Подарки зятя или эльфийское проклятье

      Сесили мечтала проявить себя. Жажда деятельности кипела в ней с детских лет, и теперь, когда в руки плыла такая возможность, она ни за что не упустила бы её. Она радовалась суете вокруг точно маленький ребёнок, разве что не хлопала в ладоши от восторга. Конечно, радоваться чьей-то смерти очень плохо, но как же ей нравилось обсуждать загадки с сестрой и Михаэлем, строить теории, находить доказательства! Как же нравилось, когда жизнь кипела вокруг ключом! Разве прозябание в стенах скучной серой старшей школы способно с таким сравниться?       Постояльцы «Авроры», конечно, старались сохранять спокойствие, но визит инспектора полиции явно их нервировал, и даже поднос в руках Эдны, всегда проворной и юркой, еле заметно трясся, пока она раздавала кофе мисс Стинг и Орлову. В воздухе летала тревога, но Сесили не паниковала и хихикала, представляя, как выглядела со стороны. Прижимая к груди фотоаппарат, она подошла к креслу, в котором сидел младший сын графа Ковентри, и медленно коснулась его спинки, провела по ней туда-сюда рукой. Роберт вздрогнул и обернулся, и, не теряя времени, Сесили щёлкнула перед его носом объективом.       Он заморгал и почему-то закашлялся, а Сесили бодро села напротив и, подперев подбородок рукой, обнажила ряд белых сверкающих зубок:        — Добрый день! Помните меня, а, сэр Роберт? Я Сесили. Сесили Вудсток. Моя сестра Маргарет…       — Я ещё не сэр Роберт, — коротко отвечал он ей, старательно пряча глаза и не ведясь на её речи, — пока мой отец жив, я не унаследую титул.       Сесили усмехнулась. Таким она его и помнила! Пусть и гораздо младше и более щупленьким и неразговорчивым. Правда, совершенно безобидным, поэтому-то она и вызвалась всё разузнать самой. Даже тогда, при знакомстве, ей очень хотелось расколоть этот крепкий орешек. Интересно, какого мнения он остался о ней в те годы, когда они едва не стали семьёй?       Роберт всё ещё не поднимал на неё взора и, хмурясь, сосредоточенно водил пальцем по книге. Иногда смотрел вперёд себя, — всего на пару секунд, — затем вновь погружался в чтение, словно не замечал её присутствия. Она раскрыла рот и закрыла. Ему действительно всё равно или он делал вид? Конечно, у него внезапно умер брат, он в трауре — и весь в чёрном, — но мог бы всё же быть хоть чуточку повежливее! Сесили присмотрелась, чтобы разобрать название книги: «Шерлок Холмс или дедуктивный метод на практике». Надула губы и постучала по столу пальцами, чтобы привлечь внимание, но всё ещё тщетно. Правильно Михаэль говорил про него: «Spaßbremse!»       — Уф-ф, — пробормотала она рассеянно, не убирая руки из-под подбородка, и от нечего делать придвинула к себе фотоаппарат, прочистила объектив. — Совсем плохо работает. Вспышка уже не такая яркая…       — Могу поспорить, — вдруг живо отозвался Роберт.       Они обменялись улыбками, а Сесили поддалась вперёд и с невозмутимым видом придвинула к нему Leica II.       — Не верите? Может, шестерёнки из строя вышли.       «Шестерёнки». Как просто она называла механизм, который годами изучали в технических институтах! Механизм, в котором ему самому ещё предстояло разобраться… Роберт беспомощно воззрился на девушку, захлопав длинными чёрными ресницами, обрамлявшими большие синие глаза, а Сесили умилённо улыбнулась. Попался! Если до этого он, возможно, специально играл в отстранённость, чтобы скрыть смущение, то теперь-то ему точно этого не удастся. Щёки сына графа залил румянец, а голос дрогнул, когда, не привыкший признавать свою недальновидность, Роберт нехотя ответил:       — Простите, мисс, — буркнул он, зарывшись носом в книгу, — но я мало что смыслю в технике.        Сесили ещё шире улыбнулась.       — А в чём смыслите? — И кивнула на «Шерлока». — Ну кроме книжек.       