Одуванчик: твоя последняя песнь

Сяо прыжком преодолел ущельице между бордюром и выходом трамвайчика. Он снял шапку и завертел ее на руке, сильно вспотев среди людей в небольшой толкучке. Был не час-пик, но в ветховатом вагончике кого только не было среди людей: спешивший на дом, к больному, врач, который забыл убрать с шеи стетоскоп после прошлого сеанса; прижимающиеся к окошечку щеки ребенка и его мать рядом, удивленно бурчащая всю дорогу на Сяо и его проколотое в три раза правое ухо; заспавшиеся студенты, у которых, к сожалению, пары поставили на выходной; в конце и вовсе храпел с удовольствием, как дома, лохматый дедуля в дырявеньком пальтеце, счастливее всех взятых. В общем, люди всего калейдоскопа: во всех автобусах, поездах и самолетах они есть, будто живут там. Среди них было хорошо, несмотря на то, что для парня, вышедшему в совершенно незнакомом районе, они были постороннее, чем те же люди в автобусах из его района. Сяо, увидев полутихое состояние пассажиров, сам подобрел и перестал недоумевать с поведения отца. Конечно, его работа – консультации особенно – очень востребована среди большинства людей и достаточно сильно завышает конкуренцию в области юриспруденции, по крайней мере в их районе, в котором он ведет "бизнес". Но удивлял факт "домашнего" сеанса. Появился в практике у адвоката не более года назад, а с недавних пор все чаще и чаще стал проводиться по просьбе одного и того же незнакомца. А, как Сяо узнал немного позже, консультации, разборы конкретного дела проводились с человеком опасного, ветвлявого характера, почти непредсказуемым в действиях и их ранних проявлениях, которые должны готовить к ним собеседника заранее. Если бы в прошлом Алатус услышал, как его дорогого родителя могут с лёгкостью ударить или убить (о другом он и не мог подумать при столь страшном "грязном типе"), то сложил бы руки, не ушел – сам стоял рядом с Чжун Ли и слушал беседу "лишним" лицом; если б надо было, то и вовсе не позволил сесть за стол как и Чжун Ли, так и этому "страшному" незнакомцу, выбив не только зубы, но и глаза последнему. Но сегодня, как и в будущем, это Сяо, и Сяо понимает, что Моракс, превосходный адвокат-консультант, не стал бы садиться с тем, в ком был бы не уверен на девяносто процентов и более. "Ещё есть порох в пороховницах" – даже не про Чжун Ли, ибо он никогда – ни в возрасте, ни в физической силе – не старел. Все, кто связывался с его услугами, особенно Ху Тао с ее многопоколенным бизнесом, говорили, что, будь бы законы, кодексы, суды и прочее большой ареной, где собирались умы для разбирательств сих материалов, то он, как боец, стал бы королем, даже преувеличивая "безоговорочной победой" свои комплименты. А им в ответ говорили, что никогда не стоит преувеличивать, пока жизнь течет в своем спокойном, неспешном времени, давая почву для рождения новых талантов... Чжун Ли, соответствуя разговорам тем, кто смотрел со стороны, наилучшим образом выполнял свою работу, и в данном случае страдал только сын, которого, не будь он на парах, гнали на улицу бродить и выть со скуки, пока шла домашняя консультация. Уж Сяо не выносил гулять долго и без цели: душу давняя тоска съедала. Особенно он не любил возращаться домой в побоях и крови. От такой привычки никак не мог избавиться до конца. Можно сказать, что ключевое влияние на его жизнь оказал именно Чжун Ли. Не только потому, что дал дом, безопасность и стабильность, а ещё и новые взгляды: мужчина, что было понятно по его работе, меньше всего учитывал эмоциональный спектр человека и твердил, что прежде всего нужно уметь совладать с собой в любых ситуациях, что спокойствие превыше всего. Быть непоколебимым внешне – значит обладать ясным умом. Такие понятия, как гуманность, любовь к ближнему, взрослому человеку пришлось вбивать частично дееспособному ребенку очень и очень долго, что и дало свои плоды в выборе правового факультета. Но, к сожалению, Сяо даже против холодного ножа будет кулаками вбивать в нерадивого незнакомца, даже старше на несколько лет и больше по массе, уже не нужду "поделиться" деньгами