Коридор был окутан смутной дымкой. Дверь за Чонином поскрипывает, когда он выходит из зала. Глубокий вдох дрожью проходится по лёгким. Где находится его аноним в этот самый момент? Возможно, ожидает, пока Чонин отыщет укромное место, чтобы они пообщались? Держит ли он пальцы на ручке двери, чтобы, прислушиваясь к чужим шагам, выйти наружу? Или, может, он бесцельно накручивает шаги вокруг сцены, чтобы оттянуть время?
Чонин делает первый шаг в сторону угла: от входа к актовому залу расходились неглубокие отсеки с кабинетами администрации. Сквозь продолговатые окна на верхней части стены уже не сочился искусственный свет — рабочий день недавно кончился — а значит, они останутся в полном одиночестве. Наспех дописывая на бумажном самолётике, что будет ждать посланий за углом коридора, Чонин опускается на скамью.
Он теребит льняную ткань синих брюк, и в горле встаёт ком. Господи, молится Чонин, поднимая глаза к небу, — пусть и небо здесь проглядывалось лишь сквозь окно бухгалтерского кабинета, — хоть бы это снова не оказались… чёртовы школьные хулиганы. Не то чтобы Чонин удивится. Однако разочаруется, устало вздохнёт и, возможно, закроется в себе ещё сильнее. Если всё-таки его догадка подтвердится и этот тайный посланник затеял всю игру лишь для того, чтобы выставить полным идиотом неприметного тихоню, это будет… как минимум низко. Однако первое письмо прилетело Чонину случайно. Они оба начали знакомство, ничего не зная друг о друге, а значит, его догадка может оказаться ложной.
Дверь зала издаёт обнадёживающий скрип, и Чонин невольно поворачивает голову. Шелест тихих, аккуратных шагов эхом отдаётся по стенам. Чонин пытается унять учащающийся стук собственного сердца, прикладывая ладонь к груди. Аноним всегда был рядом, но если раньше Чонин представлял его в виде прозрачного призрака, пустого силуэта, то сейчас едва заметно мелькали очертания его тела, как будто придавая ему объём.
Слышно, как разворачивается сложённое самолётиком послание. Шуршание плотной бумаги врывается в гулкую тишину коридора, будто, понизив громкость всех возможных звуков, кто-то намеренно выставил на максимум, как чужие руки аккуратно раскладывают на коленях записку. Чонин слышит, как разглаживают чужие пальцы каждый уголок квадратного листа, как вырывается сквозь улыбку скромный смешок. И сам смущённо поджимает губы, бегая глазами по узору плитки.
Чонин, задерживая дыхание, подбирает его, надеясь, что аноним не заметит его запястье. Следит ли тот за его жестами так же, как Чонин прислушивается к нему, или же жмурится, чтобы проявить уважение? Чонин разворачивает записку и вчитывается в фиолетовые строки:
«Прежде всего я снова хотел бы извиниться перед тобой, а также сказать тебе спасибо: всё-таки, несмотря на мои подозрительные действия, ты дал мне шанс».
Чонин задумчиво постукивает грифелем по бумаге. Да, конечно, когда жаждешь поговорить с определённым человеком, крышу нередко сносит так, что сталкерство начинает казаться приемлемой вещью. Но при этом аноним не успел навредить Чонину или как-либо его подставить (внеплановое дежурство считать за подставу он сам уже не хотел). Тон его письма кажется пугливым и осторожным, даже в какой-то степени боязливым. Он предельно вежлив и учтив, понимает, как чувствует себя сам Чонин. Грифель сам по себе касается бумаги, и Чонин не замечает, как оставляет ответное послание.
«Я и сам понимаю, что ты просто хотел как-то достучаться до меня. Ничего страшного: хоть это и вышло нелепо, но у нас ещё есть шанс вывести наше общение на нормальные… рельсы? Прости, не уверен, этично ли так говорить. Надеюсь, ты не обижаешься на то, что я выкинул твою записку в мусор».
