Одуванчик: твоя последняя песнь

Венти сжимал в руке оторванный цветок и вертел его над головой, наблюдая, как лениво бредут облака по небу с причудливыми формами: то маленькими бегемотиками, то мордочками котиков, то различными конфетами, начинающимися от завернутых в фантики шоколадок и заканчивающимися леденцами-петушками на палочке. Краем глаза юноша ловил образы и улыбался, иногда облизывался, хотя был неголоден, если видел что-нибудь, напоминающее любимую сладость; часто цеплялся взглядом за комочек белой ваты, похожий на спящего или перепрыгивающего барашка, и следил за ним до того момента, пока он, перетекая из голубоватой «реки» в розовую, после — ярко-рыжую, не становился мутным пятном. Как же хорошо! Вот бы этот теплый, почти безветренный день не кончался, но вечер уже вот-вот окутает поляну своим перламутровым оттенком света и приготовит окружающую луг чащу ко сну. Парень поднял фотоаппарат, обнимающий лямками худую румяную шею, и прицелился к одному облачку, схожему с сердцевиной цветка. Он сделал легкий снимок, используя только одну ладошку, и тихо посмеялся, посмотрев на мгновенно вышедшую картину в маленьком компактном оконце. Чудо цифровой техники! — Венти… Венти тут же сел и посмотрел прямо, откуда услышал зов. Он улыбнулся, мигом вскочил на ноги, до сих пор вертя в руках нежно-зеленый стебель. — Я здесь! Непоседа стал ступать крайне осторожно, стараясь не задавить какое-нибудь красивое растение, а то и вовсе прыгать из-за высокой травы. Это было отдаленное поле, о котором мало кто знал в населенном пункте, потому нетронутая, дикая прелесть завораживала глаза. Но, несмотря на удивительные и трудные для малыша дебри, он старался не спускать взгляда со стоящего недалеко силуэта, который выглядел холодным и крепким камнем, сдерживающим без труда поводком четырехлапого белого друга с таким же умиротворенным характером. Заходящее солнце оставляло за спиной невысокого человека, утопающего в «кустах», длинную тень, перекрывающую целую дорожку из небольших пурпурно-розовых бутонов-кружочков — гвоздики. Они покачивались на слабом ветру и слегка прикрывали лепестки удлиненными прицветниками, готовясь ко сну с медлительным упоением. — Венти… — звала фигура, заметно напрягаясь. — Да здесь, здесь! — Венти остановился неподалеку и встретил первым медленно подошедшую собаку, которая развернула выгульщика к юноше. Подняв взгляд, мальчик улыбнулся: как мило его слепой брат прижимал к себе цветы самых различных оттенков и видов, богаче цветов радуги. Наведя и на старшего камеру, мальчишка без замедлений крикнул: «Улыбнись!» и закрепил в инструменте образ голубых глаз. Затем они вместе тихо и крайне похоже посмеялись, будто эхом отразился голос одного человека, несмотря на то, что один тон был по-детски тоньше. Удивительно для братьев, что родились из одной утробы, но в разные годы! Они были крайне похожи: первенец, пожалуй, был выросшим Венти; в свою очередь Венти, моложе на несколько лет, наоборот, — детская копия, более игривая и буйная. — Если ты отходишь, то предупреждай: ветер неспокойный, я же могу не услышать и потерять, — наставлял старший братец после приятного чувства внимания. — Что ты там нашел, раз убежал? Парень на ощупь засунул маленький букетик цветов за пояс, а затем, отпустив побегать Двалина, медленно подошел, вытянув руки. Встретившись с лицом подставившегося брата, ладошки начали нащупывать горячее от солнца, как пирожки от духовки, личико. — Скай, — Венти посмеялся, когда худощавые пальцы пощекотали его щеки, — мне интересно! Почему на этой поляне растут и гвоздики, и колокольчики, и одуванчики? Разве такое возможно? И почему облака такие разные, если они сделаны из одного и того же, как читала мама? — Глупыш, — мягко усмехнулся слепец и наклонился над младшеньким, начиная тискать и тянуть за пухлые щечки. — Всё дело в нашем крае! Он волшебный, особенно эта поляна. Тут все живет по своим