и едой, как в юности, а ту же любовь к окружающим. И пока его жалели. Так что остаётся делать парню весь день? Ноги понеслись по замерзшему тротуару, через небольшую аллею между полем – то ли это парк, то ли нетронутый кусок природы – и дорогой, откуда он сошёл. Почувствовав холодок порозовевшими ушками, Сяо нацепил коряво, кое-как шапку и нахмурился. Осень, самая настоящая, вот-вот. Невыносимая своей меланхолией и пассивной агрессией. Птицы все чаще молчат, если только не перелетают куда подальше, а деревья им завывающе поддакивают: "Плохо! Плохо, плохо! Мокро, холодно, невыносимо! Страшно!". А кому из людей не страшно из-за противных дождей, которые стали в последние годы хлеще, чем плаксивой весной? Они еще и вели себя совершенно неприлично: назидательно намекали на себя, внушали скорейший приход, а в итоге, остывая в атмосфере, исчезали на денёк или на два, возможно на неделю, пока тревожная пасмурность не начинала клокотать и не свергать с небес шипящие молнии. Осень как будто намеренно убивала равнодушием землю и немногочисленные светлые лучики в "ядре жизни" человека. И это разочаровывало сильнее, чем мертвенность зимы, несмотря на то, что Алатусу была приятна она. Снег, холод до костей, тихие-претихие вечера, начинающиеся слишком рано – сезон остывания жизни, ее временной кончины и переподготовки намного сильнее будоражил, чем "ржавая" пародия данного: совсем иные чувства. Сяо настолько задумался, что не ожидал наступить в глубокую лужу, да еще с бурным плеском. Он тут же выругнулся отборной и страшной грязью, начал смахивать тряской мутные капли, но тем делал хуже, расправляя пятна по краям джинс. Неуклюжесть в последнее время стало его вторым "Я", что странно - с какого момента все пошло по косой наклонной во внимательности? Парень при любых жизненных обстоятельствах действовал аккуратно, осторожно, словно крыса двигалась к мышеловке с сыром мимо спящего кота. Порой его тихие шаги даже пугали людей, хотя он просто желал подойти без какого-либо отвлечения от их дел. А тут вот так глупо вляпался в лужу, возникшую из ниоткуда. День назад он вылил масло более, чем надо, из-за особенной задумчивости, после чего обед был испорчен, так чуть не обжегся о сковородку. А как он ошибся остановкой позавчера и впервые опоздал на лекцию? Точно ли просто из-за задумчивости, что окутала, как пасмурные облака небо, его голову в последнее время, как перетруждающегося студента? Раздув ноздри от продолжительного, долгого выдоха, парень медленно поднял голову к возвышающимся домам и разочарованно цокнул, осматриваясь. В этом районе, на удивление, были не одноэтажные и не двухэтажные, а достигавшие до пяти этажей дома какого-то разорванного и ветхого вида. Неужели это район "мельниц" – место, откуда вытекает дорога до деревни, что находилась в двух часах езды, через поле с современными ветряными механизмами? Только он имел безусловное желание соответствовать "старой моде", даже если было достаточно финансов на внешнюю перестройку. Никто и не был против такой постановки: местным не нужно было менять фасад, чтобы изменить свои мысли, образ жизни. А для общей статистики города этот маленький, по сравнению с другими райончик, разве что-то вносит? Подумаешь, древняя часть... Поэтому яркая неоновая вывеска сразу привлекла внимание на фоне мрачных стен из коричневого кирпича, темнеющего с каждым годом после проливных дождей. Как будто что-то инопланетное, хотя это просто подсветка надписи на учреждении, офисе, которую заменили по каким-то техническим причинам заместо старой. Внешний маленький проблеск движения, маленький и незначительный, но яркий, доказывающий внутрненнюю живность здешних. И тут Сяо вздрогнул. До него дошло, словно восстало солнце при осенних тучах: здесь же живёт Венти! Уж точно помнил, что этот улыбчивый юнец как-то нечаянно проговорился: "Неоновая вывеска портит вид и слепит по ночам, если возвращаться домой в темени, обходя фонари", а так же часто упоминал, что в их квартале намного сильнее ветер, чем где-нибудь ещё. А где ветер, то там и