Его взгляд остекленел — и чего только пристала? — но потом впервые за тот разговор заблестел азартом. Сесили обрадовалась, что теперь хотя бы видела его глаза, а не макушку, но, перехватив настойчивый взгляд Михаэля, стоявшего у занавесок вместе с Элис, вспомнила о деле. Слишком далеко ушли от темы!       — Если хотите, — пробормотал Роберт, всё-таки захлопнул и отложил книгу и снова покраснел по самые уши, не решаясь озвучить того, чего бы ему очень хотелось, — то, пока мы ждём инспектора, можем… Сыграть в шахматы. Ну чтобы скоротать время. Я очень люблю эту игру, но давно ни с кем не играл, и к тому же я в трауре и не могу поехать в Оксфорд…       — Я бы с удовольствием!       Сесили очень растрогалась, заметив, с какой благодарностью он посмотрел на неё тогда и как проворно снял с полки шахматную доску. Затем всё-таки взялся за Leica II и несколько раз покрутил его в руках, включил, даже сделал случайный кадр.       — Я, конечно, дилетант, — протянул парень и со вздохом вернул фотоаппарат хозяйке, — но, на мой взгляд… Он уже очень старый, и вам пора его сменить. Я могу ещё чем-то помочь?       Сесили заворожённо наблюдала за Робертом. В висках пульсировало, а сердце в груди горестно сжалось от мысли, что он, должно быть, очень одинок, раз так хотел ей угодить.       «Я ведь ничего не сделала. Просто согласилась с ним сыграть!».       — Так, — прошептал Роберт опасливо, уже расставив на доске фигурки, как будто боялся, что она передумает. — Вы будете белыми или чёрными?       Сын графа настаивал на том, чтобы играть чёрными, потому что чувствовал себя таковым рядом с ней. Интуиция подсказывала ей это, и в груди только сильнее всё сжималось. Седьмым чувством, которое, как казалось, больше развито у Элис, Сесили догадывалась, что Роберту очень не хватало человеческого тепла, улыбок и смеха, так что она всё-таки решила подарить ему их хоть на короткий срок.       Первый заход она с треском проиграла, пусть и старалась, хмурила лоб, вздыхала и кусала губы каждый раз, когда приходилось двигать фигурку. Роберту нравились её живая мимика и эмоциональность, но он ни словом, ни делом этого не выдал.       — Я требую реванша, — вошла в кураж Сесили и одним движением руки снесла все фигурки с доски, — второй раз я точно выиграю!       Роберт смотрел на неё с умилением, пусть ему и лучше, чем ей, удавалось это скрывать. Он не признался, что без труда одолел её в первой партии, но, заметив, как мисс Вудсток из-за этого расстроилась, решился на маленькую хитрость.       — Кхе-кхе-кхе. Кхе-кхе-кхе.       Сесили схватилась за фигурку ферзя, когда Роберт закашлялся, так что Эдна даже поинтересовалась, не принести ли сэру воды. Допрос инспектора затягивался, а нервы у всех уже сдавали, но нервы нервами, а его шалость она раскусила. Пожевав губы, вернула ферзя на место и дотронулась до коня. Роберт перестал кашлять. Через два хода правда начал чихать, но стоило Сесили переменить фигуру, как и этот его приступ прекратился.       — Прохладно тут у вас, — буркнул Роберт оправдываясь. — Проветривали недавно?       — Ага, — поддакнула Сесили смеясь.       Она погрузилась в игру, и не заметив, что его взгляды исподлобья становились всё дольше, а улыбку уже не удавалось скрывать. Несмотря на все усилия с обеих сторон, «белые» проиграли и вторую партию, и тогда Роберт решился на отчаянный шаг.       Он ей поддался.       — Да-а! — Мисс Вудсток захлопала в ладоши, когда его король обречённо опустился в коробку. — Я всё-таки это сделала. Да-да-да!       Роберту казалось, что земля уходила из-под ног, когда она так громко смеялась и искренне радовалась. Его зрачки расширились, когда он подумал, что в таком восторге она даже могла обнять его. В который раз за последний час на шум и смех обернулись люди, и Сесили, уже сорвавшаяся со стула, с нашкодившим видом вернулась на прежнее место. Сколько раз с ней такое случалось в школьные годы, сколько доставалось за «ужасные манеры» от учителей?       