infatuated with you

      Чонин кутается в пальто, хохлясь, как воробушек.       — Надеюсь, я тебя не задержал, — произносит Хёнджин, виновато улыбаясь. В кромешной темноте ночи его лицо освещает только тусклое сияние фонарей, и на уголки губ падают загадочные тени.       Чонин качает головой, тихо усмехаясь.       — Я очень рад, что нам удалось пообщаться, — признаётся он. — Спасибо, что пригласил меня, сонбэ.       Хёнджин треплет его по волосам, заставляя Чонина втянуть голову в плечи, и тихо смеётся. Они спускаются по брусчатой дорожке к кованым воротам, обходя обледенелые лужи. Совсем недавно Чонин выискивал здесь своего назойливого преследователя, постоянно оглядываясь по сторонам, а теперь неспешно гуляет со своим новообретённым другом, даже не думая о том, что кто-либо может его обидеть. Этот вечер слишком хорош, чтобы посвящать его напрасным страхам.       — Я довольно часто остаюсь в зале один, так что, — пожимает плечами Хёнджин, — не стесняйся заходить.       Чонин косится влево, изучая старшего с ног до головы. В отличие от него, что сутулится во время ходьбы, Хёнджин держит спину прямо, пальто подчёркивает изящную фигуру и красивую спину, походка легка и изящна. Руки держит в карманах, взгляд улыбающихся глаз направлен на брусчатку, чёрные волосы волнами обрамляют вытянутое лицо. Чонин всегда думал, что одиночество — это удел его, некрасивого, неприметного, замкнутого, но забыл, что Хёнджин, которого он считает своим кумиром, Хёнджин, привлекательный и популярный, тоже человек.       — Если будешь чувствовать себя одиноко… — произносит Чонин. — Можешь писать мне… Если нужно будет выговориться… Я…       Хёнджин поворачивается к нему и, слегка наклоняясь, выискивает взгляд его застенчивых глаз.       — Правда? — с улыбкой спрашивает он. Чонин про себя делает вывод, что кто-то наверняка сдал его с потрохами и рассказал Хёнджину о его чувствах, потому что Хёнджин действует так, будто знает его как облупленного. И пользуется этим.       — Мы, может, не так долго знакомы, но я не выдаю чужих секретов, — Чонин тут же поднимает голову и сталкивается с хитрым прищуром старшего. — Хорошо, когда есть человек, с кем можно поговорить, когда ты запутался, когда думаешь, что никто тебя не понимает, когда стыдно в чём-то признаться.       Чонин резко выпускает воздух из лёгких, приходя в себя. Он чересчур накручивает себя рядом с Хван Хёнджином. После такого чудесного вечера вместе неловкость наконец тает. Эти слова самому Чонину помогают принять тот факт, что они пересекли барьер незнакомцев и хоть немного, но сблизились, а Чонин и дальше готов работать над собой.       Тусклый свет фонаря рядом с одинокой автобусной остановкой неглубокой лужицей разливается по выемкам в асфальте. На ветру подрагивает оторвавшийся уголок рекламного плаката, и периодически под узкую скамейку забивается пыль; моргает изредка лампочка. Чонин лениво выискивает нужный, но свой находит прямо напротив числа 30.       — После десяти вечера расписание меняется, — в голосе Хёнджина звучат нотки сочувствия. Из всех маршрутов Чонину подходили только два: один придёт только через полчаса, а второй даже не числится на табло. За эти полчаса он с таким же успехом сможет дойти до дома пешком — всё лучше, чем мёрзнуть на остановке. Чонин задумчиво покусывает губу.       — Тогда я пойду, наверное, — с лёгкой вопросительной интонацией произносит он. — Чего буду время терять?       — Не строй из себя марафонца, — цокает Хёнджин, доставая из кармана телефон. — Хватило того, что ты утром бежал из дома на своих двоих. Это я тебя задержал, поэтому вызову тебе такси.       — Нет, сонбэ, не надо!       — Почему? Сейчас поздно и темно, опасно одному по улицам гулять.       — Да здесь не так уж и далеко, — не унимается Чонин. — Тем более по пути парк, и там гуляют люди с собаками. Да и фонари горят…       Он переплетает замёрзшие пальцы. Хёнджин молчит, угрюмо смотря в экран своего телефона. Яркая подсветка неуместно врезается в ночную темноту; Чонину бы попрощаться со старшим и убежать домой, иначе простудится, но его как будто приклеили к асфальту — он сам не знает, чего ждёт.       — Значит, я провожу тебя до дома, — заявляет Хёнджин, пряча телефон и любопытно оглядываясь. — Нам в какую сторону идти?       Чонин застывает на месте, часто моргая в недоумении.       — В смысле?..       — Ты думаешь, я отпущу тебя одного? — хмурится сонбэ.       — Да я же не впервые уже… — пожимает плечами Чонин. А сердце так трепещет и суетливо бьётся, что дыхание сбивается. — Тебе же потом долго возвращаться домой…       — Возьму такси, ничего страшного.       — Мне неудобно…       Хёнджин приближается и, осторожно распрямляя чужие пальцы, вкладывает его ладонь в свою. Руки у Хёнджина неожиданно тёплые, даже металл его колец не холодит — наоборот, лишь согревает, отчего Чонину хочется спрятаться в его ладонях целиком.       — Ты с той стороны сегодня утром бежал? — Хёнджин подбородком указывает на цветочный на углу. — Отлично, пошли. Там как раз есть милая аллея.       Чонин соврал бы, если бы сказал, что не хочет провести с Хёнджином остаток вечера. После их волшебного общения наедине в пустом зале он бы с радостью пригласил бы ночевать его к себе, угостил бы чаем и наутро приготовил бы ему завтрак. Просто он не хотел утруждать старшего: в конце концов, они ведь недостаточно близки, дом Чонина находится далеко, время позднее, и этот вечер Хёнджин мог бы потратить на себя. Так странно: другому человеку действительно интересно именно с ним.       Чонин даже не мог заметить, когда его чувства к Хёнджину выросли. Казалось, будто в тот самый момент их первой встречи, когда они взглянули друг другу в глаза, они переполнили Чонина до головокружения, а остальное время вплоть до сегодняшнего вечера вскипали, бурлили, горели. Он не заметил, как долго испытывал что-то более слабое, когда чувства были терпимы, едва заметны, а когда именно разлука внезапно стала доводить его до изнеможения. Хёнджин всегда был с ним: на кончике языка, дрожью в пальцах, туманом в мыслях, ритмом дыхания. Чонину, хватало всего лишь увидеть Хёнджина в коридоре и поймать его кокетливое приветствие, чтобы сердце затрепетало, а мир окрасился в яркие цвета. Чонин тщательно это скрывал, считая, что чувства — это не то, о чём нужно кричать. Но, к счастью, они не разрушали. Наоборот: действие было заживляющим. Наверное, это не та сильная любовь, которую играют на подмостках театра, но и искра не пламя, а всё равно согревает. Чонин был определённо счастлив.       Возможно, после окончания школы они перестанут общаться, как это зачастую и происходит, возможно, однажды Чонин сможет влюбиться в кого-то ещё. Но это всё потом, и он не хочет думать о будущем. Пока Хёнджин рядом, пока он держит его за руку, даже если такой момент больше не повторится, Чонин по-настоящему живёт.       — Всё хорошо? — внезапно спрашивает Хёнджин.       — А что-то не так?       — Мы, — Хёнджин поднимает их запястья, — за руки держимся. Ты не против?       «Это было моей мечтой…» — умалчивает Чонин, но в ответ только смущённо смеётся.       — Всё хорошо, правда.       — Замечательно. Просто мы с Ёнбоком часто держимся за руки, когда гуляем. Это его любимая привычка, и он умудрился заразить меня, — признаётся сонбэ.       — Это же обычный дружеский жест, — Чонин опускает взгляд. Носком подбрасывает маленький камешек в сторону сухой земли, следя, как тот, подскакивая на асфальте, прячется в невысоком пятнышке снега.       — Да. Обычный дружеский, — соглашается Хёнджин. И щекочет внутреннюю сторону ладони Чонина, заставляя того в изумлении вскинуть голову. Но, ничего не говоря, просто подмигивает ему и посмеивается.       Вечерний парк освещали оранжевые огоньки низких фонарей. Издалека казалось, будто они плывут по воздуху, любопытно встречая прохожих из-за углов. Они напоминали маленькие костерки. Из-за густых облаков показывались, робко сверкая, первые звёзды. Территория парка растянулась по тихому спальному району, где из редких прохожих можно было встретить лишь собачников и невинно укрывшихся на свидании влюблённых. Днём здесь работали сувенирные лавочки, школьники устраивали соревнования, из колонок играла музыка, а вечером было совершенно безопасно.       — Смотри, вон, — подаёт голос Хёнджин, — звёзды вышли.       Чонин поднимает голову. Давным-давно, в детстве, когда он ездил с родителями на природу, звёзды висели на небе так низко, что, казалось, можно было коснуться их кончиками пальцев. В Сеуле Чонин подобной картины не видел никогда. В Сеуле они мерцали где-то далеко и редко, едва выстраиваясь в полноценные созвездия, как будто уставали от вечно бодрствовавшего города.       — Видимо, мы слишком сильно задержались, — подмечает Хёнджин. — Твои родители не разозлятся, если ты придёшь домой поздно?       — Нет, — грустно усмехается Чонин. Он даже не уверен, дома ли мама.       — А сам спать не хочешь?       — Я всё равно засыпаю поздно. Да и до дома осталось идти недолго, не волнуйся.       Хёнджин ласково улыбается в ответ.       — Знаешь, в «Ла-Ла-Лэнде» есть очень красивая сцена, моя любимая. Главный герой гуляет по мосту и поёт песню «Город звёзд». Слышал её когда-нибудь?       Чонин качает головой.       — Завидую тебе: столько красивых песен ещё не слышал…       Не отпуская его руки, Хёнджин запрыгивает на аккуратный бордюр и вышагивает, едва удерживая равновесие.       — Город звёзд, сияешь ли ты только для меня? — тихо протягивает Хёнджин; даже сейчас, пока он не старается, голос звучит идеально. — Город звёзд, ты скрываешь много тайн.       Ветви деревьев обрамляют идеальное сливовое небо, подобно тому, как огибает картину рама. А на полотне моргают звёзды.       — Кто знает? — Хёнджин осторожно переступает щели. — Когда я впервые обнял тебя, я почувствовал, что наши мечты наконец сбылись.       Ветер колышет волосы, приподнимая его пряди. Свежий воздух гладит щёки и открытый участок шеи, морозит нежную кожу на ладонях. На фоне бескрайнего, огромного и равнодушного неба даже огни небоскрёбов теряются за горизонтом, исчезая, как будто их здесь никогда не было.       — Любовь, — под нос поёт себе Хёнджин. — Всё, что мы хотим, это чтобы нас кто-нибудь любил, — и хрипло смеётся. — Боже, я сошёл с ума. Репетирую даже в свободное время. Ну ты посмотри на меня.       Он спускается с бордюра, продолжая свой неспешный шаг бок о бок с Чонином. Тот косится на него, быстро отводя взгляд, и глухо усмехается.       — Почему ты решил стать актёром? — интересуется Чонин.       Хёнджин задумчиво хмыкает.       — Ну, я с детства об этом мечтал. Однажды в школе мы пошли в театр, и шестилетний я впечатлился. Знаешь, для детей всегда делают такие фантастические постановки, в которых актёры летают по сцене, и я понял, что хочу так же. Я занимался с самого детства. Сделал небольшой перерыв, но всё же решил вернуться. И знаешь, пока я играл и выступал, я понял одну вещь, — он игриво толкает Чонина под бок, привлекая его внимание. Хёнджин шепчет свои следующие слова так, будто выдаёт ему особенную, очень глубокую тайну: — На сеульском небе звёзд действительно не так уж и много. Приходится постараться, чтобы их отыскать. Но знаешь, где они выстраиваются в самые красивые созвездия? В зрительном зале. Глаза каждого зрителя сияют. Я всегда вижу это со сцены. И понимаю, что ради этого сияния готов работать ещё усерднее. Не хочу, чтобы эта Вселенная гасла.       Чонин резко выдыхает, чувствуя, как восхищение переполняет его. Хёнджин сейчас так искренен с ним. Смотрит ему в глаза, наблюдая за реакцией младшенького, и склоняет голову. Мол, как-то вот так.       — Это… невероятно, сонбэ.       — Думаешь? — Хёнджин поджимает губы.       — Конечно.       Конечно, он будет в полном восторге. Хёнджин невероятен в своей неугасаемой любви к сцене и игре, и это кажется только вопросом времени, когда он получит настоящую, серьёзную роль — невозможно же, чтобы его не заметили.       — Напиши мне, когда состоится премьера фильма с тобой в главной роли, — просит Чонин.       — Непременно, — Хёнджин поглаживает большим пальцем чужую ладонь. — Мои любимые цветы — гвоздики.       — Тогда я приду с самым красивым букетом, — решительно заявляет младший. А Хёнджин посмеивается, не отводя от него полного нежности взгляда.       До дома Чонина они добираются за полночь. Во дворах становится бесшумно, будто город засыпает, чтобы не смущать их. Лишь два голоса, лёгкий смех и будто бы таинственный шёпот ненавязчиво вплетаются в ночную тишину. Если бы случайный незнакомец выглянул в окно своей квартиры, он бы подумал, что с ночного свидания возвращаются влюблённые.       — Спасибо, что проводил меня, — произносит Чонин у самого входа в свой подъезд.       — Не благодари. Я хотел прогуляться с тобой, — признаётся тот, пожимая плечами. — Погода чудесная, да и завтра не нужно рано вставать, — Хёнджин поднимает взгляд к небу. — Спасибо тебе за вечер.       — Если честно, было бы уныло возвращаться одному.       — Надеюсь, прогулка и свежий воздух помогут тебе заснуть и хорошенько выспаться. Отдохни как следует.       — И ты тоже. Мне неловко, что из-за меня тебе придётся возвращаться домой на такси…       Может, предложить ему… остаться? В мыслях со скоростью света мелькают картинки: подходящую одежду Чонин для Хёнджина найдёт, завтрак приготовить сможет, им хватит места даже на одноместной кровати, а если нет, Чонин с радостью уступит свою постель. Сейчас же темно и холодно, как он отпустит его совершенно одного?       — У меня есть деньги, не переживай. Да и до дома ехать не больше десяти минут.       А у Чонина есть огромная футболка до колен, в которую Хёнджин бы без проблем поместился.       — Ну… хорошо, — с ноткой сомнения говорит он. И они бы случайно обнялись во сне… — Тогда до встречи? — Чонин робко приподнимает ладонь, понимая: одно слово со стороны Хёнджина, и он наплюёт на гордость, позволив себе быть слегка безбашенным.       Но Хёнджин — словно без каких-либо задних мыслей — машет на прощание.       — До встречи. Ещё увидимся в школе.       И проснулись бы вместе, думает Чонин. Но — очевидно — уже не сегодня.