мельницы! Сяо на миг засветился и направился дальше, позабыв окончательно про неуклюжесть, что привело его к попытке навернуться из-за дорожной ямки. Он не знал и не интересовался точным адресом друга-музыканта, но, несмотря на это, любопытство стало потихоньку щекотать в груди, а вместе с этим проявляться давно забытая мечтательность: вдруг повезет, и среди тысячи окон он увидит то самое. Потому он постарается достучаться до знакомого и вытащить на улицу. Вдвоем гулять же намного веселее! Но, уже проходя по бульварчику, через парк с высоким деревьями и гигантским дубом в глубине, Сяо хмыкнул и потёр глаз с раздражительным выдохом через прикрытую гортань, когда вспомнил о существовании телефона. Он остановился, выругавшись мягкой грязью про себя, и достал его, чуть не выронив, конечно. Да что ж такое! Рассеянный, неуклюжий, тормознутый, будто бы мальчик в начальную школу пошел! Стоило бы привести себя в порядок, если его знакомый решится выглянуть. Если уж падать, то заметить заранее и выкрутиться. Или не падать вовсе. Большой палец ритмично, делая большие взмахи, пролистывал ленту уведомлений длиннее ленты новостей. Оповещения из новостных сообществ и с музыкальных страничек мало интересовали, отчего непрочитанного все больше и больше копилось, создавая хаос, как в древнем почтовом ящике. Глаза задержались на сообщениях от Ху Тао, но не открывали ссылки каких-нибудь видео с шутками прямиком из старости или со странными вещами из серии "твоя прошлая жизнь по знаку зодиака". Парень просто сохранял гробовое молчание или отправлял пугающее двоеточие с квадратной скобочкой, коли проскакивала милая картинка котиков (что было очень редко). Однако, пока ноги шли по здешнему поребрику вдоль кустовой аллеи и мысли находились с ними, Сяо впервые заметил, что подруга с ужасающе милым оскалом чем-то похожа на того, кто ангельски мог воспеть мягкие и тяжелые ноты. Он даже удивился, как жизнь его сводит с активными, разумными и удивительно добрыми, улыбающимися ему одинаково радушно людьми. Но это, похоже, "белая" полоса, после которой он выйдет на очередную кармическую баталию. Пессимистично. Так же Сяо заметил сообщение от "Бронзового Воробья", от интернет-друга, что решил снова пристать с мировым квестом в совместной игре. Но парень не имел доступа к компьютеру, особенно твердо решился на свои мгновенные пылкие планы, не продумав все до конца. Потому сегодня "Воробей" остался без главного зачинщика-дуэлянта "Златокрылой Птицы", получив прохладные извинения.        И вот руки дошли до Венти, когда ноги свернули за угол небольшого домика в чей-то широкий и просторный двор. Куда его занесло, парень не видел: он остановился и уставился в экран открытой переписки, начиная нервно и часто сглатывать. Тут-то парень приметил на разгоряченную голову, что они знакомы не так долго, как Ху Тао, и если девушка могла с бо́льшим процентом согласиться, тем более в другой день, то в данной же ситуации выход казался скорее плачевным, чем благоприятными ожиданию. Мысли градом пошли по голове, а дрожь пошла от пальцев до плеч, поднимая волоски дыбом. Юноше пришлось слегка зажмурить узкие глаза, ощутив бремя ответственности за свои поступки и... Страх. Он впервые боялся. Он не боялся тогда, когда на него направляли сверкающее лезвие, он не боялся гавкнуть на взбесившую людскую душу, порой осмеливался пререкаться со своим отцом. А тут его окатила неожиданная тревога... А стоит ли ему вообще тревожить Венти? Сделав медленный вдох и стремительный выдох, парень ещё раз внимательно посмотрел на аватар пользователя. Он мимолётно, вздрагивающими уголками и приподнявшимися глазами оценил простой и жёлтый цветок. Не картинка из сериала или мультфильма, не животное и не произведение искусства, а просто желтый цветочек с свежими, блестящими от росы лепестками. Венти такой простой. Можно было без лишних сомнений убедиться в этом, раз взглянув в его наивные глаза, отражающие море. Всё-таки Сяо не готов поднимать трубку. Он опустил руку, медленным движением пальцев убрал телефон в куртку-косуху и с