Подарки зятя или эльфийское проклятье

      Генри Гренби привык быть хозяином положения. Ещё в те времена, когда он молоденьким констеблем поступил в Скотланд-Ярд и прошёл через череду унижений и дедовщины, Генри поклялся себе в том, что однажды все эти люди станут ползать перед ним на коленях. Так в итоге и случилось, хотя путь наверх и оказался не самым простым. Генри развёлся с женой, ушедшей от него к его лучшему другу и забравшей сына, которого он теперь видел раз в три месяца. На войне, которую прошёл «от» и «до», мистер Гренби стал свидетелем смертей товарищей, насилия и крови и пристрастился к морфию от бессонницы. Генри и сам не осознавал, насколько одинок, пока два года назад от раковой опухоли не скончалась его престарелая матушка — единственный родной человек, не считая, конечно, сына. Тедди всё ещё любил отца и каждый раз с нетерпением ждал встречи с ним, а по субботам, когда Эмили всё-таки разрешала бывшему мужу видеться с сыном…       Скотланд ярд, да и весь остальной Лондон считали мистера Гренби блестящим, умным и изворотливым сыщиком, от имени которого трепетала вся английская преступность, а юные восторженные мальчишки вроде Бобби Ковентри избирали его в кумиры. Генри бесконечно веселился, думая об этом, пока курил сигару у окна и снимал подтяжки перед сном. И хотя слава, свалившаяся на него как снег на голову после одного скандального дела с принцессой Маргарет Виндзор, и казалась ему незаслуженной, со временем он настолько привык к вниманию толпы, что не мог без неё обходиться. С возрастом характер Генри заметно испортился: от того юноши, что страстно любил логические задачки и не ждал от них ощутимой прибыли, не осталось и следа. Гренби поднабрал весу, стал посещать проституток, превратился в циника и скептика, хоть и оправдывал себя тем, что «ценил женскую красоту больше презренных обывателей», а на самом деле просто «бесился с жиру». Если раньше материальные блага не трогали его, то теперь Генри продал бы за них и родную мать. Её уже не было в живых, но пошёл бы он ради денег, скажем, на то, что навредило бы Тедди?..       — Это ваш сын? — подал голос Лоуренс, кивнув на портмоне, что торчал из кармана инспектора. — Фотография сейчас выпадет.       Кошель упал на паркетный пол, раскрывшись так, что Джереми рассмотрел щуплого кареглазого мальчонку, что держал в одной руке синий шарик, а в другой – ванильное мороженое, и это его немного успокоило. Человек, что хранил фотографию сына в кошельке, не станет его мучить!       Генри судорожно запихнул карточку в карман и, буркнув что-то неприветливое, поднялся.       — Не отклоняйтесь от темы, мистер Лоуренс, — проворчал инспектор так, будто кинул ему что-то вроде: «Не ваше дело!», и отошёл от окна: — Я всё ещё жду. Что связывало вас с покойным?       По правде сказать, этот янки очень забавлял Генри. Другое дело миссис Сазерленд, которая держалась с достоинством, хотя и нервничала — что за женщина, что за женщина! — а ведь он уже давно положил на неё глаз. Не вдаваясь в подробности, Полина рассказала ему про странную одержимость Ковентри-сына, узнав о которой Уильям Сазерленд чуть не растерзал соперника. Потом в дело вмешался старый граф Ковентри и, воспользовавшись связями, сослал Сазерленда в самую горячую точку в последний год войны, лишь бы защитить сына от позора. Никто не назвал бы Эдварда святым, но у Полины Сазерленд имелся пока что самый железный мотив, чтобы отомстить за мужа, но Генри, лицо, — увы! — небеспристрастное, с готовностью поцеловал ей пальчики перед уходом и обещал «личное покровительство». Никто