Stray Kids — Youtiful
На следующее утро небо заволокло тяжёлыми тучами. На город, прибив к земле хрупкие лепестки, обрушился ливень. Плохое предчувствие кралось по телу мурашками. Да, их прогулка вышла чудесной, незабываемой, но реальность ударила хлыстом: ведь Ёнбоку ещё предстояло разбирательство. Чанбин прятал лицо в руки и с сожалением вздыхал, потому что не мог ничем помочь. Они даже не обменялись телефонами — и он подолгу гипнотизировал иконку мессенджера, как если бы это помогло отыскать его контакты. Он даже не мог спросить, как Ёнбок себя чувствует. Чанбину хватило бы пары слов, честно. Ещё волнительнее становилось оттого, что Чанбин впервые в жизни думал так о другом человеке. Так, будто они с Ёнбоком стали гораздо ближе, чем с остальными. Так, будто между ними появилась связь. Чанбин понимал, что не должен в это лезть, что не должен взваливать на него бремя своих переживаний, когда он и без того загружен. И он не просит Ёнбока отчитываться перед ним, они ничем друг другу не обязаны. Но у Чанбина не было даже примера того, как нужно поступать в подобной ситуации, и каждую мысль он крутил в голове на повторе. Как и говорил Ёнджун: у подростка недостаточно опыта, чтобы проанализировать поступки взрослых персонажей — у Чанбина же не хватает опыта, чтобы понять, как именно он может проявить свою заботу по отношению к Ёнбоку. Ёнджун щёлкает пальцами прямо у него перед глазами. Когда зрение фокусируется на лице напротив, Чанбин замечает широкую издевательскую улыбку. — О чём задумался? — хихикает тот, облокачиваясь о его парту. Староста качается на стуле, заставляя ножки противно скрипеть. — О своём ангеле? Чанбин всё-таки шлёпает его тетрадкой по плечу. Ёнджун наигранно громко шипит, потирая кожу. — Да ладно тебе, ну. Ты всё утро кислый сидишь. Утром Чанбин уронил маркер у доски, неверно посчитал уравнение, написав минус вместо плюса, пролил на себя молоко, случайно ударил одноклассника на физкультуре мячом. Возможно, даже учителя замечали, что мыслями он находился далеко не в школе. Идеальнее всего было бы просто не приходить сегодня, но тревога сжирала его изнутри с самого пробуждения, а школа была единственным местом, где его мысли может занять что-то существенное — и, что самое главное, где он может встретить Ли Ёнбока. — Это из-за вчерашнего, да? — Естественно, — поджимает губы Чанбин. Пальцы теребят шариковую ручку, разбирая её по частям. Пластиковые составные разлетаются по парте. Чанбин вздрагивает, по инерции жмурясь, когда колпачок подскакивает в сторону лица. Ёнджун понимающе кивает. — Чем всё кончилось? Тебя тоже оставили в кабинете? — Да он пытался нам мозги промыть, но историчка привела двух парней, и нас выгнали. Так что мы… просто прогуляли оставшиеся уроки. Искорки загораются в глазах напротив. — У-у, увёл его на свидание. Чанбин бросает на него мрачный взгляд исподлобья. — Забей на директора. Считай, он о вас уже забыл, — фыркает Ёнджун. — Почему ты так уверен? — Есть дело посерьёзнее. Об этих парнишах уже вся школа слышала. Один ты, видимо, не в курсе. Чанбин в ленивой заинтересованности выгибает бровь. Оглядываясь по сторонам, Ёнджун наклоняется и, прикрывая уши ладонью, говорит настолько восторженно, будто от этого зависит его собственная жизнь. Впрочем, в их школе любой новый конфликт вызывал ажиотаж, так что не стоит удивляться, что случай уже порос сплетнями. — Вчера историчка застукала их за поцелуем на заднем дворе. Тех двух парней, которых привели в кабинет директора. И отрывается, пытаясь поймать реакцию Чанбина. Тот лишь смотрит с недоумением. — Ну, и что с ними? — Родителей вызывали. С психологом беседовали, — громким шёпотом продолжает Ёнджун. — Говорят, если ещё раз повторится, дело дойдёт до исключения. Но мне кажется, их родители устроили им взбучку посильнее. Так что ты тоже осторожнее веди себя, если между вами с блондинчиком что-то есть. — Кажется, мы ещё легко отделались, — бубнит Чанбин. И наконец соображает: — Они… встречаются, что ли?.. — Сказали, что любят друг друга, на этом всё. Такой скандалище был… — Ёнджун посвистывает. — Если бы не прогулял, ничего бы не пропустил. — Нашёл чем удивить. Как будто я о геях не слышал никогда. В мыслях внезапно проносится разоблачительное: «Как будто я сам не могу им быть». Руки невольно сжимаются в кулаки. — Лучше бы он хулиганов за шкирку в свой кабинет таскал, а не парней, которые никому не вредили. Ну целовались и целовались, что теперь? Убить их, что ли? Ёнджун ухмыляется. — Как мы заговорили-то. В нашей школе любые отношения запрещены, так что они сами виноваты. Могли бы выбрать другое место. — Эх ты, — разочарованно вздыхает Чанбин, — ничего в романтике не соображаешь. Может, они вчера друг другу в любви признались. Да и, — задумывается он, — вряд ли дело только в отношениях. Будь это парень с девушкой, дело могли бы замять. Если парней отчислят, им же лучше будет. Уйдут из этого гнилого места. — Отчасти ты прав. Но я сомневаюсь, что эти отношения долго продлятся. — Это ещё почему? — Запретная любовь, тем более школьная… Им будет больно. Они не захотят терпеть. — Если они искренне любят… — Чанбин-а, — с ухмылкой произносит Ёнджун, — искренняя любовь существует только в старых сказках. А они, к сожалению, живые люди. Чанбин облокачивается о парту, приподнимаясь над старостой. — Да и фиг с ними. Пойду поищу Ёнбока. Не могу так больше. Переживаю за него. Ёнджун подмигивает. — Ну давай. Если будут новости, держать тебя в курсе? — Господи, почему староста класса такой сплетник, а? Как скоро мне ждать посты о нас с Ёнбоком в школьном чате? Ёнджун шлёпает его по заднице. — Как только попросишь, сладкий. — Фу, кошмар, не флиртуй со мной больше. Ёнджун громко гогочет, провожая того взглядом из класса. Целовались, значит… Так вот о каком срочном деле говорила учительница и вот почему их так быстро вытурили из кабинета. Ругать обычного ученика с крашеными волосами уже наскучило, директору привели более интересные экспонаты. Боже, какое же мерзкое это место, раз обыкновенные отношения решили выставить напоказ. Больше напоминает прилюдную казнь. Чанбин этих парней не знает лично — может быть, просто видел иногда в коридорах, — но отчего-то проникается к ним уважением и теплом. Ребята, скорее всего, впервые в жизни влюбились сильно и серьёзно и решили не скрывать свои чувства. Это очень храбро и благородно с их стороны. Уголки губ невольно приподнимаются, пока Чанбин вышагивает по многолюдным коридорам. Вдруг они ощущали то же самое, что и Чанбин ощущает сейчас по отношению к Ёнбоку? Если да, то он прекрасно их понимает. Если бы только Ёнбок смотрел на него с таким же трепетом, он бы плевал на все школьные и родительские запреты и сделал бы всё, чтобы остаться рядом со своим возлюбленным. Возлюб… Чанбин встряхивает головой, отрезвляя себя. Возлюбленный? Почему именно это слово пришло в голову? Не преувеличивает ли он? Нельзя же так торопиться с чувствами. Чанбин рискует всё испортить. Он окидывает взглядом макушки, пытаясь найти среди них единственную светлую, но всё безуспешно: незнакомые лица мелькают в дверях кабинетов, на скамьях, в уборных и даже на улице, когда Чанбин от отчаяния останавливается возле окна с видом на центральный вход. Он предусматривал возможность того, что Ёнбок не придёт сегодня, однако надежда увидеться всё равно оставаётся. Удача не улыбается ему ни на второй перемене, ни на третьей, ни на четвёртой. В большой перерыв он наспех глотает обед в столовой, не переставая оглядываться. Он придумывает предлоги, чтобы зайти на этаж к третьеклассникам, здоровается со знакомыми Ёнджуна, и косится в каждую приоткрытую дверь. Не находя ничего лучше, он решает выглянуть на улицу. Дышать было тяжело. Кроссовки шлёпали по мокрой траве на футбольном стадионе. Ливень прекратился, однако тучи продолжали кружить над головой, словно коршуны. Обычно солнце само указывало Чанбину на Ёнбока, но сегодня скрылось даже оно. От его взгляда не ускользает ни одна скамья на трибуне, ни один укромный уголок для курящих; он поднимается в библиотеку и проходит мимо стеллажей, пытаясь найти студента, изучающего английский. И посреди полок ловит себя на мысли, что ему хочется, чтобы Ёнбок же усердно искал Чанбина. Но, к сожалению, они так и не пересекаются, и Чанбин каждый раз понуро возвращается в класс, через силу заставляя себя вникнуть в ход очередного урока. Его пробивает пугающая мысль о том, что произошедшее вчера было просто сном, а Ёнбок — выдуманным незнакомцем, который существует только в его сознании. И когда учительница ставила документальный фильм про великого писателя, он отключался от реальности, вспоминая, как красиво блестели веснушки на чужом лице. Если это и правда всего лишь сон, Чанбину неинтересна реальность. Не в силах усидеть на месте, Чанбин возвращается на чужой этаж прямо перед последним уроком. Обычно сияющие на солнце таблички над дверьми сегодня тусклые и как будто бесцветные. Мимо Чанбина проплывают серые «3-1», «3-2» и «3-3». Лишь возле последней двери в коридоре путь ему преграждает рука, что упирается в стену прямо перед грудью. Он кидает беглый взгляд на табличку «3-4» и снова опускает голову, сталкиваясь с третьеклассницей. Девушка стоит возле двери, не давая Чанбину возможности заглянуть в класс — с его положения видна только доска. Незнакомка осуждающе смотрит на него из-под чёлки. — Ты понимаешь, что выглядишь жутко? Чанбин хмурится. На кармане её рубашки висит бейдж с именем — Чхве Сонми — и подписью чуть ниже — «Староста». Он сдерживается, чтобы не закатить глаза. — Я ищу кое-кого. — А кажется, что сталкеришь. Я слежу за тобой несколько перемен подряд. Ведёшь себя, как одержимый. — Мне просто нужен Ли Ёнбок, — устало отвечает Чанбин. — Он в твоём классе учится? — Допустим. Тебе он зачем? — Поговорить нужно. — Нам всем нужно. — Он мой друг. — Друзей не выглядывают в каждом кабинете. — Послушай, просто скажи мне, Ёнбок сегодня в школе? — Нет. Его отстранили от занятий на время разбирательств. Какое-то проклятье: что новенький, что эти придурки Джэюн с Сонхуном… Ещё ты тут маячишь. Не мешай, а? Чанбин молча моргает, не зная, что ей ответить. Его отстранили… Вполне логично. Единственный выход — это запретить Ёнбоку появляться в школе. И если он правильно понимает, Джэюн и Сонхун — те самые два парня, которых застали за поцелуем… всё свалилось на один класс. — У тебя есть номер Ёнбока? — с надеждой спрашивает Чанбин. — Можешь дать мне его? Пожалуйста? Чхве Сонми фыркает. — Может, ещё адрес его сказать? Нет. Я не даю номера телефонов без разрешения. — Я вчера был с ним у директора. Он знает меня. — Как тебя зовут? — требовательно спрашивает староста. — Со Чанбин. Она протягивает свой телефон. — Номер свой запиши. Я спрошу у Ёнбока, знает ли он тебя. — Ёнбок не говорил, как себя чувствует? — спрашивает Чанбин, наспех вводя свои данные. — Нет, — нетерпеливо вздыхает она. — Он ничего не пишет в общий чат. Я свяжусь с тобой сразу, как смогу. Поэтому прошу не дёргать меня в течение дня. — Хорошо. Я тебя понял. Спасибо. Над головой раздаётся трель звонка. Чанбин, кланяясь, разворачивается в сторону лестницы.***
По крайней мере, он сделал всё, что было в его силах. Теперь нужно попытаться расслабиться. Конечно, идея расслабиться сама по себе звучала сомнительно. По факту, после возвращения домой Чанбин отвлёкся лишь на приготовление скромного ужина и домашнее задание. На улице до сих пор моросило. Чанбин потирает горячее лицо. Ёнбок был особенным. Кем-то беззащитным и доверчивым, о ком хотелось позаботиться. Даже в таких мелочах, даже в самых незначительных конфликтах и неурядицах, Чанбин просто стремился показать, что он рядом. Что он поможет. Он запрокидывает голову, но экран телефона вспыхивает уведомлением, и Чанбин тут же подрывается, едва не падая со стула. Это же Чхве Сонми, да?.. Она скинула номер?.. Чанбин практически уверен, что Ёнбок был бы не против. Но сообщение пришло от неизвестного пользователя. Настороженно хмурясь, Чанбин открывает мессенджер и переходит в диалог. Однако брови выгибаются сами собой, а губы расплываются в дурацкой улыбке, как только он читает текст. «Привет, Чанбин! Это я, Ли Ёнбок. Моя староста сказала, что сегодня ты искал меня. Поэтому я решил сам тебе написать, надеюсь, ты не