Одуванчик: твоя последняя песнь

— Где были? Сяо смотрел, как две всплывшие чаинки плавают на поверхности. От малейшего ветерка, создаваемым ртом, периодечески вздыхающим, они сталкивались, поначалу топили друг друга, думая, что места не хватит в большой чашке, а после обнимались, укруживаясь до того момента, пока не расплывались по стороны к краям. Все это происходило за считанные секунды, но повторялось не раз, не два, пока юноша, клевавший носом, думал о своем и томно вздымал грудь до предела. А думы его крутились вокруг недавних событий. Точнее, прокручивали вход, произошедший несколько минут назад, в дом в голове, в попытках переварить и что-то найти потаенное: Венти вошел первый и остановился в шаге от двери, ожидая Сяо, который точно знал, где включить освещение. Но не успел войти младший хозяин, как старший, со сложенными на груди руками и блеснувшим в коридоре фонарного света взглядом, встретил их приветствием и холодком. Как только уличный свет сменился домашним, Сяо и Венти поздоровались с сразу помягчевшим Чжун Ли, который на самом деле, сияя сдержанной, едва приподнятой улыбкой, был таким же гостепреимным, как при любом госте, — очень сильно человека меняет направление и мягкость световых лучей. Сяо думал, что ему конец, как только мрак поглотил высокую фигуру, но и облегчение не настало под драконьим взором приглашающего на чай. Последующе удивляло, что мужчина, не спавший так поздно, пока не задавал лишних вопросов, учитывая, как на него самого появление Венти должно влиять хоть капельку — уж о нем стоило бы поговорить, как о нежданном госте. Все сели спустя пять или менее минут и обхватили белые керамические чашки из серии «Язык цветов»: Чжун Ли сжимал одну с рисунком герберы, Венти — с пушистыми одуванчиками, а Сяо — с ромашкой; когда-то Моракс купил целый сервиз, включая чайничек, на блошином рынке ради красивой картинки и лишь недавно откопал в закромах домашней кладовки, протер от пыли и излюбил пользоваться вечером или во время бесед. И только тогда, когда черный чай заполнился до краев трех чарок, Чжун Ли задал хоть какой-то вопрос, ожидаемый так Сяо до этого, и даже повторил его… — Где были? — ввиду «глухоты» сына. Отец ждал ответ, испепеляя добродушным взглядом бледноватое лицо мыслителя перед собой. Он ждал именно сына, а не ответ гостя, высказывая почтению парню с гитарой тем, что не донимает и дает с интересом изучать коллекции аксессуаров, картин и интерьера только в одной комнате. Пусть о госте тоже стоило бы высказать словечко. — А? — действительно пришлось повторять трижды. — Мы просто гуляли на свежем воздухе. — В парке, по городу? — мужчина сразу встретил ответ вопросом, отхлебывая с негромким сюрпом. — В лесу, — как бы не намекали быть меньше «воды в рот набравшим», Сяо отвечал однобоко, без энтузиазма, кратко: он был очень уставшим, и только его расстройство сдерживало от сонного обморока в кружку. — В лесу? Что же там такого? — а Чжун Ли не отставал; как папа, он желал знать почти все, что делал его сын, который творил неожиданные вещи, такие как ночной побег на прогулку, и, желательно, контролировать по мере возможности, чтобы не создать беды семье и окружающим; само нахождение прогулочного маршрута в лесу немного напрягало взрослого, который знал, что такие вещи, дальние от комуникации с цивилизацией, могут плохо и неудобно заканчиваться. — Э-э… — парень посмотрел прямо на Моракса, уже не видя пелену раздумий, а затем перевел мутный взгляд на чашу. — Цветы были интересные. В них спят светлячки. А еще небо видно лучше, чем в городе: Венти рассказал мне про созвездия. — Ах-ах-ха, Сяо! — дружок