infatuated with you

      Когда тело сковывает страх, тревога кипятком течёт по венам, а мысли мечутся ураганом в голове, возникает вопрос, на который невозможно найти ответ: почему всё вокруг идёт своим чередом?       Чужое спокойствие кажется неестественным, словно притянутым за уши, созданным с какой-то целью: проплывают мимо чужие силуэты, мерцают в толпе счастливые улыбки, светятся чьи-то глаза и звучит радостный смех. Мир не замирает и не останавливается: капли дождя продолжают стучать по стеклянной крыше, громыхают по рельсам кабинки американских горок, шуршат по льду лезвия коньков, из колонок бьёт басами электронная музыка. Жизнь идёт своим чередом, так почему же он чувствует себя так, будто в торговый центр вот-вот врежется метеорит и он единственный, кто знает об этом?       Волнение встало в горле комом с привкусом черники. И ладно бы чужие люди — но даже Ёнбок ведёт себя настолько подозрительно тихо, что Хёнджина аж злость берет, но не на друга, а на самого себя. Прикрывая ладонью приоткрытый в восхищении рот, Ёнбок снимает каждую интересную деталь, чтобы поделиться в истории. Хёнджин косится и через экран его телефона разглядывает высокую сцену, тканевые баннеры с лицами артистов и затылки стоящих перед ними зрителей. Ёнбок комментирует каждую деталь, а Хёнджин в ответ кивает и для приличия нервно посмеивается — всё, что может из себя выдавить. Ощущение напоминает страх нахождения посреди высокого эскалатора глубокой станции метро: он знает, что не свалится вниз, потому что держится за поручни, а рядом есть друг, который сможет поймать, но закончить эту поездку хочется как можно скорее.       Пространство перед сценой заполнено юными поклонницами. Хёнджин и Ёнбок останавливаются с краю, позади остальных, практически встав на пути у персонала, что постоянно снуёт из-за кулис для проверки оборудования и распределения зрителей в ровные ряды. Новостной репортёр вещает прямо посреди гула голосов, и Хёнджин чувствует покалывание в голове. Чёртов Хон Тэсон со своим младшим братом. Хёнджин верил, что эти двое навсегда исчезли из его жизни, так что пусть только попробуют снова в ней задержаться. Сжимая пальцы в кулаки, Хёнджин выдыхает сквозь зубы. Ладно. Ладно. Посмотрит ещё, у кого жизнь сложилась лучше. Потому что он не собирается признавать, что они его сломали. Он стал самым живым человеком на свете.       — Смотри, прямо над нами камера, — Ёнбок вскидывает руку, приветствуя маленький дрон с логотипом музыкального телеканала. — А вдруг мы потом увидим себя в выпуске? — он широко улыбается, провожая камеру, пока та не исчезает под потолком.       — Сомневаюсь, что мы там кому-то интересны, — выдыхает Хёнджин.       — Я слышал, что агентство подготовило для фанатов закуски с кофе, — продолжает Ёнбок. — Вот, кто-то выложил фотки, — он тут же открывает ленту. На пластиковых стаканчиках и упаковках печенья наклеены лица мемберов.       — Какие заботливые, — цокает Хёнджин, кривя губы.       Младший гулко выдыхает и недовольно поджимает губы. Толкает его в бок, шурша бумажными пакетами с одеждой, и Хёнджин подыгрывает, принимаясь с такой же силой ударять его по бёдрам.       — Я понимаю, что у тебя все мысли заняты школой, — произносит Ёнбок, — но отвлекись ты хоть немножко, — и хватает его за локоть, принимаясь расшатывать на месте. Хёнджин податливо качается. С одной стороны, он даже рад, что не придётся выдумывать оправдание: пусть лучше Ёнбок верит, что он переживает из-за ситуации в секции. — Это, конечно, не TWICE и 2PM, но мальчики тоже талантливые и красивые. Тебе точно понравятся! Представь, потом они станут всемирными звёздами, а мы будем хвастаться, что видели их ещё до дебюта.       — А может, это я стану всемирно известным актёром и они будут хвастаться, что я приходил на их первый концерт? — тут же втягивается Хёнджин и хвастливо вскидывает подбородок. Ёнбок смеётся.              — Всё может быть. Так что давай просто повеселимся, м?       