Сенджу. Клан Леса.
Сильный ветер пролетел птицей снаружи, задевая крыльями деревянное сооружение и заставив трястись бумажную ткань на седзи. Язык коснулся нёба, когда сквозняк веером взмахнул запахи упавшего клена и мокрых трав, затронувшие кончик носа. Кусочек курицы, обжаренный на углях в золотистой корочке, блестел и пританцовывал в его руках, пока он вертел её палочками. Чашка со сливовым напитком покоилась рядом и взывала распробовать все оттенки вкуса сладкого алкоголя. От желания зачесалась рана на плече. Красные неровные полосы теперь украшали чистое полотно его тела. Красные и ядовитые, такие же как цвет глаз Бешенной псины Сенджу. Кстати… - Слышал от земель клана Нара до каменных хребтов, по слухам, потерялся белобрысый демон. Неужто наконец сдох от вражеского меча или деревья дзюбокко иссушили его тело. Леса их покрыты кровью, так что…- он щелкнул зубами, из глаз пошли искры, плечо сильнее зачесалось. Вдруг воздух сотряс несдержанный взмах кисти рук, и на стол обрушалась ладонь. Мелкие иголки прокололи ему ухо и задрожали, издавая вибрации в унисон столу. – Нии-сан… - Лучше ему сдохнуть… псина, а не шиноби. – Нет брат, нельзя. Без стука, через щель стала забираться тьма, густая, мрачная. Воздух стал гадким и свербящим. Под потолком поскрежетал острый палец, так мерзко и долго, что уши хотелось закрыть, вырвать. От звука цудзуми, бьющий громом в танце смерти, хотелось взвыть. Брат, стой. Очнись.Рана откроется. Кровь разольется. Кожу съедят крысы. Нельзя! Нии-сан, нет!
Крик вырывался наружу шарообразной молнией или это была чакра. Только путь её был прерван, затушен, когда широкая ладонь взъерошила иссинии нити и сотворило гнездо. В лоб уткнулся палец. Буря миновала, затух костер ярости, комнату вновь посетил солнечный заяц. - Прости, Изуна. Сильно испугал? – широкая улыбка украсило лицо, появились ямочки, желудок, сведенный от страха, заурчал. Ему стало стыдно. – Ай, негодник, ты же проголодался, чего застыл-то? Ешь давай, я и так с этой курицей весь извелся, устал жарить. Небось остыла совсем. Ну вот! Изуна, теперь это есть невозможно, – соловьем разразился Мадара и жадно стал проглатывать остывшие лакомства. Не жевал, как зверь глотал. Ну что за мерзость, как так можно есть. Бака. - Сколько повторять, дурак, не тронь волосы! Снова сделаешь это и завтра на бой пойдешь лысым, то-то Сенджу от смеха сдохнут, – Рис трясся в миске от его криков. Так же, как и его сердце. Где-то под одеждой, в скрытом кармане, таилось письмо. Печать клана Сенджу оттеняла корнями его. Красноглазый демон звал на встречу. – Только вот, что ты разразился от имени младшего наследника клана твоего дружка. Я думал сейчас сознание потеряю от твоей чакры, нии-сан. - Сам что ли не понял. Всё время что-то вынюхивает, как нерадивая шавка и метит в тебя, то в сердце, то в легкое. Блядь. Хочет убить тебя, чтобы ослабить меня перед Хаширамой, собой…черт, не знаю, – треск мрамора, что крошился от каждого выброса энергии и огненной гиены, приковали его взор. Треск чашки гипнотизировал. Вместе с этой чашкой трещало его сердце. Нет. Душа. Он должен был встретиться с Сенджу, тонкая бумага так и заставляла кровоточить его капилляры, напоминая, но ощущение предательства оседали песком, придавали гадкий вкус, – я …не хочу, чтобы ты пострадал, брат, хотя осознаю, что на войне умирают все. Даже я могу уйти в костлявые руки Шинигами. - Нии-сан… Кости инеем заледенели, кровь начала свертываться прямо внутри, от чего ногти посинели. Бой гэта отбивал марш, татами ходили ходуном, вслед тяжелой поступи пяток, словно в ритуальном танце. Сильный порыв ветра, как штиль или шторм в стране Волн, оглушил его слова, а может даже волной смыл. Он потерял нить мысли, не успел подцепить её кончик. Фусума раскрылась белой бабочкой, раскрыла свои тонкие узорчатые крылья и принесла собой хлопок реальности, порыв битвы и булыжник ответственности. Этот булыжник из самой твердой породы весел над их отцом, а в будущем над ними. Ужасно, как же ужасно…мерзко. - Мадара, Изуна наконец-то я вас нашел. Нам предстоит серьезный разговор. Отчет Рё принес плохие новости насчет зимнего сезона и продовольствия, – отец выглядел уставшим, веки его мерцали от касания солнечных зайцев, однако радужка была тусклой и бездонной, коснешься и