infatuated with you

      Чанбина и Ёнбока они находят в отдалённой кофейне, которая явно не пользуется популярностью среди семей с детьми: из посетителей здесь можно насчитать пару старшеклассниц, которые только недавно, запыхавшись, вернулись с концерта, и одного офисного сотрудника, что-то усердно печатавшего в ноутбуке. Музыка играет тихо и ненавязчиво; сквозь гул кофемашины и журчание воды Хёнджин различает мотивы r’n’b и узнаёт низкий голос популярной исполнительницы. Чанбин и Ёнбок сидят у стены прямо под постером с американским рэпером и, прижавшись друг к другу плечом к плечу и вставив по наушнику в ухо, смотрят видео в телефоне. Ёнбок приближает кадр, удивлённо ахая, а Чанбин отмачивает шутку, над которой оба смеются. Чанбин, радуясь чужой реакции, обнимает Ёнбока за талию и двигает свой стул ближе. Их бёдра соприкасаются. Хёнджин и Чонин вроде прибежали сюда минуты за две, а Чанбин не сдержал обещание и, не став отсчитывать время, всё-таки пошёл на свидание с Ёнбоком. Вот так и верь друзьям, когда они говорят, что хотят отвлечь тебя от школьных дел, и тащат в парк развлечений.       — О, — замечает их Чонин. — Чанбин может подружиться с кем угодно, — и удивлённо хмыкает.       — Экстраверты, — только и цокает Хёнджин. И наклоняется к Чонину. — Пойду вторгнусь в их райский уголок. Ты голоден? Будешь что-нибудь заказывать?       — Я посмотрю меню, — улыбается тот в ответ. — Тебе что-нибудь взять?       У Хёнджина до сих пор к горлу липнет черничный привкус чизкейка, так что одна мысль о еде становится противной.       — Не беспокойся, — говорит он и отпускает руку Чонина. Тот, кивая, упархивает к барной стойке и приподнимается на носочки, чтобы лучше разглядеть ассортимент на меловой доске над кофемашиной. Щурит глаза и приоткрывает губы, бормоча названия себе под нос. Хёнджин выдыхает смешок. Милашка.       А затем пересекает кофейню и, не говоря ни слова, облокачивается руками о стол, за которым милуется парочка. Ёнбок и Чанбин замечают его в отражении глянцевой столешницы и тут же вскидывают головы, торопливо вынимая наушники.       — Я пришёл сорвать ваше свидание, — он бросает рюкзак на свободный стул и опускается напротив. Улыбка сходит с лица Чанбина: он разворачивается в сторону Чонина, бегло осматривает его, а затем вопросительно косится на Хёнджина. «Как он?» Хёнджин прикрывает глаза и уверенно кивает. «В порядке». Одними губами Чанбин произносит едва различимое «спасибо». И тут же орёт на всё кафе:       — Вернулись женатики, посмотрите на них.       — Кто б говорил, — фыркает Хёнджин. — Стоило вас на несколько минут вдвоём оставить, так вы вон, — он скептично смотрит на наушники, — спелись.       — Ёнбок-а, не слушай его, — ворчит Чанбин. — Он просто нам завидует, — и добавляет чуть тише: — Потому что мы не стеснялись подойти друг к другу полгода.       Хёнджин устало вздыхает.       — Да хватит тебе, — смущённо смеётся Ёнбок. — Они оба просто очень чувствительные натуры. Им нужно немного привыкнуть к своим ощущениям, чтобы сделать шаг навстречу.       Чанбин притворяется, что от этой мысли у него дёргается глаз.       — Ты прав, не нужно торопить события, — серьёзно говорит он. — Не всем же сразу везёт найти свою родственную душу, как нам.       Хёнджин сдерживается от желания шлёпнуть его по плечу.       — Концерт, кстати, был классный, — восхищённо произносит Ёнбок. — Представляешь, как только вы ушли, один участник сделал колесо прямо на сцене! Смотри, — он двигает телефон, воспроизводя видео, и Хёнджин с ленивым интересом смотрит, как под визг толпы трейни выполняет трюк, но улыбается приличия ради. Ведь Ёнбок в восторге. Хёнджину не сложно поддержать его.       — Да он больше выпендривается, — возмущается Чанбин. — Такое колесо любой дурак сделает, — и парень на видео как будто случайно обнажает плечо, демонстрируя мышцы. — Ой, ой, лишь бы повыпендриваться, — цокает он. — Жим лёжа сколько делает?       — Чанбин-и, мы и так знаем, что ты у нас самый сильный, — Ёнбок гладит его по кучерявым волосам на затылке, и тот ухмыляется, довольный, как наевшийся сметаны кот. — Дай другим покрасоваться.       Какой кошмар, думает Хёнджин, накрывая лицо ладонью. Если они с Чонином начнут встречаться, то тоже превратятся вот в это?       — Я думал, вы скрываете… — Хёнджин пытается подобрать более-менее тактичное определение, — то, что между вами. Такими темпами даже Чонин догадается.       — Мы ведём себя, как любые другие друзья, — заверяет его Ёнбок, и Чанбин кивает в подтверждение. — Близкие.       — Ну-ну. Оно и видно.       Но их разговор прерывается застенчивым покашливанием, и все трое оборачиваются на источник звука. Чонин стоит возле стола, держа в руках пластиковый поднос с четырьмя полными бокалами.       — Я тут… купил нам… угощайтесь, в общем. Большое спасибо за помощь, — он ставит перед Ёнбоком бокал бананового милкшейка, Чанбину достаётся шоколадный. Напитки украшает горка пухлых кубиков маршмеллоу с пёстрой посыпкой. А затем, заливаясь краской, он вручает Хёнджину его порцию. Тот спешит перехватить бокал обеими руками. — Держи, сонбэ. Я… задолжал.       Чонин в последнюю очередь ставит бокал себе и относит поднос на барную стойку. Хёнджин в недоумении хлопает глазами.       — Задолжал? — озвучивает его мысли Ёнбок.       Когда это Чонин ему хоть что-нибудь был должен? Чанбин, одобрительно хлопая в ладоши, словно говоря: «Это мой мальчик», добавляет:       — У них, кажется, появились свои секретики.       Хёнджин аккуратно касается трубочки губами, придерживая маршмеллоу и половину шоколадного печенья, чтобы ненароком не разрушить конструкцию. И, делая первый глоток, невольно расплывается в улыбке, понимая, о чём говорил Чонин. Нежный клубничный вкус растекается по языку. «Если хочешь, можешь взять мою. Прости, я правда не знал, что ты тоже…» В памяти вспышками — руки Чонина, протягивающие ему бутылку последнего клубничного молока. «Глупенький, ты чего? Зачем мне твоё молоко? Ты его себе купил». Хёнджин уже об этом давно забыл, а Чонин из головы целую неделю не выпускал. Боже. И правда милашка.       Чонин оглядывает стулья и единственный свободный находит рядом с Хёнджином.       — Я присяду?       — Нет, конечно, — встревает Чанбин. — Сидеть можешь только у меня на коленях.       — Чанбин! — тихо шипит Ёнбок, ударяя его локтем в бок. Хёнджин отодвигает стул.       — Садись скорее, — мягко улыбается он. И понимает, что обязан позвать Чонина на прогулку без аккомпанемента в лице парочки напротив. Тот опускается, и Хёнджин отворачивается, занимая себя милкшейком. Приятно чувствовать его тепло — и аромат его парфюма — совсем рядом. Если со стороны они кажутся двумя школьными друзьями, решившими перекусить вместе, то внутри Хёнджин испытывает куда более необъяснимые чувства. Словно крохотный огонёк бегает по его телу, щекочет, напоминает, что он сейчас находится с человеком, который ему интересен. Который его куда не по-школьному, не по-детски завораживает.       — Так здорово, что мы встретились, — задумчиво произносит Чонин. — Не думал, что смогу столкнуться со школьными друзьями в выходной.       — Сеул — одна большая деревня, — комментирует Чанбин.       — А вы тоже из-за концерта пришли? — хлопает ресницами Чонин. Ёнбок радостно кивает.       — Да, тебе показать видео? — тут же отзывается он.       — Если можно. Мне даже понравилась одна песня. И один участник, — он мычит, пытаясь вспомнить. — Правда, не помню, как его зовут. Но он был очень красивым.       Хёнджин агрессивно вгрызается в трубочку, всасывая милкшейк. Ну, а чему он удивляется? Айдолы все красивые, в них трудно не влюбиться. Ёнбок листает записи в галерее, и Чонин внезапно указывает пальцем на нужное видео. Хёнджин косится краем глаза. Интересно же, кто его фаворитом стал.       — Вот этот, — улыбается он. А из телефона доносится приглушённое «Здравствуйте, меня зовут Хон Сону. Я — ведущий рэпер проектной мужской группы «ANCHOR», — и у Хёнджина чуть трубочка не впивается в горло. Серьёзно?! Да в каком месте он красивый?! Из всех трейни, которые были на сцене, Чонин выбрал… Сону?!       — Это младший брат Хон Тэсона, — вспоминает Ёнбок. — Так здорово, что он вдохновился и тоже решил пойти в музыкальную индустрию. У него всегда будет поддержка. Человек, который даст совет.       — Да купил он этот дебют, — плюётся Хёнджин, и три пары глаз внезапно смотрят на него. — Ну, в смысле… очевидно же. Хон Тэсон не какой-нибудь нугу, он зарабатывает миллионы спустя десять лет карьеры. Все продюсеры с детства знают его младшего брата. Продвинут его в новую группу, чтобы привлечь внимание фанатов Тэсона.       — Но он вроде бы хорошо читает рэп, — сомневается Чонин. — Думаю, нужными навыками он всё равно обладает, так что почему бы и нет?       Хёнджин сейчас даже не сможет блеснуть своим тузом в рукаве, сказав, что помнит Сону капризным и бессовестным ребёнком, злоупотреблявшим вседозволенностью. Так что, решая не продолжать спор, он просто пожимает плечами, пока Чонин с Ёнбоком пересматривают некоторые моменты и делают громкость выше. У Сону отлично получается влюблять в себя людей без весомых причин. Таких рэперов, как он, миллионы, только дебют получит бездарный Сону, а не достойные этого ребята. Проклятый торговый центр. Лучше бы вместо концерта он позвал Чонина прогуляться по парку и заглянуть на выставку — не пришлось бы сейчас себя успокаивать от накатывающей волнами агрессии. Господи, выступление вроде кончилось, а эти Хоны никак не исчезнут.       — Говорят, что новый выпуск выйдет в среду, — сообщает Ёнбок. — Надо будет выкроить время посмотреть.       — О, я тоже хочу, — добавляет Чонин.       — Давай вместе как-нибудь?       — Правда?       — Да, почему нет? Можно на следующих выходных устроить марафон. Приходи ко мне.       — О, ну… — Чонин вжимает голову в плечи, посмеиваясь. — Хорошо. Я за.       Хёнджин угрюмо допивает милкшейк, принимаясь хрустеть печеньем. Ёнбок и Чанбин, скорее всего, его сейчас откровенно стебут. Мол, видишь, как надо?       — Как тебе в нашей секции, кстати? — интересуется Ёнбок. — Освоился?       — Ещё как освоился, — играет бровями Чанбин. — Я ещё ни разу не видел, чтобы он так быстро закидывал вещи в рюкзак. Мчится к вам на всех парах, как бы про нашу художественную не забыл.       — Эй, — смеётся Ёнбок. — Нет, правда, может, у тебя есть какие-то вопросы?       — Ну… — Чонин почёсывает затылок. — Вообще-то, я хотел узнать кое-что. Правда, не знаю, насколько это глупо.       — Что такое? — тут же оборачивается Хёнджин. — Что-то случилось?       — Да нет, — стесняясь посмотреть ему в глаза, бормочет Чонин. — Мне просто интересно, встречались ли у вас в секции случаи буллинга… не подумайте ничего плохого, я на всякий случай спрашиваю.       — Тебя кто-то задел? — настораживается Хёнджин.       — Нет-нет, — машет руками Чонин. — Правда, ничего не произошло.       — Ну…       Хёнджин задумывается. Стоит ли считать буллингом подколы со стороны старшеклассников два года назад? Отказ ему в главных ролях, игнорирование и полнейшее равнодушие к его проблемам и просьбам о помощи? Сейчас, конечно, ситуация изменилась и Хёнджин сам пытается предупредить возможные конфликты, но ведь за всеми не уследишь.       — Да у нас люди адекватные вроде, — опережает его Ёнбок. — Так что нет. В театральном можешь этого не бояться. Тебя обижали в средней школе?       Чонин нервно усмехается.       — Можно и так сказать.       — Не волнуйся, и я с подобным сталкивался, — вспоминает Ёнбок. — У меня тоже присутствовал страх снова чем-то помешать кучке подростков, но меня довольно тепло приняли. Никто у нас не дерётся, денег не отбирает, не клевещет. Чувствуй себя как дома, ладно? — и ободряюще улыбается. — Если кто обидит, то, — кивает в сторону Хёнджина, — тебя защитят.       Чонин смущается, прикрывая глаза.       — Это правда, — подтверждает Хёнджин. — Чуть что — и на вылет. Мы злых не держим, — и мгновенно оправдывается: — Я не позволю таким людям осквернять театральное искусство. Не стесняйся говорить, если что-то случится, ладно?       — Да, конечно, — отвечает Чонин. — Но надеюсь, ничего и не случится. Простите, мне трудно вливаться в новую компанию. Вечно переживаю за всякое.       Хёнджин осторожно смотрит на него, едва поворачивая голову. Видимо, его сердце слишком сильно хотело заботиться о ком-то, когда выбрало влюбиться в застенчивого и робкого мальчика-одиночку. На репетициях он однозначно будет выкраивать время для того, чтобы помогать ему или отвлекать разговорами, постепенно знакомя с другими ребятами. Если Чонину удастся подружиться с ними, возможно, он даже останется в секции и после окончания спектакля. Хёнджин не хочет давить: пусть всё идёт своим чередом. У них в запасе много времени.       — Всё будет хорошо, — вслух произносит он. — Ты ведь среди своих.       — Спасибо… Забавно. Обо мне так ещё никто не заботился.       Хёнджин вздрагивает. Ёнбок хитро подглядывает на него, будто знает заранее, как отзовутся чониновские слова в его слабом сердце. Ещё никто? Совсем никто? Неужели он настолько одинок? Ведь Чонин говорил, что друзей у него почти и нет, но неужели это потому, что его, тихого и невинного, лишь обижали — и никогда не любили? Невозможно поверить, будто ничьё сердце ещё не трепетало перед ним.       — Эй, а как же я! — тут же вклинивается Чанбин, едва не переворачивая бокал милкшейка. — То есть моя помощь для тебя ничего не значит?!       Ёнбок тут же обхватывает его за плечи и тянет обратно к спинке стула, заходясь в смехе.       — Да-да, Чанбин, ты самый лучший хён, — успокаивает его Ёнбок.       — Никто не заботился, ага, — обиженно хмурится тот.       — Он просто благодарен своему сонбэ за хорошее отношение и помощь. Разве ты ещё не понял, м? — Ёнбок коротко подмигивает.       — Мне есть что сказать, но я ради приличия не стану. Пока они тут сидят.       — Слушайте, может… — подаёт голос Чонин. — Может, сходим куда-нибудь? Мы все равно вчетвером собрались.       — Здесь каток есть, — вспоминает Хёнджин.       — Ты же на коньках кататься не уме… — порывается сказать Ёнбок, но Хёнджин тут же прикрывает свои губы пальцем.       — О, правда? — всё равно слышит их Чонин. — Тогда будет неудобно. Тем более Чанбин тоже не умеет…       — А ты умеешь? — спрашивает Хёнджин.       — Ну, да, с детства катался.       — Тогда погнали, — Хёнджин решительно поднимается. — Научишь меня?       — Чего? — Чонин следит за его движениями — Хёнджин закидывает на плечо рюкзак.       — Всегда об этом мечтал. Особенно после просмотра «Юри на льду». Ты не против?       Ёнбок запрокидывает голову назад от смеха.       — Идите, мы вас догоним, — бросает Ёнбок, кажется, понимая намерения Хёнджина.       — Ну… ладно, — Чонин быстро забирает свои вещи и машет им. — Только вы тоже присоединяйтесь, ладно? Я и Чанбина научить смогу, если он захочет.       — Беги-беги, — торопит тот.       Хёнджин ловит его на входе: заранее подаёт руку, чтобы Чонин вложил в неё свою ладонь.       — Разве Чанбину с Ёнбоком не будет неловко? — спрашивает Чонин, когда они выходят в широкий коридор по направлению к катку. — Они ведь почти друг друга не знают.       Хёнджин сдерживается. Ёнбок просил сохранять это в тайне, а Чанбин наверняка умело скрывал свои чувства, так что больше года им удавалось обводить Чонина вокруг пальца.       — Не волнуйся: у них больше общего, чем ты думаешь. Они уже о чём-то щебетали, когда мы пришли.       — Тогда здорово, — радуется Чонин. — Рад, что они смогли найти общий язык.       — Ты же не против покататься? — на всякий случай уточняет Хёнджин.       — Нет, конечно, я же сам предложил. Давно не надевал коньки, так что немного соскучился.       Внутри у Хёнджина вскипает азарт: такой же он ощущает, когда выходит на сцену отыгрывать свою роль перед зрителями. Предвкушает, как совсем скоро будет демонстрировать другим то, во что сам так сильно влюблён. Только здесь — ждёт не дождётся, как уже с ним поделятся своим увлечением.       Атмосфера катка Хёнджина завораживает: на льду свежо, и, несмотря на огромное количество посетителей в парке, здесь их куда меньше, словно это огромное белое пятно посреди ярких и красочных аттракционов их отталкивало. Родители катаются с детьми, взрослые женщины, спокойно нарезают очередной круг по периметру. Несмотря на время года, из колонок, создавая нужную атмосферу, льются рождественские мелодии, а из-за туч, клубившихся над крышей, казалось, что и вовсе повалил снег. Привет от декабря — рождественское настроение посреди марта на катке витает невидимым туманом.       Хёнджин придерживается за деревянные перила, боком спускаясь на лёд. Прохлада тут же кусает за обнаженные запястья и шею — он сжимается всем телом, втягивая воздух сквозь зубы.       — Главное, расслабься, — говорит Чонин. — Просто слушай меня и не пытайся контролировать всю ситуацию. Если будешь задумываться о следующем шаге, только запутаешься и упадёшь.       — Хорошо.       Хёнджин перемещается на лёд, и это ощущается как притяжение магнитом: ноги тут же откатываются на пару сантиметров, он вскидывает руки, чтобы удержать равновесие. Немного непривычно ощущать на себе тугую обувь, и тяжесть самих лезвий сбивает с толку — начинает казаться, что на катке главный не он, а коньки. Чонин же чувствует себя куда комфортнее: хватая Хёнджина за локти, он помогает отъехать ему на несколько сантиметров.       — Падение на спину — самое опасное, так что в случае чего попытайся сгруппироваться, чтобы упасть на бок или вперёд, — продолжает он. — Не против, если я буду придерживать тебя?       Хёнджин, можно сказать, ради этого на каток и вышел. Им нужно привыкнуть находиться рядом, чтобы Чонина не смущало каждое случайное прикосновение.       — Я на всё согласен, я старательный ученик, — чересчур гордо говорит он. — На сегодня мой сонбэ ты.       Чонин смеётся. И аккуратно перебирает пальцы Хёнджина, обхватывая все пять своей ладошкой. Пусть она и крупная, но в руке Хёнджина смотрится настолько очаровательно, что он едва сдерживает себя. Мозолями от усердного рисования он касается прохладного металла колец, и Хёнджин невольно проходится большим пальцем по костяшке его указательного. Показывает: держусь. Крепко.       — Давай тогда я немного прокачу тебя, — предупреждает Чонин. — Чтобы ты привык ко льду.              Хёнджин кивает. Чонин надавливает на переднюю часть коньков, отталкиваясь назад, лёд под его ногами становится податливым — он позволяет ему плавно проехать в нужном направлении. Тогда, ведомый им, начинает свой ход и Хёнджин. Коньки вмиг теряют свою тяжесть. Он держится за чужие руки, следя, как лезвия оставляют тонкие полупрозрачные следы и рисуя контур их движений. Чонин, слегка сгибая ноги в коленях, умело шагает «змейкой», параллельно оглядываясь назад, чтобы никого не задеть. Хёнджин, вопреки словам Чонина, немного сжат, напряжение чувствуется на уровне пресса. Но ногам — ногам легко, он будто плывёт по воздуху, рассекая под собой кустистые облака.       — Ну как? — спрашивает Чонин, плавно тормозя.       — Так… необычно… — Хёнджин выдыхает тихое «вау».       — Попробуешь сделать пару шагов? — с энтузиазмом предлагает тот.       — А как?.. — теряется Хёнджин. Но ладоней Чонина не отпускает: вцепляется в них, как в спасательный круг. Чонин отъезжает, вытягивая руки в локтях, чтобы между ними оставалось пустое место.       — Просто шагай, как в обычной обуви.       Хёнджин боязливо приподнимает ногу, тяжело опуская её на лёд. Пробует подвинуть ступню вперёд и только крепче сжимает чужие пальцы.       — Тише-тише, осторожнее, — приговаривает Чонин. — Попробуй расслабиться.       Хёнджин слушается, и на этот раз у него получается перебирать ногами чуть быстрее — они становятся управляемыми. Чонин едет задом поодаль, оставляя старшему место разогнаться.       — Молодец, а теперь постарайся немного согнуть колени. И шагай так же, но задерживайся на льду чуть дольше, — советует Чонин. — Вот так вот, — и опускает ногу, прокатываясь вперёд. Сгибает руки в локтях, и Хёнджин не замечает, как носки их коньков на секунду сталкиваются, а дыхание Чонина оказывается куда ближе, чем раньше. Лишь поднимает взгляд — и видит его улыбку прямо перед собой. — Это совсем несложно.       А голос витает возле уха, и Хёнджин сомневается, что сделает хотя бы шаг. Мысли уходят в совершенно другую сторону. Но он с осторожностью двигается вперёд — колени поджимаются, и прокатиться пару сантиметров всё-таки удаётся.       — Отлично! — восклицает Чонин. — Попробуешь с одной рукой?       — Одной?.. — растерянно хрипит Хёнджин, но Чонин уже объезжает его с боку, поддерживая свободной ладонью под спину.       — Угу-м, давай.       Теперь, когда перед ним огромное пустое пространство, даже двигаться трудно. Лезвие впивается в лёд, грудь накреняется вперёд. От греха подальше Хёнджин просто переступает по льду, а как только решается дать ногам свободу и катится, то глаза непроизвольно жмурятся — он тихо вскрикивает и съезжает к бортику, сутулясь. И так же, с закрытыми глазами, чувствует, как чужие руки обхватывают его тело.       — Сонбэ, не волнуйся, — слышится мягкий голос. Он витает возле мочки и чувствительной шеи и заставляет Хёнджина приоткрыть глаза. — Я рядом с тобой. Не думай, что я в любой момент могу оторваться и поехать кататься в одиночестве на другой конец катка, — всё, что Хёнджин видит, это клетчатый узор рубашки Чонина и его предплечье, нежно обнимающее его собственное. — Я учу тебя кататься, сейчас мой приоритет — это ты, слышишь? Ты.       Хёнджин робко приподнимает взгляд, из-под упавших на глаза прядей смотря на Чонина. Тот выглядит сосредоточенным: едва касаясь его руки и спины, он будто отгораживает его от пугающего пространства безлюдного катка и согревает словами поддержки.       — Прости, я немного растерялся…       — Ничего страшного, мы можем проехать по периметру. Хочешь?       Хёнджин кивает. Сердце заходится в бешеном темпе — его бьёт от количества кислорода в лёгких. Чонин кладёт руку ему на плечо, глубоко выдыхая — и Хёнджин выдыхает вместе с ним. Понемногу приводя дыхание в порядок, он расслабляется и выпрямляет спину.       — Да, давай.       Чонин мгновенно отталкивается и ведёт его вдоль бортика. Они шагают в ритм звучащей из колонок песен: на катке её мелодия растворяется в воздухе, и лишь отдалённо можно различить слова песни из рождественского альбома Sia. Чонин двигается уверенно, с огоньком в глазах, и Хёнджин понимает: это его территория, и он с радостью показывает её Хёнджину. Знакомит. Так же, как сам Хёнджин знакомил его с ночным закулисьем школьного зала. Хёнджин показал ему свой мир, а теперь Чонин показывает ему свой.       — Кстати, Чонин-и…       Младшенький заинтересованно поднимает голову.       — Почему ты спросил про буллинг в кофейне? Тебя что-то напугало?       — А, нет, ты чего… — удивляется Чонин.       — Просто я подумал, ты мог постесняться сказать об этом при Ёнбоке или Чанбине, но со мной можешь не бояться, я всё пойму.       — Да нет, правда… — моргает Чонин. — Я просто хочу быть осторожным.       — Знаешь, — держась за руку, Хёнджин пытается приподнять ногу и прокатиться на лезвии. Стружка отлетает крохотным сугробиком. — Я не сказал это при них, но, как я тебе недавно говорил, старшие меня не жаловали. Я был изгоем в секции в первом классе старшей школы. Когда мы покупали еду, мои предпочтения не учитывали. Всё, что я любил, съедали в первую очередь, меня не звали. Я приходил в зал после небольшой прогулки, а пицца уже заканчивалась. С ребятами из параллели делились сладостями, а про меня забывали. Наверное, потому, что я боролся за то, чтобы заниматься любимым делом. Пытался показать всем свою страсть. Но мой голос затыкали. Говорили, я переигрываю, не подхожу на роли, вечно добавляю что-то своё поверх сценария. Не то чтобы меня открыто ненавидели или оскорбляли, но критиковали постоянно. Даже учительница удивлялась. Просила их быть добрее. Они говорили, что я смогу вывезти только на внешности, и из-за их слов я верил, что все мои годы обучения в театральной студии в детстве — коту под хвост. Я много плакал. Думал, что творчество действительно не для меня, что лучше заняться математикой, точными науками, выбрать нормальную профессию, но учительница сказала, чтобы я ни за что не сдавался. Выбила мне роль. И когда весь зал мне рукоплескал, а пара ребят из класса подарила цветы после выступления, они смягчились. Такие же недовольные рожи строили, но уже не препятствовали. Сдались. Потом ушли из школы. А со своими младшими общий язык я нашёл быстрее. Так что… не знаю, я могу вспомнить только такое.       Когда Хёнджин заканчивает свой монолог, он замечает, что Чонин смотрит на него неотрывно — даже притормаживает, чтобы заглянуть ему в глаза.       — Что… что такое?       — Ты же такой хороший человек, — жалостливо вскидывает брови Чонин. Держать пальцы переплетёнными ощущалось и правда волнительно, но теперь сердце стучит громче прежнего, когда Чонин подъезжает к нему на коньках и пытается отыскать ответ в его взгляде. — Они же просто завидовали тебе, да? Просто не хотели, чтобы их место кто-то занял?       Хёнджин пожимает плечами.       — Если бы я знал… учительница говорила, так и есть. Успокаивала меня. Да и я был готов к тому, что актёрское мастерство без соперничества не обходится. Так что ничего страшного в этом не видел: я за себя постоять мог. Ну подумаешь, старшие. Ну подумаешь, авторитет. Я же в итоге выбился в актеры, ещё и своими силами. Куда же творческим людям без соревнований, войн и конфликтов? Театр — место тёмное и загадочное. Никогда не знаешь, что поджидает за углом.       