Ну попробуем, думает Хёнджин, складывая руки на груди, как только на экране над сценой начинается видео-заставка. Спонсоры повторяют свою рекламу, продюсер музыкального агентства говорит вступительные слова, репортёр спрашивает мнение поклонников. «Что вы ожидаете от сегодняшнего концерта?» — репортёр подносит микрофон девушкам в толпе, и те застенчиво отвечают: «Мы надеемся, что мальчики выступят благополучно и не поранятся. Главное, чтобы они не волновались. Мы во всём их поддержим». «Есть ли у вас любимые участники?» — не медлит спросить репортёр. Одна из девушек заливается краской: «Хон Сону. Надеюсь, он станет лидером, когда дебютирует». «Вы так уверены в его дебюте? Неужели у него есть все шансы?» — тут же подхватывает мужчина. «Конечно, — отвечает она. — Ведь он очень храбрый, добрый и скромный. Я думаю, это главные качества для артиста».       Ну как же, скромный, фыркает Хёнджин.       На экране демонстрируют участников проектной группы. Они выглядят совсем маленькими, вряд ли старше самого Хёнджина: в их глазах горит такой же огонь, как и у него самого когда-то. Кандидаты на дебют рассказывают свои истории под драматичную музыку, пока над сценой глушат свет и пускают неоновые спецэффекты; показывают отрывки из телешоу, в ходе которого они потеряли трёх участников и теперь вынуждены идти до конца всемером. Слёзы отчаяния, утешающие объятия, спрятанные ладонями лица, комментарии продюсеров и наставников, жёсткие травмы во время репетиции — Хёнджин лишь потирает виски, прогоняя головную боль. Напускают шуму, чтобы привлечь публику, не больше. Будто у него травм не осталось.       Или у Рюджин.       Поклонницы повторяют фан-чир и самодельные кричалки, размахивая горящими в полутьме браслетами. Но их голоса становятся только громче, а давление в толпе едва не валит Хёнджина с ног, когда на экране под вспышки появляется лицо определённого участника.       «Там, кажется, уже фавориты появились», — вспоминаются слова Ёнбока. Хёнджину, в общем-то, никогда не было дела до самых популярных участников мужских групп, и дела этого не появилось бы даже сейчас. Если бы он не узнал те же самые кучерявые от природы волосы, острые скулы на пока ещё детском лице и пронзительный до самых мурашек взгляд.       «Здравствуйте, меня зовут Хон Сону, — говорит он, а Хёнджина снова толкают в спину, и он беззвучно матерится, пропуская вперёд кричащую под ухом девушку. Словно на инстинкте, Хёнджин притягивает Ёнбока к себе и прижимает к груди, накрывая плечи ладонями. — Я — ведущий рэпер проектной мужской группы «ANCHOR», поддержите нас на выступлении в парке развлечений «Лотте Ворлд»! — он лучезарно улыбается и складывает руки под подбородком на манер бутона. Фанаты в толпе кричат в знак поддержки. — Хён, обещаю, ты будешь мной гордиться!»       Такой же фальшивый, скрывающий высокомерие под маской милого и невинного подростка, Хон Сону был как две капли воды похож на своего старшего брата — ему даже не нужно было представляться. Сколько ему там? Шестнадцать? Семнадцать? В последнюю их встречу он вывел Хёнджина из себя постоянными капризами, каждый из которых беспрекословно выполняли менеджеры. Кто бы знал, что тот ворчливый и жадный ребёнок, не имеющий никакого желания изучать музыку и танцы, будет без зазрения совести пользоваться любовью ничего не подозревающих поклонниц и готовиться к выходу на сцену? Хёнджин цокает. Мерзкий. Есть ли здесь вообще повод для гордости, когда старший брат подкупает руководство, чтобы выбить ему этот жалкий дебют?       Свет окончательно гаснет — остаётся лишь тусклый отблеск далёких огней аттракционов. На сцене проглядывается движение: участники встают в позиции для начала танца. Силуэты очерчивает неоновая подсветка. Из колонок звучит тяжёлый, напряжённый инструментал, и прожекторы начинают световое шоу, разрезая воздух ослепляющими лучами. Участники на сцене начинают своё выступление. Мощный рэп встречает ожидаемый восторг, и вскоре в песню вклинивается хор голосов, скандирующих фан-чир. Хёнджин наблюдает за их танцем, и тесно сжатые губы начинают совсем незаметно подрагивать, а в горле собирается ком. Только уже не от страха или волнения.       