правилам, даже, можно сказать, желаниям. Если облака хотят танцевать, меняя форму, — они танцуют; если цветы хотят перемешиваться, строя хоровод на полянах, — они перемешиваются. Поэтому тебе стоило бы почаще гулять, пока лето, и тогда бы узнал много другого! И маму не расстраивать: она часто жалуется, что ты мало ешь и не бываешь на солнышке, оттого и слабее одногодок. Маму не надо расстраивать, понимаешь? К слову, сколько времени? Надо возвращаться… — Ну, братец! — замычало опечалившееся дитя, которое замотало головой так быстро, что послышались шлепки щечек о посторонние ладони. — Давай ещё немного останемся, хотя бы на пять минут. Хорошо ведь! — А без меня ты не хочешь никуда выходить… — старший усмехнулся и потрепал кучерявые волосы Венти, нащупав и их. — Ладно, гуляй… И Двалину приятно освежиться, а то устал на забор один смотреть! Мальчик тут же взвизгнул, обрадовавшись снисходительности Ская, и расправил руки в крылья самолетика. Он побежал по всей поляне, сжимая тот же цветок в руке, и начал измываться над слепцом, то и дело путая его слух. Устроить неожиданную игру в духе маленького, но смышленного карапуза! Его голос, шаги были то здесь, то там, а смех и вовсе эхом расплывался по всей поляне. Но Скай, как бы его не пытались обмануть, вытягивал руки, старался указать точное направление, куда отпрыгивал, «отлетал» Венти. И зачастую «ловил», выучив поведение младшенького давным-давно. Но вскоре малыш, в котором не так много энергии, быстро утомился и вернулся к старшему. Он неожиданно отдал ему растеньице, помятое за время игр, и приобнял липкой, смольной ладошкой худощавую талию дорогого человека. Слепой кивнул ребенку и прижал к себе, поглаживая по спине свободной рукой, подозвал искусным свистом собаку, испачкавшуюся в пыльце и лепестках. — Братик, а тебе какой цветок нравится? — спрашивает отдыхающий Венти, посматривая на гвоздики впереди него. — Жёлтый? Розовенький? — Жёлтый, наверное! Но ещё, может, и белый, — отвечает Скай и вздрагивает, когда пёс ложится к их ногам. — О! Как одуванчик, одуванчик! Да? — оживился любопытный маленький, начиная подниматься и опускаться на носочках. — Не совсем… — парень повертел в пальцах стебель, приспустился к соцветию и пощупал мягкие лепестки, сбившиеся в кучку, как щетинки на зубной щетке. — Тебе нравятся одуванчики, а мне — сесилии. Они похожи на звёзды, но только растут из земли. Вот так! — Тогда… Тогда и мне нравится! — закивала молодая и глупая кровь. — Хех, Венти, но ты же ни разу не видел этот цветок! — от такого заявления старший только засмеялся и присел на корточки, разматывая при ошейнике найденный поводок. — Он не растет в нашем крае. Только в ботанических садах, специально отведенных для них теплицах, но это в городе, глупыш. — Да ну… То, что я его не видел, ещё не значит, что я не могу любить! — надул щеки непоседа. — Достаточно тебе поверить. Ты больше меня знаешь, а значит не сможешь обмануть, красивы ли сесилии или нет, похожи они на звёзды или нет, даже если сам их тоже не видел. И не глупыш! Обижаешь! Скай только фыркнул и пожал плечами. Глупышом он действительно несерьезно называл младшенького. Просто взрослого в любом случае станет забавлять частая несусветица молодых и неопытных. Но это не значит, что фантазия маленьких вызывает одну злость и отвращение. Наоборот, иногда Скай сам подражал Венти и мечтал, как в своем светлом детстве. Оттого до сих пор фантазия была ого-го! Слепец потянул за ремешок песика, намекая, что пора идти. Животное тут же встало и выпрямило спину, принюхиваясь. — Фу-у, Двалин такой грязный… Надо его помыть вечером! — Венти посмеялся и пошел к узкому проходу, подсвечиваемому солнцем. — Давай, дружок, веди братца! Тропинка там! Собака бодро гавкнула и неспешно направилась следом за резвящимся мальчиком. Ребенок сорвал несколько одуванчиков и осмотрел их, слепив в ладошке. Глаза загорелись от забавного интереса: он не знал, почему