Чонин бросает письмо вслепую, стараясь не заглядывать за угол коридора. Почему так страшно было узнать его личность, Ян и сам не понимал: ведь раз человек числится в секции, значит, если не вчера, то сегодня они точно уже пересекались и его внешность не станет для Чонина сюрпризом. Однако, раз тот предпочёл скрыть, кем он является, то и Чонину не очень хотелось показываться перед ним ещё больше. Может быть, в театральной секции между ними возникнут дружеские, но исключительно рабочие отношения, как с девочками, с которыми взаимодействие ограничивалось обсуждением декораций, или же они так и останутся на уровне знакомых. Может быть, за маской анонима скрывается актёр второстепенной роли, первоклассник, которому трудно было сориентироваться или найти друзей, поэтому он выбрал немного странный, но всё же выход. Почему бы нет?
«
Если честно, я и сам бы так сделал, — приходит в ответном письме. Чонин спешит раскрыть его полностью, хоть и стесняется того шума, с которым разворачивает лист бумаги. —
Это правда подозрительно, когда тебя выслеживают вместо того, чтобы подойти. Так что молодец, что разорвал послание — надо же было приструнить такого неугомонного, как я».
Чонин усмехается. И, когда понимает, что смешок в безлюдном коридоре звучит слишком громко, то спешит накрыть губы и нос ладонью.
И закатывает глаза. Как будто на первом свидании перед возлюбленным стесняется.
«Ты меня тоже прости. Я не очень опытен в общении с людьми, да и друзей у меня немного, так что я немного испугался, когда мне прилетело твоё первое послание. Я подумал, надо мной просто смеются, издеваются… не знаю, честно, что мной тогда двигало, ещё и учительница заподозрила, что я с девочкой переписываюсь».
Место на самолётике кончается — они исписали бумагу с обеих сторон. Что и подтверждается: Чонин слышит, как его аноним вырывает с треском лист из блокнота. Через пару минут возле его ног приземляется красивый и ровный самолётик с острым носиком.
«Ты прав, так лучше действительно не знакомиться. Но можешь смело говорить учительнице, что переписываешься не с девочкой :) Я мальчик. Может, это повергнет её в шок?»
Значит, всё-таки мальчик. Как Чонин и догадывался. От этой мысли ему не грустно, даже наоборот. Была у него определённая слабость к мальчикам. Вообще-то, до этих пор только к одному, но аноним тоже кажется интересным. Чонин выдыхает в облегчении. Со своим полом ему общаться гораздо легче. И если его посланник соберётся сблизиться с ним, Чонин обязательно пойдёт навстречу.
«
Могу ли я тогда узнать что-нибудь о тебе? — спрашивает Чонин. —
Просто ты знаешь, как я выгляжу, а я даже не понимаю, каким тебя представлять».
«Я не уверен, что смогу описать тебе свою внешность или назвать имя…»
Угу. Чонин примерно так и понял, когда аноним сказал ему, что он испугается, если узнает, кем тот является на самом деле. Возможно, он не хочет выдавать свою тайну.
«Но могу немного рассказать о себе. Я и правда занимаюсь в театральном кружке, причём довольно долго, и очень надеюсь, что смогу превратить своё хобби в профессию. Из школьных предметов лучше всего знаю литературу и английский, ещё я немного увлекаюсь математикой. Чтобы освежить мысли, решаю разные задачки. Так что если у тебя будут какие-то вопросы, можешь смело обращаться.
Интересов у меня не так уж и много: по выходным хожу в кино и на выставки, иногда учусь готовить, читаю классику и слушаю пластинки. Ничего необычного.
Тем не менее, я бы хотел пока сохранить свою личность в тайне. Если ты не против. Я не стану требовать от тебя подробности, не буду следить за тобой. Я имею в виду, если не напугал тебя, конечно, — и если мы продолжим общаться».