утонешь в озере скорби. Отец так и не смог отпустить маму, ее нежных пальцев, мягкой улыбки и упрямого характера. Прошел год как она покинула их крошечный мир, оставив лишь запах камелии. – Я думаю пора выставлять белый флаг на эту зиму. Рё уже готовит соглашение с Сенджу. Дождавшись ответа, мы должны будем забрать пленных Учиха с нейтральной территории. Мадара, ты с Изуной должен будешь пойти на ферму к Такаси, а затем…. - Белый флаг…отец. Я знаю, что сезон Тайсэцу, довольно тяжек для нас, особенно после того, как Сенджу почти уничтожили здание с медиками, вот только ты забыл, отец …то, как они поступают с военнопленными медиками и женщинами. Записи показали, что с прошлого раза… - Мадара… Цикады застрекотали синхронно вместе со стрекозами, ткань из хлопка с узорами волн всколыхнулась, и он даже почувствовал соленный морской бриз. Ногти ударились об деревяшку, слух дернулся от скрежета, и он увидел, как сцепились в танце черные бусины, нии-сан смотрел волком на отца, хотя, где-то внутри понимал, что они попали в затруднительное положение. Ещё несколько битв, и они вымрут.Внутри зажегся пламенем листок бумаги, а буквы стали плясать как трюкачи. Белый демон – стоило ли с ним встречаться. Но как заманчиво опьяняли слова фальшивки.
- …У них Рей, Канаэ, половина находящихся в сырой и затхлой тюрьме - женщины, а остальные, отец! За всё бесчинство ты согласен ждать, как старый пес, ответа от Сенджу? О каком временном мире ты говоришь, если Дайме приказал тебе уничтожить семью Татибана, которую охранят омерзительные Сенджу. Жар стал нарастать, а в моменты кульминации он ловил спиной соленые капли, что катились от удушающего пекла. Брови сдвинулись ровно вниз, хотя глаза, губы и нос не подали на блюдце гнев брата. Он видел, брат в гневе, но как будущий глава не позволял такую роскошь как эмоции. Это слабость. Но все же брови его трепыхались угрем стоило иглам возмущения и обиды проткнуть сердце. - Что прикажешь делать: напасть на семью, сразится с кланом или прирезать Дайме? Мадара, пойми наконец, иногда обстоятельства идут против нас, и даже Ками не могут помочь. Из двух зол ты должен будешь выбирать то, которое окажется тебе, клану полезней. Он не вмешивался, лишь ловил и впитывал слова, фразы и предложения. Стоит шторму прекратиться и корабль станет ровно на волнах будущего, он знает, брату нужен будет равный, кто вместе с ним станет нести эту ношу тяжёлых и невыносимых камней. Вместе.Ему стоит пойти и встретить демона. Белого с красными глазами.
Но если демон обманет, сладкая и ничтожная капля отравит его язык, а затем желудок.
- Твои слова, что повторяются из года в год, я впитал с молоком матери, но оставлять эти подводные камни, что несут нам лишь утраты и погибель. Разумно ли? - голова Таджимы Учихи, его отца, дергается, и время ему грезится, останавливается. Мадара-нии-сан приподнимается, раздувается и широта его плеч, спины пугает. Перед ними поднимает свою голову зверь. И… - Глава! Глава! - с потоком хлесткого ветра в комнату забегает Рё, весь красный, волосы взлохмачены, а тело печью дышит. Он весь в ужасе, что греха таить, юношу обжег животный страх. Губы ели шевелятся, однако ему хватает сил выговорить. - Сенджу…Сенджу возле букового леса, и с ними все военнопленные и…и…и… Брат, отец и он сам не выдерживают, вид Рё пугает, и липкий страх начинает кусать затылок, добираясь до мягких тканей. Они одновременно кричат, хотя не должны. - Что там?! Черт возьми! - Второй наследник клана Сенджу и военнопленные, глава. Они ждут вас…Нет…младший наследник Сенджу ожидает вас…глава...я Тишина проглатывает буквы, летящие из уст Рё Учихи, а он внутри, в душе, загнанный в угол, ловит воздух как рыба, выброшенная на сушу. На отце и Мадаре нет лица, они белые как полотно бязи. Ему чудится или он ощущает запах гиацинта.***
Хрупкой сурьмой покоилась на его изодранных, израненных руках тело десятилетнего Хотару Сенджу. Тело дышало, вдыхало ночную тишь и выдыхало беспокойные виденья. Хмурились брови домиком, губы поджимались, от чего он ласково прижимал к сердцу, как делала это Кумика-сан, плоть из сурьмы в лиственном одеяние, и зашагал твердо в главный штаб ирьёнинов, так твердо, что земля покрывалась рубленными ранами.Отец был безжалостным и иногда легко вступающим в рабство эмоций.