мгновенно вышел из личных переживаний, тут же посмотрев на болтающих, и слабо ткнул локтем в бок соседа с ромашкой. — Брось, я почти ни одного созвездия не знаю. Я только «Ковш Большой Медведицы» показал, только и всего. — Значит, те цветы и вишни были не созвездиями? — приподнял бровь Сяо. — К сожалению, — Венти потер красный нос и захихикал в кулак, — к сожалению, нет, прости. Просто часть воображения, как если б я говорил про облака: тоже можно увидеть все, что на уме. Кое-кто не сдержался, и они сразу отвлеклись на тихо, сдержанно смеющегося Чжун Ли, удивились, как если б не было повода к смеху. Но если Венти поддержал хохоток безобидным хихиканьем, то Сяо нахмурился и почесал голову, спутав между пальцами волосы. Его мысли вновь отвлеклись, но не на неловкость положения, в котором он оказался по невнимательности и неспанья, а на отца. Было что-то такое отличительное в поведении, что могли заметить только близкие, — другое, чужое, под гнетом собственных мыслей выродившееся. Он тоже изменился. Стал более нервным, как предполагал парень: легко заметить крепкое сдерживание чашки, как если б она без этого упала, убежала или разбилась, хотя во время смеха не случалось никогда, что пальцы не закрывали хотя бы часть губ. А его глубокий взгляд то и дело смотрел мимо, даже если вопрос был обращен к человеку перед собой. Он чего-то ждал? — Сяо, если тебе интересны гороскопы и астрология, я могу дать почитать книги об этом, — вернулся Чжун Ли к разговору, когда поутих. — Я рад, что ты стал все больше интересоваться миром вокруг. Учёба ведь не единственное, на чем свет стоит. — Боюсь спросить: неужели Сяо отличник? — вставил слово Венти, и уже дальше говорили только они вдвоем, как давние старики за игрой в шашки или карты, обо всём, что придет в голову; а Сяо не возражал, вновь окунувшись в сонливые мысли и тревожности. — Я думал, Сяо рассказал об этом хотя бы случайно. Но он даже в очевидных делах стеснительный, оказывается… — О, нет, мы просто не интересуемся оценками и прочем, как если бы были моложе, учились в школе, я думаю. Есть интереснее темы. Однако не могу согласиться, что отличие в учёбе — очевидность: когда смотришь на Сяо, скорее, думаешь об обратном. На секунду виновник торжества вышел из забвения и бросил хмурый, мало довольный и, тем не менее, незаметный взгляд на болтуна. Гром слов осенил его ненадолго, и в первую очередь его мысли были, как: «Чем я похож на ходячего неуда?». Но легкое касание к середине нижней губы, затем более осознанное к правому уху, и Сяо нашел ответ быстрее, чем предполагал: незаметный гвоздик, который даже он иногда терял из виду, закреплял уста, как и во втором в три раза держал мочку такие же два по виду аксессуара, как третий, в середине, отличался — солитер. Он вспомнил еще про татуировку, невольно скользнул взглядом на плечо и положил ладонь поверх рукава всегда черного наряда. Его поведение было таким же мрачным и излишне подозрительным. Его повадки были пугающими. И то, что в джинсовке он держал раскладной инструмент, мог рассказать о многом верном и неверном. Иной верно подумает — бандит, а там недалеко ярлык индивида, который не развивается, а только банку пива по дивану катает, сидя на шее родителей, да бьет всем рожи. «Факт», созданный на опыте социума. В наше время все еще не привыкли к вещам, «уродующим» храм тела; от стереотипов, укоренившись века назад в обществе, невозможно избавиться, что уж ставить конкретное время к тому, когда они расколятся. И Сяо, поразмыслив, согласился с Венти, хотя разговор был не совсем об этом. Даже задумался, стоило ли тогда слушать