Чонин отводит взгляд, качая головой.       — Я впервые увидел тебя в роли школьного учителя музыки, — вспоминает он. — Ты тогда играл на фортепиано и ещё был одет в… чёрную рубашку с галстуком. И у тебя в кармане была…       — Гвоздика. Зелёная гвоздика, — улыбается Хёнджин. — Как у Оскара Уайльда.       — Да, точно, она. Я подумал, что ты держишься профессионально на сцене, не стесняешься публики, так плавно движешься, чётко и спокойно говоришь, расслабленно улыбаешься… — Чонин пожимает плечами, словно не понимает, как такой опытный актёр оказался в немилости своих сонбэ. — Даже и подумать не мог, что твои коллеги тебя презирают. Я думал, ты любимый актёр среди них. Думал, только популярные люди, которым часто признаются в любви и восхищении, могут быть настолько уверенными в себе и своих способностях.       — Я просто не сдавался, — грустно усмехается Хёнджин. — Понимал, что единственный шанс засветиться, показать, на что я способен, предоставлен мне только во время выступления. Я старался выкладываться на двести процентов. Но я рад, что ты заметил. Значит, впечатление у зрителей обо мне осталось.       — Ещё какое, — Чонин дёргает его за руку, продвигаясь вперёд. Хёнджин катится за ним по инерции, радуясь, что остаётся позади, потому что может скрыть свою улыбку. — Ты прекрасно играешь.       — Чтобы засиять, нужно узнать, что такое тьма, — говорит Хёнджин.       — Красивые слова.       — Не мои. В какой-то книге прочёл.       — Но правильные.       — Ужасно правильные.       Хёнджин прекрасно знал, что такое темнота, когда до глубокой ночи оставался в тренировочном зале. И научился в ней ориентироваться. Она его больше не пугала: он собирался сиять ярче кого бы то ни было.       — У тебя были близкие люди? — спрашивает Чонин.       — Рюджин всегда меня поддерживала, — признаётся он. — Мы давно дружим, а после нам посчастливилось встретить Ёнбока. Так что втроём мы потихоньку справлялись. Но это уже в прошлом, и я не задумываюсь. О том, как меня дразнили. Как меня не замечали. Сейчас-то я во главе кружка, так что я не позволю никому обращаться с другими так же, как обращались со мной. И если кто-то вздумает тебя задеть, беги ко мне, ладно? Даже если тебе покажется, что это ябедничество, правда, Чонин, это не ябедничество ни черта, это предупреждение. Я не знаю, кто обижал тебя в средней школе, но в нашей такого не повторится. Хорошо?       — Хорошо… Но послушай, среди всех этих издевательств не было ли человека, который подкидывал тебе небольшие записки? В виде бумажных самолётиков?       Хёнджин цепенеет, едва не сваливаясь на льду. Лодыжка подворачивается, лезвие оставляет после себя стружку снега, он цепляется за плечо Чонина и едва не наваливается на него всем телом.       Так, значит… Чонин так осторожно подошёл к проблеме издевательств из-за… из-за него?!       И ты ещё клялся его защитить?!       — О чём ты?       Хёнджин пытается дышать ровно, чтобы это не выглядело подозрительно. Чонин снова останавливается, придерживая его под локти.       — Дело в том, что я познакомился с одним человеком, — признаётся он. — Как ты знаешь, я не очень общителен, поэтому мне сложно было начать с ним разговаривать. Я подумал, надо мной шутят. Но мы разговорились и приняли решение соблюдать личные границы, так что я понадеялся, что у нас даже что-то выйдет… только дело в том, что мы общаемся через записки. Завёрнутые в бумажные самолётики. Это, — он мычит, подбирая слова, — слишком странно звучит?       Хёнджин знал. И Рюджин говорила, что это подозрительно. Ёнбок вообще не одобрял. И тем не менее Хёнджин решился отправить этот несчастный самолётик вечером в понедельник, надеясь, что Чонин отреагирует положительно.       Но Чонин боится. Боится, что его обидят. Что над ним просто смеются, пользуясь его доверчивостью и добротой. Не представляя, что за человек сидит в аэропорту отправления обыкновенных дружеских записок.       — А у тебя… хотя бы есть идея, кто это может быть? О чём вы переписываетесь? — он пытается вернуть себе самообладание.       — Да ни о чём, только недавно познакомились, — Чонин теребит ушко. — В основном, о хобби, об увлечениях… он ещё помог мне с математикой, пересказал одну интересную статью… мы как будто на анонимном форуме общаемся, ощущение такое же. Он много извиняется, поэтому я дал ему шанс… мне кажется, он младше меня.       — И ты думаешь, что он хочет втереться к тебе в доверие, чтобы потом сломать тебя?       Чонин застенчиво кивает.       — Не хочу, чтобы так оказалось. Поэтому решил спросить у тебя, нет ли в секции хулиганов… может, я кому-то помешал. Может, кто-то чувствует мою слабость.       — А ты… — слова застревают в горле. — Не думал, что можешь нравиться этому человеку? — Хёнджин опирается о лезвие, прокатываясь вместе с Чонином. — Вдруг он просто стесняется подойти к тебе, вот и…       — Да нет, его записка попала ко мне случайно. Тем более он упоминал, что ему нравится другой человек. Ну и сонбэ, не смеши, — Чонин сжимает губы. — Кому я понравлюсь?       Хёнджин едва на месте не замирает — продолжает смотреть на лёд, замечая, как овальные узоры, что нарисовали чужие лезвия, прячутся в тупиках из крохотных снежных облачков.       — Ты, вообще-то… — бурчит он под нос, — красивый.       — Что? — оборачивается Чонин.       — Я говорю… — откашливается Хёнджин. Будто извиняется. — Говорю, что у всех людей разные предпочтения. Ты тоже можешь кому-то понравиться.       — Хотел бы я посмотреть на этого человека.       — Тебе некомфортно?       — Нет, я совсем не против, если вдруг понравлюсь парню, — пожимая плечами, говорит Чонин. И у Хёнджина как будто в груди легчает: самый главный страх растворяется. Чонину не противно. — Это… как бы сказать… как ты относишься к, ну… однополым… отношениям?       «Напрямую».       — Конечно, положительно, Чонин-и.       — Я, ну… понимаешь… когда он раскрыл свой пол, я немного… расслабился? — с вопросительной интонацией произносит Чонин. — Мне легче общаться с мальчиками, не потому, что я как-то плохо отношусь к девочкам, нет, просто мне прям… хочется с ними общаться, понимаешь? Мне очень интересно с ними. Отчасти поэтому я и дал ему шанс.       