разочарованием отклонил голову. Его изрядно потрепала перемена и настроения, и настроя. Но теперь, как бы ему не хотелось признавать, придется вновь свыкаться с тем самым одиночеством, которое уже невыносимо изъедало внутри. Конечно, он мог бы поиграть с интернет-знакомым, но дома работает отец; он мог бы позвать Ху Тао, но прекрасно знал, что по субботам она, скорее, побежит к Янь Фей с целым сборником тем для разговора, а Сяо для нее в такое время был так.. парнем, что был за спиной Чжун Ли – довольно симпатичный и, по ее же словам, с "красивыми хищными глазами". Нужен ли он порой хоть кому-нибудь? Наконец-то глаза подняли взор выше колена, чтобы посмотреть, куда он пришел и как отсюда выйти. Он даже не знал, куда идет, и половина пути: поднимание или опускание ног по дороге, смена ландшафта, - прошла как-то мимо. И парня снова бросило в пылкость намерений, отчего шапка моментально и неудачно, приударив по затылку, слетела, прижавшись к груди под хваткой кулака. Его отчаянье, несмотря на заболевшую голову, снова озарилось лучом надежды, когда он увидел вдали знакомые волосы: длинные передние локоны, вьющиеся от сегодняшней влаги и блестящие скрытой, немного тусклой лазурью. Сяо встряхнулся и огляделся по сторонам, а затем подсознательно поправил волосы, шапку, оказавшаяся на своем месте, куртку и устремился неспешным, даже крадущимся шагом вперёд. Пожалуй, это точно был знак судьбы, жирный до такой степени, что невозможно не заметить. – Ты опять со своей псиной тут шастаешь?! – но впервые преграда произошла извне. К Венти вразвалочку направлялся мужчина в штанах разной подтянутости и подорванной в районе рукавов фуфайке. Желтое и заметное издалека кривое лицо сразу разбудило заспавшуюся внутри агрессию, пока хозяин белой собаки заметно испугался и схватился двумя руками за поводок, дёргая Двалина к себе. И врагу не пожелаешь встретиться в спокойный день с "соседом сверху", веселье которого превращалось в твой личный кошмар. Сяо по опыту знал, какие представления иногда выкручивают данные индивиды. – Он не кусается, я ведь говорил, что... – Венти недоуменно похлопал глазами и шмыгнул розовым носом, поглаживаниями успокаивая пса, чья шерсть встала дыбом, а прямая морда оскалилась перед угрозой. – Да мне п-похуй! – это недоразумение не только перебило, но ещё и рыгнуло в пьяном угаре, давая Сяо толчок к тому, чтобы затереть кулаки, сгорбиться в позу пугающей горгульи, слетевшую прямиком с башен готического собора. – Я, блядь безобразная, предупреждал тебя, что если увижу без намордника твою шавку здесь, то вырежу нахер ее и тебя! Тебе недостаточно одного раза, а? Или мне тебе рот порвать, чтоб хорошенько е-ебнуло и запомнило? – Мы сейчас же уйдем, простите, – каким бы странными и, может, смешными не были угрозы "синячего", но собачник, не ожидав такого расклада, по-настоящему потерялся: его глаза забегали по земле или вдоль собаки и чужих шагов в рваных кедах, а руки затряслись не только от холода, побледнели до цвета костей не просто так. Сяо не сдержался. Понятно и так, что даже на прогулке с мало знакомым человеком он влез бы в драку, чтобы защитить невиновного, настоящую жертву. Оттого он и пострадал недавно. Только-только избавился от пластырей – урок, скрежета зубами, не мог принять. Парень ускорился и вовремя встал невысокой, но угрожающей фигурой, будучи на одинаковом расстоянии между прогульщиком и "бандитом". Скрючив морду, парень приподнял левую ноздрю с бровью и вытащил прямиком из кармана джинс свое опасное оружие, которое на самом деле таковым не считалось, но очень угрожающе выглядело, - складной "ножик", который мог быть и вилкой, и открывашкой шпрот с консервами, даже откупоривателем проб шампанского. Не иначе, как демон, особенно когда волосы растопырились, повылезали из-под шапки и встали от ушей колючками. – Ты берега попутал, дружок? – притворяться агрессивным псом он умел и лицом, и манерой речи: голос понизился и его шипение произнеслось четко и громко, а главное – угрожающе, несмотря на монотонность. Храброму на вид пьянчуге хватило только