«
Ничего необычного?! — первым же делом пишет Чонин, удивляясь количеству его хобби. У самого Чонина из увлечений только рисование, и то, если бы не школьная секция, то давно забросил бы. Вторым в списке хобби у него было каждую ночь смотреть обновления профиля Хёнджина, но это не считается. —
Это же очень здорово! Ты успеваешь делать столько вещей, помимо своих прямых обязанностей как ученика и члена секции…»
«
Не знаю, мне постоянно кажется, что чего-то не хватает, — Чонин прямо видит, как его собеседник пожимает плечами. —
Вроде как заполняю свободное время развлечениями, но нет чего-то основного, какой-то прямо отдушины. Особенно когда настроение на нуле — не знаю, куда податься».
«
Я в таком случае рисую, — вдруг делится Чонин. —
Необязательно уметь рисовать, достаточно просто набросать что-то в скетчбуке».
«Ну вот, — тут же отвечает незнакомец. — Из-за тебя я теперь тоже хочу научиться».
«Желаю удачи не помереть от усталости».
Место на самолётике снова кончается, но когда Чонин раскрывает следующий, новый, то обнаруживает нарисованные смеющимеся рожицы. Чонин не сдерживает улыбки.
«
Почему ты решил к нам присоединиться?» — следом задаёт вопрос аноним.
Чонин теряется. Если быть совсем уж честным, он пришёл сюда не потому, что хотел найти друзей, даже не потому, что здесь, возможно, скрывался его аноним (что и подтвердилось), а лишь из-за того, что Хван Хёнджин похвалил его и пригласил.
«Чем больше практики, тем лучше. Рисовать постоянные натюрморты надоедает, так что мне захотелось разнообразия. Дополню портфолио, к тому же, при поступлении пригодится».
«Хочешь поступать на факультет живописи?»
«Наверное. Это то, что я умею делать лучше всего. Мама, правда, против: говорит, что профессия несерьёзная, но я просто хочу тихую и спокойную работу, где не придётся много разговаривать».
Чонин жалеет, что начал рассказывать о себе много ненужных мелочей — но с другой стороны, кому они нужны? Использовать их против него не получится. Вот только аноним, скорее всего, этого делать и не собирался — его стиль общения казался настолько непринуждённым и позитивным, что Чонину даже… хотелось продлить их переписку ещё ненадолго.
«
Интроверт?» — тут же предполагает его собеседник.
«Ага. А ты?»
«Думаю, тоже. Близких друзей всего лишь парочка, не могу сказать, что даже в кружке с кем-то сблизился. Между нами только рабочие отношения».
Если его посланник застенчив и неразговорчив, ему сложно, скорее всего, просто подойти к человеку, как это делают остальные.
«
Поэтому ты отправляешь мне записки?» — усмехается Чонин.
«
Да. Я сильно пугаю тебя этим?»
Чонин хотел бы ответить прямо, но совесть не позволяла ругать его. А что, если по другую сторону бумажного самолётика скрывается обыкновенный стеснительный ребёнок младше него самого, который смотрел на Чонина со страхом и трепетом? Что, если это действительно первогодка, который попросту хотел завести друзей? Обыкновенный малыш в мятой рубашке, края которой неаккуратно вылезают из-под пояса льняных брюк, и маленьким блокнотом с синими страницами, что он жертвует ради того, чтобы связаться с первым человеком, вышедшим с ним на связь? Крохотный, щуплый, скромный, трусливый?.. Нельзя винить людей за нужду в общении. Да, может, ему не стоило выслеживать Чонина, скрываясь в тени, но пока сам Чонин думал, что от него не отстаёт обыкновенный хулиган, за углом мог прятаться… такой же ребёнок, как и он сам. В груди что-то громко ухает вниз. Не нужно было реагировать так категорично.
«Прости. В прежней школе я был объектом насмешек, поэтому привык не доверять людям».