Какие же знакомые слова. Хёнджин сдерживается от того, чтобы засмеяться по-доброму: если он правильно понимает Чонина, то эти мысли потом перерастут в кое-что более… приятное. Светлое. Обнадёживающее. Эта путаница сбивала с толку самого Хёнджина несколько лет назад, но он принял себя быстро. Поэтому, приподнимая уголки губ и смотря на него ласково-ласково, словно хочет погладить одним только взглядом, спрашивает:       — Тебе нравятся мальчики?       Чонин испуганно поднимает голову, невольно отъезжая на пару сантиметров назад.       — Я… — едва не задыхается он. И моргает часто, будто пытается избавиться от наваждения.       — Всё в порядке. Мне тоже, Чонин.       — Сонбэ, ты…       — Я не шучу. Чонин, это нормальное явление. Ты не один. Ёнбок тоже гей.       — Ёнбок…       — Да, Чонин. Поэтому мы с ним подружились. У нас была общая проблема.       — Но…       Он растерянно блуждает глазами по льду, не отпуская руки Хёнджина. Видимо, соображает — и принимает этот факт. То, что человек перед ним, практически незнакомец, понимает, что он имеет в виду, его чувства и, что самое важное, поддерживает. Чонин, возможно, выдал ему сейчас самое своё трепетное, хрупкое и уязвимое, страх, из-за которого боялся открыться другим людям. А Хёнджин помог ему увидеть, что ничего сверхъестественного и ужасающего в этом нет.       — Чонин, не волнуйся, никто об этом не узнает.       — Только Чанбин знал до тебя…       Хёнджин борется с желанием сгрести его в охапку и прижать к своей груди. Им бы не на катке в таком друг другу признаваться — а дома, чтобы в случае чего Чонин и проплакаться мог, и поделиться чем-то более сокровенным.       — Спасибо… спасибо.       — Чего ты так боишься? — Хёнджин наклоняется, чтобы взглянуть ему в глаза, и свободной рукой поглаживает по плечу. — Вдруг парень, с которым ты общаешься, окажется прекрасным человеком? Нет ничего плохого в том, чтобы влюбиться друг в друга и начать отношения. Судя по твоим словам, у него нет злых намерений. Он тоже может быть неопытен в общении… да, конечно, это может показаться странным со стороны, но если вы нашли общий язык и поняли друг друга, то почему нет?       А сам заглушает кричащие мысли.       «Прости-прости-умоляю-прости-это-я-во-всём-виноват-извини».       — Хочешь, я тоже понаблюдаю? — предлагает Хёнджин. Понимая, в какой кокон вранья себя заворачивает. — Наверняка я увижу человека с запиской. Если что, скажу тебе.       — Только… можно попросить кое о чём? — Чонин выдыхает.       — Конечно.       — Не говори мне его имени. Просто скажи, хороший он человек или нет. Я хочу, чтобы всё осталось в тайне. Но при этом обезопасить себя, если что.       — Да, Чонин-и, хорошо! — воодушевлённо кивает Хёнджин. — Без проблем.       Значит, он просто может заверить его в том, что адресант не имеет злых намерений. А раз остальное Чонину не важно, то Хёнджин и вправду ничего плохого не совершает? Наверное, да.       — Получается, ты сам не против общаться с ним?       — Нет, я не против друга… ну или, — он пытается усмехнуться, — парня, как ты и сказал. Мне ещё странно осознавать, что такой человек, как ты, тоже… прости, я имею в виду, ты такой популярный. Я думал, ты давно встречаешься с девочками. И у тебя от них отбоя нет.       — Я обычный человек, Чонин. Как ты сам. Как Ёнбок или Чанбин, — напоминает Хёнджин. — От популярности ничего не зависит. Я правда испытываю влечение к парням. Хоть пока это и… секрет. Смотри-ка, мы поделились друг с другом секретами, — он улыбается, заставляя улыбнуться и Чонина.       — Здорово, — отвечает тот. — Я рад, что ты мне доверяешь. Я тоже никому не расскажу, — он сосредоточенно хмурится. — Честно.       Хёнджин треплет его по волосам, взлохмачивая чёлку.       — Пошли на коньках кататься, — смеётся он. — А то ты весь покраснел.       В ответ слышится лишь удивлённое «я?..», а затем Хёнджин тянет его за руку за собой к центру катка.       Рождественские мелодии звучат переливами колокольчиков, мгновенно успокаивая Чонина. Песни, тексты которых вырываются с языка неосознанно, невозможно не знать наизусть. Чонин придерживает Хёнджина за предплечья, а тот, делая несмелые шаги, подпевает — правда, со сбитым от напряжения дыханием, иногда путаясь в словах и слишком громко заходясь в смехе, когда едва не падает и кричит на весь каток. Чонин смеётся вместе с ним, помогает ему подняться, как только тот заваливается на задницу, направляет его, следит за каждым его движением. Подбадривает. И Хёнджин безумно хочет назвать эту встречу свиданием.       Потому что спустя час усердных упражнений он совершенно забывает про Хон Тэсона и Хон Сону. Про свою паническую атаку и истерику Чонина. Про всё плохое, через что заставил их пройти этот концерт. Потому что это в прошлом. А Хёнджин живёт настоящим. И очень надеется, что сейчас держит за руку своё будущее.       — Давай ты попробуешь постоять на месте, ладно? Покружиться, — предлагает Чонин. Хёнджин с воодушевлением соглашается.       Убеждаясь, что Хёнджин держит равновесие, Чонин отпускает его, а сам описывает круг. Он движется влево, и Хёнджин невольно оборачивается, любуясь его плавным, отточенным шагом. Фигуристы, на которых он смотрел по телевизору, были так же прекрасны. Чонин спокойно держит руки в замке на спине, отталкивается легко, без страха в глазах, насвистывает мелодию. Так интересно наблюдать за ним, когда он ничего не боится и чувствует себя уверенно. Кажется, впервые за эту неделю Хёнджину повезло поймать такой образ. Может быть, каток и лёд были стихией Чонина. Такой же, как театр для Хёнджина. Местом, где можно расслабиться, дать волю чувствам и обрести свободу.       Хёнджин приходит в себя, только когда замечает изменившийся перед глазами пейзаж. И Чонина, который широко улыбается и говорит:       — Ты только что проехал на расстояние вытянутой руки.       Хёнджин смотрит себе под ноги и замечает, что действительно продвинулся. Едва не задыхаясь, он переводит взгляд на Чонина. Тот тихонько хлопает в ладоши.       — Попробуешь сам? Без моей помощи?       — Конечно!       Хёнджин отталкивается. Ноги разъезжаются, ведомые тяжестью коньков, но он выпрямляет спину и обретает равновесие с помощью рук. Выдыхает долго, стучит лезвиями по льду, делает новые шаги. Кажется, что Чонин тоже постепенно отъезжает от него всё дальше, но Хёнджин и не против: его самого увлекает этот азарт, он хочет проверить, насколько его хватит, так что, пусть и с раздвинутыми в стороны руками, пусть и шагая нелепо, но продолжает катиться, и ему это нравится.       