Ху Тао и пробовать что-то молодежное, а потому снова потерял нить разговора. — Книгу редко судят по обложке, — был ответ старшего. — Хоть Сяо может быть по-настоящему страшен, все же по одному проницательному взгляду понятно, что он далек от такого. Если бы я не знал сына, я точно допустил бы мысль о хорошей учебе, как и мысль о том, что он сам собой хорош. — Мне не достает, наверное, этой проницательности. Я еще не дорос. Но, кажется, сейчас мне достаточно понимать Вас: на той лавке ни живым, ни мертвым Сяо не казался мне убийцей; я сразу подумал, что кто-то посторонний постарался, потому что, хах, потенциальный маньяк точно так не лежал бы. К тому же… О, как Вы справились с перетаскиванием такого тела, когда я Вам передал? — По мне не скажешь, но Сяо я всегда мог носить терпимо и без проблем; десять лет назад было еще легче. С виду тело достаточно подкаченное, — мужчина отвел руку в сторону сына, — что должно добавлять веса из-за мышц, рост тоже внушительный, взрослый. Но это уже неочевидная вещь: у него легкость и гибкость, если бы он был пушинкой, — взгляд мимолетно скользнул на чашку Венти. — Поэтому я управился… Обобщенно, быстро. Только мое волнение мешало, правда. А Вы как добрались домой? — Тогда же был час ночи, верно? — Эх, последние деньги на такси взял, — покачал головой парень, — не повезло мне далеко жить. — Почему не сказал? — чуткое ухо снова очнуло недавний предмет обсуждения, выводя из образа «Мыслителя»; парень вскинул голову и оказался вплотную лицом к повернутому Венти, но тут же выпрямился из позы горгульи, убрал локоть с колена на стол. — Я вернул бы… — Нет, — и Венти сразу закрыл ему рот мягким жестом: прикрыл грубыми кончиками пальцев. — Сказал вчера-сегодня уже. Забыл? Сяо подумал и кивнул. Он потер пальцами лоб и уже вслушался в разговор, когда Венти кивнул в ответ и повернулся к мужчине напротив. — Хм, — улыбнулся Чжун Ли. — Если Сяо готов возместить ущерб, то я советовал бы принять его. Как никак, ты, — пронзительный золотистый взгляд внгвь застыл на сыне, — оказался достаточной проблемой для незнакомца. — Никакой проблемы он не выказал! — вступился удивленный Венти, почесав носик. — Маленькое неудобство, всего-то. — Но, надеюсь, Сяо извинился? — Так много извинялся, что мог стать одним чиновником, — неожиданно сказал Сяо и невинно похлопал глазами. — Я не по этому хотел вернуть деньги. По дружбе. Парня задело, как отец выразился по поводу денежного возмещения. Ведь сейчас он был побужден к тому, чтобы не изношать и так дырявый карман ветреного приятеля, и по различным поводам помочь и чутка залатать его, хотя бы нитки дать. Даже не в целях извиниться — до этого он сказал все, что мог сказать по инциденту, словами, больше от него не ожидали, так зачем ему навязываться? При этом голос мужчины, тихий, но твердый, ушел в не ту ноту для слуха, что сильно встревожило; как будто он предполагал сына в откупе, зная его нелюдимость, или думал о несерьезном отношении к такой ситуации. А представлять легкомысленного серьезного Сяо… — Прости, — Моракс сразу осознал ошибку и покачал головой, — не так выразился. Подумал, что ты еще не извинялся, а ты вот как, уже одной в могиле от перенасыщения духовного… — Ха-ха! — прыснул Венти и мгновенно замолк, когда неловкость еще больше нависла за столом. — Так… Я рад, что мы поговорили с Вами, Чжун Ли. Но, думаю, всем нам нужен отдых — очень поздно. И я пойду в уборную подготовлюсь. — С ночевкой? — удивляется Моракс, смотря вслед уходящему музыканту. — Я пригласил: и правда поздно, а до дома далеко, — негромко отвечает Сяо. — Но ведь ты мог оплатить ему такси? — Ты