против? Господи, мне так жаль, что я не смог сообщить тебе, что не приду. Правда, прости меня. Я надеюсь, ты не волновался…». Чанбин прикрывает губы кулаком. Отворачивается, будто Ёнбок сидит прямо перед ним и может увидеть его алые щёки. Нервный смешок вырывается вместе с дыханием. Вслед за первым сообщением приходит второе. «И я сам злился из-за того, что мы не обменялись телефонами. Вроде так долго гуляли вместе, а до этого и не додумались… Это даже немного мило». Чанбин бессовестно влюблённо пялится в экран. Да… да, это не немного, это безумно мило и очаровательно, до невозможности. Понимая, что Ёнбок, видя свои сообщения прочитанными, ждёт ответа, Чанбин печатает первое, что приходит в голову: «Привет, Ёнбок. Да, я сегодня искал тебя, хотел спросить, как твои дела, как ты себя чувствуешь… Прости, староста сказала, что я похож на сталкера». Ёнбок читает мгновенно. Наверное, так же держит диалог открытым. Он присылает смеющийся эмодзи в ответ с подписью: «Ничего страшного, я убедил её в том, что мы друзья. Она та ещё заноза, но что поделать? Старосты должны быть требовательными». Чанбин закусывает фалангу указательного пальца, перечитывая сообщение. «У меня всё в порядке, — спешит добавить Ёнбок. — Сегодня утром мы с отцом были в школе, меня не пустили в кабинет. Они разговаривали около часа, а потом меня отправили домой. Папа настаивает на своём, директор на попятную идти не хочет. Поэтому около недели я буду сидеть дома, пока не решат все вопросы. Я думал о том, чтобы забрать документы из школы, но папа сказал, что нужно оставаться и бороться за свои права. Так что сегодня я весь день отдыхал с перерывом на английский». Тяжёлый груз переживаний медленно сыплется с плеч, будто песок. Ёнбок пишет столь непринуждённо и открыто, будто вся ситуация и правда кажется для него абсурдной и легко решаемой. Он отпустил её. Значит, и Чанбину пора. «Я рад, что ты не волнуешься, — отвечает он. — Боялся только, что ты снова будешь плакать… Прости, я думал о тебе». Это всё, что он может сказать. Так странно: весь день был как на иголках, готов был вылить каждую мысль до мелочей, а теперь не может выразить свои переживания в словах. «Спасибо тебе большое! Не стоит переживать за меня, мне гораздо важнее знать, что у меня есть такая хорошая поддержка. Из-за того, что обо мне думают, мне становится легче. Я чувствую, что не один». Оставляя уроки недоделанными, Чанбин переползает с телефоном на кровать. Всё, чего он хочет, это часами переписываться с Ёнбоком. И чтобы их диалог ни на секунду не прерывался. «Но ты хотя бы успел освоиться в классе? Друзья появились?» — интересуется Чанбин. «Пока нет. Вернее, класс сам по себе дружный, я со многими нашёл общий язык». И добавляет: «Если хочешь знать, гулял ли я с кем-нибудь так же, как с тобой, то нет ;)». Чанбин тихо смеётся, цокая. «Нужно будет повторить». «Обязательно». Чанбин выдыхает все гнетущие мысли, расслабленно прикрывая глаза. Ёнджун бы только посмеялся тому, как сильно он себя накрутил. Всё это время Ёнбок просто отдыхал. «Я рад, что ты останешься в школе, — пишет Чанбин. — Было бы жаль потерять тебя». «Даже не надейся, что я отвяжусь». «И не буду». Мурашки сковывают тело. Это то, как выглядит дружба, правда? Приятная близость, понимание, взаимное и одинаково сильное желание общаться и видеться, волнение, когда вы не можете связаться друг с другом?.. Если да, то Чанбин даже немного жалеет, что у него не было друзей раньше — с другой стороны, вряд ли он нашёл бы кого-то как Ёнбок. Ёнджун никогда не говорил таких же трогательных и исцеляющих слов. Видимо, всё это время Чанбин действительно ждал своего человека. Всплывающие уведомление заставляет Чанбина раскрыть глаза. «Знаешь, во время той прогулки я почувствовал себя дома, — признаётся Ёнбок. — Обычно на каникулах я просыпался рано и шёл к побережью. По утрам там, кроме рыбаков, никого не было. И в Сеуле я нашёл такое же умиротворение». «Можешь использовать своё отстранение как повод почаще гулять рано утром», — подсказывает Чанбин. «Ты прав. Это моё любимое время дня. После крепкого сна хочется не спеша прийти в себя, поразмышлять. Ближе к обеду в семье обязательно появляются дела, а утро я посвящаю самому себе». Вслед за сообщением приходит несколько вложений. Это фотографии, сделанные Ёнбоком в родном Пусане. Его камера запечатлела двухэтажное бетонное здание рыбного ресторанчика, с веранды которого открывался вид на море. Облака окутывали ещё тусклое небо, на плетёном столике на веранде качаюлись лепестки сиреневых фиалок в горшках. Тихие волны ударялись о глыбы. На следующем снимке, поднимаясь на рассвете из-за линии моря, утреннее солнце пряталось в складках белоснежного песка и отражалось в воде изумрудным блеском. На третьей фотографии ветер подхватывал страницы хлипкой книги, лежащей на коленях Ёнбока. В его ногах сидело пушистое лохматое чудо, от шеи которого тянулся красный поводок. «Это ваша собака?» — интересуется Чанбин. «Бабушкина, если быть точнее. Она уже старенькая, сейчас ей десять лет. Я всегда гулял с ней по утрам. Гурым очень ласковая. Думаю, ты бы ей понравился. Я скину ещё фото?» «Конечно, давай, — отвечает Чанбин, но попутно спрашивает: — Почему ты так думаешь?» «Ей всегда нравятся те, кто нравится мне». Кажется, просить фото собаки было ошибкой, потому что на большинстве снимков рядом с ней присутствовал её маленький хозяин. Сама Гурым была прекрасна: она внимательно смотрела с экрана чёрными-глазами бусинками и шевелила розовыми треугольными ушками, почти незаметными из-за густой шерсти, — вот только взгляд Чанбина прикован был не к ней. А к Ёнбоку, что прижимал её к груди и целовал в пушистый лобик, к Ёнбоку, что кормил её мясом, к Ёнбоку, что лежал с ней в постели. Чанбин закрывает фотографии, возвращаясь к личным сообщениям, и пишет о том, что хочет поиграться с Гурым-и. «Значит, любишь животных», — подмечает он с улыбкой. «Да. Особенно собачек». «Это было заметно, когда в парке ты улыбнулся тому пёсику». «Да, этим я грешу, — смеётся в ответ Ёнбок. — Я и сам хотел бы завести собаку здесь, в Сеуле. Правда, не решаюсь до окончания школы, а в