вида острого лезвия. Его жёлто-синее лицо вытянулось, рот выдохнул до последней нотки алкоголь, а зрачки полезли за лоб, чуть ли не западая в мозг. Он развернулся, приподняв воротник чёрт знает какой куртки, закашлялся и, сделав вид непричастности, поспешил куда-то в сторону. Куда? Он сам не понял, потому что даже со стороны было понятно, как "интеллигентного" мужчину волновало из стороны в сторону, даже напороло на мусорный бак. Сяо же надеялся, что отправится онный прямиком на те же слова, какими раскидывался из личного словарного запаса – на хуй. – Ясно... – защитник расслабился и сам откашлялся, так же сделав вид, что ничего не было. А ведь все могло начаться дракой, если бы Алатус решил всерьез зарядить кулаком-пулей между глазами непутевому гражданину. Но, к счастью, обошлось, и этого достаточно. Сяо преспокойно прибрал ножик-пугалку обратно, да поглубже, чтобы не выпирала и не напрягала других. Облегчения приносило и то, что он без последствий, можно сказать, спас другого человека. И только потом дошло, что это выглядело как невольная отдача долга за первую помощь и одновременно спектакль двух психов. – Сильно испугался? – парень привычно нахмурился и, развернувшись, слегка дёрнул головой в нервах. – Ого! Теперь я понял! – Венти, испуская дух, засмеялся и начал вытаскивать изо рта пару прядей, залетевшие с ветром. Сяо приподнял бровь и недоуменно посмотрел на улыбчивого парня. Затем он оглядел его четырехлапого друга и очень удивился, как тот со слегка острой мордой сидел смиренно и тихо. Вроде и выглядел так, что был готов прокусить шею зверька за считанные секунды, но, видимо, аура хозяина на нем хорошо сказалась: такой милый с острым взглядом, что даже кошатник мог невольно смягчиться. – Ну, я понял, почему ты так легко ввязался в драку тогда, – юноша поспешил пояснить, испугавшись молчания. – Ты совсем не думаешь, а ведь он мог и вдарить по тебе, осмелев! Фух, а я думал, что теперь-то точно помру, ха-ха... Ты супер как вовремя оказался здесь! Спасибо! А что ты тут делаешь? Венти расслабил поводок и заболтал руками под длинными рукавами. Он выглядит нелепо мило в пальто, что было слегка больше, похожим на детализированный бирюзовый плед. Парень так же успел поправить тусклый беретик, который до этого чуть не улетел от резких движений самозащиты. Но при любых движениях он не отводил глаза от белолицего собеседника, пронзая холодом прямоты страшнее, чем дыхание из носа Двалина, что решил поинтересоваться новоявленной фигурой. – Отец сказал прогуляться, да вот как-то дошел до сюда, – Сяо расслабил взгляд и даже слегка округлил лисью форму век, поджимая губы при наблюдении за любопытной собачкой. – И вспомнил, что ты здесь живёшь. Хотел пригласить прогуляться, раз так вышло. Вот не туда завернул – и тут же на тебя наткнулся... У тебя всегда так с соседями? – Нет, что ты, – Венти шикнул на четырехлапого и отдерунул к своей ноге, стараясь не смущать, – через день. Через улицу есть очень популярный бар, в который любят ходить эти... Говорят, что молодому хозяину нет дела до заведения большую часть времени, потому что раньше, при старом, его папеньке, оттуда не выходили табунами пьяные до ватных ног. Но понять его можно, зная, что произошло с его отцом недавно – моя семья была знакома с ним. Вот, хотел туда устроиться, а потом этот мужик начал докапываться до меня уж более требовательнее, да только по утрам, в таком состоянии. А ведь раньше просто свистели, если поздно ночью выгуливал, или грязью поливали за спиной шутя, пока шли рядом по домам, а он... Я испугался за себя и отбросил идею баристы-коктейльщика. – М-да, если бы ты там ещё и работал, боюсь, ты бы чокнулся, – кивал болтающему Сяо, невольно заинтересованный в маленьких деталях чужой жизни. – Я и без того чокнулся, – Венти мгновенно ответил и неловко посмеялся, не подумав. – Но видели бы они меня в пьяном виде... Ух, помню тот раз, когда подруга из универа меня часа два пыталась разбудить, думала, что у меня деньги есть. А мы оба кошельки забыли, хе-хе! Наверное, меня бы и не взяли после