против? — Напротив: я очень рад, что ты наконец-то сделал что-то людское. Но о таком стоит говорить немного заранее. Они замолчали ненадолго. Переглядывались друг на друга в тишине. А затем Сяо опустил взгляд на танцующие чаинки и вновь нахмурил брови, подавая голос: — Почему ты не спал до сих пор? — Тебя ждал. Мало ли, снова явишься, как недавно. — Это возможно, — парень даже опешил от очевиднейшего, однако поскорее взял себя в руки, — но ты до сих пор чего-то ждешь? Но мгновенного ответа, как ранее, не последовало. Мужчина проскользил взглядом от уставившегося вновь Сяо в открытое, с убранными жалюзи окно, молча постучал по столу пальцами неопределенное количество раз и остановился всем телом. А сын только недоуменно похлопал глазами и набрал в рот чая, самозабвенно пополаскав внутри десны и проглотив. Он приподнял бровь, пялился до прожженной точки под уголком подкрашенных красным глаз и ждал так же терпимо, но беспокойно. — Не жду, — пролетел вздох по комнате, и Чжун Ли опустил голову на подставленный кулак, забвенно проведя большим пальцем с кольцом по губам. — Странно, что ты надумываешь себе такое лишнее. Разве чего-то можно ждать другого? — Не уходишь ли ты от ответа? — фыркнул Сяо. — Мы так и не закончили наш прошлый разговор об этом. — Я всё еще не готов его продолжить, — помотал головой мужчина и отпил чай. — А если бы был, то сейчас точно не время для данного. — Хорошо, — через силу не стал спорить юноша. Но одно Сяо понял точно: эта «неготовность» связана напрямую с рыжим мафиози. Он стал судорожно массировать лоб сложенными лодочкой пальцами и хмуро смотреть на чаинки, осевшие в конце концов на дно. Голова сразу заболела и отдала едва ли не в оба глаза мгновенно, как будто бы слова из рта противоположного вылетели булавками. «Что же мне делать? Он взрослый, опытнее меня во множестве вещей; говорить прекратить не только неуважение к его личности, не только недоверие, но ещё и самая настоящая глупость. И права никакого нет: ничего не знаю, не мое дело все-таки, да и чересчур нагло так часто поднимать тему об этом… Так что, мне теперь вовсе забыть о папе, о всех его добрых и великодушных делах и пустить на самотёк, чтобы потом эта река зажгла пожар? Разговором не поможешь, но и ничего не знать не вариант. Предупрежден — вооружен. Но как мне узнать хотя бы причину связи?» Янтарные взгляды блеснули от отразившегося света в зеркале Венти, который вернулся и осматривал прическу, слегка взмокшую в челке, завитую и одновременно неаккуратную. И, кажется, свой приопухший нос, который так и наровился быть почесанным еще и еще раз — непонятно, на что пошла реакция. Семья разом поглядела на парня; он закрыл малюсенький футлярчик и спрятал в руке, снова широко улыбаясь. — Я посмотрел: сегодня последнее «бабье лето», Сяо, — подсел лучик, разбавляя напряжение и мысли. — Мы удачно сходили, — кивает младший. — Больше не будет теплых деньков? — хмыкает всё чаевничающий и чаевничающий, не прекращая, Моракс. — Как жаль, что не успел погулять под солнцем и теплом в последний раз. Беседа разом сменилась повседневностью. Удивительно, как никто сразу не начал говорить о погоде, но это выводило негативы изнутри не хуже теплой жидкости. Венти продолжил: — Да, жаль! Я всегда рад теплу, но с другой стороны холодные дни пошли позже, чем в другие года, как я помню. И осень тоже по-своему приятна. Чжун Ли: — Люблю осень, как все сезоны. Без нее было бы куда скучнее и мне, и другим, и природе, не так ли? Но что более приятно: после нее идет мой День Рождения. Ха-ха! Венти: — А что, удобно! Позвольте поинтересоваться, когда именно? — Тридцать