университете времени уже не будет. Наверное, заведу, когда повзрослею». «Когда уже заведёшь семью?» «Вроде того». «Отличная идея. Каждой семье нужна собака». «Тогда мир бы стал куда добрее. А у тебя нет питомцев?» «К сожалению, нет». Из-за своего отца-алкоголика… Нет, он не будет рисковать. «Но однажды… может быть, когда тоже заведу семью, — предполагает он. — Когда буду находиться рядом с любимыми людьми». Но всё это будет потом, не раньше тридцати, обозначает для себя Чанбин. Далеко-далеко, до такого возраста ещё нужно будет дожить. «Слушай, — вдруг пишет Ёнбок, — ты не будешь против, если я однажды утащу тебя после уроков на прогулку?» «Я — нет. Будем выполнять моё обещание показать тебе Сеул?» «Очень хочу! Я напишу тебе, как буду свободен». Чанбин млеет. Они разговаривают целый вечер. Обсуждают свои вкусы в музыке, фильмах и еде, и Чанбин понимает, что они совершенно разные люди, но Ёнбок интересен, будто книга в жанре, который он никогда не читал. Эта книга упала к его ногам в библиотеке — и он решил дать ей шанс, а затем понял, что не может оторваться, сидя на полу между полок и провожая закатные лучи. Чанбин любит инди и альтернативу, Ёнбок обожает хип-хоп и инструментал, Чанбин смотрит глупые комедии и школьные дорамы, Ёнбок предпочитает биографические и документальные картины, Чанбин балуется чипсами и фастфудом, Ёнбок тратит деньги на бинсу и венские вафли. Он всегда думал, что дружба — это союз двух людей с более-менее похожими характерами, увлечениями и мнениями, и по сути, местная школьная язва Чхве Ёнджун была идеальным кандидатом в лучшие друзья отстранённому и нелюдимому Со Чанбину, но с ним никак не сходилось. А теперь в его жизнь ворвался Ёнбок, такой незнакомый, такой интересный, такой увлекательный — похожий на неизведанный и безграничный мир. Трепет вызывал каждый новый факт о нём, каждый его рассказ. И ещё — очевидное желание Ёнбока сближаться с Чанбином. Приятно чувствовать, что с Чанбином хотят проводить время. Что к нему тянутся и его жизнью интересуются. И Чанбин стремится показать то же самое в ответ, потому что он не просто благодарен Ёнбоку за искренность, но и правда восхищается им как человеком. Ёнбок уходит из сети, только Чанбин остаётся ещё на пару часов. Он пролистывает их переписку к самому началу и замечает, как каждое новое сообщение успокаивает его тревожное состояние. Ёнбок, будто морские волны, что ласкают холодный песок, обволакивает и размягчает Чанбина. Если он будет испытывать эти чувства каждый день… он ведь поддастся этой воде и утонет, даже не заметив. И правда — уехать бы с ним к побережью. Взглянуть на все укромные места, о которых Ёнбок рассказывал, поиграть бы с его собакой, познакомиться с семьёй, уснуть с ним в одной постели под шум волн. Чанбин счастлив тому, что спустя столько времени привычная и горькая пустота в душе заполняется чем-то тёплым, утешающим и обнадёживающим. Благодаря мыслям о Ёнбоке собственная постель становится мягче.***
— Ты чего такой счастливый? — Ёнджун толкает его в плечо, когда они шагают по подсыхающим дорожкам. — Не узнаю тебя. На сердце было спокойно и тихо, и, несмотря на недостаток солнечного света, Чанбин не ощущал зябкого холода. Едва заметная улыбка украшала губы с самого начала дня, мысли были лёгкими и приятными. Даже сквозь эту прохладу он улавливал нотки приближающегося тепла. — Угу, всё тебе расскажи. Просто настроение хорошее. — Да. Вчера весь день места себе не находил, а сегодня щерится во все тридцать два. Хочу узнать этого Ли Ёнбока поближе. Что же он с тобой делает? Чанбин осуждающе выгибает брови, но ни слова в ответ не говорит. — Тебя, между прочим, — Чанбин кивает в сторону административного корпуса, — на старостате заждались. Займись уже чем-нибудь полезным. Или ты пост старосты занимал, чтобы сплетни узнавать раньше остальных? — Однажды кто-нибудь из твоих друзей влюбится, вот тогда ты меня и поймёшь. Ты хоть знаешь, как интересно за вами наблюдать? — Да не влюбился я, ну. — Ну да. Ну да, — Ёнджун поправляет сумку на плече и машет на прощание. — Давай, до завтра. Самое интересное первым делом тебе скину. Как думаешь, про Джэюна с Сонхуном будут говорить? — Иди уже, а. Чанбин провожает взглядом Ёнджуна до первого же угла и теряет его из виду, отвлекаясь на вибрацию в кармане. Спеша достать телефон, он видит на экране одно-единственное уведомление — и тихо смеётся, кусая губы. «У тебя уже закончились уроки?» «Да, только что освободился». «В таком случае встретимся возле центральных ворот?» Чанбин испуганно поднимает голову. «Буду через пару минут». Когда Ёнбок говорил, что хочет украсть его после уроков на прогулку, он имел в виду буквально следующий день? Чанбин переходит на бег, сворачивая к центральному входу в школу. Подошва цепляет опавшие листья, приземляется в мелкие лужи. Сладкий воздух липнет к лёгким. Чанбин огибает корпус, приближаясь к воротам. Прорываясь сквозь толпу уходящих учеников, он наконец замечает то, что так долго мечтал увидеть. Ту самую золотистую макушку, которую выглядывал вчера весь день. Ёнбок стоит под кроной вишни, помахивая своей маленькой ладошкой и одними губами проговаривая радостное «привет!» Он и правда пришёл к нему. Ёнбока трудно узнать: сейчас он не прячется в широком школьном жилете и не натягивает на пальцы рукава рубашки. На нём прекрасно сидит приталенная белая футболка, на узкие плечи накинута джинсовая куртка. Образ светлый и утончённый. Как и в день их знакомства, Ёнбок снова перестаёт быть похожим на школьника: он больше напоминает знаменитость. — Привет… — растерянно шепчет Чанбин, останавливаясь рядом с ним. Взгляд случайно замечает маленькие серёжки-жемчужинки в чужих ушах. Они блестят, как капли дождя на листьях. — Я… честно, не ожидал получить от тебя сообщение. Вместо ответа Ёнбок просто распахивает руки и прижимается к Чанбину в объятии. Острым подбородком тычется в плечо и выдыхает — прямо в висок. Чанбин замирает. Ёнбок похлопывает его по спине, позволяя себе прильнуть к чужой груди. От его волос исходит свежий и ненавязчивый сладковатый аромат, заставляющий хотеть остаться рядом чуть дольше. Чанбин