не будет подозревать такую красивую женщину в столь гнусном деянии! Он-то об этом позаботится. Не безвозмездно, конечно же…       А вот Джереми Лоуренс так и не сумел скрыть перед ним волнения. Ёрзал на диване у стены и всё время оглядывался на дверь и часы, словно ждал, что с минуты на минуту здесь появится Маргарет Вудсток, чтобы спасти его от допроса. Однажды даже указал Генри на окно, подняв указательный палец в воздух, и шикнул: «Слышите? Дрель сверлит. Я бы не стал затевать ремонт в марте. Весной цены на сырьё всегда взлетают…».       — Ми-и-с-стер Ло-о-у-у-ренс, — раздражённо позвал его Гренби и покрутил на пальцах брелок с ключами от Кадиллака. — Я жду ответа.       Мистер Лоуренс вздрогнул, когда инспектор швырнул ключи вместе с брелоком в форме пивной кружки на стол, сел перед ним на диван и скрестил ноги. Друг от друга их теперь разделял только журнальный столик. Наконец, Джереми осознал, что отступать некуда, облизнул губы, поправил шейный платок и вытер вспотевшие ладони о белые брюки, постучал лакированными туфлями о ковёр. Громко выдохнул.       — Мы были друзьями, — сказал Джереми в итоге.       — А поподробнее, — сквозь зубы процедил Гренби. Если он захочет, то без труда упечёт этого шутника за решётку. Таких, как Лоуренс Генри обычно «ел на завтрак». Вопрос лишь в том, захочет ли?       — Я ничего плохого не сделал, я клянусь. Я бы не посмел…        — Это уж позвольте решать мне. Так вы ответите?       — Мы учились вместе в Оксфорде. Дружили, — нехотя продолжал Лоуренс и снова нервно кашлянул. Генри закатил глаза.       — А что случилось потом? — беспристрастно сдвинул он брови к переносице.       Джереми никогда не знал недостатка в друзьях, но одного из них — несмотря на всю его невезучесть, — всё же выделял из числа других. Каким-то необъяснимым путём они с Эдвардом Ковентри притянулись друг к другу, словно американские наследницы вроде Консуэлы Вандербильд к британским титулам и поместьям, и, хотя профессора никогда не любили Ковентри-сына, а сокурсники предупреждали: «Не водись ты с ним!», всё время Джереми прощал и оставался. В конце концов, кто, если не он?       — На этот раз «Лоуренс и Ко» инвестирует в железную дорогу Миссисипи, представляешь?! Отец может сорвать большой куш. Такого мы ещё никогда не делали! — радостно похлопал он Эдварда по плечу и предложил ему «отметить где-нибудь радостное вложение». За его счёт, конечно же!       Отец каждую неделю телеграфировал Джереми из Бостона и просил поскорее возвращаться домой, чтобы занять его место на бирже, но Джереми, ссылаясь на то, что ещё не получил диплома, продолжал вкушать радости английской жизни. Кто же мог подумать, что, отправляясь в «мрачную и серую Англию» из-под палки, он так к ней привяжется! И, даже уезжая, не раз ещё сюда вернётся…       В тот день в «King’s Arms», лучшем пабе студенческого городка, стоял такой шум, что Джереми заметно повышал голос. Музыка, — снова музыка афроамериканцев, — гремела в ушах, а нос закладывало от курева и запаха спиртного. С отстранённым видом Эдвард осушил стакан с пивом и, вытерев рот рукавом рубашки, обернулся к другу.       — Поздравляю, старина, — хрипло отозвался Эдвард на новость про Миссисипи и пьяно причмокнул, — я и не сомневался, что у вас всё получится.       — Ты в порядке? — участливо спросил Джереми, наклонившись к уху приятеля. Кто-то за их спинами присвистнул, а бармен с треском разбил графин с вином. Эдвард даже не обернулся к ним, медленно поднял взгляд на Джереми, и уголки его губ дрогнули. Когда же он заговорил, Джереми почувствовал бешеный запах перегара и табака:       — Я недостоин такого друга, Джерри. Понимай как хочешь, но ты слишком для меня хороший.       