А от боли. Пальцы сжимают плечи Ёнбока.       У них было негласное правило: не показывать своих слёз. «Кому нужно твоё нытьё? Долги компании ты выплачивать тоже слезами будешь? — вибрировал в голове равнодушный циничный голос. Он не был ни женским, ни мужским. Он был его собственным. Им так хорошо промывали мозги, что тошнотворное повторение заученных слов Хёнджин принимал за свои мысли. — Раз ты упал, значит, поднимись на ноги и продолжи тренироваться. Если не найдёшь в себе сил подняться ты, их в себе найдёт человек рядом с тобой, и тогда на ежемесячном оценивании сиять будешь уже не ты. Сиять будет кто-то другой». Сначала на оценивании, затем — на сцене музыкального шоу, затем — на стадионе. Хёнджин хорошо выучил правила. Когда мазал йодом свои ушибы и накладывал пластыри, прячась в тёмной студии глубокой ночью и простывая от сквозняков. Прижимался спиной к ледяному зеркалу, лишь бы не видеть в нём отражение красных заплаканных глаз, и одними губами повторял счёт на восемь. Другие просили его отдыхать. Но разве можно отдохнуть, если конечности отказываются запоминать движения такой лёгкой хореографии, а голос срывается, когда он пытается спеть пару строк? Хрипит, пропадает, исчезает, уступая место отчаянным рыданиям в ночной тишине. Одинокий ребёнок засыпал и просыпался на холодном мате от болей в шее и спине, а ноги отказывались ходить. Он падал в обморок каждые две недели, врач советовал прекратить. Но Хёнджин своих слёз не показывал никому. Даже зеркалу. Они впитывались солёными каплями в паркет. Комната для практик так похожа на сцену сейчас. Только полутьма, которую прорезают лучи высоких ламп, никогда не сравнится с пустым залом, в котором затухает свет экрана разрядившегося телефона.       Одинокий ребёнок всегда мечтал о сцене, а теперь на ней сияет тот, кого он ненавидел больше всего. Видимо, в одном Хон Сону действительно оказался сильнее Хван Хёнджина — до последнего не показал свои слёзы.       Песня завершается интенсивными басами и взрывом мелодии; участники встают в финальную позу, переводя дыхание и играясь с камерой: посылают воздушные поцелуи и складывают пальцы в сердечки. Хёнджин опускает голову, надрывное дыхание падает с дрожащих губ. Кажется, будто будущие айдолы смотрят прямо ему в глаза. Наклоняясь, он поглаживает Ёнбока по плечу.       — Ёнбок-и, всё хорошо? Тебя не задавили?       Тот оборачивается и с широкой улыбкой качает головой, пряча телефон в карман.       — Давай сделаем пару шагов назад. А то дышать будет нечем.       Младший послушно двигается за ним, хватая Хёнджина за руку. Включается дополнительный свет, и мрачная дымка вокруг сцены рассеивается. Глаза медленно привыкают к свету.       Народу заметно прибавилось: Хёнджин заметил, как толпа сгущается и уже знакомые затылки приближаются к сцене, а их сменяют новые фигуры. Публику привлекало шумное выступление: прибавлялись в толпе семейные пары, отцы сажали детей себе на плечи, останавливались пожилые люди с внуками.       — Здравствуйте, мы — проектная мужская группа ANCHOR, — гармонично звучат голоса мемберов. Волна аплодисментов тут же проходит по рядам. — Спасибо, что пришли поддержать нас!       — Только что мы исполнили песню, которую вы уже слышали в одном из эпизодов, — поясняет Хон Сону, так гордо, как будто приложил руку к написанию. — Вам понравилось?       Поклонники подтверждают свой восторг овациями, а Сону ярко улыбается и краснеет.       — Спасибо огромное. Но! Я должен спросить мнение одного очень важного человека, — и подмигивает. А затем, делая глубокий вдох, жмурится и кричит в микрофон: — Хён, мы хорошо справились?       