наконец решается поднять руки и приобнять его за талию, прикрывая глаза. — Я по тебе скучал, — произносит Ёнбок. И Чанбин буквально тает, протяжно выдыхая. — Немного… — Я вижу. Настолько, что прибежал за мной в школу. — Ну… Мне просто нечем было заняться дома… — откашливаясь, Ёнбок отрывается. Его пальцы скользят по чужим плечам. — И я подумал, на улице такая хорошая погода, вот, и вишни цветут. И ещё сейчас так влажно. Прямо… прямо как в Пусане! Там у побережья всегда тяжёлый воздух. Я не мог усидеть дома. Ёнбок смотрит ему в глаза и улыбается. Кажется, когда уголки его губ ползут вверх, даже веснушки на щеках подскакивают. Он складывает пальцы в замок и раскачивается на пятках. — А твои волосы… Чанбин хмурится, но в следующую же секунду отмахивается. — От влаги всегда вьются. Так что хожу вот так, с кучеряшками. Боже, он даже не подумал о том, чтобы взять с собой кепку — на голове снова свили гнездо. Непослушные кудри в дождливую погоду всегда уродливо торчат из-за ушей и на макушке. Наверное, по сравнению с элегантным Ёнбоком он выглядит… мягко говоря, не очень опрятно. — Прости, я как-то не подумал… Обычно стараюсь расчёсывать, а тут… — он почёсывает затылок. — Некрасиво, да? — Нет, что ты! — ещё шире улыбается Ёнбок. — Очень красиво. В Пусане ты бы каждый день кудрявый ходил. — Поверь, тебе бы это не понравилось… Но Ёнбок касается прядей у виска и аккуратно потирает их пальцами, смотря, как пушатся под подушечками кудри. Чанбин растерянно опускает взгляд, позволяя ему играться с его волосами. Ёнбок гладит так нежно и невесомо, что Чанбин готов ластиться к этой руке. — Мне нравятся вьющиеся волосы, — мечтательно произносит тот. И подхватывает его под руку. — Кстати! Я же тебя не отвлекаю? Чанбин промаргивает, замечая, как трудно маленькой ладони обхватить его предплечье. Ёнбок и правда такой миниатюрный. — Нет, всё… всё хорошо. Я всё равно хотел прогуляться. — Отлично. Значит, покажешь мне Сеул? Как договаривались? Чанбин не может не усмехнуться. Карие глаза напротив горят энтузиазмом. Кажется, Ёнбок не чувствует никакой неловкости — Чанбин боялся, что они были знакомы слишком мало, но Ёнбок решительно сносил все преграды стеснения. Он заботливо интересуется: — Ты кушал? Я угощу тебя чем-нибудь вкусным, обещаю! Чего ты… так улыбаешься?.. — Абсолютно ничего. Рад, что ты не переживаешь. Смеясь, Ёнбок тянет Чанбина за собой по дорожке. Он успевает заметить, как сквозь густую крону над головой усердно пробирается первый солнечный луч.***
В апреле солнце садится позже. Чанбин прекрасно пользовался этим, позволяя себе исследовать город вплоть до самой ночи, но, если честно, сегодня у этих бессмысленных, убивающих время прогулок наконец появилась цель. И когда колёса его велосипеда рассекают очередную лужу, он, глупо улыбаясь знакомым пейзажам, понимает, что влюблён в эти улицы до помешательства. Причина всех его прогулов вдруг находит себя: он как будто всегда чувствовал, что однажды захочет показать город особенному человеку, а значит, нужно было выучить каждый переулок наизусть. Ёнбок восхищённо осматривает каждый небоскрёб и глубоко вдыхает воздух у водоёмов, когда его велосипед скрипит по деревянному мостику, протягивает руки и зарывается пальцами в ветви вишни, останавливается всякий раз, как облака пепельно-розового заката выстраиваются в причудливые формы, и делает фотографии. Пока Ёнбок не может оторвать глаз от города, Чанбин не может оторвать глаз от него самого. Чанбин дружил с Ёнджуном с первого класса, и он не помнил, чтобы между ними возникала неловкость. С Ёнджуном они вместе ловили крыс во дворе и пробовали стрелять сигареты у старшеклассников, постоянно дрались и ссорились, позже извиняясь и помогая друг другу списать на контрольной. Ёнджуна Чанбин всегда воспринимал как себя самого, своего родного человека, который остаётся рядом с тобой и в чьих присутствии и помощи никогда не сомневаешься. Однако дружба с Ёнбоком кажется другой, более интригующей. Что в нём такого, из-за чего Чанбин начинает смотреть на жизнь иначе?.. Они тормозят на небольшой смотровой площадке. Низкие кроны клёнов прикрывают их от шумного города. Таблички указывают дорогу к храму на холме. Вниз уходят каменные ступени, ведущие к пёстрой многолюдной улице. По выходным там обычно устраивают ярмарки, о чём Чанбин не преминул рассказать Ёнбоку, и они договариваются однажды сходить вместе. Останавливая велосипеды возле невысокой стены, они опускаются на скамью. Солнце уже стремится убежать за горизонт, бросая красные блики на стёкла многоэтажек и дошивая на небе лоскутное одеяло из перистых облаков. Ярко горят кресты католических храмов, с крупных дорог моргают неоновые вывески. Вереницы огней, словно вены, переплетают город. — Спасибо тебе за эту прогулку, Чанбин, — произносит Ёнбок. — Сеул очень красивый. Я рад, что у меня появилось время его посмотреть. — Ночью здесь даже красивее. Как будто звёзды падают с неба на землю. Прохладный воздух мурашками гладит кожу. Над головой щебечут изредка птицы, катятся по брусчатке зелёные листья. Чанбин неосознанно бросает взгляд на Ёнбока. Он сжимает пальцы в кулаки на коленях, опуская понурый взгляд. — Тебе не холодно? — интересуется Чанбин. Ёнбок выгибает брови, но с непринуждённой улыбкой качает головой. — Нет, нет. Я просто немного задумался. — О чём? Я тебя чем-то задел? — Нет, ты чего! Я… я просто вспомнил своих одноклассников. Джэюн и Сонхун… Мы сегодня столько тем с тобой обсудили, но мне бы хотелось затронуть ещё одну. Чанбин замирает. — Я вкратце слышал о них… правда, только слухи. — Я недавно решился написать Сонхуну, — вдруг признаётся Ёнбок. — Ожидал, что он меня пошлёт куда подальше, но всё равно хотел поддержать его, — он потирает лоб. — На удивление, Сонхун всё мне рассказал. Может, ему уже нечего терять. Он сказал, что это теперь не тайна. Вообще, они с Джэюном влюбились ещё в прошлом году, но не решались признаться. А сейчас пришла весна, обстановка стала такой романтичной. Им хотелось быть как все: ходить на свидания и, — Ёнбок застенчиво усмехается, — целоваться… Они такие хорошие. В день, когда их застали, они подарили