первого декабря. — …В Новый Год? — дружок на секунду обомлел. — Вот так редкость! Что ж, значит я сэкономлю и куплю что-то особенно-рождественское. — Ох, боюсь, что нет, Венти, — усмехается мужчина, наклонив голову набок с игривостью кота. — Ты будешь обязан подарить мне четыре подарка зимой: на Рождество, на Новый Год, на день рождения, на праздник Фонарей и… Хм, пожалуй, всё, если Вы еще не любитель белого шоколада вдобавок. Уж я-то люблю богатое внимание; можно отдельно и просто богатство. — Ха-ха… Ха-ха… Ох уж эти праздники… — а смельчака, резко высказавшегося насчет столь щепетильной темы, быстро довели до нервного пота ответной шуткой… Или не шуткой. — Жизнь с ними веселее. Правда, Сяо? До этого Сяо наблюдал за болтовней с легкой улыбкой, пока внутри не находил себе места. Он не собирался присоединяться, но сразу вздернул голову, когда его окликнули. — Да, веселее, — кивает парень и отпивает чай одновременно с Чжун Ли, полностью копируя движения. — А какой у вас любимый праздник? — спросил Венти, желая перевести тему с подарков на что-то более безобидное. — Праздник Фонарей, — хором ответили змеиноглазые. В их районе намного красочнее проводился особенный праздник. Точнее, это была родина данного шествия в городе, потому что издавна на этом месте развивалась немного иная, восточная культура, смешиваясь с другими повсеместно после некоторого времени. Но как привычки, традиции долго остаются на своем месте, занимая особенное место в сердцах жителях. Немного погодя, младший добавил в целях поддержать разговор и не показаться негостепреимным. — И Хэллоуин нравится. А какие у тебя любимые праздники, Венти? — А мой любимый — Рождество, но я не совсем уверен: дарят подарки — праздник уже хороший, так ведь? Тогда много праздников у меня в любимых, хах… Хотя некий особенный есть. Но это только когда мэрия решает организовать для праздника поэтический фестиваль. Люблю послушать чужое творчество! — А пишешь стихи? — приподнял бровь Чжун Ли и отставил опустевшую чашку к середине стола на салфетку. — По тебе видно — творческий потенциал сложно удержать. — Давно не пробовал. Я привык либо к перепевкам, либо использовать только уши, хех. Дальше разговор коснулся музыкальной темы, и Сяо вновь отошел в себя. Но думал он мало, скамкывал в клочки обрывки и бросал в голове туда-сюда, как игрушкой-болванчиком. Усталость давала о себе знать все настойчивее; не хотелось никаким образом больше касаться тревоги и недовольства сегодня, перед сном. Значит — пора серьезно закругляться с чаепитием и отходить на мягкую боковую. А, нет, не совсем: всю теплоту кровати заберет Венти, ведь не на диване его класть. Хотя об этом никто не задумывался ни вслух, ни, видимо, в голове. — Я пойду подготовлю постель, — Сяо встал и отодвинул едва притронутую чашку к середине. — Я приду чуть позже, ты не против? — гость не спешил расставаться с интересным и мудрым хозяином, и это облегчало работу, как и снимало напряжение тишиной. — Это твое дело. Спокойной ночи, отец, — кивнул парень Чжун Ли, встретившись взглядом. — Хорошего сна, дорогой, — ему откивнули в ответ и снова занялись вопросом нынешнего поколения и популярных групп, что удивительно — для тех, кто не пользуется (или не пользовался до сего момента) социальными сетями, это одинаково сложно. Как только ноги переступили порог комнаты, Сяо разделся и моментально сложил аккуратной стопкой одежду на столе. Он почесал татуировку-рукав по всей длине и уже никуда не спешил: сначала выбирал скромную пижаму, стоя в трусах у шкафа, но остановился на белой футболке и мешковатых штанах явно не по