***
Чонин осторожно шагает по обитым бархатом ступеням, направляясь в самый низ амфитеатра. В зале туманом царит полутьма: только над сценой горят плоские лампы, рассеивая свет по паркету и едва доставая до верхних рядов. Чонин замечает девушку из параллельного сидящей у сцены на декоративных подушках вместе с его одноклассником — они изучают распечатанный сценарий, раскладывая страницы по порядку. Чуть поодаль Кюджин и Хэвон из команды декораторов на огромном ватмане намечают карандашами будущий рисунок. Возле рояля у другого края сцены Рюджин, сверяясь с текстом, что-то мурлычет без музыки. — Доброе утро. Чонин останавливается возле сцены, от смущения растирая мочку уха пальцами. Он, по сути, даже не знал, с кем здороваться. Однако первой отреагировала Рюджин: вскочив с банкетки, она протянула ему руку — и Ян забрался по ступеням на сцену. Лёгкое ощущение высоты под ногами ударило в голову порывом головокружения. — Проходи, не стесняйся, — улыбнулась она. — Ты же к художникам, верно? Чонин кивнул. Он даже не успел проверить, как выглядит — только чувствует, что рубашка у него задирается, мокрые волосы прилипают ко лбу, а щёки горят. — С чего бы начать… — задумчиво произносит Рюджин. — Я пока покажу тебе нашу сцену, ладно? У тебя есть записная книжка? Когда Чонин ответил, что в сумке завалялся старый блокнот, он на самом деле ещё не представлял, что имеет в виду Рюджин. Потому что блокнот оказался хлипкий, а диктовала Рюджин много, указывая рукой на малейшую деталь в зале и комментируя её. — Мы решили в этом году поставить весёлую и освежающую постановку, — говорила она, протягивая ему сценарий. — По мотивам мюзикла «Ла-Ла Лэнд», смотрел? — взгляд в сторону Яна — тот качает головой. — Ну и отлично, не смотри, мы всё равно немного изменим сюжет. В целом постановка будет идти чуть больше часа: нас всё-таки дети смотреть будут, а они постоянно зевают, когда представление задерживается. Мы планируем очень много танцевальных и песенных номеров — в основном петь будем мы с Хёнджином — и ещё наш школьный хор выделил несколько человек для второстепенных ролей. Ты сам-то петь умеешь? — Чонин снова качает головой. — Поняла, значит, тебя в резерв не брать, — она параллельно достаёт ежедневник из кармана и что-то наспех черкает. — Значит так, оставь мне свои контакты, я вышлю тебе сценарий файлом, чтобы было на что ориентироваться при создании декораций. Для вдохновения можешь на YouTube просмотреть пару клипов на песни из фильма, чтобы понять атмосферу. Ну а может, Хёнджин и вовсе заставит тебя посмотреть мюзикл целиком. — А он что, может? — шепчет Чонин. — Ещё как. Нас с Ёнбоком заставил. Меня в кино потащил, когда он вышел, а Ёнбоку пришлось смотреть на ночёвке. Чонин кивает. Видимо, одна из тех ночёвок, фотографии с которых Хёнджин любил заливать в истории. С разбросанным по постели поп-корном, горящим в темноте экраном ноутбука и огромными подушками. Рюджин проводит его вдоль по сцене и по первым рядам амфитеатров, добавляет Чонина в общую беседу театральной секции и, указывая на аватарки участников, рассказывает, из какого они класса и чем занимаются. — Главные роли — Мии и Себастьяна — исполняем мы с Хёнджином, — продолжает Рюджин. — Всего у нас будут четыре основные локации: квартира моей героини, джаз-клуб — для него нам понадобится вон тот рояль, — улица, для которой мы будем менять освещение, чтобы показать ночные и утренние сцены, и дом, в котором будут жить персонажи Хёнджина и Ёнбока — не по канону, но так удобнее. Вам, художникам, нужно подготовить общий интерьер. Девочки, принимайте новенького, — Рюджин, как мама, приводящая сына в сад, остановилась рядом с девушками из художественной секции и подтолкнула того под плечо, чтобы он сел. Ян послушно опустился рядом с краем ватмана, сбрасывая рюкзак. — Если что, обращайтесь, а я пошла повторять песню. Чонин наконец нашёл время хотя бы утереть лицо бумажным платком и растрепать