друг другу свой первый поцелуй, представляешь? У Чанбина слёзы на глаза наворачиваются. В голове звучат собственные слова. «Может, они вчера друг другу в любви признались». Эти два мальчика так долго хранили свою любовь в сердце и наконец рискнули открыться, но… — Сонхун сказал, что они очень сильные, что они были к этому готовы… Он хотел позвать Джэюна на свидание, но не вытерпел и в слезах признался ему прямо на школьном дворе. А ты представляешь, что означает признаться в любви? Что означает узнать, что твой возлюбленный испытывает к тебе то же самое? Они ведь не могли оторваться друг от друга. Малыши… — губы у Ёнбока дрожат. Чанбин накрывает его ладонь своей, наклоняясь. — Ёнбок… Вместо ответа Ёнбок отворачивается, громко глотая, и свободной рукой вытирает слёзы с ресниц. Но другую руку не убирает, позволяя Чанбину держать её. — Я… Я не был в такой ситуации, но могу представить, что они чувствуют… Они очень смелые, — продолжает Чанбин. Ёнбок переживает так, будто это произошло с ним самим. Может, чужая история слишком громко откликнулась в его сердце. — И Сонхуну очень приятно, что ты поддержал их. Он этого не забудет. — Мне очень обидно, Чанбин. Обидно, что мы не можем любить. Все люди на свете так много говорят о том, как любовь важна в нашей жизни, но любить, оказывается, можно только противоположный пол. Одна догадка крутится в голове, словно пойманный в банку светлячок. «Мы» не можем любить. — Чанбин, скажи мне честно, пожалуйста, я готов услышать твой ответ сейчас. Знакомство с тобой — одна из самых лучших вещей, что произошла со мной, поэтому не давай мне ложных надежд, хорошо? Есть одна причина, по которой Сонхун мне всё рассказал. — Ёнбок, о чём ты? — Я тоже… — он оборачивается, всё ещё не в силах взглянуть ему в глаза. — Как Джэюн и Сонхун, — не давая времени ответить, он продолжает: — Так что если ты отреагируешь так же, как все остальные, прости, Чанбин, я не смогу сблизиться с тобой, как хотел изначально. Пожалуйста, не рушь мои мечты о нашей прекрасной дружбе. — Ёнбок, я… я не собирался рушить их… Потому что так же, как и ты, мечта… — Я гей, Чанбин. Чанбин молчит пару секунд. — Мне тоже нравятся парни, — ломающимся голосом произносит Ёнбок. — Пожалуйста, скажи, что сможешь терпеть меня, что не причинишь мне вреда… Пожалуйста… Я не хочу верить, что ты… Ты ведь так хорошо отнёсся к парням, и я подумал… Вместо ответа Чанбин обнимает его за плечи и прижимает к себе, утыкаясь носом в шею, прямо под светлые волосы. — Всё хорошо. Всё хорошо, Ёнбок. Я поддержу тебя. Почему ты так волнуешься? Когда Чанбин обнимает его, всё становится на свои места. Ему комфортно вдыхать аромат кожи Ёнбока и удобно держать его в своих руках, будто они два кусочка пазла. — Спасибо, что признался мне. Я обещаю, что защищу тебя. Ёнбок расслабляет руки и сам обнимает Чанбина, складывая ладони у него на пояснице. Чанбин даже так чувствует, как его маленькие пальцы пытаются обхватить его тело, хаотично оглаживая его растянутый пиджак. Чанбин шепчет тихое «тш-ш-ш», аккуратно касаясь пушистых прядей. — Я прошу тебя. Не бойся меня, пожалуйста. Не только потому, что я твой друг. Но и… потому что мне самому… нравятся парни, — вдруг вырывается из-под губ. — П-правда? — шепчет Ёнбок. — Конечно, правда, — Чанбин как будто делает глоток свежего воздуха после этих слов. Как же хорошо признаться — в первую очередь, самому себе. — Ты не один. Никогда не будешь один. Чанбин всё-таки снимает пиджак и набрасывает на чужие плечи, замечая, как Ёнбока, шепчущего слова благодарности, слегка потряхивает. — Извини, что-то я… — тот цепляется пальцами за лацканы, соединяя пиджак на груди. — Не ожидал, что так расчувствуюсь. Просто с тобой всё было так хорошо, у меня ещё ни с кем так не было. И я боялся, что это однажды кончится. Чанбину хочется смеяться. От счастья. Потому что он тоже боялся. — Я сделаю всё, чтобы это не кончилось. — Спасибо… — Ёнбок поднимает взгляд. Его стеклянные глаза сияют надеждой. — Если хочешь, ты можешь ещё рассказать мне о Джэюне и Сонхуне. Или… рассказать о себе. Я буду не против. — Мне… мне понадобится немного времени, хорошо? Ты не против? — Нет, конечно, — спокойно отвечает Чанбин. — Тем более мне, наверное, тоже. Так что мы можем собрать слова в кучу, чтобы позже поговорить друг с другом, правда? Ёнбок кивает. — Да. Хорошо. Это отличная идея, Чанбин. — Хочешь перекусить что-нибудь? — предлагает он. — Неподалёку стоит лавочка со сладкой картошкой, я заметил, когда мы проезжали мимо. Будешь? Ёнбок счастливо улыбается. — Буду. Только с радостью. Звёзды и правда выходят на небо, сопровождая их по ярким и громким улицам. Чанбин утаскивает Ёнбока в лавочку с пластинками, останавливается вместе с ним послушать уличного гитариста, смотрит, как фокусник жонглирует шарами, подпевает звучащей из ресторана песне, а ещё — удивляется самому себе. Потому что Ёнбок и сам вырывает его из пучины ежедневной рутины, как будто её не существует вовсе. Не существует опустевших бутылок соджу, не существует его отца, который поднимает на него руку, не существует пустоты и одиночества в собственном доме. Они теряются в центре города, утопая в толпе и друг друге. Десятки фотографий заполняют галерею Ёнбока; кажется, там даже оказывается Чанбин со сладким чурросом во рту и смешным ободком на голове. Чуть позже, уже сидя в метро, Ёнбок отправляет все эти снимки Чанбину, вместе с ним обсуждая увиденное и смеясь в голос над тем, как тот внезапно чихнул, пока Ёнбок пытался его сфотографировать. Чанбин провожает Ёнбока до дома и обнимает на прощание. — Я готов нарушать правила школы каждый день, если буду проводить так свои прогулы. — Мне больше нравится видеть тебя в школьных коридорах, — признаётся Чанбин, касаясь его серёжек-жемчужинок. — Возвращайся скорее. Без тебя в школе скучно. Ёнбок дарит ему очаровательную улыбку. И упархивает, оставляя Чанбина в эйфории.***