На экране показывают Хон Тэсона, приветствующего участников из специальной студии. Он поднимает большой палец вверх, довольно кивая головой. Возможно, это станет одним из самых трогательных моментов в шоу. Хёнджин тут же косится за сцену: из-за высоких колонок проглядывается белый угол. Там он и сидит. Далеко, но настолько близко, что дыхание спирает. Хитро улыбается и наслаждается тем, что смог привлечь к себе внимание в шоу, в котором даже не участвует.       Хёнджину откровенно жаль этих детей. Всё шоу сделано для продвижения младшего брата Хон Тэсона. Скорее всего, его начнут выделять после дебюта и он попадёт в круг общения влиятельных знаменитостей. Остальные — не более чем пешки на камеру. Шоу, в которое они так влюблены, просто очередная сцена, и они на ней исполняют далеко не главные роли. Их очень легко спихнуть за кулисы после первой ошибки.       Хон Тэсон отлично умеет манипулировать индустрией, чтобы добиваться своего.       — Они прелестные, — Ёнбок застенчиво хлопает в ладоши, напевая только что звучавшую песню. — Надо будет дома посмотреть предыдущие эпизоды. Интересно, они дебютируют в таком же составе?       — А что, выбрал себе любимчика? У Чанбина появится соперник? — хмыкает Хёнджин.       — А как же, — фыркает Ёнбок. — Все семеро.       — Эх, а парень так старался, цветы дарил…       Нужно просто протерпеть до конца мероприятия. Если всё пройдёт хорошо и Хёнджин сможет не загружать себя лишними мыслями, то под конец дня только похвалит себя за выдержку. Они никто. Теперь они для него никто. Даже если они станут первой любовью нации, это никакого значения не будет иметь для Хёнджина. У него совсем другие ценности. Это прошлое уже успешно похоронили. Он даже смог влюбиться заново. В самого чудесного мальчика на свете. Тень улыбки блуждает на губах — его жизнь заиграла ярчайшими красками.       Но когда бодрая мелодия вновь начинает играть из колонок, бесцеремонно заглушая общий гул, Хёнджин понимает, что всхлипы, которые он слышал, звучали далеко не в его воспоминаниях.       Они были настоящими.       Живыми — самыми что ни на есть.       Сорванное дыхание и едва скрываемое подвывание доносятся сзади. И нотки голоса, что прорываются сквозь слёзы, до того знакомы, что Хёнджин резко разворачивается, будто голос этот звал именно его.       Музыка на фоне как будто меркнет, по ушам что-то со звоном ударяет — этот плач становится всё более отчётлив. Совсем ненавязчивый, робкий и пугливый, словно каждую новую слезу проронить боятся. Как будто это показатель нежеланной слабости, очередное нарушение обещания, данному самому же себе.       Но Хёнджин слышит. Он знает, каково это — скрывать слёзы. И эта мозаика наконец начинает складываться. Перед сидящим на узкой скамье человеком на колени садится юноша: он берёт его за руки и сквозь музыку пытается что-то прошептать, выискивая понимание и ответ в чужих глазах. Это Со Чанбин.       — Ёнбок-а… — растерянно мямлит Хёнджин себе под нос. — Ёнбок-а, посмотри, пожалуйста…       Ёнбок с улыбкой на лице оборачивается, но уголки губ тут же болезненно тянутся вниз. Подталкиваемые окружающими их людьми, они пытаются устоять на месте, но Хёнджин готов сорваться прямо сейчас. Рука беспомощно сползает с плеч на лопатки, и потеющая ладонь зацепляет ворсинки фетра, которые тут же липнут к пальцам.       На скамье, согнувшись, зажимает запястьем рот Ян Чонин.       — Я к нему.       — Хёнджин, тише-тише, — Ёнбок хватает его за руку, но ладонь ускользает. — Он с Чанбином, видишь? Чанбин поможет.       — У них что-то случилось. Я схожу посмотреть.       — Он плачет, Хёнджин, — Ёнбок пытается привлечь его внимание, сжимая пальцы. — Только тебя ему ещё не хватало.       Но Хёнджин молча отцепляется и, проталкиваясь сквозь людей в толпе, выходит из концертной зоны. Ёнбок семенит за ним, что-то крича вдогонку. Хёнджин просачивается наружу, наконец делая глубокий вдох, и здесь его напористость кончается, потому что он действительно боится нарушить что-то священное и неприкосновенное своим желанием контролировать.       