волосы. Он скинул пиджак, оставшись в одной рубашке, и откинулся спиной к стоявшей за кулисами парте. — Мы сейчас работаем над интерьером квартиры главной героини, — сообщает Кюджин. — Поговаривают, что кто-то из актёров случайно разбил предыдущие декорации. Чонин едва сдерживается от смешка. Кто-то из актёров? Заливистый смех Хёнджина до сих пор звучит в голове — и строгий голос отчитывающей Ёнбока и Рюджин учительницы. — Мы хотим нарисовать для улицы пейзаж с видом на город и фонарями, как в той самой сцене, где Миа и Себастьян танцевали ночью, — Чонин и понятия не имел, что это за сцена, но кивнул. — Думаю, с этими двумя за пару недель справимся. Для джаз-клуба много не понадобится — только силуэты массовки на фоне и постеры с афишей. — И за сколько мы должны это подготовить? — В запасе почти месяц, до середины апреля. К тому же мы будем рисовать с четырьмя местными художниками. Вплоть до восьми утра Чонин, Кюджин и Хэвон делают наброски, булавками намечают линии, по которым листы ватмана будут сцеплять друг с другом, накидывают варианты дизайна и фотографируют то, что получилось, чтобы вечером в общей беседе подметить недочёты и внести изменения. Чонин устало опускается на паркетный пол сцены, выдыхая. До начала уроков остаётся около четверти часа. Он ещё успеет отдохнуть после своей утренней пробежки. Интересно, шанс появления в этой секции загадочного адресанта с синими самолётиками высок? И реален ли вообще? Если да — Чонин бегло оглядывает присутствующих — находится ли он сейчас рядом? В зале не больше пятнадцати человек: наверняка он и не рискнул бы отправить послание с кучей сгрудившихся свидетелей, но если Чонину отойти в безлюдное место, спрятаться у того рояля за кулисами, отсесть на дальние ряды или притвориться, что он изучает афиши? — Короче, я сегодня утром видел, как Ян Чонин бежал марафон по… Хлопают двустворчатые двери. Плоская лампа над сценой пару секунд трещит, раздражая зрение моргающим светом, и в полумраке зала повисает тишина. У Чонина зрение плохое. Ему приходилось щуриться, чтобы разглядеть неоновые цифры на электронном табло и ценники в продуктовых, но этого человека он узнавал всегда. По высокому голосу, будто бы смеющемуся, по чёрным волосам, пряди которых из темноты выхватывал дневной свет, и по его, конечно же, глубоким ореховым глазам. Так редко устремлённым на Чонина. — … Сеулу. Но не сегодня. Сегодня он на Чонина смотрел — изумлённо распахнув ресницы. Так, что на мгновение тот подумал, а не забыл ли Хёнджин, что сам вчерашним днём просил его присоединиться. Руки Хёнджина были загружены двумя пластиковыми пакетами. Из-за высоких ручек выглядывали бутылки холодного зелёного чая, и под мышкой скрипела пачка чипсов. Ёнбок забежал следующим. Когда он увидел широко раскрытые глаза, тут же вопросительно посмотрел сначала на своего друга, затем, проследив за направлением его взгляда, улыбнулся Чонину — и, громко усмехнувшись, выхватил из ослабших рук Хёнджина шуршащие пакеты. — А вот, собственно, и он. Чонин растерянно опускает взгляд, чувствуя, как из-за выступившего на коже пота ладони скользят по паркету. Он ведь наверняка сейчас растрёпанный донельзя… Ещё и этот галстук… Чонин определённо не на высоте. Ребята из секции раскладывают мешки с продуктами на сцене: Хёнджин купил им на завтрак сэндвичи и донаты. Желудок предательски громко урчал, но он надеется, что в такой суете этого утробного рычания никто не услышит. Как назло, приятный солоноватый запах ветчины заставил Чонина повести носом в сторону продуктов — он ведь даже не успел позавтракать сегодня. «Разбирайте, я для кого всё это покупал? — слышится голос Хёнджина. — Донаты по акции были, так что проверьте срок годности на всякий случай. А то вдруг я вас отравлю». Чонин не удержался от тихого невольного смешка — такого, который вырывается на выдохе, когда слышишь смешную шутку где-то вдалеке. «Спасибо, хён, — крикнул в ответ парень-сценарист. — Я