***

      Чонин валится в кровать, тут же с головой укрываясь одеялом. В доме прохладно, его ночная рубашка совсем износилась, и после душа его тело дрожит от мелких мурашек, но что-то внутри жжёт так сильно, что не перестаёт его согревать. Чонин прячется лицом в ладони, тихо посмеиваясь; колени сжимаются, пальчики на ногах собирают ткань простыни в крохотные складочки.       Боже!       Боже, боже, боже…       Это всё был не сон? Не иллюзия? Он же не свалился в обморок посреди актового зала, надышавшись краской?       Он действительно провёл целый вечер вместе с Хван Хёнджином? Наедине?..       Глупая улыбка расцветает на губах. Словно все его долгие мечты перед сном вдруг решили достать из головы и воплотить в жизнь: Хёнджин уделял ему внимание целый день, поправлял его волосы, подмигивал ему, смеялся вместе с ним и держал его за руку. Хёнджин, сблизиться с которым Чонин всё время считал невозможным, сегодня так часто касался его волос и кожи, улыбался ему, что-то спрашивал своим приятным высоким голосом и очаровывая своего младшего с каждой минутой всё сильнее и сильнее. Чонин откровенно не понимает, чем он заслужил такой подарок, но от счастья и радости глаза колет, а на ресничках проступают первые слезинки.       Хёнджин вообще понимает, насколько он чудесен? Какой теплотой, нежностью пропитан каждый его взгляд, каждое его слово, прикосновение, каждый вздох, как ласков он сам? Чонин сжимает руки в кулачки и тихо всхлипывает, шепча надорвано красивое имя.       — Сонбэ… — произносит он, переворачиваясь на бок. Так, выпрямляя ноги, он обнимал вторую подушку, засыпая и представляя, что Хёнджин целует его на ночь. Теперь Чонин был к этому максимально близок, но даже не представлял, что обычная прогулка вместе с ним вызовет куда больше эмоций, взрывных и совершенно неконтролируемых, чем это делают его фантазии. — У тебя такие тёплые руки, — шепчет он, горячо выдыхая. — Как же повезло Ёнбоку каждый раз держать их.       Они ведь наверняка и пальцы переплетают, что не решился сегодня сделать сам Чонин. И обнимаются при встрече, и совершенно спокойно проявляют заботу друг о друге, и, что самое главное, не смущаются. Ведь они друзья.       Чонину Хёнджин тоже предложил стать друзьями, но он сам не уверен, что сможет долго смотреть ему в глаза и касаться его без страха выдать свои чувства.       Сейчас бы гладить Хёнджина по длинным чёрным локонам и прислушиваться к ритму его дыхания во сне, изредка целовать в щёки и подбородок, прижиматься к нему, но Чонин в который раз обнимает одну и ту же подушку, только в этот раз испытывая не сожаление, а яркую эйфорию.       «С тобой интересно разговаривать обо всём на свете. О каждой мелочи, о том, чего не знаю я, о том, чем так восхищаешься ты, — думает он, накрывая ладонь, что сегодня держал Хёнджин, своей. — И ещё… твоё пение такое волшебное. Пожалуйста, никогда не бросай петь. Я бы, если честно, всю жизнь слушал, как ты поёшь, и если так случится, что слушателей не останется вовсе, ты всегда можешь спеть мне на ушко».       Перед глазами — Хёнджин, такой разнообразный, такой интересный. Хёнджин, который ловит его, когда он едва не падает от головокружения. Хёнджин, который дышит с ним в унисон, пока они отдыхают на подмостках. Хёнджин, который добр с ним, заботится и не забывает о нём. Шутит с ним и, в конце концов, немного заигрывает, если это можно так назвать. Хёнджин, который теперь Чонину друг.       Мысли куда-то испарились: вместо них в голове теперь звучат его голос и смех, а Чонин смахивает слёзы с ресниц. Он плачет не потому, что ему снова грустно засыпать в одиночестве. А потому, что при следующей их встрече сможет поздороваться с Хёнджином и, не убегая сразу, поговорить с ним, возможно, коснуться его, и наконец улыбнуться ему.       Чонин стучит ладонью по подушке, сдерживая восторженный писк.       — Ты, наверное, уже дома, — усмехается он. Те десять минут на дорогу, о которых Хёнджин говорил, давным-давно прошли. — Спокойной ночи, сонбэ, — добавляет он, краснея. — Надеюсь, ты не будешь против, если я стану думать о тебе целую ночь.       Чонин закрывает глаза, радуясь, что сегодня ему будет чем занять свои мысли. Но через несколько минут валится в сон, даже не успевая этого понять.       Впервые за несколько недель он спит сладко.