Пока шаги его эхом отражались по затейливой дороге, а фигура отшвыривала черные силуэты, в голове его позвякивали шестерёнки.Тик-так, Тик-так
Не отрываясь от горизонта, пока его мысли тикали, открывая шкатулку из нефрита воспоминаний, пальцы осторожно придерживали голову мальчишки, так трепетно, словно не хотели забыть тепло солнечного брата Токи.Каждый раз он не успевал спасти этого ребенка от хватких лап войны. Его резали и кромсали то свои, то враги. Он ведь всего лишь …
На клочке рисовой бумаги памяти, красной тушью прописался один иероглиф - «Тэки» - враг. Язык ткнулся в щеку, перевернулся волной и змеей извернулся, произнеся одно слова: «Учиха» Ступни теперь не касались земли, от чего она радостно стрекотала в облегчении, легкие наполнялись песчинками озарения. Одна песчинка, вторая, третья. Северно-Западным ветром Фудзина летели его кости и мясо, руки налились сталью, на периферии он начал вытаскивать из ящиков хронометража карточки пережитого. Порох защекотал сознание, щелкнула спичка и ноги его застряли в тине, прямо перед дверью главного штаба медиков. Они тянули его вниз, воспоминания хлестали по лицу и шипелиУчиха. Учиха. Учиха. Рей Учиха…Кагами…Учиха…Учиха
Военнопленные.
Крохотное тело зашевелилось, тина отступила, и он с тяжестью в сердце стал карабкаться на деревянные ступени. Он барахтался в воде своих ошибок и никак не мог выбраться, глотал горечь поражений и ненависти, пока легкие не начали гореть, утаскивая его на дно. Луна высоко осветила круглый дворик, поцеловала его в волосы и нашептала: «Ещё не поздно». - Тора! Ками, ты жив! Тора… - отвернувшись, он чуть не столкнулся лбом с дубовыми объятиями дверей, но не смог увернутся, да и не желал, от крепких и в тоже время нежных касаний сестры. Блеск луноликой красавицы их клана омрачали красные реки в белой склере и бегающие черноты под веками. Его ведь не было лишь сутки или нет? - Ой! Прости, не ушибла? Комок детских невзгод извернулся в его руках и прижался лицом ему в грудь, туда, где билось сердце, пока Тока теребила ткань полевой одежды. Вдалеке всполохнулся ветер и дым костра, расширилась в удивлении радужка цвета военного пепла, и тонкие пальцы, достойные химе дрогнули. Тока заметила Хотару - своего единственного младшего брата. - Отото …что с ним? – она была взволнована, будто пороховая бочка, тронешь и взорвется, уничтожив все на своем кругу. - Ты стала слишком эмоциональной. Это мой уход так повлиял или старший брат заразил тебя, нэ-сан? – внутри, между солнечном сплетением и желудком, зародились огоньки тепла, еле заметная улыбка расцвела и смягчила его черты, в глазах Токи он отчётливо видел свое бренное тело. — Вот дурак! Ты заставил поволноваться свою нэ-сан, не смей больше выворачивать такие шутки, глупый Тора! Ты не понимаешь…это было ужасно даже помыслить о твоей смерти! – Кажется, одна маленькая росинка капнула на кровавую землю. Раньше печаль в глазах сестры была для него не так явна. - И что я болтаю, марш к Такеру-сама! Когда я вернусь, ты должен все мне рассказать, бака! – горячая ладонь прошлась по спине, пошатнув его тело, отчего забурчало его горло от сдерживаемого смеха. Тока стукнула его и при чем очень сильно. Моргнув и проследив как летит в бегу тело сестры, пятки его качнулись в ответ на радостный клич. – Тора-кун спасибо за Хати! Спасибо… Лунный поцелуй растаял и окислился, забрав за тучами, что наконец настигли их леса, их клана, теплый родной свет. Стукнулись зубы от холода, и снова заскрипели шестеренки. Хрустнули кости, спина выпрямилась, и его фигура вошла в глубь запаха болезни, трав, а иногда смерти. Татами под его