со вчерашнего обеда не ел ничего. Вместо желудка просто чёрная дыра». «Ты сдурел пропускать приёмы пищи?! — тут же подхватила разговор Рюджин, набившая рот сэндвичем: из-под губ выглядывал салат, а на подбородок упала капля майонеза. — Мы только вылечили тебя от РПП, а ты снова за старое?» «Да я просто застопорился со сценарием, поэтому поесть забыл», — проворчал тот, заглатывая полумесяц доната целиком. «Вот идиот, — проворчала Рюджин. — Если проблемы со сценарием, так спроси совета у Сольхи, у Ёнбока, у нас с Хёнджином, в конце концов. Мы команда, вообще-то». Чонин бесцельно качает ногой у края сцены, напоминая себе, что пора бы направиться к кабинету. Сейчас по расписанию история, а учительница опоздания не поощряла — в принципе не пустить в аудиторию могла. Изучать параграф в одиночестве под мерный стук часов в кабинете директора перспективой было так себе. Чонин наклоняется, готовясь спрыгнуть, и чувствует, как в плечо ему тычется острый пластиковый наконечник. — Покушай. Твой желудок слышно даже на другом конце сцены. Чонин поднимает голову прежде, чем успевает понять, кто к нему подошёл. Хёнджин одной рукой протягивает ему сэндвич с ветчиной, второй — завязывает низкий хвост, а меж зубами держит донат. Чонин поспешно хватает сэндвич. — Не стоило, — отвечает он, но его словам аккомпанирует голодное бурление в желудке. — Ешшо шэуо, — усмехается Хёнджин. — У нас в театральном от еды не отказываются. Между прочим, каждую пятницу мы пиццу или суши заказываем, так что, — Хёнджин опускается на пол рядом с Чонином, одну ногу свешивая, а вторую ставя под углом, чтобы уложить на неё согнутую в локте руку. — Это, правда, небольшой спойлер, — он подмигивает младшему. — У нас многие остаются из-за еды. Больше ни один кружок так щедро на закуски не тратится. Даже кулинарный. Они так вообще еду домой уносят или учителям раздают. Лучше бы с нами поделились. Чонин кивает. Он не знает, что ответить, поэтому, кивая, просто раскрывает пластиковую упаковку и достаёт сэндвич. В нос ударяет запах солёного соуса. — Кто знает, может, ты тоже здесь из-за еды останешься. Чонин смущённо улыбается. — А что, мне стоит? — Чем больше семья, тем лучше. Чонин вновь кивает. Хёнджин, возможно, чувствует его растерянность — и отводит напористый взгляд, быстро доедая свой пончик. Чонин ест сэндвич маленькими кусками. По языку пробегает приятный привкус мягкого хлеба, отдаваясь накатывающими волнами тепла по телу. — Вышел я, значит, сегодня из дома, — тут же без предупреждения продолжает Хёнджин, — иду по улице спокойно. И вдруг чувствую — мимо меня проносится… торнадо прям такое! — его губы растягиваются в улыбке. — У меня самого аж волосы растрепались, пришлось рюкзак придержать, чтобы не снесло. И оно как пролетит сбоку, прям в паре метров, я только и успел ему в спину посмотреть. И замечаю, что затылок-то у него чёрненький. Так что сразу и понял, кто это. Думаю, ни фига себе: Ян Чонин бегать умеет! А как на физкультуре на него посмотришь, так ползёт черепахой или на скамейке отсиживается. У Чонина сэндвич застревает меж зубов, и салат с майонезом вываливается обратно в пластиковую упаковку. — А ты часто на меня смотришь во время физкультуры? — То есть из всего монолога тебя заинтересовало только это? — вскидывает брови Хёнджин. — Ну, у нас физика на первом этаже в то же время, когда у вас физра. Мне скучно, и я в окно гляжу. Тебя вот временами замечаю. Ты же ленишься больше остальных. Вслед за теплом по телу разливается удовлетворение. Так, значит, Чонин для него, пусть и эпизодически, но появляется. — Я просто опаздывал, — оправдывается Чонин. — Забыл переставить будильник, а автобус ждать долго, вот и побежал. — Да ладно тебе, ничего страшного не случилось бы, приди ты на пятнадцать минут позже. Минхёк вообще практически каждую репетицию просыпает, это чудо, что ты его застал сегодня, — смех вновь отражается блеском в глазах. — Так это из-за опоздания