***

            Сколько бы чудесных вечеров Ян Чонин ни проводил с Хван Хёнджином, тригонометрия от этого существовать, к сожалению, не перестанет. Именно поэтому он, зевая настолько широко и сладко, что тело пробирает мелкая дрожь, сейчас тянется к полке за учебником.       Сегодня Чонин сам себя не узнаёт: с самого пробуждения тело ощущалось настолько лёгким и невесомым, а голова — пустой, что он, удивившись наплыву вдохновения, помчался в библиотеку, пока это желание учиться (обычно длившееся до первых закрытых глаз) не исчезло.       Ранним утром солнце отражалось в стеклянных стенах далёких высоток, а к полудню, когда Чонин буквально соскрёб себя с постели, ветер нагнал тяжеловесные облака, и теперь васильковое полотно неба было расшито серыми лоскутами. Чонин довольно усмехается — такая погода ему больше по душе. Настойчивое солнце не бьёт в глаза, и набегающие тучи создают атмосферу спокойствия и сосредоточенности; спешить становится некуда. В крайнем случае, он ведь оставил целую субботу на то, чтобы плодотворно позаниматься математикой — а значит, его действительно ничего не торопит.       Ну, может, он слегка обманывается, соглашается Чонин, усаживаясь за свободный столик у окна и с грохотом выпуская из рук стопку учебников: учёба далеко не единственное, зачем он пришёл сюда сегодня. И предвкушение встречи, если её можно так назвать, отдаётся внутри учащённым сердцебиением. Невозможность усидеть на месте заставляла его вести себя, как ребёнок, который знает, что после выполнения скучного дела его порадуют наградой.       Первым делом он открывает нужные темы, бегло изучает конспекты, которые ему удалось сделать на уроке, отправляет несколько видео на YouTube в сборник «смотреть позже» и включает все по очереди, внимательно вслушиваясь. Он делает себе схемку основных формул, чертит несколько окружностей, цветом выделяет теоремы, гипотезы, правила. Тетрадь пополняется вкладышами, заметками, на полях прыгают восклицательные знаки, друг за другом выстраиваются задачи и примеры. В голове всё выстраивается по полочкам в логичной последовательности, и через два часа усердных занятий он понимает, что успешно справляется с заданиями, которые класс изучил с учительницей в конце предыдущей недели.       Осталось нагнать темы этой недели, и, если останутся силы, заглянуть в следующий раздел — дать самому себе небольшую фору, чтобы быть готовым к новым задачам.       Чонин позволяет себе потянуться и размять мышцы всего тела ближе к двум часам дня, глаза начинает резать от усталости. В конце концов, он безвылазно просидел за учебниками, и организм требовал хотя бы недолгой смены деятельности.       Интересно, где всё-таки прячется Сэм? Среди остальных учеников, что сидят за рядами столов и так же усердно выполняют долги? Или за высокими стеллажами, где Чонин его не увидит? А вдруг Сэм просто ждёт, пока он отойдёт, чтобы незаметно подложить свою записку? Чонин выдыхает, понимая, что ему судьбой предначертано подняться с места, поэтому, хватая пару купюр из кошелька, выходит из библиотеки и медленно плетётся в сторону холла. В автомате он выбирает себе бутылочку холодного чая и сэндвич с ветчиной. Желудок наконец требовательно урчит, когда Чонин вдыхает аромат аппетитного поджаренного хлеба.       Чонин раздумывал о том, чтобы сблизиться с Сэмом сегодня. Таинственный незнакомец Чонина интриговал. Теперь, когда эти загруженные будни кончились, Чонин по-новому стал смотреть на их общение. Они оба не слишком опытны в плане дружбы, теряются при попытке выразить мысли, и возможно, как Чонин уже предполагал, его собеседник младше, так что ему сейчас нужно взять на себя инициативу, как это сделал Хёнджин вчера. Ведь если оба будут трусить, то рано или поздно разойдутся — и Сэм исчезнет. Чонин готов дать шанс, серьёзно. Может быть, в этой школе всё будет совсем по-другому. Хёнджин смог уверить его в том, что с ним хотят дружить.       Когда он возвращается в библиотеку, набранный в рот чай чуть не выплёскивается на рабочее место. Чонин заходится в приступе лёгкого кашля, капли скатываются по подбородку; он отворачивается, понимая, что обратил на себя внимание всех учеников, сидящих за соседними столами, и извиняется поклонами.       На развороте тетради под тёплым светом лампы поблёскивает глянцевая упаковка витаминного батончика, а рядом заваливается на бок синий бумажный самолётик. Чонин усаживается за стол, скорее разворачивая записку.       «Привет, засоня! — буквы весело скачут по толстой бумаге. — Я помню, ты просил не угощать тебя, но ты так усердно занимался, что я подумал, тебе нужно перекусить. В составе есть орехи — будь осторожен, если у тебя аллергия.       Как ты себя чувствуешь сегодня? Вчера все поздно разошлись, ты выспался? Можешь кинуть самолётик в сторону стеллажей, я сижу за ними».       Чонин не замечает, как уголки его губ приподнимаются.       «Доброе утро. Спасибо тебе за батончик : 3       Удивительно, но я прекрасно поспал. Ощущение непривычное, будто в меня влили новые силы. Правда, чувствую, ещё пара часов усердной учёбы — и снова захочется в постель.       Что насчёт тебя? Как проходит подготовка?»       