талии. Моделью, особенно во время сна, он не будет, никогда не был и не собирается быть, и стесняться совершенно домашнего вида — занятие для глупых, да еще и выматывающее хуже участия в конных скачках, поэтому парень не колебался и вскоре отсел на кровать укрытым достаточно, чтобы точно проснуться в холоде не от завтрашней погоды. Он уставился в полутёмке на противоположную стену. Тень, падающая от настенной лампы за его спиной, повторяла точь-в-точь его сгорбленную позу, опущенные между колен руки и лохматую прическу. Чем дольше Сяо пялился на странное искусство немого механизма, тем больше ему становилось не по себе сидеть одному, пока внизу щебетали цикады человеческой словесности. Комната образовала вакуум: за ее пределами лежал мир, в котором Сяо было трудно, а внутри был его уголок, где он так же не мог усидеть с зашторенными окнами. Резонанс печальный и пугающий. Тень двинулась, но Сяо, не спускающий с нее глаз, остался на месте, даже не приподняв головы. Как-то отвлекшись, он забыл, что должен достать вещи для гостя, а так же найти постельное белье для себя. И исподлобья, не моргая, только следил, как язык тьмы переходил за дверцу приоткрытого шкафа, расползался и охватывал целую мебель. После потек, как смола с раненой сосны, с лавированием в стороны, как если бы посмеивался образом язычка змеи. Парень молча смотрел, как поганец подлез к голым пальцам ног, хотел поглотить огромно разинутым бездонным ртом и полакомиться вдоволь плотью, но одно легкое морганье, смахнувшее одревенелость с мышц века, заставило иллюзию самоуничтожиться и вернуться тенью хозяина на стене напротив. Это ли не повод тотчас же заснуть до безопасного утра? Но просто так, увы, ему это не сделать. И пока тени не окутали все пространство, Сяо… Остался на месте еще на некоторое время. Он уже с прихмуром смотрел на тень, готовый защищаться против себя же, и разминал колени руками. «С чего все это началось? — тому, кто не знает и сорокового процента подсознательности тела, в котором с рождения заперт, всё больше и больше стучится этот вопрос в висок. — С каких пор я начал видеть кошмары? Мне ничего не снилось, сколько я себя помню. Почти ничего. Это мое наказание за грехи?» Тень вытянулась, поизвивалась и вернулась на прежнее место, как только Сяо моргнул. Такое впечатление, что над ним посмеялись. Все излишне очевидно. Парень покачал головой и поскорее встал. Он открыл тумбу рядом, и перед глазами замекала размытая надпись на полупрозрачной баночке. Таблеток внутри оставалось мало, но экономить — неблагоприятный вариант, как и не использовать вовсе: даже если перестало до́лжно помогать, эффект всё еще оставался, и неизвестно что произойдет, если его сбить надуманной попыткой. Сяо делает щелчок, сыпет одну круглую белую, словно бусина ожерелья, капсулу и мигом отправляет в рот. Горло проглотило без помощи воды, как если бы приходилось срочно прятать внутри себя неразмельченную бумагу, — непонятно зачем нужно каждый раз себя мучить, раздирать горло неприятным душением едва непроходящей вещью; так и подавиться можно, если переиграть с силой глотания. Кухня доступна в любое время, подойти и выпить воды — дело легкое, но что-то подсознательно (аппарат вынесения вины ли?) не давало такое сделать. — Сяо, мы закончили! Сяо откашлялся и быстро закрыл банку и крышкой, и в ящик. Он удивленно поглядел на Венти, зашедшего с поднятой рукой в знак «сдачи». — Так быстро? — откашлялся парень, проглатывая снова. — Чжун Ли кто-то в кабинете позвонил, не слышал? Поначалу Алатус насторожился и похолодел оттого, что его увидели с таблеткой: сложно предугадать реакцию