у тебя такое гнездо на голове? Чонин чувствует себя опозорившимся на первом свидании подростком. — Ну да, отчасти. — Кажется, нужно передать учительнице Мин, что в нашей секции завёлся очень добросовестный мальчик, — задумчиво протягивает Хёнджин, потирая подбородок. — Она это точно оценит. Давай-ка пока… — Хван тащит по полу собственный рюкзак. — Причешем тебя, что ли. Хёнджин достаёт расчёску, а затем, одной рукой двигая плечо Чонина так, чтобы туловищем он был повёрнут прямо к его лицу, хватает его за край скулы и касается волос на затылке. Длинные пальцы приглаживают смятые пряди, холодные зубчики пробегаются по вискам, приятно задевая уши, локоны укладываются в прямой пробор, а чёлка — шторочкой, открывая лоб. Чонин заворожённо смотрит в чужие глаза: они, прищуренные, как у профессионального парикмахера, выслеживают недостатки, чтобы тут же их исправить, а длинные пальцы, придерживая его голову, по-хозяйски возятся с причёской. — Так-то лучше, — Хёнджин оглядывает его, удовлетворённый собственной работой. Чонин чувствует, как мягко ложатся пряди по бокам, прикрывая уши. — Спаси… бо, — выдыхает он, не сдерживаясь от улыбки. — Это тебе спасибо, — выдыхает Хёнджин. — За то, что так ответственно отнёсся к нашей постановке. Ты ведь не обязан, а примчался рано утром, чтобы помочь, — и как-то рассеянно опускает взгляд в паркетный пол. — Надеюсь, тебе у нас хотя бы понравится. — А почему не должно? — Многие уходили, потому что не справлялись с давлением, — пожимает плечами Хёнджин. — Знаешь, у актёров высокий уровень соперничества. Всем хочется урвать роль получше или притянуть к себе основное внимание. За свет софитов борются. Может, к художникам, звуковикам, сценаристам это не относится, но… когда все актёры на взводе, разве приятно с ними работать? На лице всё ещё играет улыбка, однако тяжёлый выдох, с которым он произнёс последнюю фразу, не напоминает искреннюю радость. Скорее, так говорят о том, что на работе дела в полном порядке, стараясь утопить в памяти мелкие недомолвки, несуразицы, стычки и ссоры с коллегами. — Ну, это я запугал тебя сейчас, конечно, — хмыкает Хёнджин. — На самом деле просто предупреждаю: будь осторожен. Чем ближе постановка, тем агрессивнее становится команда. Конечно, все конфликты разрешаются, но не принимай, если что, близко к сердцу. Ладно? — Хёнджин кладёт ладонь Чонину на плечо, морща нос. Тот кивает. Хван поднимается на ноги. — В общем, сегодня в четыре будет репетиция, ты приходи, хорошо? — Ладно, — смеётся теперь Чонин. — Я обязательно приду. Когда Хёнджин оборачивается, Чонин окликает его. — Сонбэ, спасибо за сэндвич, — он поднимает в воздух пластиковый треугольник крышки. — Не за что. Я же обещал, что мы о тебе позаботимся.***
Зубчики вилки царапают поверхность деревянного стола, когда Чонин в очередной раз промахивается мимо подноса. — Лицо такое блаженное. Он как будто не в театральный кружок сходил, а на сеанс эротического массажа. — Да отстань ты от него. Не видишь, что ли, человек влюблён. Пусть помечтает о своём ненаглядном. — Представь, что этот ненаглядный способен творить, раз он уже несколько минут не сдвигается с места. У него даже котлета остыла. Как думаешь, если я её возьму, он заметит? Зубчики чужой вилки приземляются в мякоть жареного мяса, и Чанбин с коротким хихиканьем ворует котлету с чужого подноса. — Зацени, даже бровью не повёл. Вот что значит сила любви: ты насыщаешься ей настолько, что не заботишься о таких мелочах, как школьный обед. — Чанбин, — тихо мурлычет Чонин, устремляя мечтательный взгляд в окно, — я тебе эту вилку вместе с котлетой в зад засуну. — Тоже мне, даже пошутить не даёт, — фыркает тот, обиженно хмурясь. — Нашёл кого дразнить, — осуждающе качает головой Сынмин. — А вдруг он хочет с нами посоветоваться, но боится? Мы всё-таки хёны. — А ты больно много о любви знаешь, — кривит нос Сынмин. — Я, вообще-то, опытный! — взрывается Чанбин. Сынмин только