того инцидента: до сих пор обещаю занести сумму, но никак... Думаю, как только запахло бы от меня перегаром, от меня эти выродки бы сразу на километр отошли. Я поистине страшен после двухлитровой! Веришь? – Страшно поверить, – невольно улыбнулся острыми клыками другой. Венти посмеялся и слабо дёрнул Двалина, заставляя спокойного и старенького пса встать. Животное с хриплым тяфком размялось и горделиво выпрямило хвост, повело за собой двух недотеп с видом настоящего мудреца. Сяо внимательно проследил за ним и быстро заметил одну очень интересную деталь. Двалин, несмотря на внешний облик, сильно напрягся и насторожился, поставив хвост параллельно земле. Его нос часто задышал, а глаза, достаточно умные для простой дворняги, ловили каждое лишнее движение, из-за чего на несколько секунд замедлялся или останавливался. Пёс будто смотрел за глаза хозяина и направлял его, как повадырь. Но Венти же не немощный. Он даже не замечал неординарный характер хвостатого дружка или просто знал, но не придавал значения. А может это просто так кажется, что он ведёт слепого, а на деле это какое-то психическое отклонение или чистая старость. Сяо плохо разбирается в таких темах, интересуясь больше усатыми. Но что такое странного случилось с собакой или в ее жизни? Вдаваться в подробности парень не стал, только сильнее заинтересовался. – Как ты попал на день открытых дверей? – тишина между низкими юношами висела недолго, дала передохнуть от увиденного. – Ты разве не спрашивал? – Венти крайне удивился такому вопросу и почесал небольшой лобик, прибирая чёрненькие локоны за ухо. – Не помню, – Сяо смутился, правда не помня. – Но ты можешь рассказать ещё раз, вдруг что-то упустил. – Ну, что тут упускать! – юноша тихо посмеялся, как ветер вздрогнул колокольчики на балконах соседей. – Я отыграл бесплатное выступление в одном кафе где-то в твоём районе, когда так же прогуливался мимо. Часто гуляю по всему городу на самом деле. Ну, а тут впервые попал на вечер, где любой желающий мог выступить. Вот один из посетителей оказался тем учителем, как его... Лю Су! Позвонил спустя две недели, по-моему, пригласил поддержать сценку; репетировали с ребятами и сыграл. Но я и не предполагал, что мы вообще ещё раз встретимся, хотя, по правде, я переживал – откинулся ты, или все нормально. – Хех, если бы ты знал, какой я крепкий, то удивлялся бы обратному: как же мне не досталось больше, – Сяо изо всех сил старался идти в темп шагов медлительного одуванчика и собаки, но все равно заходил вперёд и периодически останавливался. – Ещё раз спасибо. Тебе было трудно таскать какого сумасшедшего на плече, поэтому... – От постоянных извинений один чиновник умер, знал? – глаза парня блеснули, несмотря на пасмурность, и он, без всякого на то стеснения и приличия, прервал Сяо. Сяо вновь встал в ступор от таких остроумных шуток, непонятно шуток ли вообще. Он натянул по самые уши шапку и повертел в подмёрзших пальцах правые серьги, а затем внимательно и пристально посмотрел ещё раз на Венти. Парень и сам слабо усмехнулся, когда, несмотря на то, что никогда не интересовался чем-то фольклорным, понял, к чему тот клонит, и немного покраснел, начиная растирать ладони друг о друга. Язык сдержался, чтобы не извиниться за свою назидательность. Право, что он так волнуется? Вместо этого он решил повернуться в другое русло разговор, более приземленное: – Где ты научился играть? – Тебе зачем? – тут же послышался вопрос, настороженный и немного напуганный. – Я уроков не даю, сам едва что знаю. Самоучка. Так что ты не строй из меня культ талантливого музыканта, хитрец! – Я и не строю, – и снова ступор, – ты правда хорошо играешь... Я интересуюсь, потому что мне интересно, что ты еще умеешь. – Что умею еще играть? Хм... Венти начал теребить кожаный поводок, внимательно пялясь на свою потерянную в рукаве руку. Сяо приподнял бровь и расслабил внешне кулаки, начиная невольно поправлять браслеты на запястьях и кольца, которые почти никогда не снимал. Настоящее напряжение ненадолго повисло над их головами и заставило поднатужить умы: Венти, похоже, собирался с мыслями, а вот Сяо задумался, правильно ли он подошел с таким делом. Может, настоящих музыкантов вводили в неловкость столь забавные вопросы? – Вообще-то мне нравится перепевать некоторые группы или песни, – наконец заговорил юноша, поправляя, не вынимая пальцы из тепла, шапочку. – Это учит использовать все больше и больше новых техник, подходов, способов извлечения звука. Лю Су указал в спектакле использовать определенную мелодию, она относилась к восточной классике. Обычно какие слышу, такими и увлекаюсь в учении, а это может быть и рок или его разновидность, джаз или блюз, даже синти-поп. Правда с жанрами электронной музыки всегда проблемы, акустическая база для такого почти не предрасположена: зачастую музыку вытягивают спецэффекты, наложенные заранее на электрогитару, помимо всегдашней массовки из барабанов, баса и синтезатора. В одиночку какой-нибудь хардкор сложно провернуть, а потому с моими пальцами это звучит печально. – Печально? – уточняет Сяо. – Мои каверы больше похожи на то, что играли жанровые родоначальники из известных шестидесятых-семидесятых. Поэтому, можно сказать, "печально" в значении "легкое уныние". Мне трудно передать жесткий бас на акустике или переливы электро с последующей длинной задержкой, потому что струны базы не предназначены для этого, в пуговку нечего втыкать для динамиков. Можно сказать, такая изначальная предрасположенность: где нет разъема, там и не будет провода.... Ох, надеюсь, я не заговорился! Я правда не знаю и половины того, что трактуют в консерваториях! Поэтому не полагайся на мои слова, что где-то не такой звук или другое: у человека, которого есть предрасположенность к такому, даже на калькуляторе получится сыграть мазурки и балет. А я так... Для себя. – У тебя приятный голос и игра. Не понимаю, чего ты так боишься, – с прикрытыми глазами покачал головой пугающий парень, – но твое право. С другой стороны, выставлять себя всезнайкой тоже нехорошо – больно потом оправдываться, если что-то идёт не так. Несмотря на убеждения Венти, что он ничего не знает о гитаре на уровне профессиновалов, достаточно понять по горящим глазам, что музыка значила в его жизни. Когда люди говорили о своем главном увлечении, их глаза ярко загорались, отплясывали зведочки в зрачках, а язык так распоясывался, что часами мог болтать о малейших деталях дела. Лица, руки, смех – все говорило о том, какое счастье быть здорово увлечённым. Но удивляло Сяо то, что, несмотря на первое качество, Венти начинал умалчивать, избегать и недоговаривать, хотя недавно мог бы с лёгкостью рассказать о чем-то другом, как о том приключении без кошелька; детские большие глаза принимали ещё более холодный и уже взрослый вид при одном упоминании о музыке, несмотря на ярчайший блеск вглуби. Казалось, что музыка – слишком важная, но не менее таинственная часть жизни простого и милого юноши. После слов собеседника Венти расслабленно выдохнул и потеплел. Немного осмотревшись и приготовившись, он сам поддержал: – А сам играешь? – Только не на музыкальных инструментах. Даже детский ксилофон плакал бы под моими руками, – Сяо неловко помял костяшки. – Но я люблю слушать. По большей части это что-то из того же панк-рока. Слышал когда-нибудь "MCR"? – Предположим, я слушал в какое-то время один из их альбомов, – Венти смутился, издав лёгкий хихик. – Мне понравилось, но на постоянной основе – не мое. Заставляет испытывать некую рефлексию, аж тяжело становится. Сяо обрадовался, его брови ещё большей дугой приподнялись. Он ожидал либо отрицательный ответ, либо слишком яркое удивление, вводящее в очередную неловкость, говорящее: "Ты слушаешь их? Серьезно, в наше время?". А в наше время это стало легендой. – Мне... Честно говоря, по душе приходится только классика, – Венти вновь неловко хмыкает, прижимая вплотную к телу руку. – Да, играю я разное, но истинные чувства у меня всегда вызывает что-то из авторства старых маэстро, как Бетховен, Моцарт. Особенно музыка Рахманинова. Иногда во сне мне снится романс "Сирень". Без слов, только музыка в