И, наклоняясь, решает не запускать самолётик — просто кладёт на пол и толкает его вперёд. Тот с шорохом проползает по стыкам плитки и оказывается у получателя.
«Мне жаль, что так вышло. Теперь я понимаю, почему ты не хотел со мной разговаривать».
«
Но сейчас я понимаю, что ты вряд ли будешь издеваться надо мной», — вздыхает Чонин.
«Почему?»
«Хулиганы не боятся, что о них плохо подумают. И не извиняются за всё подряд».
«Но я же в театральном. Вдруг я просто хороший актёр?»
«С твоей стороны это было бы слишком подло. Если это и правда так, то признайся сразу. Я ненавижу лжецов».
«Это не так. Извини, что сбиваю с толку. Глупая вышла шутка… Могу я попросить тебя довериться мне? Я постараюсь сделать всё, чтобы ты не разочаровался. Проси, что хочешь. Могу я искупить вину?».
Да ты ни в чём и не виноват, думает Чонин. Ну да, странное вышло знакомство, и что с того? В день знакомства с Чанбином, например, Чонин вообще задыхался в приступе панической атаки, а Хван Хёнджина он прикрыл, чтобы тому не влетело наказание от учительницы.
«
Чтобы я не разочаровался, давай просто начнём хорошо общаться. Если ты хочешь завести друга, я не против. Только расставим личные границы, ладно?»
«
Хорошо, — тут же отвечает тот. —
Какие?»
Если бы они общались вживую, его собеседник наверняка бы покладисто кивал, да так усердно, что пряди чёлки падали бы на глаза, а губы были приоткрыты, готовые ответить очередное послушное «да, хорошо».
«Ну, во-первых, ты не будешь за мной следить. Если захочешь пообщаться, конечно, можешь бросить записку рядом, но в таком случае мы условимся находиться в одном и том же месте, не перемещаясь, а если меняем положение, то предупреждаем друг друга. Мне будет неуютно, если ты не будешь отрывать от меня глаз, пока я пишу ответ».
«Хорошо, я тебя понял».
«Во-вторых, давай не переписываться во время уроков? Мне однажды попало, и я не хочу, чтобы это повторилось».
«Да. Без проблем. Можешь говорить мне, когда ты свободен или хочешь пообщаться, я буду ориентироваться».
«Спасибо».
В груди прохладой пробегается зябкое ощущение недосказанности. Как будто что-то между ними ещё не определено, но что именно?
«Не знаю, может, у тебя тоже есть какие-то условия?»
В ответ прилетает вовсе не то, что ожидал Чонин.
«Разреши мне угощать тебя иногда :)»
«Угощать?»
«Ну да. Какая у тебя любимая сладость? Я могу класть вкусняшки тебе на парту перед уроками! Ты не против?»
«Не нужно тратить на меня деньги, прошу…»
«Да какие ещё деньги… Считай это маленьким подарком от меня»
Не стоит — вот что хочется написать Чонину. Он не привык, чтобы на него тратились. Мама давала суммы на обеды, и с них Чонин усердно копил, чтобы оставались карманные. Ему не дарили подарков — только Чанбин на день рождения угостил сытным обедом. Он редко получал внимание.
«Это как-то неловко, так что давай повременим с этим? Мы ещё плохо друг друга знаем».
«Хорошо, я тебя понял. Но у меня есть ещё одно условие! Его ты должен обязательно выполнять»
«Ну-ка?..»
«Если будет некомфортно, говори сразу! Главное в нашем общении — это доверие и уют, так что если тебе вдруг покажутся странными мои слова или действия и ты захочешь уточнить причину моего поведения, спрашивай. Также, если я скажу что-то нетактичное, осекай меня. Надеюсь, что мы с тобой сможем подружиться»
Чонин перечитывает строки раз за разом. Он такой странный, этот незнакомец, но в то же время очень милый.