цокает и возвращается к обеду, всем видом показывая, что овощной салат и то более интересный собеседник. — Не веришь? Как такой горячий парень, как я, может быть неопытен в отношениях? Чонин их практически не слушает: у него в голове всё вертится, крутится вокруг одного и того же образа, и мозг не перестаёт воспроизводить то, как мягко пальцы Хёнджина касались его затылка, а глаза внимательно поправляли сбившиеся пряди. Чонин заглядывает в своё отражение в кружке с чаем. Наверное, ему пора перестать носить прямую чёлку… С открытым лбом даже собственное лицо кажется чуть взрослее. Интересно, почему Хёнджин решил сделать для него такую причёску? Может, она ему нравится? — А ты слышал, наш Чонин в любовный треугольник попал! — с котлетой во рту заявляет Чанбин. Сынмин вопросительно косится. — Серьёзно, ему теперь без конца надписывает таинственный поклонник. Передаёт записки бумажными самолётиками. — Это получается, Чонин влюблён в Хёнджина, а в Чонина влюблён кто-то ещё? — Видимо, да. Как в «Случайно найденный Ха Ру», помнишь? Интересно, суждено ли нашему второстепенному герою выйти на первый план, м? — Наш Чонин-и слишком хладнокровный, чтобы позволить какому-то незнакомцу так резко закрасться в его сердце. Ему надо сначала поиграться. — Вы ещё сценарий для дорамы напишите со мной в главной роли, — саркастично фыркает Чонин. — А ты, по-твоему, не можешь быть главным героем, что ли? — удивляется Чанбин. — Какой из меня главный герой? — устав от этого сравнения, шипит Чонин. — Я же типичный экстра, который, — он подбородком указал на выход из столовой, — по коридорам шатается, и, если повезёт, можно заметить его в парочке кадров. — Мне кажется, ты себя недооцениваешь, — недоверчиво хмурясь, отзывается Сынмин. — Кто тогда должен быть главным героем? — Кто-то интересный, — тут же выпаливает Чонин. — Яркий. Как Хёнджин. На него посмотришь, так он весь сияет актёрством. Это его призвание, и куда интереснее наблюдать за его жизнью. — У тебя в башке, кроме Хёнджина, никого нет, — попутно вставляет Чанбин. — Давай другого. — Ну, Хвиин, например, — Чонин пожимает плечами. — Да хватит, вот же заладил про реальных людей! — взрывается Чанбин. — Опустим, что про нас с Сынмином ты даже не подумал, но ладно, — Ким в подтверждение его слов драматично закатил глаза. — Ты подумай про сами характеристики. Попытайся вспомнить главных героев. Думаешь, у Гарри Поттера шибко интересная жизнь была до одиннадцатилетия? Он, может, тоже в своём чулане сидел и думал о том, что главный герой из него никудышный. А прямо сейчас твой аноним усердно пытается намекнуть тебе на то, что совсем скоро ты станешь главным героем. Да он точно втрескался! — отмахивается Чанбин. — Станет парень просто так за незнакомцем носиться. — Почему ты решил, что это парень? — с протяжным стоном выдыхает Чонин. — А ты будто не хочешь, чтобы это был парень, — между делом равнодушно вставляет Сынмин. — Я не собираюсь начинать отношения, так что мне всё равно на пол. — То есть ты подтверждаешь, что тебе нравятся парни? — бросает Чанбин. — Конечно, я же в Хёндж… — Чонин, заполняя рот ложкой овощного салата, бубнит: — Когда вы перестанете нести чушь и посоветуете хоть что-нибудь адекватное? — За адекватными советами не к нам, — отвечает Сынмин. — Не забывай, мы как можем устраиваем твою личную жизнь. Стоит ли бегать за далёкой звездой Хван Хёнджином, когда под боком есть человек, который уже испытывает к тебе чувства? — Да не бегал я за ним… — Ты только что в чашку чая улыбался, потому что он тебя угостил и расчесал, — напоминает Чанбин. — В последнее время вы часто друг друга трогаете, замечаешь? Сынмин решил придать звуковой эффект его словам многозначительным «м-м-м!» — Трогают, значит. — Ага, всё им не терпится друг друга зажать где-нибудь в углу. — Господи, угомонитесь уже! — Не волнуйся, Чонин, если что, мы вас двоих обязательно прикроем. Ты только свистни, мы вас сразу же закроем вас