На этом их встречи не закончились. Каждый день Чанбин просыпался с улыбкой, замечая в панели уведомлений пожелание доброго утра, и засыпал с призраком чужих объятий. Чанбин с нежностью вспоминал, как Ёнбок с практически детским восторгом реагирует на каждую его историю и шутку, как прикрывает пальцами губы и смущается, стоит Чанбину позволить себе ни к чему не обязывающий дружеский флирт, как смешно перепрыгивает через лужи и пытается удержать равновесие, шагая по бордюру, и с каждым новым таким воспоминанием он ощущает себя счастливее. Может, ему правда не показалось и впервые за пятнадцать лет свое жизни он наконец узнал, что означает слово «счастье». Всё доходило до того, что он, ворочаясь в кровати, долго мечтал о том, как здорово было бы засыпать с ним Ёнбоком вместе. Наверняка он рассказывал бы хриплым шёпотом истории о жизни в Пусане и гладил Чанбина по волосам — он бы специально не укладывал их после душа, позволяя завиваться в кудри. Он не боялся выдать свои чувства. Не сдерживая себя, Чанбин утирал с веснушчатого лица крошки и расчёсывал лохматые волосы. Ёнбок реагировал мягко и благодарно, прикрывая глаза и покорно дожидаясь, пока Чанбин закончит. Просто у Ёнбока была потребность в заботе, а у Чанбина — потребность заботиться, и они оба прекрасно друг друга дополняли. Солнечные лучи, к слову, стали неизменным атрибутом Ёнбока. Конечно, приближалось лето и температура повышалась с каждым днём, но Чанбину хотелось верить, что солнце привезли из жаркого Пусана. Как и сегодня — словно отодвигая занавески, лучи льются в центр уютной спальни. В комнате воцаряется полупрозрачная дымка, покрывающая кожу мерцанием. Из колонок льются ноты lo-fi музыки, пальцы лениво стучат по клавиатуре, шелестят тетрадные листы, с улицы доносятся обрывки чужих голосов и аромат вишни. Воскресенье заканчивается, оставляя после себя лишь горы невыполненного домашнего задания. Если бы они сделали всё в вечер пятницы, то сейчас могли бы усесться на крыше с содовой в руках, но позавчера им приспичило сходить в кино на премьеру нового аниме — об учёбе вообще не хотелось думать. Два часа шуточек от Чанбина и тихого хихиканья Ёнбока в прикуску с карамельным попкорном опьянили их настолько сильно, что они просидели до первых звёзд на небе на качелях на детской площадке, только у ворот дома спохватившись, что ничего из уроков не выучили. Чанбин с тяжёлым вздохом откладывает сборник упражнений по социологии, вытаскивая из рюкзака распечатки по литературе. Ёнбок удивлённо косится в сторону — даже ручка замирает над страницей тетради. — Ты… что-то не понял? — Да нет, я уже всё сделал. Ёнбок косится на часы. — За десять минут? — Социология лёгкая, самая жопа начнётся, — Чанбин с хлопком бросает пособие по литературе на стол, — сейчас. Когда я уже выпущусь, честное слово, я ненавижу её задания. Ёнбок разворачивается корпусом, устраиваясь подбородком на плече младшего. — Что там у вас? Покажешь? — заинтересованно спрашивает он. — О, я понял. Мы проходили это в прошлом году. У меня даже остались записи, я мог бы дать их тебе. Чанбин разочарованно хмыкает. — Но не дашь, потому что отличники так не делают? — Нет, не дам, потому что ты, Чанбин, не дурак. Чанбин резко разворачивается, едва не сталкиваясь с Ёнбоком нос к носу. — Я не верю, что, сделав социологию за десять минут, ты не можешь понять задание по литературе. Необязательно писать шибко заумный ответ, просто напиши то, что сам чувствуешь. Хочешь, для начала обсудим с тобой сюжет, м? — Я просто… Смотри, здесь есть вопрос, — Чанбин тычет пальцем в текст. — Мы должны узнать, как автор относится к главному герою. Но как мы это узнаем? Автор просто написал текст, может, он нормально ко всем относится, а может, ему на всех наплевать. Ёнбок улыбается. — Я дам тебе небольшую подсказку, хорошо? В этом произведении всё прозрачно. Помнишь, когда главный герой угрожал своей жене, но она смотрела на него с пустотой в глазах? Так, что он понял бессмысленность своей мести? Он же хотел убить её, но в последний момент испугался одного её взгляда. Может, в глубине души он принял это, но так и не признался самому себе. Он угрожал женщине, слабой и безоружной, и если бы на её месте был её любовник, он бы сдался. Помнишь, с какой желчью автор описал этот эпизод? Чанбин задумывается и через силу, но кивает, как будто с каждой секундой осознание только растёт. — Автор, конечно, никогда не будет посреди повествования писать «я ненавижу этого героя», в этом ты прав, просто литература учит нас изучать и анализировать слова, так же, как мы делаем в жизни. Писатели делают всё, чтобы передать интонацию, мысли, мотивы, желания других людей. — С прошлой повестью всё было проще, — вздыхает Чанбин. — Там сразу заметно желание главного героя переложить ответственность на других. Ёнбок гладит его по плечу, второй рукой ведя карандашом вниз по листу. — Все персонажи разные. Вот тут кстати, — он листает пособие с цитатами из произведения, — видишь, как он описал его нелепый образ на балу? Реакция остальных людей, которые чуть ли не разбежались от него, даёт понять, что что-то не так. К тому же здесь же, чуть позже, любовник его жены спасает его из пожара, хотя мог бы оставить умирать в горящем доме, пока сам главный герой думал о том, чтобы сберечь драгоценности. Нам дают контраст двух мужчин. Чанбин поджимает губы и кивает, вслушиваясь в его слова. — Вообще, я тут вспомнил, — он почёсывает затылок, — мне так неприятно было одну сцену читать. Прямо до мурашек по коже. Когда у главного героя случился нервный срыв. Похоже на это… нарциссическое расстройство личности. Ёнбок одобрительно кивает, расплываясь в улыбке и показывая, что Чанбин мыслит в правильном направлении. — В принципе, можешь это упомянуть в развёрнутом ответе. Учительница оценит, что ты копнул в психологию. Чанбин довольно хмыкает и делает пометки в тетради. Он не замечает, как сильно ямочки режут ему щёки, пока в них не тычет пальцем Ёнбок. — Чего такой счастливый сразу стал? — Рад, что ещё не совсем отупел. — Ты и не тупой, Чанбин, я же уже сказал. Может, если бы не учителя, то ты бы уже был на первых местах в рейтинге школы. — Да ладно… — отмахивается он. — Я… может, из принципа не хочу там появляться. Благородно уступлю место тебе. Ёнбок выдыхает смешок ему на ухо и переходит к следующему вопросу. — Ну смотри. Как бы ты поступил на