Оглядываясь, Чонин убеждается, что на него никто не смотрит. Ученики уткнулись в экраны ноутбуков и планшетов, сосредоточенно выполняя свои задания. Слегка наклоняясь, он отправляет самолётик; тот летит на небольшой высоте, едва не касаясь корпусом пола, и в итоге приземляется у другого конца длинного стеллажа. Чонин сразу же отводит взгляд, чтобы не смущать человека. Открывает сэндвич, батончик и принимается за импровизированный завтрак, поглядывая в окно.        Тучи сгущаются, предвещая ливень. Им бы дождей побольше, чтобы растаял снег. В прошлом году в это время уже зацветала вишня — Чонин помнит, как зарисовывал её на переменах.       Что-то щекочет ногу Чонина. Опуская глаза, он замечает самолёт, что, как игривый щенок, ластится о его щиколотку.       «Я тоже хорошо поспал. Мы с ребятами готовились к тесту по английскому, сейчас они разошлись пообедать.       Слушай, я, конечно, пообещал не следить за тобой, но сейчас случайно взглянул на тебя и увидел, как ты улыбаешься. Ты выглядишь счастливым. У тебя что-то произошло?»       Чонин прикрывает губы ладонью. Это что, так сильно заметно?!.. Кажется, он оплошал, рискнув выдать свои эмоции. Чанбин и Сынмин уже вдоволь нашутились над ним в столовой. Ох, видимо, Хван Хёнджин нравится ему настолько сильно, что он уже не в силах сдерживаться.       «Просто вчера вечером произошло кое-что хорошее. Думаю, даже очень хорошее. Я слишком глупо улыбаюсь, да?..»       Конечно, глупо, фыркает Чонин. Ямочки на его щеках слишком глубокие, а подбородок сильно выдаётся вперёд, да и неровные передние зубы могут случайно показаться. Чонин всегда прятал улыбку ладонью — она ему не нравилась.       «Вовсе нет, — приходит ему в ответ. — У тебя очень красивая улыбка. Искренняя, светлая. Мне стало интересно, кто её вызвал. Я рад, что после вчерашней суматохи в нашем кружке ты смог отвлечься».       Сэм решил порадовать его дружеским комплиментом, не более того. Чонин же видит себя в зеркале. Видит, как глупо выглядит, когда смущается. Ещё и ухо своё натирает постоянно, особенно когда руки становится некуда деть. Чонин и так пытался не задумываться, сколько раз вчера так же глупо улыбнулся перед Хёнджином.       «Один мой… — Чонин задумывается и понимает, что пишет чистую правду. — Друг. Мы с ним вчера душевно поговорили, если можно так сказать. Если говорить о ситуации с директором, то в ней я сильнее всего я переживаю за Хван Хёнджина, — добавляет Чонин. — Для него этот кружок так важен».       И самолёт снова отправляется по знакомой траектории.       «За него не волнуйся, — приходит ответ. — Он умеет давать отпор. Подумаешь, директор захотел прикрыть лавочку. Для этого ему нужно будет морочиться с кучей бумаг и выискивать основания. А у нас всё честно: учительница Мин — умная женщина, она и не с таким справлялась».       Чонин и сам это понимает.       «Директору просто нужно было устроить скандал, — пишет Сэм. — Либо кто-то вывел его из себя, либо он решил нас к чему-то подготовить. Возможно, последуют жёсткие перемены, но я почему-то уверен, что «Ла-Ла-Лэнд» мы доведём до конца и выступим с ним, а что будет дальше — ну… будем решать. Пока что нужно сохранять самообладание, даже если хочется просто лечь на пол и заплакать. Он рассчитывает на то, что мы, как беспомощные дети, его испугаемся, но мы, в конце концов, в школе, а не тюрьме. Так что пошёл бы он…       Прости, меня немного вывело из себя его поведение :) Просто не хочу, чтобы ты тоже волновался. Ты ведь у нас новенький, мало ли, испугаешься небольших трудностей. Если что-то серьёзное случится или тебя заденут, ты всегда обращайся к учительнице, а если не хочешь, чтобы это услышали лишние, можешь рассказать обо всём мне… или Хёнджину».       «Спасибо, — черкает Чонин, доедая сэндвич. — Я, правда, не знаю, стоит ли нагружать его проблемами: он ведь и так вечно занят».       «Ты же сам вчера видел, как он заступился за всех участников секции. Они с Рюджин готовились взять на себя эту ответственность два года. Поэтому они помогают ребятам и принимают участие в любой работе, чтобы другие могли на них положиться. Думаю, Хёнджин сделает всё, чтобы ты это понял».       «Он и правда помог мне вчера, — делится Чонин. — Я случайно еду уронил на ватман, а он сразу же подбежал, чтобы всё исправить… я был так благодарен ему».       «Нисколько в нём не сомневался. К слову о помощи, ты так усердно трудился над чем-то часа два, тебе точно не нужен совет? Всё понимаешь?»       «Да я просто догонял свой класс по тригонометрии, — вздыхает Чонин. — Не знаю, проходили ли вы уже такое».       «Какая тема? — настаивает тот. Чонин вкратце описывает то, над чем корпел, и Сэм делится ссылкой. — Мне кажется, я в ТикТоке видел что-то похожее. Автор правда доступно объясняет. У него даже есть полноценные уроки. Я смотрел парочку».       Какое-то зерно сомнения поселяется в ходе мыслей Чонина. А точно ли Сэм… его младше?       «То есть эта тема уже была у тебя по программе?» — на всякий случай спрашивает он.       «А, да я просто люблю разные обучающие видео смотреть, потом ведь всё равно пригодится, — объясняет тот, и Чонин облегчённо выдыхает. — Из-за участия в секции у меня не остаётся много времени на закрепление тем дома, поэтому я иногда ставлю видео на фон, пока готовлю. Ребята называют меня занудой».       Чонин усмехается. Это мило. Если бы он так делал, то наверняка пропустил бы половину материала, потому что случайно сжёг кастрюлю или вывалил половину горячей лапши на пол. Видимо, занятия математикой и правда расслабляют Сэма.       «Ты и вправду 쌤».       В ответ приходят криво написанные «ахахахах». Чонин представляет, как тот, возможно, прикрывая губы ладонью, смеётся его незатейливой шутке.       «Мы сейчас готовились к тесту по английскому, и я включил видео-урок по нужной теме, а когда он кончился, то плейлист подкинул мне одну интересную подборку с англоязычного канала по психологии. Я оставил, потому что хотел послушать разговорную речь, но заинтересовался. В итоге узнал о стадиях влюблённости, представляешь?».       «Разве у этого чувства есть границы?» — удивляется Чонин. Если и так, то на какой тогда стадии сейчас находятся его чувства к Хёнджину?       «Я тоже не подозревал! — с энтузиазмом отвечает Сэм. — Оказывается, в самом начале любви к человеку мы проходим несколько этапов, которые не привыкли разделять.       Например, сначала у тебя возникает интерес, особенно в первую встречу, и если человек тебя действительно чем-то зацепил, ты постараешься узнать о нём больше, даже если это произойдёт неосознанно. Ну, знаешь, полистать его профиль, поинтересоваться им у общих друзей, задержать на нём взгляд, когда он окажется рядом. Ты вроде как и не признаёшь, что влюбился, а остановиться уже невозможно, как будто он, обмотав тебя верёвкой, медленно притягивает к себе».       Чонин печально усмехается. С Хёнджином всё точно так же и произошло. Он ведь обещал себе заглянуть только на одну репетицию однажды, а там… вдруг стало не хватать его улыбки, и как-то так выходило, что Чонин стал задерживаться чаще, изучая его с разных сторон и запечатлевая его карандашными набросками в блокноте. Хёнджин действительно притягивал его. Как песня, отозвавшиеся в сердце строки которой захотелось напевать с каждым днём всё громче.       «Но самой интересной стадией для меня оказалось так называемое infatuation. Слышал когда-нибудь про такое? Я даже не знаю, как правильно подобрать перевод. Что-то вроде… увлечения?»       «А почему оно тебя заинтересовало?» — пытается понять Чонин.       «Потому что это схоже с любовью к знаменитости. Например, певцу, актёру, ведущему, блогеру. Дело в том, что это увлечение, или, наверное, правильнее будет всё-таки говорить infatuation, — следующая за заинтересованностью стадией, но одновременно она является некоей… остановкой. Остановкой в твоих чувствах. Момент, когда мир вдруг окрашивается в новые цвета, как на определённом моменте в книге, когда ты настолько погрузился в повествование, что тебе не хочется, чтобы это кончалось, потому что всё настолько интересно, что ты буквально начинаешь жить тем, что ты себе представил, и разочаруешься, если всё окажется не так.       По сути, ты пытаешься удержать это ощущение внутри. Обычно такое происходит, когда объект твоей любви находится от тебя далеко, как раз как знаменитость. Вы ведь не пересекаетесь часто, так что твоему сердцу остаётся только любить прекрасный образ, и пока вы не узнаете друг друга лучше, это чувство так и сидит в груди. Многие называют это увлечение слепым. Кто-то говорит, это немного глупый, безбашенный интерес, кто-то называет его одержимостью. Его сравнивают с подростковой любовью, очень часто имеют в виду, когда описывают влюблённость в школе. Я раньше думал, что для описания этого ощущения мы используем слово «краш». Они близки, но всё же infatuation кажется мне более романтичным. Напоминает влюблённость героев наших постановок. Всё такое же живое, преувеличенное, я бы даже сказал».       Чонин с упоением читает каждую строку, понимая, что в каждой мелочи, которую упомянул Сэм, он находит отражение собственных чувств к Хван Хёнджину. Он ведь правда считал говорил, что Хёнджином позволяет себе любоваться издалека, не нарушая его личных границ, и что ему хватает любви на расстоянии. А Сэм прямо сейчас говорит ему, что это всего лишь один из шагов на пути к той самой любви?..       «Эта стадия вредит? — тут же интересуется он. — Она может перерасти во что-то болезненное?»       Чонин бросает самолётик, а сам как-то пусто смотрит в свои конспекты. До сегодняшнего дня он и не задумывался о психологии своих чувств, считая, что по окончании школы они пройдут. Исчезнут, как наваждение. Однако теперь он убеждается, что это лишь начало. Потому что вчерашним вечером Чонин позволил себе испытать слишком много, когда опьянённо утыкался лицом в подушку и тихо нашёптывал его имя. И если поначалу всё казалось лишь игрой, то Чонин в шаге от того, чтобы начать опасный уровень, в котором редко побеждают.       Самолётик отрезвляюще ударяется о его бедро.       «Увлечение может быстро исчезнуть, если оно неглубокое, — размышляет Сэм. — Но у него есть шанс перерасти в более зрелое чувство. Опять же, вывод сделать можно, только если ты сблизишься с человеком. И здесь два варианта: либо ты понимаешь, что тут и вправду нечего ловить, либо же вы влюбляетесь. Здорово, правда?»       «Похоже на прогулку по канату, — усмехается Чонин. — Сначала шагаешь спокойно и уверенно, а затем в груди начинается тревога. Начинаешь всё чаще смотреть вниз и интересоваться, каково же там… может, лучше?»       «А из-за того, что часто смотришь, равновесие нарушается, и ты обнаруживаешь себя падающим в бездну».       Чонин непроизвольно косится в сторону стеллажей, из-за которых к нему прилетал самолётик.       «Тебе самому кто-то нравится, да?» — догадывается он. И в ответ получает немного робкое и стыдливое: «А это слишком заметно?»       Да, потому что сам Чонин прямо сейчас находится в позиции безответно влюблённого: конечно, ему ничего не стоит вычислить знакомые эмоции в словах других людей. Чонин представил, как Сэм, возможно, стонет от обиды на самого себя и зарывается лицом в ладони.       «Не волнуйся, я не буду тебя расспрашивать, — спешит сообщить Чонин. — Просто ты так увлечённо рассказывал об этом, что я подумал, ты анализируешь собственные эмоции».       «Да я просто… — Чонин так и слышит нерешительность в его словах. — Я не знаю, есть один человек, но мне слишком сложно просто так, без причины, подойти к нему».       «Отправь бумажный самолётик», — хмыкает Чонин.       «Все, кто знает, советуют мне подружиться с ним, — смеётся в ответ Сэм. — Но я не уверен, нужно ли ему это. Мы как будто… из разных миров, понимаешь?»       «Очень сильно понимаю, — с сожалением отвечает Чонин. — В таком случае боишься, что не только ему надоешь, но и всех остальных поднимешь на уши. С популярными ребятами нужно быть осторожными».       «Жаль, что мы не в фанфике».       «Да, было бы намного проще».       «Прости, надеюсь, я не загрузил тебя. Просто мне захотелось выговориться».       «Всё хорошо, — заверяет его Чонин. — Мне было интересно почитать. Если снова попадётся что-нибудь, обязательно расскажи».       «В таком случае ты тоже не стесняйся делиться», — просит Сэм.       «Я был рад с тобой пообщаться, правда, — отвечает Чонин. — Спасибо за советы и помощь. Ты уже собираешься уходить?»       «Ребята пришли, — сообщает тот. — Так что мне лучше вернуться к учёбе. Прости, пожалуйста. Когда мы сможем встретиться в следующий раз?»       Чонин и сам понимает, что ему стоит снова пройтись глазами по материалу, чтобы закрепить основные темы. Всё равно завтра он снова займётся математикой, чтобы подготовиться к урокам в будни. Может, удастся заработать хорошую оценку.       «Ну, в понедельник я приду в секцию, может быть, там? В любом случае каждый обед я провожу на заднем дворе, так что приходи».       «Хорошо! Спасибо. И спасибо снова, что доверился мне. Я думал, между нами возникнет неловкость, а ты так тепло и свободно разговариваешь со мной, что на сердце становится спокойно».       Улыбка на лице Чонина держится вплоть до возвращения домой. Он никому не хочет её выдавать, но, вообще-то, так хорошо он не чувствовал себя уже давно. Редкими счастливыми моментами всегда хочется наслаждаться дольше. Пузырьки закипающей воды ударяются о бортики кастрюли, с грохотом падает в толщу сухая лапша, и через некоторое время кухня наполняется ароматом пряностей, пробуждая в Чонине долгожданный аппетит. Стоя босиком на холодной плитке, Чонин облокачивается о столешницу и с наслаждением жуёт рамён с грибами, наблюдая, как за окном воцаряется непогода. Периодически трещит лампочка, и ветви тяжёлых деревьев ударяются о дрожащие стёкла. Ему повезло вовремя вернуться.       Вздыхая, он моет за собой посуду и уходит в комнату, зарываясь в одеяло с ноутбуком. В отражении чёрного экрана он напоминает себе гусеничку.       Что говорил Сэм? Увлечение? Пальцы жадно бьют по клавиатуре, открываются десятки вкладок. «Увлечение начинается внезапно, быстро, как будто в сердце загорается костёр. Что интереснее, увлечение и проходит так же быстро и незаметно, и в один день мы можем даже не посмотреть в сторону нашего бывшего объекта воздыхания».       — Быстро, — цепляется за слово Чонин. — А второй год — быстро или нет?..       Отмахиваясь, он продолжает читать дальше.       «Но если же ваши чувства становятся глубже, вы близки к тому, чтобы по-настоящему полюбить человека. Задайте себе вопрос: вы идеализируете этого человека? Всегда видите в нём только хорошее, упуская порывы его злости, обиды, грубость?»       Чонин ненавидел слово «идеализировать», потому что отдавало от него чем-то таким неприятным, общественно порицаемым, а ещё больше ненавидел потому, что, скорее всего, за собой этот грешок замечал. С другой стороны, они с Хёнджином не так часто виделись, чтобы он знал его настоящего. Невозможно насильно представить в голове негативный образ того, к кому питаешь чувства.       «Ваше влечение остаётся только на физическом уровне? Меняются ли чувства со временем, растут ли они?»       Чонин не уверен, но они всегда были с ним, будто одна из черт его характера. И после вчерашней прогулки… он уверен, интерес к Хван Хёнджину стал только сильнее. А вдруг это увлечение, которым подпитывалось его сердце, и правда перерастёт в любовь? В какой-то момент Чонину придётся его отпустить, и вот тогда станет больно. Слишком больно, чтобы справиться, как он всегда справлялся, в одиночестве. Ему действительно нужно быть осторожным.       Сэм сказал, что пока его возлюбленный находится на расстоянии, эти чувства возможно будет сдерживать. Проблема была лишь в том, что Чонин… Чонин уже не хотел.       Закрывая все назойливые вкладки, он оставляет себе сайт со старым аниме, решая остудить запутанные мысли. Натягивает одеяло, закрывая уши, прибавляет громкости и остаётся в постели до самого вечера, лишь изредка вспоминая, как крепко вчерашним вечером Хван Хёнджин держал его руку.       Сэм, скорее всего, попал в точно такую же ситуацию.       Как было бы здорово, если бы они оба испытывали к своим возлюбленным взаимные чувства.