в кабинете. Чонин окончательно путается, с кем именно эти двое его шипперят, поэтому, признавая поражение, возвращается к обеду. Всё романтичное настроение, навеянное утренней беседой с Хёнджином, улетучилось. — Дай шанс этому анониму, — вдруг произносит Сынмин. — Может, он просто так внимание проявляет. Не все, кто ухаживает за понравившимся человеком, извращенцы. — Хотя, мне кажется, и Чонин хранит пару секретов, — шёпотом бубнит себе под нос Чанбин. — Это вне сомнения, — понижая голос, соглашается Сынмин. — Но ты так радикально настроен, что мне стало жалко твоего анонима. Хотя бы взгляни на него разок. Может, вы уже знакомы. Может, он — или она — тебе понравится. Вы обсудите сложившуюся ситуацию. Стать друзьями тоже хорошая идея. Хоть адекватный друг у тебя появится… — он вздыхает и прожёвывает мясо. — Да мне бы… найти его для начала, — пожимает плечами Чонин. — Ну ты ведь подозреваешь кого-то из театральной секции? — вспоминает Чанбин. Чонин угукает. — И что здесь сложного? Улучи момент. Когда все будут заняты, например. Напиши послание, оставь у сцены или на кресле, — продолжает Со. — Не пиши ничего конкретного, — добавляет Сынмин. — Просто оставь отсылку к вашим предыдущим сообщениям. — Ага, а потом уйди ненадолго и вернись. Если ответит — поздравляю, ты приблизился к правде. — А если нет? — Чонин делает глоток чая. — Если план не прокатит? — Попробуй второй, третий раз, — предлагает Чанбин. — Если безрезультатно, значит, нужно искать его в другом месте. Останется только ждать его письма. Не будешь же ты по всей школе самолётики оставлять. Чонин, потягивая чай, устремляет взгляд на танцующие на потолке тени. Но если план не сработает и аноним не ответит Чонину на послание? Захочет ли он в принципе отвечать после того, как гневно Ян разорвал его записку? Если теперь Чонин решится отправить самолётик, нужно будет дать себе отчёт в том, что это не шутка. И, раз он захотел встретиться, шанса бесстыже сбежать, спрятаться и обидеться на анонима, обвинив его в преследовании, уже не будет. «Он не пишет мне уже второй день, — думает Чонин. — Либо он понял, что я не нуждаюсь в его общении, либо…» Ветер отгоняет облако, позволяя солнечному свету проникнуть под потолок. Догадка просится сама, стучится, кричит, просит открыть дверь, если он собьётся с мысли — обратно возвращаться будет тяжело и долго. «Либо он предоставляет сделать следующий шаг мне». Точно. Ситуация похожа на ссору. Чонин ведь не мог знать, что у другого человека в голове. Может, это только Чонин считает общение записками преследованием, когда у незнакомца это было высшим проявлением заботы, с учётом содержания самих посланий. Он хотел помочь ему во время дежурства, угостить обедом, просил прощения — жесты вполне себе адекватные, так почему Чонин его боялся? Он в первую очередь сам должен дать понять, что именно его не устраивало. Не все люди обязательно плохие. Самое страшное, что в это не верилось. Но если незнакомец точно такой же ученик, как Чонин, смогли бы они друг друга понять?.. — А если бы у Чонина дома был подвал для БДСМ-практик, как думаешь, какие девайсы он бы там хранил? Чонин закатывает глаза. — Знаешь, он такой тихушник, что мне кажется, у него там стоит конструкция с крюками для подвешивания. Может, даже гильотину умудрился встроить. А в шкафу — коллекция плетей. — У вас всё нормально? Сынмин с Чанбином косятся на Чонина, а в следующую секунду, отмахиваясь, продолжают шептаться. — Интересно, а у Хёнджина есть подобные фетиши? Представь, он на людях такой добрый открытый парень, любимец учителей, а на самом деле каждый день в подушку стонет о том, как же ему сильно хочется, чтобы его выпороли. — Надо всё-таки свести их с Чонином. Чонин даже возражать не хочет: его всё равно не услышат. Этим вечером в театральном снова назначена репетиция. План нужно непременно привести в действие. Чонин как никогда осознаёт необходимость наконец встретиться с анонимом.