человека, даже если его поведение и характер первоначально лежит на поверхности. Но уши быстро уловили гул в соседней комнате; как Чжун Ли сказал что-то обычным голосом, а затем или понизил его до шепота, или замолчал, вслушиваясь. Реакция смешалась на темно-бледном лице, не передавая и части картины вспыхших чувств и всевозможных мыслей. Кто такой умалишенный может звонить отдыхающему мужчине столь поздно? Одно понял точно — надо подслушать, что может дать ответ хоть на какой-то неясный вопрос. — Пока переодевайся, я выйду ненадолго, — возьми любое, что понравится, из шкафа, — кивнул Сяо и вышел, обогнув изящным движением пластичного листа препятствие у двери. И с каких пор он стал любопытным донельзя, переступая пороги дозволенности, совести и чужих границ? Конечно, такое поведение залезло за рамки, но у Сяо не было времени разбираться с собой: он просто договорился, что это последний раз, когда его что-то интересует, а договоры он выполнял более добросовестно. Как уже думалось ранее, ему нужно узнать хотя бы причину связи с тем мафиози в кроваво-красном шарфе. Более ничего, пусть и желательно больше. Парень прижался к стене, рядом с проемом запертой двери кабинета и больше удивился, вспомнив привычку мужчины. Если дверь закрыта — значит за ней творится что-то отстраненное. А последние секреты как раз такого характера. Дальнейший их сюжет нельзя ни в коем случае пропустить. Шаг вперед, сравнимый как с шуршанием крыски, и спина легко прижалась к двери; ухо прислонилось с попыткой сделать дырку, услышать слова ближайшего с трубкой. –… Ничего. Внутри комнаты было молчание, только слабый стук по поверхности стола, ритмичный и беспокойный, и свистящий ветер из приоткрытого, как воображалось, окна. Сяо затаил дыхание, чутка приподнялся на носочках в поисках заветной прощелины, через которую можно увидеть свет с люстры изнутри, но дверь была гладкой и чистой, как и Чжун Ли с его способностью прятать подозрения в криминале и хранить темные, ужасные секреты. «Скажи что-нибудь, — стучало тем временем сердце. — Скажи, что ты хороший. Что ты не служишь против зла. Ты же говорил: убивать людей нехорошо, так почему ты связался с теми, кому за это платят баснословные деньги? Или не связался?.. Умоляю, Чжун Ли, скажи, что я просто ошибаюсь, что это просто совпадение, что пусть это обычные отношения, дружба, что угодно, но не работа! Умоляю, я готов принять все, только пусть ты не будешь тем, кто вытащил меня, взамен утонув». — Хорошо, я понял, — голос оказался четким; Чжун Ли не понижал намеренно голос, а просто был кем-то остановлен и слушал ранее. — Спасибо, Гань Юй. Я завтра обязательно рассмотрю этот запрос… Да?.. Мгм. Это будет трудновато, лучше перезапиши его через три дня. Я удивлен, что у нас так резко вспыхнула загруженность… Говорит, это срочно? Хорошо, я постараюсь завтра быстрее закончить с вопросами Ху Тао и связаться… Что? Еще и это? Гань Юй, скажи, что ты… О, нет! Я совершенно не готов знакомить студентов с этой работой, я не учитель-профессор. Почему ты не отказала госпоже Нин Гуан? Она с ее связями легко найдет мне замену, в мире полно других, более разговорчивых… Хах, спасибо за комплимент от нее, если такое можно назвать комплиментом, конечно… Что? Это не все?.. Лучше бы я начал записывать сразу… Сяо испустил горячий воздух из носа вместе с духом. Обычная беседа о работе, таких не счесть. И хоть вопрос, который тревожил парня, не исчерпан, добавлено еще больше вопросов насчет такого времени для разговора, резкая смена привычек и подобное, все-таки не услышать чего-то страшного было лучше всех возможных вариантов. — Мяв, — сначала