Он хотел было что-то сказать, но именно в этот самый момент из гостиной вышел инспектор Гренби и позвал на допрос Джереми Лоуренса вместо миссис Сазерленд. Ко всеобщему разочарованию на вопросы толпы он не отвечал и казался ещё задумчивее. Маргарет поцеловала Джереми в щёчку, прежде чем отправить его «в пасть ко льву».       «Успокойся. Ты ни в чём не виноват. Тебе нечего бояться», — шептала она так, что все слышали. Только тогда Сесили пришла в себя и зажмурилась, вспомнив, что так ничего и не узнала. Михаэль будет злиться! Роберт тоже разочарованно вздохнул. Кто бы подумал, что когда-нибудь он не будет рад Генри?       — Ну вот и инспектор… Я пойду?       — Да, конечно. Увидимся? Сесили Вудсток, да? Сестра Маргарет?       — Увидимся! Верно.       Сын лорда проводил её глазами, а она всё время оборачивалась, пока не столкнулась в коридоре с Михаэлем, уткнувшись носом прямиком в его грудь. Вместо ожидаемого нагоняя друг сложил руки и вскинул брови. Сесили опустила глаза.       — А ещё мне мораль читала, — иронично проговорил немец, точно строгий старший брат.       — Отстань, — пробормотала Сесили, махнув рукой, и огляделась по сторонам. Дверь за инспектором и мистером Лоуренсом вновь захлопнулась, а по воздуху разлетелся аромат выпечки, которой Эдна кормила гостей. — Куда снова пропала Элис?       — Поднялась к матери, — со вздохом отвечал Михаэль, и Сесили поняла, что это его расстроило, — говорит, что миссис Вудсток до сих пор нездоровится. А по мне, так она снова от нас сбежала…       Элис действительно вышла из столовой, чтобы проведать мать, но ещё на некоторое время задержалась на лестнице между этажами. Голова вновь закружилась, и пурпурно-розовый туман замерцал перед глазами. Она опёрлась о стену рукой. Стало тяжелее дышать. Все переживания последних дней обрушились на девушку, стоило ей только остаться наедине с самой собой. Обида на Михаэля, ревность к миссис Сазерленд, да ещё и материнские откровения…        «По женской линии мы наследницы древней магической силы, Элис, — твердила та шёпотом, и её голос до сих пор звенел в голове, — но, к сожалению, она проявляется только раз в три поколения. Думаешь, откуда у тебя эти заострённые уши? Откуда те странные сны?».       Элис рухнула на лестничной клетке возле большого витражного окна между этажами и поцарапала кожу на спине о гвоздь. Слёзы едва не полились по щекам рекой, когда она зажмурилась, закрыла уши руками и чуть не закричала от боли. Какой несчастной и одинокой она себя ощущала!       «Я не хочу, — бормотала Элис, всхлипывая, но голоса вперемешку с музыкой, отдалённо напоминавшей шотландскую волынку, только усиливались. — Я не хочу вас, оставьте меня! Почему я? За что я?!».       От отрицания становилось только хуже. Боль и шум в ушах не рассеивались, а перед глазами замерцали костёр, рыжеволосая дама со спины в зелёном платье, фасад замка похожего на родовое поместье Болейнов Хивер, слёзы, зелень, реки и озёра. Женские крики, кровь. Элис зарыдала.       «Наши предки были лесными и речными феями, — всё бормотал материнский голос. — Фейри. Потом они приняли человеческий облик и ушли в мир людей, но им не всегда удавалось скрыться от преследований тех, кто видели в них зло».       — Я хочу жить, — шептала Элис, пряча заплаканное лицо в собранных коленях, а её фиолетовая клетчатая юбка, прямо как у девочки-ромашки из детского утренника, неприлично задралась к бёдрам. — Хочу любить и быть счастливой! Зачем мне всё это?       «Это не наказание, дорогая, — всё время твердила мама, — это дар, если уметь им пользоваться. Леди Алисия Брекенбери, твоя внучатая прабабка в седьмом поколении. Ты думала, почему она так часто снится тебе? Она твоя наперсница и послана высшими силами обучить тебя тому, с чем не смогу помочь я».       