этот цветок так переменчив. Весной он расцветал круглым бутоном, цветом желтка внутри яйца, а летом лепестки неожиданно становились пушинками, легко слетающими при слабом дуновении ветра. С чем это связано? Может, одуванчик любил ветерок, но ему нужно больше времени, чтобы трансформировать небольшие частички себя в парашютики? Ветер — это хорошо! Венти тоже любил ветренные дни, потому что занавески их дома забавно колыхались при открытом окне, создавая блики на белой стене; Скай сразу зовёт запускать воздушного змея с крыши, ведь там лучше всего он взлетает, как красное солнце, но зачастую малыш не выдерживает и десяти минут заворожающего любования, желая побегать с собакой в длинной щекочущей траве. — Скай, Скай! — мальчишка перестал прыгать во время походки и обернулся, дожидаясь медлительного брата. — Что, Венти? — слепец дёрнулся, будто выпал из транса. По его лицу сразу было видно, что его мысли пребывали в сосредоточении над звуками шагов, чтобы ни в коем случае не потерять непоседу. Однако иногда его голубые, как чистейшее море или то же небо, что страшно схожи цветом, пугали малыша своим пронзительным видом. Они как ненастоящие, как из фарфора на лице у куклы, нарисованные кем-то чужим, при том пугающе четко. Несмотря на их пронзительность, они всегда смотрели поверх малыша, и их слепота так же устрашала, намного больше, чем какие-нибудь лысые дядьки с бородой. — Если бы одуванчик был человеком, он тоже становился бы парашютиком? А на кого бы он был похож? — когда брат дошел, Венти ухватился вместе с ним за поводок и пошел шаг в шаг. — Я думаю, у него были бы волосы, как у овечки, если бы он был человечком! Скай задумался: его брови свелись к точке в середине лба, а уголки губ заметно напряглись, слегка подрагивая. Младший ребенок впился своими большими глазами в его мимику и наклонил голову набок. Старший был умнее, его фантазии передавались вживую куда лучше, чем у Венти, несмотря на то, что он зачастую подыгрывал детским вопросам с проявляющимся к этому интересом. — Если бы одуванчик был человеком… — повторил Скай, и на его лице отразилась теплая улыбка. — Думаю, это был бы самый жизнерадостный, улыбающийся человек! Да, у него были бы кучерявые волосы, как у овечек шерсть, очень мягкие и пахнущие сеном, потому что он всегда сбегал бы в поле и прятался, пока шел сенокос. Он живёт в деревне круглый год, а не только летом, потому у него очень пёстрое лицо, кровь с молоком, а при ярком солнце тело покрывается «рябушками», будто гречи объелся… А глаза зелёные! Белобрысый, с зелёными глазами… И играет хорошо на дудочке, завораживая этим птичек и других животных… Или на гитаре. А может и на всех музыкальных инструментах! — О, какой классный Одуванчик! — малыш запрыгал, отпуская поводок Двалина, и захлопал в ладоши, до сих пор не выпуская одуванчики. Брат и этой историей не разочаровал. Венти даже призадумался, чем же он хуже каких-нибудь сказочников. Как тот же господин Андерсен или чудесница Линдгрен, или Диснеевских пересказов историй братьев Гримм в нашем мире, не правда ли? Интересное описание, даже учёт маленьких деталей — всё было отменным; из Ская вышел бы отличный писатель, если бы он только мог хорошо видеть, что пишет и о чем говорит! — Хм, а ведь неплохо! — засмеялся мечтатель. — Но, думаю, каким бы не был этот мальчик завораживающим, мне хватает и тебя. Ты тоже Одуванчик, Венти. Скай повернул голову в сторону отзвука шагов, звонкого голоса мальчишки. Он хмыкает и, как бы не старался перевести глаза именно на лицо, смотрел только поверхностно. Затем, будто вспомнив о слепоте, поставил голову прямо и слабо дёрнул Двалина, чтобы он ускорился. Венти, хохоча от приятных слов брата, начал размахивать перед собой букетиком, который светился от ещё не ушедших солнечных лучей за ветками высоких берёз. — Я – Одуванчик! Одуванчик! — звонко смеялся парень, начиная кружиться и придерживать фотоаппарат в ладошке.