Очередной стакан опустел, и Джереми распрямился, призадумался. Как часто он слышал эти слова от других? «Оставь уже его! Не видишь, какая у него тяжёлая нога?». Но ведь… Своих в беде не бросают?       — Отец надумал меня женить, — через какое-то время заговорил Эдвард, жуя орешки в сахаре, которые бармен придвинул к нему на закуску к пиву. Чернокожий бойз-бенд перестал играть, и, пока им не нашли замену, в пабе стало спокойнее. Эта тишина нарушалась лишь шквалом аплодисментов.       — Да ты что?! — радостно похлопал его по плечу Джереми.       — Дочь отставного полковника, героя войны. Мелковата конечно, но времена меняются. Да и у её матери род тянется со двора Ричарда Третьего. Недурно, да? Но, зная отца, я рассчитывал по меньшей мере на принцессу Уэльскую.       — Какая прекрасная новость! — Джереми от души обрадовался за друга. — Расскажи, кто эта счастливица. Как её зовут?       — Она сейчас придёт. — Заметив его воодушевление, Эдвард снисходительно вскинул брови и с наслаждением похрустел ещё одним орехом. — Сам узнаешь. Вечно везде меня стережёт!       — И она действительно пришла? — спросил Генри, снова играя брелоком. Джереми спрятал от него глаза и обречённо кивнул.        — Что это за ужасное место, Эдвард? Я тебя везде обыскалась!       Когда мисс Вудсток, прижимая к груди кожаную сумочку, показалась за спиной у Эдварда, Джереми с улыбкой обернулся к ней и… замер. Для него это была любовь с первого взгляда, и, хотя перед ними на тот момент стояло множество преград, он так и не отвёл от Маргарет взгляда. От её точёной фигурки, овального личика, напоминавшего сердечко, тонких, худых пальчиков…       — Джерри, вытри слюни, а то заляпаешь пол, — в своей развязной манере хохотнул Эдвард и поддел его в бок локтем. Только тогда Джереми пришёл в себя и поцеловал мисс Маргарет руку.       — Вы правы, — проговорил он, вежливо кивая, и поднялся с высокого стула возле барной стойки. — «Не следует играть в покер, когда в доме женщины».       — Теннесси Уильямс, — быстро нашлась она и улыбнулась. — Митч. Моя сестра обожает «Трамвай-желание».       Так она ещё и умна! Джереми застыл с улыбкой и несколько секунд неотрывно смотрел в упор, не выпуская её пальцев в белой кружевной перчатке из своих. Что-то нестерпимо родное сквозило в этой тонкой, хрупкой брюнетке, и даже то, как осуждающе и непривычно она озиралась по сторонам, морщась от табачного дыма, подкупило его. «Я далеко не ханжа, — подумал он весело и азартно, как и всё, что бы ни делал, — но, чёрт возьми, что может быть прекраснее девушки, которая не ходила раньше в пабы?».       Эдвард напомнил о себе, когда шумно вернул бокал на барную стойку и развязно пошутил и выругался. Маргарет покраснела до кончиков ушей, отчитала жениха, а тот ей ответил, и они чуть не разругались прямо на глазах у Джереми. Он неловко откашлялся в кулак, пытаясь примирить их добрым словом, и в конечном счёте мисс Маргарет ушла к машине, чтобы дождаться их там в гордом одиночестве.       — Нравится? — небрежно обронил Эдвард, обернувшись к двери с двумя верзилами-охранниками, пока его друг неотрывно смотрел туда же и краснел. — Да ладно тебе! Я любил всего раз в жизни, и ты в курсе, что это не навязанная отцом невеста… Джереми знал об этом понаслышке, хоть и не помнил имени той прекрасной дамы, что так сильно запала Эдварду в душу. То ли Патриция, то ли Памела…       — Что ты там говорил про покер? — продолжал Ковентри, развернулся лицом к толпе и привлёк приятеля к себе за шею. — Здесь недалеко есть игорный дом… Хочешь попытать удачу?       — Что ты имеешь в виду?! — удивился Лоуренс, еле ворочая языком. Кощунственная догадка поразила его воображение. Даже он — пронырливый, видавший виды бизнесмен, — считал подобное непристойным.       — То и имею. Выиграешь, и я завтра же пойду к отцу и откажусь на ней жениться, — хохотнул друг, да так, будто не видел в этом предложении ничего предосудительного, — а ты подхватишь. Просто так не отдам, даже не проси. Повеселиться охота.       — Вы выиграли свою невесту в покер? — в открытую рассмеялся Генри, дослушав рассказ Джереми до конца. Да-а-а, такого даже старый циник вроде него не ожидал!        — Они бы всё равно расстались, — стыдливо жмурясь, оправдывался Лоуренс, — или были бы несчастны…        — Миссис Сазерленд говорила, — всё веселился Гренби, наблюдая за нервозностью янки, — что вчера на вечере Эдвард вёл себя с вами очень небрежно, даже угрожал. Что ещё он мог знать о вас? Что, если вы?..       — Никогда!       Генри сощурился, по привычке перебирая ключи. До Эркюля Пуаро и закрученных сюжетов Кристи им, конечно, ещё далеко, но человек, который заменит миссис Сазерленд на посту главного подозреваемого, сам плыл к нему в руки. Мотив, конечно, имелся у обоих — да и инспектору ещё предстояло разузнать о бизнесе Лоуренсов в Америке, — но если этот янки действительно нечист на руку, то всё сложится как красивая картинка. Как Генри и предполагал изначально!       — Мы разругались после того, как Маргарет стала моей невестой. Она не одобряла нашу дружбу. Вот и всё, что мне есть вам сказать, мистер Гренби. — Несколько секунд Джереми рассматривал узоры на ковре и не моргал. Затем, правда, поднялся и протянул Генри руку: — Пожмите её и отпустите меня с Богом. В коридоре много женщин. Они наверняка волнуются. Моя невеста…       Как только мистер Лоуренс заикнулся о ней, за дверью послышались возня и крики, а кто-то что-то уронил. Не дожидаясь приглашения, горничная прервала их мужской разговор и с порога бросилась к Джереми Лоуренсу.       — Мистер Лоуренс, мистер Лоуренс! — бормотала она и махала ладонями в воздухе. — Ваша невеста, мисс Маргарет…       — Маргарет? — В карих глазах американца появилась неподдельная тревога, и он в сердцах схватил Эдну за руку. — Что с Мэгги Мей? Что с ней?       — Мисс Вудсток упала в обморок. Ударилась головой. Миссис Вудсток просила позвать вас…       — Что?!       Задев по дороге несколько углов — стол, стул и две тумбочки, —мистер Лоуренс стремглав вышел из гостиной. Эдна побежала за ним следом. Генри единственный сохранял здравомыслие, шумно выдохнул и причмокнул. Он не удивится, если эта девица специально лишилась чувств, чтобы сорвать ему допрос!       Когда инспектор Гренби зашёл в столовую, то стал свидетелем весёлой — на его взгляд, — картины: Маргарет Вудсток лежала на кушетке, которую для неё перенёс кто-то из гостей-мужчин, а вокруг хлопотали мать, сёстры, отец и несколько женщин. Стол, за которым обычно обедали, передвинули к стене, поставив по центру кушетку с больной. Миссис Сазерленд делала Маргарет горячий компресс, обмакивала тряпку в воде и вновь мочила ей лоб. Её сын — должно быть, тот самый Бенджамин, — стоял за спиной у матери и жалобно скулил: «Мама-мама, что случилось? У мисс Маргарет, что, чахотка? Ну это когда кровью кашляют. Скоро она тоже будет кашлять?», и, хотя Полина очень пыталась, ей не удавалось остановить Бена, и она только молча краснела за него. Старый Вудсток катался туда-сюда на инвалидном кресле и гонял слуг за нюхательными солями и прочей дребеденью. Ещё дети итальянцев орали так, что закладывало уши, а Джереми Лоуренс стоял на коленях, держал Маргарет за руку и, зарываясь рыжей макушкой ей в платье, сокрушался: «Мэгги Мей. Ох, Мэгги Мей!».       