Вчера у лестницы они с Сесили в один голос спросили, чем закончилась жизнь леди Алисии, но мама не успела им ответить, так как отвлеклась на мистера Лоуренса и его подарки. Впрочем, Элис и так обо всём догадывалась, ведь леди Алисия зачастую намекала ей на свою судьбу во снах, да и потом отец упомянул в разговоре «прабабку».       «Костёр. Крики. Рыжая девушка с бледной кожей, — с горечью подумала Элис. Слёзы неожиданно высохли, — и заострёнными ушами. Она была такая красивая!».       Мама объясняла, что только рыжеволосые девушки в их роду наследовали дар, поэтому, несмотря на заострённые уши младшей, она всегда подозревала его в средней дочери, родившейся с рыжей копной в их семье впервые за последние тридцать-сорок лет. Однако Сесили почему-то повезло, и она всё-таки избежала участи быть сожжённой на костре или удостоиться сочувственного взгляда Михаэля, когда он обо всём услышал прошлой ночью на чердаке. Надо было видеть его лицо!       — Феи? — буркнул он, сдерживая ироничный смешок. — Я ещё смирился бы с проклятьем, но феи?! Вы хотите, чтобы я поверил в такое?       У Элис ужасно задёргалась нижняя губа, и она чуть не зарыдала от горечи и обиды. Как же невыносимо, что раз за разом она представала перед ним как инфантильная дурочка, лепетавшая выдуманную чушь! Сесили защищала её, отругав Михаэля за несдержанность, но стрела немецкого скептицизма уже вонзилась в сердце Элис.       — По-твоему, мы бы стали о таком шутить? Нам и самим сложно в это поверить! Но Элис… снятся сны. У неё странные видения почти каждую ночь. Должно же это иметь хоть какое-то объяснение!       Михаэль тяжело вздохнул, мельком взглянув на Элис, чьи глаза снова увлажнились и, тщательно выбирая слова, сказал то, что, возможно, не думал на самом деле:       — Допустим, это и правда может быть объяснением, — проговорил он задумчиво. — Допустим! Но хорошо бы для начала разузнать, что означает этот дар и насколько опасны предсказания вашей матери. Это самое разумное, что можно сейчас сделать.       Михаэль старался держать лицо, но Элис хотелось рыдать от мысли, что теперь он, возможно, только сильнее отдалится от неё. Быть может, следовало всё утаить? Если немец не назовёт её чокнутой — такое выдумать! — то точно окрестит «нечистью» и «от греха подальше» не захочет с ней «больше водиться».       — Как же болит голова. Невыносимо!       — Ты отрицаешь, — сочувственно вздохнула мама, — потому и болит.       Миссис Вудсток вышла из-за угла, поправив на плечах белую шаль, которую связала сама, и заботливо передала Элис таблетку и стакан с водой. Опустившись на колени, мать с тяжёлым вздохом притянула дочь к себе и поцеловала её в лоб. И хотя силуэт Элайзы до сих пор приносил Элис такое же облегчение, что и в детстве, в её облике со вчерашнего вечера сквозило нечто такое, из-за чего её было не узнать: улыбка стала загадочнее, серые глаза — пронзительнее, манеры — аристократичнее, а каштановые волосы теперь отливали рыжиной. Элис даже подумала, что поменялась не мама, а её отношение к ней.       — Пойдём в комнату, милая. — Со вздохом Элайза поднялась на ноги, и Элис, всхлипнув, последовала её примеру. — Не хочу, чтобы ты простыла.       — Как именно умерла леди Алисия? Я знаю только про костёр.       Элайза не ответила, только ещё тяжелее вздохнула, но всё-таки обернулась к дочери через плечо и мягко улыбнулась ей.       — Сначала расскажи, чем тебе так понравился тот мальчик, — весело подмигнула мать дочери и исчезла за дверью.       Краска залила Элис лицо, и от смущения она даже позабыла о головной боли. Она засеменила к спальне, еле волоча ноги, пока мама беззаботно взбивала подушки на кровати с зелёным покрывалом и задёргивала весёленькие жёлтые шторки. Не поднимая глаз с пола, Элис опустилась на маленький красный пуфик напротив и, поместив руки на голых коленках, поправила концы юбки. Если она перестанет одеваться и причёсываться как маленькая девочка, может быть, хоть тогда Михаэль воспримет её всерьёз?       