***

— Одуванчик… Парень продернул глаза сквозь тоскливый сон и сел. Он почувствовал, как позвонки содрогнулись и хрустнули после сонного затека. Рука снова онемела и посинела от привычки не менять позу во время сна, и на секунду Венти подумал, что наконец-то умер. Но отчего он проснулся, если это был не просто «белый шум» или какая-то психоделия, а полноценная история, построенное точь-в-точь на воспоминаниях детства? То же поле, те же цветы, те же ледяные глаза… Мечта скучающего человека, никак не вышедшего из прошлого. Глаза сонно заметались по комнате, но не обнаружили собаку, которая от старости иногда могла потревожить хозяина, чтобы с ней походили по квартире или поиграли в «тихий мяч» — перекатывание по полу лёгкого шара друг другу. Но старика-животного нигде не было видно, как будто и не было. Парень самозабвенно встал и шагнул, желая поискать старика, но тут же упал обратно на кровать и ударился головой об стену, испугавшись холодного предмета в ногах. Дыхание перехватило от резкой боли и испуга, и руки мгновенно закрыли голову, будто грянул гром и сразила глаза молния. До чего же пугливый малый! Подняв обратно взгляд, Венти поджал губы, поняв, что это был упавший корпусом вниз телефон с тумбы с чрезмерно холодным стеклом. Может, от его звука чувственный разум музыканта и пробудился, а может быть от сообщения, о котором подмечал желтый световой локатор в правом нижнем углу. Парень медленно, даже нехотя сел на край кровати. Перед тем, как он взял телефон в бледную ладонь, он постучал себя по голове, словно в «стоп-моушене». Поехал окончательно. Сколько ещё он протянет, одному Богу только известно. Краем глаза он взглянул на опущенную рамку с фотографией и только горько усмехнулся. Туша Венти неловко, даже скованно прилегла на кровать, на то же место, где он заснул несколько часов назад, даже не переодеваясь после позднего выгула Двалина. Прижав ноги к себе, создавая позу эмбриона, парень не дернулся, не нахмурился, когда загорелся потрёпанный экран. Словно свет ничего в глазах ему не жег. Он посмотрел, как крупная трещина разделяла время на месте двоеточия, и приподнял бровь, не увидев сообщение под цифрами. Может, показалось? Но пальцы быстро открыли главное меню, где тут же загорелся красный кружочек в СМС-приложении. Действительно, только старики пользовались почтой или старым методом, но, видимо, быстрое взросление имеет и такие последствия. Смешно до искривления. «Спишь?» — они знакомы всего-то два дня, и Венти, как бы наивным ребенком не был, до сих пор не привык к тому, что его понаписывают в три часа ночи. — «Почему-то в это время нет, — непонятно, что движило мальчишкой по ту сторону экрана, но это заставляло немного улыбнуться среди пустого одиночества. — А ты почему не спишь?» — «Кошмары», — ответ пришел не так быстро, как предполагалось, будто собеседник тщательно думал, что сказать. И выбрал правду. Венти приподнял брови и немного покачал головой: на его лице отразилось некого рода понимание, но углубляться явно не хотелось. Все-таки не его дело, из-за чего у человека это в жизни, да и порой личные расспросы только губят положение. Он смотрел в экран, стараясь собраться с мыслями, чтобы сказать что-то нейтральное и необидное, чтобы не ранить человека. Но затем расслабился, увидев второе СМС-сообщение, и удивился, широко открыв заблестевшие во тьме глаза. — «Ты не хочешь поговорить по телефону?» Даже без объяснений причины данного предложения. Просто, лаконично и смело, только явно при рассудке. Наверное, так и образуются друзья, начиная с обычных разговоров ночью в трубку. Венти просто этого не знал, но стало интересно. Почему бы не попробовать? Парень приложил потеплевший телефон к уху и прищурил в ухмылке глаза. — Алло? — шепотом произнес он через секунду.