Очень нравится.       Вот только одного он вовсе не учитывает.       Чонин не научил его тормозить. До этого он всё время держал его за руку, Хёнджин мог облокотиться о бортик, а сейчас они посреди пустого белого поля, где сложно примкнуть к преграде. Лучше бы он — вон как тот ребёнок на другом конце катка — взял себе пластикового пингвина, чтобы опираться о него. Поэтому, когда страх всё-таки сковывает его, Хёнджин, не успевая сгруппироваться или окликнуть Чонина, движется вперёд по инерции.       И сталкивается с чем-то мягким. Задевает локтями плечи, врезается носками коньков в чужие, рефлекторно хватается за талию. И жмурится, ужасно долго жмурится, боясь открыть глаза. Стыдно так, что под лёд бы провалиться. Чужое дыхание ощущается непозволительно близко.       — Сонбэ… — сквозь звон мыслей слышится голос. — Всё хорошо, я держу тебя. Расслабься.       Хёнджин всё-таки слушается. Открывает глаза и видит, как кончик его носа утыкается в чужую щёку, а карие глаза смотрят на него с интересом. Ноги сжимаются прямо между ног Чонина. Он дрожит от страха упасть, но ещё сильнее не хочет отходить назад.       — Прости…       Его губы катастрофически близко. Хёнджин не должен позволять себе такие мысли.       — Ничего-ничего, ты ведь… — шепчет Чонин. — Чуть не упал… я подожду, пока ты восстановишь дыхание.       Его руки лежат у Хёнджина на плечах. Со стороны можно подумать, что они обнимаются. Губы у Чонина дрожат — скорее всего, он тоже напуган, шокирован. Удивлён. Хёнджин ни разу не задумывался о том, каким красивым пепельно-розовым оттенком они отливают. Жаль, что он не художник. Такие губы вдохновили бы его на шедевры.       — Твою мать!       Хёнджин лениво, словно в тумане, оборачивается на звук. Дыхание Чонина следует за ним — они оба смотрят вправо, медленно понимая, что находят голос болезненно знакомым.       И Хёнджин различает вдалеке светлую макушку рядом с копной чёрных волос.       — Ёнбок-и пришёл, — обращаясь больше к себе самому, выдавливает он. — И Чанбин…       Чанбин упал на лёд, как только на него ступил. Ёнбок складывается пополам, чтобы поднять его, но своими весом и силой тот тянет его вниз, так что он падает тоже, и они оба смеются.       — Предупреждаю в целях безопасности, — подаёт голос Чонин. — На льду постарайся держаться от Чанбина подальше.       Хёнджин усмехается. Чанбин поднимается с помощью Ёнбока, и тот тащит его к центру катка.       — Это же сколько они в кафе просидели? — задумывается Чонин.       — Да час точно прошёл… — размышляет Хёнджин. — Мне кажется, они что-то от нас скрывают.       Час… что можно было делать в кофейне целый час?! Господи, неужели Ёнбок действительно решил превратить это в свидание? Они же встретились совершенно случайно, ну разве им так сильно невтер…       Или же!..       Чонин сказал, что ему был неинтересен концерт, что пошёл он по просьбе Чанбина… а Чанбин…       Они устроили им двойное свидание!       Хёнджин прикрывает рот рукой.       По счастливому стечению обстоятельств Чанбин решил пойти на тот же самый концерт в том же самом парке развлечений, в котором в один и тот же день находились Хёнджин и Ёнбок, при этом взяв с собой человека, нравившегося Хёнджину. Это не может быть совпадением.       Они всё просчитали заранее! Чтобы провести время вместе и заодно… господи, серьёзно! Они решили сводничеством заняться?       — Чонин-а, смотри, я на коньки встал впервые в жизни, — хвастается Чанбин, на круглых ногах карабкаясь к младшему. Ёнбок поддерживает его за плечи, выписывая изящные узоры на льду. — Сейчас быстренько научусь, а потом наперегонки, идёт?       — Нет, пожалуйста, я хочу жить.       — Да ладно тебе, я прилежный ученик!       — Чанбин-и, тебе нужно ещё приноровиться, — ответственно заявляет Ёнбок. — Чонин поможет, правда? А Хёнджин пока покажет мне, чему научился.       — С радостью, — сквозь зубы проговаривает Хёнджин.       Чонин с Чанбином отъезжают на безопасное расстояние, и Хёнджин напоследок лишь смотрит, как первый хлопает второго по икрам, заставляя согнуть ноги в коленях. Чанбин выпячивает задницу, излишне наклоняется вперёд и снова падает на лёд.       — Ну что, фигурист, демонстрируй, чем вы тут с Чонином занимались, — подтрунивает Ёнбок, объезжая Хёнджина по кругу. — Целый час в такой позе стояли?       — Кто б говорил. Вы этот же час в кофейне сидели.       — Знаешь, мне показалось очень забавным то, как ты сам вызвался учиться кататься, хотя я предлагал тебе это предыдущие два года. Кажется, дело было в учителе? — Ёнбок катится спиной, рисуя на льду замысловатую змейку. Лезвия едва слышно звенят.       — Ты не выпендривайся тут мне, — фыркает Хёнджин. — Честно скажи, вы изначально это планировали?       — Быстро догадался. Я думал, так и не поймёшь.       — Ну конечно. Хоть бы предупредил, — наигранно хнычет Хёнджин. — Я бы в порядок себя привёл.       — Ты прекрасно выглядишь, — парирует Ёнбок, — и, судя по Чонину, ему ты сегодня нравишься даже больше обычного.       Со стороны слышится крик Чанбина. И тяжёлый грохот. Ёнбок обеспокоенно смотрит в его сторону, а затем улыбается.       — Мы придумали ещё один план, — прикрывая губы ладонью, шепчет он. — Чанбин сейчас будет нарочно падать на лёд, а затем я якобы повезу его в больницу, чтобы проверить, всё ли в порядке. Вы останетесь с Чонином наедине. Не благодари.       Хёнджин чуть не заваливается на задницу, но вовремя хватается за бортик.       — Офигеть? Ёнбок, ты ничего не спутал? Ты должен был писать сценарий к школьному «Ла-Ла-Лэнду», а не фанфик по мне и Чонину.       — Ещё скажи, что тебе не нравится, — Ёнбок хватает его за руку и тянет за собой. — А ты хорошо катаешься для начинающего. Я боялся, что ты не сможешь воспринимать информацию, если её будет рассказывать Чонин. Ну, знаешь, как на уроках у учителя-красавчика.       Хёнджин закатывает глаза.       — Вы правда, что ли, решили устроить двойное свидание? А Рюджин утром такая: да нет, мол, я с вами не пойду, что-то неважно себя чувствую. Ага, неважно. Она тоже в курсе?       — Ещё как, — коварно смеётся тот. — Весь день спрашивает о вас с Чонином.       