Полковник Вудсток получал неплохую пенсию из королевской казны за подвиги в войне и выгодно вложил в коммерцию часть наследства, что его жена получила после смерти «именитых родственников». В пансионе миссис Сазерленд он мог позволить себе сразу три номера: один для них с женой, второй для младших дочерей, а последний отошёл старшей. Маргарет отличалась независимостью и ни за что не стала бы ютиться с Сесили и Элис в одной комнате.       Из-за переполненности пансиона их номера находились на разных этажах здания, но спальня родителей нравилась Элис больше всех, а её идеальная кукольная атмосфера даже сейчас успокаивала нервы. Везде, куда бы ни ступала мамина нога, становилось уютно, свежо и приятно, а её руки — золотые руки мастера, — одним взмахом кисти наводили везде порядок. Намётанным глазом домохозяйки она всегда видела, где срочно стереть пыль, куда поставить вазу с мимозами, чтобы ими потом пропах весь дом, а где не хватало «настоящих вкусностей», и деловито разогревала печь. Элайза Вудсток божественно готовила, и на благотворительных ярмарках в Гилфорде только ленивый не пробовал её яблочного пирога и не восхищался её мастерством.       — Ну так, — всё ещё журила Элис мать и, сдув с лица непослушную кудрявую прядку, деловито сложила руки на дородной талии, — кто из нас начнёт?       Элис смущённо перебрала пальцы, не находя нужных слов, но заметила, что её мама молодела на глазах. И эта прядка, и здоровый румянец на щеках! Джордж Вудсток восхищался кулинарными шедеврами жены и с гордостью водил рукой по сервизам, зная, что не найдёт на них ни одной пылинки, но если бы он видел Элайзу в эту минуту, то наверняка влюбился бы в неё повторно.       Элис знала историю матери и отца и всегда ею восхищалась. Хотя родичи Элайзы отличались аристократичными замашками, — при том, что всё богатство на протяжении веков они сохранить не смогли и даже титулы распродали, — она пошла замуж за молодого джентри из среднего класса, когда её родители погибли в страшном пожаре в тридцатых. Джордж Вудсток, тогда ещё никому не известный пехотный лейтенант, без разговоров взял её за руку и повёл под венец, зная, что на всём белом свете у неё не нашлось бы никого роднее него. Всем, чего он в последующем добился, Джордж никому не был обязан, но бесконечно благодарил жену за то, что та верила в него и терпела его «солдатские выходки», даже когда они становились «совсем уж невыносимы». Тётушки и дядюшки не спорили против этого брака — кому нужен лишний рот? — и только однажды       Вудсток помянул их добрым словом, когда кто-то из них включил Элайзу в наследство. Пусть и пришлось потратить большую половину на лечение его ног, но оно того стоило!       — У вас с отцом такая романтическая история, — прошептала Элис, мня белый платочек, который мать вручила ей до этого, — я всегда мечтала о такой же, но… Элайза села напротив, взяла дочь за руку и досадливо покачала головой. Затем, правда, рассмеялась и весело поддела её в бок локтем.       — Когда я впервые увидела этого юношу, — отвечала ей мама, и в её голосе сквозили печально-насмешливые нотки, — то подумала, что одна из вас обязательно потеряет из-за него голову. Ах, моя дорогая! Но ведь он немец. Знаешь, что скажет твой отец?       — Разве дело в этом? — горячо заспорила Элис.       — А в чём же?       — В том, что он влюблён не в меня, а в миссис Сазерленд.       Миссис Вудсток еле заметно повела головой, и на миг её взгляд остекленел, когда она устремила его сквозь оконную раму. Её густые чёрные ресницы дрогнули, а губы растянулись в улыбке.       — Ах да, — проговорила она, иронично усмехнувшись с высоты своих лет, — это ожидаемо. Мужчины падки на то, что блестит.       — Ты так говоришь, как будто сама не в восторге от неё, — обиженно буркнула дочь.       — Она умна, красива, но в ней ни на йоту нет того, что есть в тебе. Это самое важное.       Элис отдёрнула руку и стала вытирать щёки платком. Ну вот! Даже матери, как и всему остальному миру, очевидно, почему Михаэль выбрал Полину. Нечего тут больше говорить. Она ещё не растеряла остатки самоуважения!       — Давай не будем об этом. — Элис всхлипнула в последний раз и вдохнула через нос побольше воздуха, похлопала себя по щекам, — ты обещала рассказать про Алисию. И снова эта всезнающая, всевидящая улыбка, которой известны тайны мироздания!       — О чём ты хочешь узнать? Ах да! Можно начать с него.       Элайза поднялась и, приоткрыв нижний ящик стола у кровати, где её муж обычно хранил корреспонденцию, стала перебирать конверты, сургучи, чернильницу… Под ней она, наконец, обнаружила маленькое серебряное колечко и с восторженным: «Ага! Вот оно!» протянула его Элис.       — Открой его. Он принадлежал ей. Вы очень похожи, правда? — умилённо вздохнула женщина и с нежностью погладила дочь по спине, пока та заворожённо глядела на портрет. — Только рыжих волос не хватает.       Колечко раскрылось на ободке, и Элис обнаружила под ним старый выцветший от времени портрет. И правда: похожи! Те же хамелеонские глаза, личико сердечком и даже форма носа… Мурашки табуном побежали по телу, — такие вещи, молчаливые свидетели прошлых лет, всегда вызывали в ней необъяснимый трепет, будто она и сама родилась в ту эпоху, — а тут ещё и материнский голос…       — Она жила в Англии времён Алой и Белой розы, — рассказывала Элайза со вздохом, — её муж, сэр Роберт Бреккенбери, поддерживал Йорков и короля Эдуарда Четвёртого, а затем и его брата, Ричарда Третьего, в борьбе против Вудвиллей и интриг Тюдоров. Но это были жестокие времена, ему приходилось часто отлучаться, особенно когда король сделал его Констеблем Лондонского Тауэра и своей правой рукой. Его во многом обвиняли… и в убийстве принцев в Тауэре в том числе. В северных графствах, где Бреккенбери жили вместе с другими приверженцами Йоркистов, никогда не любили Алисию, считали её ведьмой и винили в неурожае, а затем и в падении дома Йорков в битве при Босворте. Сэр Роберт погиб в том бою и до последнего вздоха защищал своего короля, но так и не узнал, что случилось с его женой.       — У них были дети? — на одном дыхании вопрошала Элис.       — Конечно, иначе мы бы сейчас с тобой не разговаривали, — невозмутимо продолжала мама. — Их взяли на воспитание тётки… Быть может, и к лучшему, что он не узнал о ней. Это скорее убило бы его, чем стрелы Тюдоров.       — Вот что ждёт меня, да?! Смерть на костре? Потеря любимых?        — Элли. — Миссис Вудсток обхватила личико дочери руками и доверительно вгляделась в её глаза. — Ты сильнее, чем кажешься. У каждой фейри есть своя наперсница, и Алисия не просто так выбрала тебя. Пока что она общалась с тобой только во сне, но придёт время, и она явится к тебе как призрак. Будь готова к этому.       — Ка-а-к призрак? — еле ворочая языком, вяло спросила Элис.       Элайза понимающе улыбнулась.       — Тебе страшно, но она не обидит тебя. Она придёт, чтобы помочь. Я не унаследовала дара, как и моя мать, но бабушка…       — Ты помнишь её? Она использовала магию?        — Я всегда была маминой дочкой, — отвечала Элайза, смеясь, и её голос становился всё более завораживающим с каждой минутой, словно звучание средневековой лютни, — много времени проводила с ней и слушала истории о феях и лесах, но бабушка никогда не позволяла нам заглянуть туда, куда простирались её силы. К тому же, есть одно старое кельтское проклятие, которое связывает мне руки и зашивает рот, и даже сейчас я не могу… Увы, дорогая! Только Алисия сможет тебе с этим помочь. Я помню лишь то, что бабушка позволяла нам знать: то, что моя дочь, если она у меня будет, станет фейри и что я должна подготовить её. Прости, что не сделала этого раньше. Я до последнего думала…       — Что дар проявится у Сесили, не так ли? Не у меня и не Маргарет…       — Я предполагала, что он вообще вас минует, но по сравнению с тобой Сесили не так впечатлительна, а Мэгги я даже никогда не подозревала. У неё слишком мало воображения, чтобы быть фейри. Ты же понимаешь, о чём я?       