Очень милый, даже слишком. Чонин замечал в своём окружении людей с чересчур дружелюбной манерой общения, и иногда это выводило его из себя, потому что подобное поведение казалось притворством, но не хотелось верить, что этот парень за углом всего лишь маска, за которой прячется что-то плохое.
«
А что, если мы подружимся в жизни? Если я догадаюсь, кто ты?» — спрашивает он.
«Тогда я надеюсь, что ты не обидишься на меня. И это ничего не испортит между нами».
Было бы прекрасно. Правда: Чонину действительно требуется что-то новое и свежее в жизни, что поможет ему справиться со своими эмоциями. Даже если он просто будет отвлекаться от мыслей благодаря ненавязчивому общению с добрым человеком. Определённая часть груза исчезнет, и уже по этой причине Чонин был готов попробовать.
«Хорошо. Как мне тогда обращаться к тебе? Ты же не скажешь мне настоящего имени?»
«Зови меня Сэм. В детстве я жил с родителями в Америке, это было моё английское имя :)».
«
Приятно познакомиться, Сэм, — улыбается Чонин. —
Меня зовут Ян Чонин. Давай подружимся».
Чонин сбился со счёта, какой самолётик ему прилетел. Они исписывают послания с двух сторон, так что три листа потратили точно.
«Слушай, а куда ты потом деваешь эти самолётики? Не то чтобы тайные записки были редкостью в школе, просто не хотелось бы, чтобы их кто-то читал».
«Не волнуйся, я храню их у себя. Выкидывать как-то страшно, обнаружат ещё, а со мной они в безопасности»
«Окей».
«Там пиццу привезли, кстати, — следующим же письмом сообщает Сэм. —
Я тогда первым пойду, ладно?»
«
Хорошо, — отвечает Чонин. —
Надеюсь, мы в скором времени ещё встретимся».
«Тоже на это надеюсь :)».
Чонин облокачивается о стену и выдыхает.Но как только прикрывает глаза, то чувствует, как, словно принесённый потоком сквозящего воздуха, о его лодыжку снова ударяется носик бумажного самолёта.
«Завтра я буду в школе. Мне нужно кое к чему подготовиться, поэтому с десяти утра я буду заниматься в библиотеке. Если вдруг захочешь…»
Чонин задумывается. Сколько там времени прошло с того злосчастного урока, когда учительница оставила его на дежурство? Нет, вопрос задан неверно: сколько времени прошло с тех пор, как он дал себе обещание нагнать школьную программу самостоятельно? Если ему не изменяет память, всё это время Чонин бесцельно шатался по театральным кружкам и бессовестно смотрел на Хван Хёнджинов вместо того, чтобы заняться нормальным делом. И теперь, когда он знает, что будет в библиотеке не один, учёба не кажется таким уж паршивым вариантом для субботы.
«
Буду знать, спасибо~», — отвечает он.
За углом слышатся тихие шаги и скрип двери. Его Сэм исчезает в сумерках актового зала, и Чонин шумно выдыхает, перекручивая между пальцами карандаш.
По телу расходится тепло. Немного странно ощущать на себе чужое внимание — доброжелательное, согревающее. И тем не менее этот
Сэм казался интересным человеком.
Дверца с табичкой «Аноним» в его мыслях наконец открывается. И сквозь тонкую щель наружу льётся розовый луч заходящего солнца.
***
Кутаясь в длинное пальто, Ёнбок провожает взглядом опустившийся на линию горизонта диск алого солнца. Фетр ворота щекочет шею, едва спасая от ветра: густые светлые волосы, спешно собранные в неаккуратный хвост, дрожат, как от озноба, да и сам Ёнбок порядком замерзает. Он косится на тускнеющий экран своего телефона. На фоне переписки мелькало сообщение:
«Выйдешь ненадолго? Мне нужно кое-что передать тебе».