голове разливается. При этом наступает какая-то легкость. Будто смысл звуков пианино – оживлять душу! Сяо еще больше открыл глаза от удивления, а затем медленно кивнул, испытав легкое и приятное, кольнувшее кожу чувство после нового факта. Каким бы внешне не казался человек, а в душе у него распускается, например, сирень вперемешку с желтыми звездами. Парень смог впервые, невольно уловить цветочный запах, пропитавший одежду его собеседника, и окончательно растаял, прикрыв глаза. Может, это чистое видение, галлюцинация, но, тем не менее, приятное. – Удивительно. Я знаю только отца, что иногда засиживается в кабинете под мелодии бесконечного гуциня или флейты. Тоже своеобразная классика, больше народная даже. – Ты меня так и хочешь сравнить с каким-то дедом... Ой, прости! Они оба засмеялись. Венти звонко, ярко, выкладывая наружу всю бескорыстность и несерьезность. Сяо тихо и неохотно, боясь вовсе не столь острой шутки или вновь впасть в краску, а просто смеха. Даже подсознательно сковывал уголки, серединку проколотой нижней губы, но все равно издал краткие "ха-хах". – Быть дедом неплохо, – продолжил тот тему. – Моего отца все уважают, хотя ему не пятьдесят, чтобы считаться стариком. Он, вроде, слишком рано вырос и, несмотря на порой наивность характера, всегда знает что делать. Он имеет большой опыт в самых различных сферах, и у него почти всегда найдется ответ, рука для помощи. В этом и смысл "деда" – слишком стар для своих лет. И ты кажешься таким же: что-то тоже заставило тебя повзрослеть. Маленький мудрец. – Не забывай, что я старше, – съехидничал Венти и запрыгнул на бордюр, опуская поводок на запястье и выпрямляя руки по бокам. – Но ты почти прав! Я и правда умен не по годам. Каждый так подумает, увидев, как я мастерски мешаю виски с колой в седьмой раз! – Да ну тебя! – тут Сяо не сдержался и громко изошелся в хохоте. Но когда он успокоился, то потупил взор и ярко покраснел от слов Венти, высказанные спонтанно, но с ослепительной улыбкой: – У вас с папой, кстати, очень красивые глаза! Стеснительный парень на такое промолчал, только натянул шапку себе на брови. Они вышли на узкую мостовую между домами, покрытыми отделкой, схожей с березовой древесиной, хоть она сильно запачкалась за все время от дождей и грязи. Здесь было ни души, как и раньше, где проходил Сяо, после трамвая. Словно сегодня ветряной район заснул или жители сговорились о домашнем своеобразном празднике: все сидят дома в кругу себя или семьи, греются о скучноватые и затянутые телеканалы или шоу, готовят имбирные, песочные, пшеничные печенья и посыпают их шоколадной крошкой. Сяо, глубоко одинокий внутри, точно бы не выжил, если бы шел сейчас по протянутой вперед дороге из кофейных камней под звук свиста ветерка, краем уха слыша где-нибудь арию сойек на ветках. Он привык к одиночеству внутри, знал, что все переживания, недовольства чем-либо, вся агрессия и злость будет понята другими неверно, иначе – проигнорирована, но до сих пор покалывает, сжимает внутри. От его чувств отказались даже бывшие друзья, которые были рядом... Когда? Сейчас ему двадцать один, самый расцвет для юноши. Значит десять лет назад Алатус последний раз смотрел вслед уходящему человеку в фиолетовой бандане, закрывая на свинцовый замок самые страшные мысли и чувствуя себя предателем. А сейчас ему хорошо. Даже с Ху Тао, энергичной и милой девчушкой, над чьими шутками смеется даже висельник, ему не было так спокойно, как с Венти. Он не носился по слабо знакомому месту, как угорелый, перепрыгивая с одного решения на другое и разрывая голову пополам. Разговоры ни о чем или о музыке убаюкивали его и одновременно заставляли дышать по-новому. Хотя что было в них такого особенного? То же можно услышать и в университете, встав около клуба музыки, то же самое можно было слышать и от Ху Тао. Однако не с той атмосферой и душевным освобождением. Подняв голову, парень поймал секундный полет листа, его предсмертный танец и оседание на землю. Сяо, томно вздохнув, негромко сказал, не удержавшись: – Спасибо. – И тебе спасибо! – он понял?