ногами выпрыгивало, а молодые девушки, совсем неопытные медики, скучивали головы вниз, мелкой зверушкой забивались в углы. Боялись или смущались ему было неведомо. Он с самого детства выделялся, пугал, и за это самые жестокие люди этого мира – дети – бывало, когда нии-сан убегал по делам, глумились над ним. С возрастом сердце его начало покрываться кристаллами льда, а клыки и рот обрели яду. Он жалил всех, пока венозные трубки не взрывались большими хлопками, забирая тела, покрытые алыми разводами дыханием Шинигами. Боялись за его жестокость. Но ведь они сами запустили механизм по созданию чудовища. Стряхнув пылинки ненужных воспоминаний, кулак стукнулся об деревяшку и фусума резко открылось. Рука, начавшая покрываться глубокими следами старости, цеплялась за косяк, а ясные, скрытые под толстой линзой, глаза сверкнули. Легкие снова ощутили жгучие покусывания от нехватки кислорода. Он задержал дыхание, пока цепкий взгляд главного ирьёнина вынюхивал из него истину, а затем метнулся на тельце Хотару. Такеру Сенджу-самый сильный ирьёнин их клана представлял из себя полосатого бенгальского тигра, что был готов разорвать любого за оплошность – безжалостный с виду… однако в душе хранящий милость и страх, ощутимый еле заметным касанием.Ему срочно нужно было выйти из штаба и отправиться на нижние яруса тюрьмы.
Пока не стало поздно.
Медик-ниндзя, расправив плечи, свистнул безликим для него ученикам, и кивнул внутрь. Молча. Слова были не нужны, чтобы пригласить младшего наследника, или это дарованная привилегия, отражалась на действиях Такеру Сенджу. С первым шагом он был отрезан и заточен в комнатушке с запахом лютиков и гортензий, засохших на мутной зеленой водице. Кушетка, специально смонтированная кузнецами из деревни крестьян и мокутона, покачивалась в углу и впитывала палочки благовония хвои. Уложив Хотару, осторожно и трепетно, он убрал с глаз мешающие волосинки и немного запнувшись, стянул мех, укрыв детское тело. Сзади заскрипели половицы. - Младший наследник, неужели один день в лесу поменял вас, или мой разум помутнел. Хотя знаете, навряд ли, в отличие от вас я все-таки слежу за собой. Садитесь на стул, мне нужно проверить вашу чакру и срастить ребра. Неся ребенка сюда на руках, вы только ухудшали свое состояния, – легким стуком он сел и оказался лицом к лицу с мужчиной, что высеченной из камня статуей, щелкал пальцами и еле дотрагиваясь до синих гематом на локтях, недовольно поджимал губы. Что-тут было не так. – Я всегда считал, что благоразумие – это ваша черта, младший наследник, все же вы так похожи на Юм- матушку…в отличие от старшего наследника, хотя жестокость у вас от отца.Почему он запнулся?
- Мне казалось, намного лучше сломать пару конечностей, чем лежать освежеванным трупом в какой-либо глуши, – рука, освещенная зеленой чакрой дрогнула, веко дернулось. Это связано с ним или с матушкой. Этот мужчина скрывает какую-то тайну? – После меня проверьте Хотару, глава не удержал чакру по моей вине. - Гхм. Я не удивлен, только Вы могли вывести из равновесия главу. Хотя старейшины ставили такие надежды на старшего наследника, – рёбра срастались, и он чувствовал, как сильно забилось сердце, и кровь лихорадочным потоком потекла по венам, в пояснице запульсировала чакра. Впрочем, не только у него сердце билось с двойной силой. – А насчет этого сорванца, даже проверять не надо, потерял чувства от шока из-за сильного наплыва чакры. Тело не выдержало. Ему нужен сон, а как проснется хорошая еда для энергии. А вот вам…Тобирама, скажи не чувствуешь недомогание или сбои с чакрой?Неформальность. С чего бы вдруг?
Такого раньше не было.