Ёнбок вздыхает. После той взбучки, что устроили им директор с завучем, он и сам был не против выйти на свежий воздух — предлога просто не было, да и кто бы согласился пойти вместе с ним в такой холод? Уж лучше переждать некоторое время за кулисами.
Это было ужасно, и если честно, Ёнбок даже не особо представляет, как в таком случае успокаивать Хёнджина. С Рюджин всё гораздо проще: она уже на следующее утро забудет об инциденте, а если и вспомнит о директоре, то покроет его трёхэтажным матом. Рюджин в принципе была девушкой сильной — гораздо сильнее, чем сами Ёнбок и Хёнджин, — так что в их компании из трёх человек она выполняла роль стержня, который и успокоит, и мозги на место вправит, и отругает, если понадобится. А вот Хёнджину явно придётся тяжело. Может быть, за разговорами с остальными членами секции он сам по себе развеселится. К тому же у них прибавление — милые хубэ с горящими энтузиазмом глазами. За знакомством с ними время пролетит незаметно.
Говорят, скоро придёт потепление. На несколько дней небосвод займёт жадное солнце и расцветёт вишня. И пальцы Ёнбока бережно и мягко накроет чужая тёплая ладонь. Временами терзали опасения: что, если им не стоит это делать, ведь каждая первая любовь заканчивается плачевно? Однако Ёнбок так сильно любил созданный ими двоими крохотный мир, что отпускать чужую руку уже не представлялось возможным. Он знает: может быть, временами они далеко, но когда на землю опускается первый вишнёвый лепесток, он слышит знакомый голос у самого уха и тает под влажным поцелуем в золотистые пряди.
Когда палец порывается напечатать сообщение, его талию огибают чужие руки. Открытый от удивления рот жадно глотает воздух; Ёнбок невольно подаётся назад, но счастливо прижимается к чужой груди, жмурясь.
— Эй!.. — только и успевает посмеяться он, когда вдруг шею вместо фетрового воротника щекочет что-то более хрупкое, похожее на касание крыла бабочки.
Розовый овал раскрывшегося тюльпана игриво касался оголённых участков кожи. На ветру качнулся длинный изумрудный лист, а вместе с ним ласково прижались к кадыку зёрнышки гипсофилы. Пышный букет, завёрнутый в шуршащую бумажную упаковку, держали обветренные пальцы. Острый подбородок устраивается на плече — Ёнбок ощущает знакомое дыхание над ухом.
— Малыш, чего один?
— Мне казалось, я на год старше тебя, — улыбается Ёнбок. — Так что малыш из нас двоих точно не я.
— А если вот так?
Пухлые губы резко прижимаются к шее, оставляя на коже едва заметный, но мокрый след, от которого Ёнбок поджимает плечи и утыкается в тюльпаны лицом.
— Со Чанбин! — Ёнбок разворачивается в его объятиях. Светлые пряди тонут в жёлтых бутонах. — Ты что творишь!
Он встречается с ласковой улыбкой. Чанбин переводит взгляд с его смеющихся глаз на губы, отчего кажется, будто он заглядывает он в самую душу.
Ёнбок гладит его щёку подушечкой большого пальца и опускает взгляд. Слишком сложно видеть, как Чанбин снова дразнится. Знает же, до чего доводит.
— Привет, — шепчет Ёнбок.
— Здравствуй.
— Я видел тебя в зале сегодня… — растерянно проговаривает он.
— Пришёл посмотреть на то, как мой мальчик репетирует.
Ёнбок усмехается.
— Не лучший ты день выбрал, конечно… Нас словно ушатом воды окатили.
— Да кто ж знал, — пожимает плечами Чанбин, — что этот идиот решит всё испортить?
Ёнбок медленно отстраняется, делая маленький шажок назад. Чанбин наконец протягивает ему букет розовых тюльпанов, сквозь которые, подобно мерцающим за облаками звёздочкам, выглядывают крохотные лиловые бутоны. Если смотреть издалека, букет похож на весенний закат.