Остановившись на последней ступеньке лестницы, Генри закатил глаза. Наконец, он приметил Роберта, стоявшего у книжных полок. Хотя бы один нормальный человек в этом цирке! Гренби подозвал Бобби к себе жестом и, когда тот сделал шаг навстречу, сам двинулся к нему.       — Что это может быть? — спросил у Полины Лоуренс как раз в тот момент, когда Генри проходил мимо. — Жар? Сыпь? Какие симптомы?       — Откуда же я знаю, сэр, — сочувственно вздохнула та, пока меняла компресс, — я ведь не врач. Но жара у неё нет.       — Это всё ваши подарки, мистер Лоуренс, — вспыхнула миссис Вудсток, косясь на колье. — Я ведь предупреждала вас об эльфийской метке. Снимите его с неё. Ей должно стать легче…       — Услышь меня святой Патрик! — горячо ругнулся Генри, чьи предки переехали в Лондон из Ирландии, и, когда они с Робертом встретились посреди столовой, обратился к остальным постояльцам: — Перестаньте ломать комедию. Если она не притворяется, чтобы сорвать мне расследование, значит беременна. Из-за чего ещё женщине падать в обморок?!       Джереми глубоко распахнул глаза и в недоумении воззрился на тестя в надежде, что полковник не поверит в это предположение. Вместо того, чтобы обрушить гнев на зятя, Вудсток только больше разозлился на инспектора:       — Что вы себе позволяете, мистер Гренби?! Между прочим, речь идёт о моей незамужней дочери!       — Знаете, какие нынче женщины пошли, полковник? Ай-ай-ай, всё уже не так, как до войны, пора бы вам смириться!       — Кто вам разрешил вести себя так в этом доме? — следом за полковником заговорил кто-то. — Вы представитель закона? Так ведите себя подобающим образом.       Этот голос, похожий на короткий, но ощутимый укус комара, заставил Генри обернуться, но каким же оказалось его удивление, когда он обнаружил перед собой не старого Вудстока или беспардонного русского, а лишь захудалого мальчишку.       Собрав руки в бока, инспектор вскинул подбородок и медленно подошёл к комарику, широко расставив ноги. Слегка склонил голову набок и, пока все молчали, затаив дыхание, спросил:       — С кем имею честь разговаривать?       — Михаэль, — ничуть не смутившись, отвечал комарик и твёрдо смотрел ему в глаза, — Михаэль Штерн.       — Немец значит, — небрежно усмехнулся Гренби, рассматривая подошвы туфель, — в годы войны повидал вас пачками. Убивал тоже… пачками.       Михаэль побагровел и дёрнулся с места, но Сесили вовремя схватила его за локоть и с силой притянула к себе. Роберт заметил это и задумчиво нахмурил лоб. Неужели?..       — Тихо, — шепнула она еле слышно, — не отвечай. Не надо.       — Этот шрам я получил под Франкфуртом, — продолжал Генри, указав на заметный надрез на своей шее, а второй рукой поправил кобуру на поясе, — ещё немного, и задело бы сонную артерию. У меня медаль за отвагу и чин капитана. Знаете, кто я такой, сэр?       — Не имею ни малейшего понятия, — ответил немец, стискивая зубы. Сесили крепко держала его за рукав.       — Я самый известный сыщик Лондона. Бобби подтвердит. Правда, Бобби? — Инспектор махнул так, словно подзывал к себе подчинённого, и от Роберта не ускользнул этот тон. Через пару секунд сын графа переборол горечь, подступившую к горлу, и кивнул.       — Правда, — пробормотал юноша, стараясь не смотреть в толпу, но всё равно увидел, как Сесили Вудсток осуждающе покачала головой.       — Я добился этого места потом и кровью. И я не знаю, что у вас там за эльфы. — На этот раз Генри пренебрежительно сморщился, сделав в сторону миссис Вудсток жест, будто стряхивал с пальцев пылинки, — или какими ещё сказками вы там оправдываете убийцу, но мой нюх шепчет, что это самое настоящее преступление, и если виновник среди вас, то я его обязательно найду. Клянусь вам Богом. Бобби! Мы уходим.       Гренби круто развернулся на солдатских каблуках и большими шагами направился к парадной двери. Потом, правда, остановился и, хитро сощурившись, указал на Михаэля пальцем со сверкающим перстнем:       — В следующий раз это вы пойдёте на допрос, юноша, — угрожал он, смеясь, и, высоко держа голову, быстро свернул за угол. — Я вас запомнил!       На этот раз Михаэль даже сделал несколько шагов вдогонку, и Сесили пришлось сказать пару слов ему на ухо, чтобы не допустить этого. Она доверительно коснулась руки этого Штерна, и Роберт разинул рот. Сколько нежности сквозило в её жестах, сколько беспокойства! Уходя, сын графа нахмурился — впервые в жизни ему приглянулась девушка, а она уже оказалась занята! — как вдруг что-то больно дёрнуло его за затылок.        — А-у!       Обернувшись, Роберт никого там не обнаружил, а тут ещё и Генри в коридоре…       — Бобби! Ты идёшь?       — И зачем он только с ним водится? — недоумевала Сесили, когда входная дверь пансиона захлопнулась, и отпустила рукав друга. Дунуло холодом. От злости Михаэль до сих пор играл желваками на скулах.       — В этих твоих снах ничего не говорилось про самодовольного индюка-полицейского? — бросил он Элис в сердцах, топая ногой, будто мул перед корридой. — Как меня раздражает этои петух!       — Ты молодец, — прошептала Элис одними губами, пряча глаза от смущения. — Молодец, что не побоялся защищать нас. Делай так почаще.       Михаэль мягко улыбнулся ей. Он всегда чувствовал себя польщённым, когда кто-то отмечал силу его духа, а Элис уже давно заметила эту его маленькую слабость и молча умилялась ей.       — Прямо как твой Брандо? — проговорил он подмигивая. Казалось, ему очень нравилось упоминать её детскую влюблённость, но у неё нашлось бы, что на такое ответить.       — Нет, — покачала она головой и посмотрела на него в упор без толики жеманности и фальши, — прямо как ты сам.       Мурашки бежали по телу Михаэля каждый раз, когда она смотрела на него выражением бездонных, как зеленоватый омут глаз с плескавшимся внутри чертями. Открыто, честно и без утайки… «Да, я подарила тебе свою самую искреннюю привязанность, но как ты с ней поступаешь? Милуешься с другой женщиной прямо у меня под носом? Не хочешь со мной «возиться», считаешь меня слишком маленькой для того, чем обычно занимался с другими девушками? Боишься осуждения моего отца, выбираешь более лёгкий путь?».       Мучаясь от угрызения совести, Михаэль посмотрел себе в ноги и смолчал.       То, что его храбрость оценили, очень польстило Михаэлю, но в глубине души — и несмотря на угрызения совести из-за Элис! — он бы очень хотел, чтобы это отметила Полина. А она всё ещё хлопотала вокруг Маргарет, которая жаловалась на головную боль и не могла подняться с места, хотя уже пришла в себя благодаря нюхательным солям и спиртному из погребов. Миссис Вудсток вскрикнула, когда её старшая дочь приподнялась на локтях и немного оголила плечо.       — Оно на тебе, Мэгги. — Уронив голову на руки, миссис Вудсток чуть не заплакала, — посмотри… Возле ключицы.       Метка, похожая на ожог в форме двух крыльев, взятых в круг, красовалась там, где долгое время лежало колье.