Но проблема не ему принадлежала. Ян Чонин под спокойные слова Со Чанбина приподнимает плечи, опускает грудь и прикрывает глаза. Восстанавливает дыхание. Зарывается пальцами в волосы и жадно выдыхает себе меж колен.       У него паническая атака.       Этот проклятый концерт заставил их испытать одно и то же, вот только Хёнджин очень надеется, что причина у Чонина другая. Куда легче. Куда поправимее… Он аккуратно переступает, и по привычке пальцы тянутся к серебряным кольцам — единственному способу подавить тревогу. Хёнджин останавливается в паре метров от Чанбина. Тот мягко гладит Чонина по плечу, что-то приговаривая, и выдавливает улыбку. Показывает: он рядом.       Действительно, Ёнбок был прав: нужен ли здесь Хёнджин? Не напугает ли он Чонина ещё больше? Чанбин его единственный друг, и, несмотря на обещание сблизиться, Хёнджин понимает, что на данной стадии общения он не может быть для Чонина тем, кому тот доверит свои фобии.       Однако Чанбин его слышит. Держа ладони Чонина в своих, он ненадолго оборачивается. Они встречаются взглядами.       — При… — одними губами шепчет Хёнджин. — Привет…       Одно только слово Чанбина — и Хёнджин тут же развернётся и спрячется. Но Чанбин, вскидывая брови, кивает, как бы давая знак подойти. Хёнджин перебирает ноги, останавливая себя от того, чтобы не ринуться на полной скорости и не ошарашить и без того ослабшего Чонина. Сдерживает, скребя ногтями ладони. Хёнджин опускается на колени рядом с Чанбином, и тот разворачивает руки Чонина, словно вручая его Хёнджину. Хёнджин послушно принимает его и чувствует знакомое тепло прикосновений.       Кажется, и Чонин замечает это. Послушно вкладывая свои ладони в ладони Хёнджина, он раскрывает глаза и испуганно ахает. Из-под ресниц вырывается слеза, что вмиг соскальзывает по щеке к уголку губ. Хёнджин тут же улыбается и сжимает его пальцы, подушечками проводя по тыльной стороне. Это Чонин. Тот самый Чонин, которому Хёнджин показал своё укромное место, которого он провожал за руку. Чонин, который нравился ему. Но, в отличие от одинокого, отшельнического образа, который тот держал ежедневно в школе, сейчас Хёнджин видит его… в чуть более открытом. Уязвимом. И Хёнджину страшно от того, как много вещей Чонин скрывал от него — и ото всех людей в мире.       — Чонин-и, тут твой ангел-хранитель пришёл, — усмехается Чанбин. И поднимается с колен, отходя на небольшое расстояние, чтобы уступить место Хёнджину. А Чонин сквозь пелену слёз в глазах смотрит на сонбэ, не в силах произнести ни слова.       — Здравствуй, — мягко произносит тот. Так много хочется спросить: кто сделал это с тобой? почему ты так усердно пытаешься сдержать свои рыдания, когда рядом с тобой есть я, который хочет помочь тебе? что мне лучше сделать? позволишь мне позаботиться о тебе? расскажи, как долго ты терпел это в одиночестве… Но Хёнджин молчит. Чонину нужно пережить это, принять это — где-то глубоко в душе.       — Сонбэ… — громко глотает Чонин. — Привет… Прости, я сейчас не в лучшем состоянии…       — Всё хорошо, — отвечает Хёнджин и, отпуская только одну руку, тянется в карман за бумажными платками. Выуживает один квадратик, обматывая вокруг указательного пальца, осторожно проходится по мешочкам под чужими глазам, чтобы убрать липкую влагу. Чонин подставляет лицо, и Хёнджин вытирает капли с щёк и подбородка. Он знает, какими тяжёлыми могут казаться слёзы. Сминая платочек, он прячет его обратно в карман и снова улыбается Чонину. Его красивое лицо покрыто неровными алыми пятнами, а в глазах переплетаются венки, и у Хёнджина в сердце что-то от натуги рвётся: хочется растереть в пыль каждого, кто заставил его страдать. А он даже не знает, имеет ли право коснуться его лица. Чонин опускает голову — воздух вырывается сквозь дрожащие губы. — Я рядом. Я с тобой. Я помогу тебе.       — Я прогадал… — тихо сетует Чанбин Ёнбоку. — Знал же, не нужно его в толпу вести. Его прижали со всех сторон, вот он и…       Чонин, скорее всего, боится большого скопления людей. А концерт, главным героем которого является младший брат Хон Тэсона, самое опасное для него явление: поклонники явно будут давить всех, кому повезло стоять впереди, чтобы протолкнуться к сцене. Боже… знал бы Хёнджин об этом раньше, то сразу бы вытащил его из этой толпы, чтобы укрыть. Чонин ведь такой хрупкий и слабый. Его защищать надо. Причина тревожного ощущения перед концертом сейчас становится понятной: он будто с самого начала предчувствовал, что ему нужно было мчаться к одному человечку — на помощь.       Но теперь он рядом. Теперь Хёнджину совершенно плевать на этот концерт.       Он оборачивается к Чанбину и Ёнбоку.       — Я побуду с ним. Если вы хотели посмотреть выступления, возвращайтесь вдвоём, — говорит он. — Если что, мы вас догоним.       Те послушно кивают и удаляются — они и сами понимают, насколько хрупок этот момент. А Хёнджин молча держит ладонь Чонина, прислушиваясь к его сломанному дыханию. Пряди чёлки прикрывают заплаканные глаза, и отчего-то кажется, что специально. Чонин не позволяет ему увидеть собственные слёзы. Своё красное лицо. За руки они держатся уже не впервые. Но сегодня это ощущается куда более интимно. Пятничным вечером Хёнджин взял Чонина за руку, потому что не мог подавить в себе желание коснуться его и почувствовать его тепло — в романтическом смысле. Сегодня же Хёнджин взял Чонина за руку, потому что хотел помочь ему побороть страх.       — Чонин-и, — ласково произносит Хёнджин. — Давай-ка мы с тобой уйдём отсюда, м? Пойдём в уборную, ладно? Я понимаю, как ты себя чувствуешь сейчас. Ты не сможешь успокоиться, пока находишься в толпе. Обещаю, со мной тебя никто не тронет.       Чонин молча кивает и приподнимается — одна нога подкашивается, так что Хёнджин подхватывает его под талию и помогает устоять на месте. Хрупкое тело дрожит под напором его рук. Чонин лишь поднимает взгляд заплаканных глаз, лепеча едва слышное «сонбэ».       — Тебе не нужно ничего объяснять, — останавливает его Хёнджин. — Можно я просто… помогу тебе?       Чонин кивает. И Хёнджин, накрывая его плечи ладонями, отводит его в сторону от толпы, к эскалаторам.       Пару часов назад он мечтал о том, чтобы встретить Ян Чонина в торговом центре, но не при таких обстоятельствах он хотел увидеться. Они спускаются на пару этажей ниже, чтобы спрятаться от назойливой музыки, и заходят в мужскую уборную. Здесь, за глухими стенами, они оказываются в совершенно другой вселенной. Уютной, спокойной и безопасной. Мягкая мелодия льётся из колонок, едва прерываемая шумом воды, и редкие посетители бесшумно закрывают двери кабинок. Хёнджин забирает у Чонина рюкзак и снимает с его плеч пальто. Тот мгновенно умывает лицо, позволяя холодным каплям оросить приоткрытый ворот клетчатой рубашки. Чонин пропускает руку сквозь волосы, оценивая свой вид в отражении, и недовольно отворачивается.       — Опять эти красные пятна, — ворчит он, принимаясь растирать кожу на щеках. — Надоели.       — Чонин-и, не беспокойся, — старший накрывает ладонь Чонина своей, останавливая его. Хёнджин появляется в отражении, и взгляд младшего задерживается на его лице. Блуждает вниз и перебегает на их переплетённые пальцы. — Ты хорошо выглядишь.       — Я… — начинает он, но чувствует, как пальцы Хёнджина опускаются ему на волосы, почёсывают за ушком. Его собственные остаются на щеке, словно ищут следы чужого прикосновения. — Прости, пожалуйста, что тебе пришлось стать свидетелем.       — Если бы я не заметил вас с Чанбином… я бы винил себя…       — Но ты ведь тоже… был на концерте, да? — Чонин смотрит за движением его пальцев, невольно подставляя Хёнджину свой затылок. Напряжение в нём понемногу тает. — Значит, ты ушёл ради меня?       Какой, к чёрту, концерт!.. Какой еще концерт, когда рядом страдаешь от приступа ты, Ян Чонин.       — Ничего страшного, я всё равно не хотел там находиться. Мне неинтересно.       — Но как же… айдолы и всё такое…       Хёнджин треплет его по волосам, качая головой и ярко улыбаясь их отражению.       — Ты сам хочешь туда вернуться?       Чонин вскидывает брови, порываясь ответить. Но вместо слов сквозь зубы выходит воздух, и он опирается кулаками о раковину, собирая влагу.       — Нет. Если честно, вообще не хочу. Я пришёл только по просьбе Чанбина. Он захотел развлечь меня.       А Ёнбок захотел развлечь Хёнджина. Хёнджин цокает, как бы говоря: он сожалеет. И понимает.       — В таком случае не хочешь посидеть здесь, пока концерт не кончится? Я не думаю, что они будут долго выступать.       — Да… Хорошо. Только если ты не против.       — У тебя что-нибудь болит? Не тошнит?       — Нет, — задумчиво произносит тот. — Мне лучше. Правда.       Хёнджин достаёт из рюкзака бутылку воды.       — Держи.       Чонин делает пару робких глотков, едва касаясь горлышка губами. На пару секунд ставит бутылку на раковину и откидывает голову назад, пару раз шмыгая носом.       — Спасибо, — он вытирает рукавом капли с лица, — спасибо большое… Я не хотел, чтобы всё так вышло…       — Здесь нет твоей вины, — настаивает Хёнджин. — Это нормальная реакция организма. Пойдём на диванчик, хорошо?       Чонин кивает и следует за ним. Диванчик было слишком громкое название, потому что в пустынном углублении коридора, ведущего из уборных к кафе и ресторанам, стояла простая кушетка без спинки. Хёнджин кладёт верхнюю одежду и рюкзаки с краю, усаживает Чонина и после опускается сам, отгораживая его спиной от изредка проходящих мимо людей. В такие моменты те превращаются в безликих призраков.       — Извини… — снова просит Чонин. — Я не знаю, почему так произошло. Мне так стыдно. Я думал, что всё уже прошло год назад… а оно…       — Не волнуйся, в такой давке запросто можно задохнуться. Что уж говорить о…       Чонин сжимает губы в полоску.       — Но я… я что теперь, всю жизнь так, что ли… там была компания подростков… точнее, там просто было очень много подростков, и они все как будто нарочно окружили меня, и я почувствовал, будто меня вдавливают спиной в бетонную стену… — Чонин упирается локтями в колени и прячет лицо в ладонях. — Ненавижу… ненавижу, ненавижу… это всё в прошлом, я должен отпустить… пожалуйста, извини… я не хочу беспокоить тебя своими проблемами…       — Чонин-а, — вдруг произносит Хёнджин. Чонин сейчас разгорячен необоснованным чувством вины. Его пора остудить. — Чонин, ты можешь обнять меня, если нужно.       И раскрывает руки. Чонин смотрит на него сквозь пальцы, скашивая взгляд.       — Что?..       — Если хочешь, — глотает Хёнджин, — обними меня. Тебе же сейчас тяжело? — Чонин кивает. — Внутри противно, тело бьёт озноб? — он снова кивает. Как давно на стороне Чонина никого не было… Хёнджин играется пальцами, приподнимая уголки губ.       — Правда?.. — ошеломлённо шепчет Чонин.       — Тебе необязательно объясняться. Можешь просто помолчать. Я помолчу с тобой.       И Чонин, на мгновение теряясь, действительно наклоняется.       А у Хёнджина сердце едва не останавливается. Но удар пропускает слишком заметно. Когда чёрная макушка ложится ему на ключицу, а руки цепляются за лацканы его пальто, Хёнджин прикрывает губы, чтобы скрыть свои эмоции. Зацеловать бы его сейчас. Унести бы с собой в комнату, уложить в тёплую постель и укрыть одеялом, остаться рядом, чтобы проследить за его самочувствием… Хёнджин вдыхает ореховый аромат волос, мягко постукивая по лопаткам.       Так значит, дело всё-таки в толпе… если задуматься, Хёнджин знает о Чонине катастрофически мало — так же, как поклонники знают о своём кумире. Он не знает, чего боится Чонин, не знает, что может по щелчку пальца довести его до панической атаки, не знает, как нужно его успокаивать. Но старается не напугать его и не разрушить мгновение — придерживается ритма заботливых прикосновений и молчит, пока Чонин утыкается носом ему в грудь. Укрывает его от взглядов чужих людей, чтобы тот не чувствовал неловкость. Чанбин доверил ему Чонина, а значит, он оправдает это доверие. Полностью. Хёнджин ставит подбородок на макушку Чонину — скорее, он лишь касается его волос линией челюсти, чем действительно надавливает.       