— Я не был уверен, что смогу исправить ситуацию, — закусывает губу Чанбин, — но хотелось увидеть твою улыбку.
Ёнбок прижимает букет к груди. От ветра подрагивает шёлковая лента сливового оттенка. Ёнбок вдыхает глубокий, насыщенный аромат тюльпанов, прикрывая глаза. Уголки губ приподнимаются.
— Спасибо, Чанби…
— Ой, подожди.
Чанбин огибает ладонью линию его челюсти и смахивает что-то с солнечных локонов. Ёнбок замечает, что это что-то — полупрозрачный хрустящий лепесток гипсофилы, который зацепился за его прядь. Подобно снежинке, он ловит волну ветра и, раскачиваюсь в воздухе, падает на асфальт.
— Ну как ты? Не сильно расстраиваешься? — заботливо произносит Чанбин. — Как только эта парочка свалила, я сразу ринулся на улицу. Ты знал, что недалеко от школы открылся цветочный? — он восторженно вскидывает брови. — Теперь могу дарить тебе цветы хоть каждый день.
— Каждый день? — Ёнбок сдерживает улыбку, но едва ли получается. — И куда я их буду ставить?
— Можем вплетать тебе в хвостики.
— Не придумывай.
— Правда, Ёнбок-и, — качает головой Чанбин. — Как ты? Всё в порядке?
Ёнбок неуверенно кивает.
— За выходные отойду. Не то чтобы я не ожидал его прихода, просто он застал нас врасплох. Мы в последнее время целые дни отводим на репетиции, все устали до такой степени, что некоторые вынуждены прогуливать уроки просто для того, чтобы поспать. Конечно, мы все на взводе, кое-как сдерживаемся. И я-то успокоиться смогу, но вот Хёнджин… боюсь, по нему это ударило сильнее.
Чанбин протягивает ему руку и играет пальцами. Маленькая ладошка Ёнбока ложится в его широкую и шершавую, и он мгновенно чувствует тепло. Они шагают по узкой брусчатой дорожке от главного входа к пустующей аллейке. Низкие фонари начинают загораться, тусклые пятна света мерцают среди ветвей, словно затаившиеся светлячки.
— Хочу вытащить его из дома на выходных, чтобы он не забивал себе голову всяким мусором. Ты же знаешь его: если начнёт переживать, то ни спать, ни есть не сможет. Хотел бы я сказать ему, что сегодняшняя ситуация того не стоит, но очевидно же, что стоит: нам пригрозил сам директор. На самом деле, я очень рад, что он влюбился. Хоть что-то будет его отвлекать.
— Слушай, а он совсем не догадывается, что это взаимно? — прыскает Чанбин. — Это ж очевидно.
— Хёнджин вообще боится, что спугнёт его, понимаешь? Я всё повторяю: да подойди ты к нему уже, судьба и так вас свела, он даже пришёл заниматься в нашу секцию, вам не нужно искать поводов для встречи!.. А он заладил своё, мол,
ну вот, мы друг друга плохо знаем, я старше, на мне ответственность, он меня боится, —
канючит Ёнбок.
— Его можно понять, — задумывается Чанбин. — Они редко пересекались, у них разное окружение и разные интересы.
— Но идея с бумажными самолётиками ещё глупее! — не выдерживает Ёнбок. — Он реально рискует спугнуть Ян Чонина своим преследованием. Говорит мне, что ему достаточно просто разговаривать с этим ним.
— Хёнджин боится, что Чонин заподозрит неладное? — Феликс кивает, и Чанбин добавляет: — Но мы ведь можем влюбиться в кого угодно.
— Я говорю ему то же самое. Ведь если Хёнджин умудрился влюбиться в Чонина, почему тот не может влюбиться в него в ответ? Тем более что Хёнджин очень красивый, добрый и весёлый.
— Знаешь, основная проблема в том, что Чонин не уверен в себе. Он считает Хёнджина кем-то вроде божества, поэтому обесценивает свои чувства.