- Нет, все в порядке, Такеру-сан. Хотя… - хрусталик метнулся стрелой ему в затылок, когда он отвернулся в раздумье на секунду. На кушетке сладко дремал Хотару, спиной к ним, но возможно скоро сон его уйдет. Дыхание было неровным. - …нет, наверно я просто утомился, на Шуншин ушло много чакры. Тогда если осмотр закончен, я пойду?Этот медик …он решит вопрос с ним позже.
Сейчас Учиха важнее…мама Кагаме.
- Да-да иди, только вот сходи завтра к Мицухе и сдай анализы, нужно сверить мои предположения, не хочу, чтобы у тебя были проблемы с чакрой. – Мимика исказилась на минуту, от чего шрам на лице изуродовал лицо и предоставил перед ним аромат терновника и гадкий привкус страха, что гнил в гландах букетом гортензий. Ириёнин скрылся за ширмой, где блестели кувшинчики с водой, шаркая обувью, он весь вздыбился и бубнил. Нахмурившись, он приблизился к брату Токи и чуть не дернулся, когда уловил шепот из-за ширмы, где палочки с благовонием мешались с плеском речной воды. - Неужели та самая болезнь, Ками, пусть будет не так. Нужно проверить архивы.Что? Болезнь…подождите, архив, а ведь это хорошая идея.
Последний раз взглянув на спящее тело, он с тоской в глазах коснулся родимого пятна на руках Хотару, а затем подошел к фусуми и стукнул об деревяшку. Плевать на мех. Он уже попрощался и ему не нужны были доказательства, чтобы понять, как всполошился этот медик. Мазнув острием своего сенсора, он уловил энергию со стороны входа. Шаг увеличился, перешел отчасти на еле слышный бег, и наконец узрел того, кто следил за ним в этих стенах. Ученик Такеру Сенджу, заодно его сын – Макото Сенджу. Тот стоял столбом, не шевелился и не отрывал от него свои рыбьи очи, пустые и мрачные. Желудок сжался в спазмах, когда он увидел будущую марионетку старейшин, и поскорее решил свернуть в темницу. Электрический ток прошелся от кончика волос до поясницы – поганец следовал за ним.Вынюхивает или чисто любопытство?
Проблем от него наберешь.
С каждой поступью, каждой ступенькой вниз, куда не добирался дождь, что нещадно бил по нервам, как и следовавший за ним медик-ниндзя, в нос прорывался запах сырости и падали, что срывал с его одежды аромат хвои и осеннего дождя. В голове раскрывалась бабочкой картина: вороны клевали трупы, кишки лежали на траве и яростный вой на весь квартал и много, много крови среди ошмётков плоти. Его локти исцарапаны, а ладонь тряслась контужено, из глотки вырывался хрип, и он сжимался, хотел скукожиться и исчезнуть. Дайте сдохнуть наконец! Вот что кричал его разум. Резкий визг и звон металла вышвырнул из кошмара, такой тонкий и звучный, в нем крошились чувство достоинства, и билась в конвульсиях от животного страха частица души.Опоздал?! Нет! НЕТ!
Что они творят?!
Последняя ступень, и время вырвалось искрами из уст, покатившись по мокрому камню. Ноги несли его, ужом извивалось сердце, кровь в трубках стала вскипать и бурлить пузырями, он чувствовал клоаку в своих ушах. Нити, вырывавшиеся из склеры саваном, покрывали радужку, в нёбе застрял привкус, а может лепесток кровавого хиганбана, энергия белая, шаровыми молниями разрывала его сухожилия, и он бежал…а затем застыл, когда слух уловил поскуливание, скрежет ногтей, женское хныканье и звук удара о плоть.Медленно. Проглотить всего.
Я сожру тебя, свинья.
