не вижу, Вен наверняка потирает переносицу, с трудом принимая решение против себя. — Ладно. Надеюсь, ты не против сейчас хотя бы просто поговорить и отвлечься? Полагаю, это максимум, который я могу сделать для тебя в настоящий момент. — Расскажи, как прошёл твой день, — скромно прошу его и ложусь поудобнее, готовясь слушать рассказ. Не важно, сколько раз я говорил с ним об одном и том же, не важно, что я могу пересказать всё. Главное, что меня это умиротворяет. Жаль только, так нельзя провести всю ночь. Скоро придётся ложиться спать, дабы избежать вторжения в дом. Как отвратительно звучит.