— Да и Хёнджин безумно хочет сблизиться с ним, — дополняет Ёнбок. — Их реально нужно подтолкнуть. Естественно, заставлять мы их не можем, и если в отношения они бросаться не хотят, что мешает им быть друзьями? Хёнджину точно нужен кто-то помимо нас с Рюджин.
— Даже друзьями они будут такими неловкими, — подмечает Чанбин.
— На самом деле, — губы Ёнбока растягиваются в улыбке, — у меня есть один план.
Он наклоняется к уху Чанбина и, прикрываясь ладонью, шепчет несколько предложений. Тот удивлённо распахивает ресницы, а спустя несколько секунд издаёт смешок.
— Ёнбок-и, молодец! — восклицает он, отчего тот заливается румянцем. — Почему бы и нет? Я всеми руками за, — и в подтверждение своих слов вскидывает руки в воздух и поднимается на носочки. Ёнбок только тихо посмеивается. — Но я не уверен, что Чонин согласится.
— Даже если он откажется, можно оставить это на потом, — рассуждает Ёнбок. — Только пообещай, что не расскажешь ему.
Чанбин опускается, и, хоть улыбка не сходит с его губ, взгляд становится серьёзнее.
— Ты же знаешь, что я прекрасно умею хранить тайны.
— Спасибо… Надеюсь, у нас всё получится.
— Если случайно застанешь их первый поцелуй, расскажи мне.
— Обязательно. А потом мы будем смотреть, как они сбегают с уроков, чтобы встретиться.
— И домой за ручку ходить.
— И обедать вместе.
— И переписываться на уроках.
— И спать друг у друга на плече в автобусе.
— Ну а ещё прятаться за кулисами и целоваться, — закатывает глаза Ёнбок.
— Ох уж эти парочки. Вечно перед глазами мельтешить будут. А нам их прикрывать.
Ёнбок внезапно останавливается и притворяется, что рассматривает букет.
— Я и сам… о такой любви мечтаю, если честно. Простой, незамысловатой, чистой.
Ёнбок не поднимает взгляд. Просто утыкается в букет кончиком носа, позволяя гипсофиле щекотать подбородок и губы, и притворяется, что наслаждается ароматом. Чанбин теряется, не зная, что сказать в ответ.
— Может быть, хочешь вернуться со мной в зал? — Ёнбок снова лучезарно улыбается. — У нас в меню пицца. Твою любимую тоже заказали, с жареным цыплёнком.
Чанбин отмахивается.
— Не стоит. Не хочу смущать тебя перед друзьями… — Чанбин складывает руки за спиной, покусывая губу. — Мало ли увидят…
—
Наш крохотный мир? - Ёнбок склоняет голову.
Когда они смотрят друг на друга, на их лицах нет ни тени насмешки, а в словах — ни намёка на шутку. Потому что они прекрасно понимают, о чём говорят.
— Именно его. Если надо будет проводить, позвони.
— Думаю, сегодня мы поедем все вместе, так что не переживай.
— Хорошо, малыш. Тогда напиши, как доберёшься.
— Обязательно.
— Значит… — Чанбин, не зная, куда деть руки, просто прячет их в карманы пальто. — До воскресенья, да?
— Ну… — Ёнбок задумчиво покачивает головой. — Полагаю, что да.
— Ладно, — Чанбин скрывает улыбку. — Беги скорее. Надеюсь, пока мы с тобой гуляли, эти два идиота додумались поговорить.
Ёнбок смеётся в ответ и машет.
Чанбин провожает его взглядом, пока тот не скрывается за первым поворотом обратно к главному выходу. Смотря, как исчезают за голыми ветвями солнечные пряди, он тихо выдыхает. Вот бы и их кто-нибудь подтолкнул к признанию. После всего, через что они прошли вместе, он уверен, что эта любовь с ними уже навсегда.