Хёнджин морщится.       — Я тебе отомщу.       — А за что? За то, что вы с Чонином наконец нормально поговорили? Провели время вместе? Всё лучше, чем самолётиками разбрасываться.       Хёнджин подъезжает к нему на коньках и прижимает палец к губам.       — Тише ты. Он мне об этих самолётиках сегодня сам рассказал.       Ёнбок мычит, слюнявя его палец. Хёнджин с шиканьем вытирает тот о край рубашки.       — Что сказал?!       — Да боится он, что над ним издеваются, — Хёнджин искоса смотрит на Чонина: он катит Чанбина за руки, а тот, присев на корточки, с визгами ликования тащится за ним по льду. — Спросил, нет ли у нас хулиганов в секции.       — Я же говорил, что идея плохая, Хёнджин! — вскрикивает Ёнбок.       — А что теперь, прекращать? Это ещё подозрительнее: как только он рассказал мне про записки, они прекратились. Действительно, кто же их отправлял?       — И что ты будешь делать?       Хёнджин качает головой.       — Не знаю, просто… просто буду общаться как обычно. Не буду сильно навязываться. Рано или поздно правда всплывёт на поверхность. Но Чонин говорил, что не против пообщаться, даже если мы будем знакомы в реальной жизни. И ещё… я сказал, что прослежу, кто может отправлять записки, и скажу, хороший человек или нет…       — План надёжный, как швейцарские часы, — Ёнбок показывает большой палец.       — Ёнбок, ну хватит. Я и сам понимаю, что накосячил.       — Так проблема в том, что ты не знаешь, что тебе нужно. Ты говоришь, что он тебе нравится, но не предпринимаешь попыток сблизиться, — замечая выгнутую бровь Хёнджина, Ёнбок добавляет: — в адекватном смысле. Прими конкретное решение. Хочешь ли ты видеть его в качестве своего друга или же своего парня. Не торопись, конечно, с чувствами, но сам знаешь, можно так сильно затянуть, что случайно упустишь важный момент. Погуляйте вместе, узнайте друг друга, сходите в кино, на выставки, в кафе. Пусть ваше общение плывёт по течению. Не понимаю, чего ты боишься? Ты ему нравишься, это очевидно. Он же краснеет и заикается рядом с тобой.       — Да я не знаю… — цокает Хёнджин. — Хочу… хочу сказку ему подарить. Чтобы он почувствовал себя тем самым главным героем. Чтобы наша история, если она и будет, была похожа на сюжет романа или театральной постановки. Он такой застенчивый, как мне узнать, о чём он мечтает?       — Господи, романтик, — шутливо ругается Ёнбок. — Спроси напрямую. У вас есть целый день в запасе. Проведите свидание нормально, ладно?       Хёнджин тяжко вздыхает, согласно кивает и поддаётся Ёнбоку. И правда. Ёнбок говорит дельные вещи.       Спустя полчаса происходит задуманное: Чанбин действительно симулирует боль, падая в очередной раз, и Ёнбок стремительно уводит его с катка под встревоженный взгляд Чонина. Хёнджин старается не закатывать глаза, наблюдая за ужасной актёрской игрой: Ёнбок хотя бы оправдывает звание актёра и старается, в то время как Чанбин только лицо корчит. Впрочем, Чонина легко удаётся обмануть: он спрашивает, не нужна ли помощь, вызывается отвезти Чанбина в больницу, извиняется за то, что не удержал его на катке. Чанбин заверяет его, что всё в порядке, говорит, мол, обычный ушиб, ничего страшного нет, обещает перезвонить и рассказать всё в подробностях, и только после этого Чонин успокаивается, вместе с Хёнджином покидая каток.       — Какой-то день сегодня… — удручённо шепчет он.       — Не переживай, Чанбин крепкий, — пытается отвлечь его Хёнджин. — Просто упал на льду, с кем не бывает.       — Складывалось ощущение, что он вообще меня не слушает, — сетует Чонин. — Я предупреждал, но он не давал ему помочь.       — Ты отличный учитель, Чонин-и, — наклоняется к нему Хёнджин. — Так что это не твоя вина. Я же научился. К тому же, — решается признаться он, — мне кажется, что они просто хотят провести время вместе.       Чонин моргает пару раз.       — Серьёзно? Чанбин и Ёнбок? Но что у них может быть общего? Хотя… тоже верно, они же остались вместе на концерте…       — Ёнбок в любом случае о нём позаботится. Не бери на себя ответственность за всё случившееся, ты и так сегодня испытал не самые приятные эмоции, — напоминает Хёнджин. — Думаю, Ёнбок делает это ради тебя. Чтобы ты смог отдохнуть после, ну…       — Правда?       — Правда.       — Нужно будет отблагодарить его… — отмечает Чонин. — Обязательно напишу вечером.       — Не хочешь уйти, кстати? — уточняет Хёнджин. — Сейчас народу будет ещё больше, станет душно. Может, прогуляемся?       — Да там… вроде дождь льёт, — Чонин складывает ладошки вместе. — Но уехать хочется, определённо. Слишком шумно здесь. Слушай, сонбэ… вообще-то, я хотел предложить тебе это ещё в пятницу… не знаю, как ты к этому отнесёшься. Я бы хотел поехать домой, — признаётся он. — Там мне будет спокойнее всего. Ты не против… поехать со мной?       У Хёнджина звёзды в глазах пляшут: он не ослышался?       — Тебя… тебя проводить до дома? — уточняет он.       — Нет, я… Я думал о том, чтобы… — Чонин тянется к мочке, тут же отводя взгляд. Неужели… он приглашает Хёнджина?.. — Я хотел, чтобы ты зашёл ко мне, ну… в гости? — и нервно усмехается.       Дом — место интимное. Туда незнакомцев не зовут. По крайней мере, не такие одинокие люди, как Чонин. Дом — их спасение от уличной суеты, от обязанностей перед остальными, укромный уголок, в котором можно найти спокойствие, утешение, понимание. Спрятаться, как в детстве прячутся в шалаш из подушек и одеял, и забыть обо всех тревогах и страхах. Исцелиться.       — А я не помешаю тебе?       — Нет, ты можешь остаться до самого вечера.       И Чонин зовёт его исцелиться вместе с собой.       — Ох, ну… — Хёнджин не может скрыть улыбки. — Это честь для меня.       — Да ладно, какая тут честь… Я думал, мы можем посмотреть что-нибудь или… не знаю, заняться чем-нибудь другим, чем бы тебе хотелось. У меня даже настолки есть!       — Хорошо, — мягко отвечает Хёнджин, чтобы тот перестал волноваться. — Только в этот раз позволь мне заказать такси, ладно? На улице дождь льёт — совсем легко застудиться.       Ещё неделю назад Хёнджин боялся, что ничего не получится. Не решался сделать шаг навстречу, думал, что Чонин испугается его, но теперь он зовёт его в свой дом. И просит Хёнджина разделить с ним своё личное пространство. Следя за гонкой двух капель по другую сторону окна такси, Хёнджин улыбается своему отражению.       Он не подведёт Чонина.