В самом конце этой отвратительной сырой дыры, там, где звон металла увеличивался и гонгом отдавался в ушах…он узрел паскудную тварь, что наотмашь била женщину…нет, девчушку, хрупкую, фарфоровую…с ребенком в животе…мразь…Вокруг витал отголосок перечной мяты
Не смей портить мне жизнь тварь
Голова опухла и вибрировала с мягкими тканями мозга и плавились. Горячая жидкость от расплавленной черепной коробки стекает ему в сердце и отравляет, сжигает. Нога ударяет о камень и наступает тишина. - Мла-а-а…дши-и-..й наслед-ик-ник-ик, – ты еще пьян, свинья. Гримасой страха исказилось размытое лицо, женщины зашугались и сжались, горкой собираясь к друг другу, заслоняя юнца, и пытались тянуть руки к телу что изливало слезы, но было пустым. Пустая оболочка. Она…она не сошла с ума..она..её дитя. Я зарежу падаль. - Ты посмел коснуться плененных мною людей, - пространство в красных оттенках, белыми пятнами мелькают силуэты Учиха, но они ему не нужны. Не достойный носить имя Сенджу сочится потом, от него воняет возбуждением и перегаром, он трясется как муха и падает бочкой на выступающий камень. За такими отец никогда не следил. Тот, кто не приносил полезность клану был вне его компетенции. И так прорастали дикие звери или мусор, недостойный жить. Никто. не. смеет. ломать. ему. планы. Чакра бьет это тело со спущенными штанами и стоячим членом. Мерзость. – Знай свое место ничтожество. Он погрузился в чан с кровью, он задыхался в ней и ему было мало, его мучила жажда. Зрачок впился в этот мешок с костями и жиром, фильтр слуха улавливал лишь фоновый звук. Гиацинты метнулись вверх, холод слился с жаром и уловил шепот. Господин Шинигами дышал ему в печенку, костлявые руки касались плеч, и огнями погибели смотрела бездна на смертника. - Г..госпдин, но это Учиха! Враги! Я уничтожал во благо клана демонического ублю- Под руку хозяина Шинигами он схватил за горло эту свинью и с легкостью поднял. Тяжесть он не ощущал. Он жаждал убрать сухость в горле и ярость подначивала его. Сверху прогремел гром, и с уст его вырвалось шипение. Стражник с ужасом хватал желанную жизнь. - Благими намерениями вымощена дорога в пасть Эммы, - обжигающая костлявая рука дотрагивается до метала на бедре. Нож. Он понижает голос и на минуту дает кислорода. Мельком он видит, как с упоением смотрят рыбьи глазёнки и со смятением черные гиацинты. – Хотел помочь и заодно убрать свою плотскую, похотливую жажду. Засунуть в беременную свой член и услышать мольбу, верно? …я тебе помогу…От ласкового тона глаза озаряет мольба и торжество.
Глупец.
- почувствовать свой хрен в собственной заднице, – сталь ладно ложится в руки, движение пролетают словно в технике мерцания, и острие ножа как по маслу проходится по кожи, добирается до сосудов, и одним взмахов толстый член лежит на полу в каши крови. На весь этаж раздается истошный, нечеловеческий крик. Пелена отступает, во рту накапливается кислый привкус желудочного сока и риса. Мужчина корчится в агонии и пытается ухватиться за конец жизни, вот только руки без мышц уже держат в своих лапах душу мерзавца и медленно, с упоением тянут из сосуда, причиняя нестерпимую боль. - Да прибей его уж до конца, невыносимо слышать эти вопли! – черные бусины, волнистое воронье гнездо и режущий, отрезвляющий крик забирает остатки жажды. Он смаргивает влагу, накаленный металл, окрашенный темно-алыми пятнами, ведет его руку, и симфония отвратительных воплей затухает. Перерезана сонная артерия. В трахее усиливается сжимающее чувство, хочется выплюнуть органы. - Мерзость… - Ты …- он одновременно сканирует девчушку и остальных, только собеседник его, склизкий Сенджу, безразлично смотрящий на труп, а затем с каким-то щенячьим блеском впивающийся в его сторону…озабоченный. – Убери труп, позови стражу, пусть переведут их на верхний ярус и приведи медиков. Нужно помочь беременной, – он отворачивается, ногтем впиваясь в бедро. Давление поднимается.Мальчишка лишь кивает взбудоражено и бежит нетерпеливо исполнять его поручение.
Лучше остаться, чтобы они все ничего не испоганили. Ками, сколько гнили в их корнях.
Рей Учиха, та, что минуту назад кричала, волком смотрит на него, голова её качается, и остальные укрывают бедного ребенка собой, ближе к юнцу. Как же она попала в плен – четвертый, возможно пятый месяц. Учихи настолько сумасшедшие или кто-то из Сенджу напал на безопасную деревню, где не было шиноби.Это была ложь, что он пленил этих Учих.
Ложь
Устало, даже измучено покачав головой, он выходит из камеры, и в сознание прибегает идея узнать кто их поймал и пленил. Холод и сырость темницы касается его шеи, импульс в висках нарастает. С ним что-то не так. Нужно срочно было встретиться с Кумико-сан. Топот ног вторит его мыслям, и он руководит переотправкой Учих. Завтра он их вернет домой, завтра он встретится с Изуной и получит кулак ярости отца. Но это завтра.Сейчас ему нужно в архив.
Срочно.