Дочь вымученно застонала и уронила голову на руки, запустила их в волосы и зажмурилась. Легка на помине! За дверью как раз послышались шаги и голос Маргарет, а Элис вдруг вспомнила, что спросила обо всём, но не о самом важном…       — Фейри смертны, мама?       — Древние фейри — нет, если только их жизни не прервали враги с помощью магии и других средств… Но те фейри, что родились совсем недавно, смертны, милая. Как была моя бабушка, и теперь ты… Сквозь века мы потеряли множество привилегий, и бессмертие — одно из них.       — Значит, то, что ты говорила про эльфийскую метку, — пробормотала Элис, впопыхах схватив мать за руку, — что она может нас убить… Правда?       Улыбка медленно сошла с лица Элайзы, словно она только что вспомнила про тот злосчастный случай, и на какой-то миг Элис даже уловила в её глазах страх. Элис вспомнила об упоминании ещё одного кельтского проклятья, «зашивавшего рот». Неужели из-за него мама молчала? Она бы всё-таки задала матери этот вопрос, но Маргарет уже прошла в спальню родителей и замельтешила по ней.       — Ах вот вы где! Мама, ты не представляешь. Этот несносный инспектор уже битый час мучит Джереми в гостиной.       Возможно, Элайза и хотела убежать от расспросов одной дочери, принявшись утешать другую, но Элис даже обрадовалась этому, да и по взгляду матери поняла, что дело серьёзнее, чем хотелось бы. Маргарет — суровая и стройная как тростинка, — сегодня с утра ничего не ела, но все списали отсутствие аппетита на неприятную встречу с бывшим, — а теперь ещё и покойным, — женихом, и только Джереми уговорил её съесть хотя бы омлета с овощами. По правде сказать, такое случалось с ней крайне часто, и в семье Маргарет всегда слыла белой вороной, но не потому, что была такой плохой, а скорее из-за того, что оставалась непонятой. Наверное, поэтому она так ценила своего Джереми: он-то заглядывал ей в рот и схватывал любую мысль с полуслова. «Ну и что, что устроилась на работу в телефонный центр? Лучше бы нашла мужа!». «В смысле тебя привлекают не любовные романы, а суфражизм? Почему ты не родилась мальчиком?!». Отец, порой, бывал с Мэгги чересчур суров, и Элис зачастую жалела сестру. Правда, заметив, что та с утра не снимала колье, которое подарил ей мистер Лоуренс, отвлеклась от своих мыслей и призадумалась. Зрачки расширились от страха. Неужели?!       — О покойных, конечно, не говорят плохо, но… — Маргарет ещё ходила туда-сюда по комнате, но её шаг казался неуверенным, и она часто жмурилась, — Эдвард Ковентри даже после смерти приносит нам одни неприятности.       — Мэгги! — перебила её мать, схватив за рукав платья, и дрожащими пальцами указала старшей дочери на колье. — Ты, что всё ещё носишь эту дрянь на шее? Сними её, если не хочешь накликать беды. Вдруг смерть Эдварда тоже их рук дело?       — И не подумаю, — фыркнула Маргарет, закатывая глаза, — это подарок моего будущего мужа. Их рук дело? Кого «их», мама?       — Это может быть опасно, Мэгги! — Повинуясь чистому порыву, Элис поднялась с кровати и поддержала мать. — Мистер Лоуренс, может, и не хотел этого, но он всех нас подставил. Думаешь, почему ты так бледна весь день? Вся вспотела, погляди!       — И Элис туда же, — разочарованно вздохнула сестра. — Я и забыла, что вы верите во всякие сказки, говорила с вами серьёзно. Лучше пойду и спрошу, как там Джереми! Если этот инспектор станет обвинять нас в убийстве…       Элис уже хотела броситься за сестрой, но у самых дверей Мэгги вдруг пошатнулась, схватилась за голову и, едва не ударившись об изголовье кровати, упала на пол без чувств.