Хёнджин не хочет отпускать его.       Нет.       Не только сейчас. Он вообще не хочет отпускать Чонина.       — Но почему ты помог мне? — слышится голос снизу. Хёнджин опускает голову, пытаясь отыскать его взгляд, вот только Чонин смотрит в пустую точку на стене. — Рядом со мной был Чанбин. А ты всё равно подошёл.       — Не стоило?.. — кривит губы Хёнджин, перебирая влажные пряди у него на лбу. Раскладывает их «шторочкой», как позавчера — расчёской.       — Нет, мне очень приятно, — тихо усмехается Чонин. — Просто хочется знать. Как ты увидел меня, почему решил утешить. Чанбин никогда не разрешает другим подходить ко мне, когда мне плохо. А тебе разрешил.       Его цепной пёс доверил самое хрупкое создание на свете рукам Хёнджина. И ушёл, чтобы не мешать им. Может быть, Чанбин всё до мелочей знал о чувствах Хёнджина к Чонину. Он явно был мудрее всех них.       — А почему нет? — улыбается Хёнджин. — Я стоял с краю, поэтому услышал вас. Тем более мы друзья. И… я не мог оставить тебя в таком состоянии. Но если ты не хочешь…       Чонин вздрагивает, слегка отрываясь и поднимая голову. Пальцы сильнее цепляются за лацканы.       — Хочу! — и ошарашенно моргает. — В смысле, я был не против. И сейчас… не против. Боже, — он жмурится от стыда. — Ты так добр ко мне. Спасибо… — Чонин возвращается на своё место, скромно отодвигаясь назад. — Правда, если что-то будет нужно… только попроси, я теперь твой должник, — он не находит в себе сил посмотреть ему в глаза. — Ты и правда лидер… лидер своей группы.       — М? — заинтересованно тянет Хёнджин.       — Кое-кто сказал мне, ну… помимо тебя… что если у меня возникнут проблемы в секции, то я могу обращаться к тебе. Что ты всегда поможешь. Что ты со многим сталкивался. Что ты их лидер.       Хёнджин ухмыляется, но тут же сжимает губы, чтобы не выдать себя. Кто же это сказал Чонину вчера? Даже представить не может.       — Кто бы это ни был, он прав, — он шутливо морщит нос.       — Это заметно, — усмехается Чонин. И громкая музыка рушит привычный гул — Чонин подрывается достать разрывающийся от рингтона телефон из кармана. — Боже, Чанбин звонит, — он принимает вызов и сосредоточенно слушает. — Да? Мы… мы с сонбэ в уборной. Всё хорошо, мне уже лучше.       «Точно? — пытается перекричать шум аттракционов Чанбин. С его громким голосом можно даже не стараться — даже Хёнджин на расстоянии от телефона его прекрасно слышит. — В уборной?! Ёнбок, они в уборной! Вы там ничем сомнительным не занимаетесь, голубки?!»       Чонин мгновенно краснеет, жмурясь.       — Чанбин, мы…       «Мы от них хоть какой-нибудь весточки ждём, а они в туалете заперлись!» Хёнджин различает на фоне низкий смех Ёнбока. «Чонин, это тебе не свидание с Хван Хёнджином! Мы вообще-то вместе сюда пришли, а ты кинул меня и ушёл с каким-то красавчиком!» Хёнджин и сам смех едва сдерживает: Чанбин вовремя умеет притвориться. Ведь когда он кивал, давая Хёнджину разрешение успокоить Чонина, он выглядел совершенно серьёзным.       — Да, мы сейчас придём, — раздражённо бросает Чонин, нацепляя на спину рюкзак.       «Если через пять минут тебя не будет на месте, я уйду на свиданку с Ёнбоком!» — угрожает Чанбин.       — Мечтай, — ворчит Чонин. — Больно ты ему нужен.       Хёнджин сдерживается, чтобы не протянуть «у-у-у» — Чонин же ещё не в курсе… Но это лучше оставить на другой раз. Хватит на сегодня шокирующих новостей. Чонин сбрасывает вызов, поднимаясь с кушетки.       — Они в кофейне, — сообщает он. — Зовут нас к себе.       — Пойдём, — соглашается Хёнджин, забирая свою верхнюю одежду. — Ты как, отошёл?       Чонин кивает.       — Да. Всё нормально. Главное снова не наткнуться на толпу подростков, — он мученически вздыхает.       — Тогда давай руку.       Хёнджин протягивает ладонь. Кажется, это станет их особенной привычкой.       А Чонин, смущаясь, хватается.