месте любовника жены? — А они могли конкретизировать вопрос? В какой именно сцене? — возмущается Чанбин. — Да нет, нет. Я думаю, здесь вопрос не про конкретную ситуацию. Ведь основная проблема, с которой он сталкивается, это любовь к замужней женщине. Им нельзя быть вместе. Если бы ты оказался на его месте, как бы ты поступил? — Муж этой женщины такой богатый и тупой, я до сих пор в шоке, что они не развели его на деньги. Ёнбок смеётся, шлёпая Чанбина по плечу. — Эй, ну правда. Давай серьёзно. Мне теперь тоже интересно. Чанбин облокачивается о спинку стула. Почему вопросы любви и отношений в последнее время буквально преследуют его, заставляя бешено искать ответы? Ему всего лишь пятнадцать лет, он далеко не эксперт… — Ну… Я… Если мои чувства взаимны, я бы убедился, что не лишу ими другого человека того, чем он дорожит. Что смогу обеспечить ему хорошее будущее. Смогу сделать его… счастливым. Может быть, гораздо легче найти ответ, когда он задумывается о Ёнбоке. Если бы прямо сейчас тот сказал ему, что тоже влюблён в Чанбина, что бы они предприняли? — Этот персонаж сказал, что не сможет полюбить кого-то сильнее, чем замужнюю женщину… — напоминает себе Чанбин. — Значит, само сердце подсказывало, что им нужно быть вместе. Я бы тоже слушал своё сердце. Если бы нашу любовь не принимали, я бы… не сдался. Сбежал бы с ним… с этим человеком. Защищал бы его. Плевать на весь остальной мир, лишь бы он был у меня. К тому же этот мир, Ёнбок… не то место, за которое нужно бороться. Я бы легко от него отказался. А вот от любви — никогда. Ёнбок на мгновение замирает, осмысливая его слова. — Что? Что такое? — вдруг напрягается Чанбин. — Ты уже в кого-то влюбился? Чанбин наливается краской. Тело изнутри загорается, он теряется. — Ага, конечно! — чересчур громко и фальшиво произносит он. — Влюбился? Я? Ёнбок посмеивается, взлохмачивая его волосы. — В этом ничего плохого нет. Ты когда-нибудь был влюблён? — Нет, — бурчит Чанбин, скрещивая руки на груди. — Совсем-совсем? Но может, ты испытываешь к кому-то симпатию? У тебя есть идеальный тип? Чанбин промаргивает. — Ёнбок, я… Он не хочет врать ему как минимум потому, что они ничего друг от друга не скрывали. Сердце бьётся быстрее, и Чанбин готов поверить, что на плече у него сидит демонёнок, подстрекающий во всём сознаться. — Я не могу ответить тебе на такое… Я только… Только недавно принял себя, поэтому пока что мне немного сложно… — Ох. Извини, пожалуйста… — Ёнбок отрывается, сутулится, прячет ладони между бёдер и переводит взгляд на свой учебник. — Я… Не знаю, почему я так резко спросил. Я просто привык к тому, что очень быстро осознал свою ориентацию, и теперь мне кажется, что в этом нет ничего сложного… Я тебя обидел? — Нет, что ты! — вздрагивает Чанбин. — Просто… давай я подумаю и расскажу тебе всё попозже, ладно? Мы же всё равно собирались поговорить об этом. — Да. Да, ты прав, — кивает Ёнбок. — Ещё раз прости. Чанбин медленно выдыхает. — Ничего страшного, тебе не за что извиняться. Я бы на твоём месте тоже задал кучу вопросов… И… ни в коем случае не думай, что я тебе не доверяю, ладно? — Чанбин касается его плеча. Ёнбок тут же оборачивается, как на инстинкте, и смотрит снизу вверх. — Я тебе доверяю и именно поэтому хочу рассказать намного больше. Понимаешь? Ёнбок хлопает ресницами. — Понимаю. Да. Хорошо. — Давай пока… — Чанбин рыщет в памяти, пытаясь подобрать правильную тему, — вернёмся к… литературе? Расскажи, откуда ты так хорошо её знаешь? Ёнбок заправляет прядь волос за ухо, задумчиво хмыкая. — Ну… Я… Мне очень интересно писательское искусство. Я в детстве хотел стать актёром. А актёрам же нужно знать классику. Поэтому я и… Брови у Чанбина ползут вверх. — Актёром? Это же звучит как профессия, созданная специально для Ёнбока. С его аристократичной внешностью, бархатным тембром голоса, изящными манерами он бы очаровывал зрителей с первого взгляда… — Ну… да, а что такое? В смысле, я ещё думал о профессии сценариста, поэтому стал изучать вдобавок и теорию литературы. Мне было интересно, как создаётся постановка. У меня даже где-то есть один американский учебник. Поэтому мне не сложно анализировать тексты и понимать, что писатели хотели в них вложить. — Ничего себе… Это ведь так здорово. Ёнбок чешет нос, пряча под пальцами улыбку. — Родители меня поддержали. Поэтому, пока у меня есть время определиться с профессией, я хочу узнать как можно больше. Было бы здорово играть в театре. — Буду приходить к тебе на выступления. Ёнбок шутливо толкает его в бок. — Даже если мне достанется роль вот этого главного героя? — О, тем более. Я буду единственный в зале знать, как ты к нему относишься. Ёнбок кладёт ладони Чанбину на щёки и разворачивает его голову к распечатке с заданиями. Губы у младшего складываются в трубочку. — А теперь мы с тобой доделаем задание, ладно? — Ёнбок, — сжатыми губами пытается произнести тот. — Если ты хочешь, чтобы я поцеловал твою руку, ты можешь просто попросить. Ты же знаешь, что я не откажу. — Пиши уже, иначе никаких поцелуев вообще не дождёшься. Даже не скрывая улыбку, Чанбин царапает на бумаге ответ. — То есть теоретически я могу их заслужить? — А что, от меня так сильно хочется? Чанбин шипит. — В комнате сидят два подростка, обоим нравятся мужчины. И правда, что может пойти не так? — Извини, у меня высокие требования. Поцелуй позволяю только после кольца на пальце. — Это повод учиться усерднее, понимаешь, да? Надо поставить новую цель в ежедневнике: накопить на обручальное кольцо для Ли Ёнбока. Ёнбок не выдерживает и принимается слабо колотить его по груди и плечам, едва сдерживая смех. «Это всё ты начал, между прочим! — возмущается Чанбин. — Со своими вопросами про идеальный тип. Может, мне нужно было описать тебя, чтобы немного приструнить?!» Ёнбок не прекращает смеяться, провоцируя его ещё сильнее, и оба забывают про несчастное домашнее задание. Чанбин валит Ёнбока на кровать и принимается щекотать за все его выходки. Если бы кто-то проходил под окнами спальни, то услышал бы только смех, громкие вздохи и удары подушками. Этот кто-то ухмыльнулся бы и прошёл мимо, поняв, что застал зарождающуюся любовь.