парень не вслушался, но потом, после второго бурчащего отзвука с лестницы, перевел глаза на черный комок шерсти с хмурой рожицей. А затем перепрыгнул назад, к своей комнате, когда услышал оттуда тихий чих, сравнимый с писком мыши. Эффект неожиданности сыграл на руку Венти: он не только вернул хозяина комнаты на место, как раз ко времени готовности заснуть — уже переоделся в черную майку, болтаясь в трусах, и сидел на краю кровати, — но и напугал, что было сравнимо с невозможностью в обычное время ввиду стальной психики Сяо. От этого можно и смеяться, и плакать. — Будь здоров, — зашел Сяо и приподнял мохнатую бровь, удивляясь с еще большей раскрепощенности в одежде. Он внимательно взглянул в припухшие глаза гостя, отразившие блестки света в полутьме, и словил слабое дежавю. Только это чувство было немного притуманенно недоумением: почему Венти был похож на разбухающую пельмешку в кипятке. — Аа… А… А-апти! — Венти зажмурился, закрыл глаза с носом ладонями, что было забавно и немного больно для зрителя, и указал на ноги Сяо стопой. — У меня аллергия на кошек, С-Сяо! — Что? — только замученный смертью скелет мог бы не догадаться очевидности на лицо. — О, нет… Аждаха тут же взлетел, мягко придерживаемый за крепкие бока, и так же быстро вылетел из комнаты, мягко приземлившись с помощью кожаного «крана». Сяо отогнал его куда подальше ногой в тапке, и кот был не против: он сел под дверь главного хозяюшки, который точно его персону утешит, и стал тарабанить лапой по дереву, создавая ту самую песню в фильмах, когда время идет на секунды, а ситуация с каждым битом накаляется хуже разлитой лавы. Как можно быстрее виноватая птичка прилетела к раненому барду со стаканом воды и таблеткой. Конечно, стоило заранее спросить, какой препарат можно, есть ли побочные эффекты или посторонняя аллергия, но оба недотепы слишком устали и, по правде сказать, думали так, как сваренный в жару больной человек. Придется пользоваться благосклонностью «пятьдесят на пятьдесят» и надеется, что и Венти не умрет, и никто больше не пострадает. Разлегшийся во весь рост почти что в позе покойника, драматизирующий парень после лекарства замычал: — Почему же ты не сказа-а-ал?.. — Я и не предполагал, что у тебя аллергия на кошек, — Сяо открыл нараспашку окно и сел рядом, разглядывая, начал ли сходить отек с носа и щек, несмотря на долгий процесс успокоения. — Ух, я бы сейчас п… У-ух, помер… — парень засмеялся, вытирая руками потекшие ручьи. — Это так забавно, что у тебя был кот, а я с самого начала и не заметил — значит это больше работает вплотную. Хорошо, что он не начал бежать и прыгать ко мне! А я рассказывал, что, как только я решаю сыграть на улице, даже сидя на самой нелюдимой площадке, то я собираю всех усатых зрителей быстрее, чем зевак-прохожих? Сяо хмыкнул. Он медленно лег рядом на спину, сложил руки на животе и отрицательно промычал. — Кажется, что я п… П… У-ух, проклят на это, хе-хе! Поэтому и не выступаю на улице… Э-э… Точнее… Что же это… Сяо хмыкнул. Он приподнял бровь, не совсем понимая, что заставило смениться улыбке на испуганную растерянность. — В общем, тогда ты тоже не угадал, — Венти повернулся набок, подложил локоть под голову и начал пожирать кошачьим взглядом. — Я… Никем не работаю! Прости, что наврал, хех. — Вот как, — это как-то не удивило, ведь наивный птенец уже привык к странным подколам и шуткам, посчитав онное тем же. — Думаю, ничего страшного. — И я все-таки живу за счет матери, — осторожно, медленно продолжает музыкант, приподнимая бровь. — Допустим, — вместо кивка послужило долгое прикрытие век. — А то и вовсе бедствую и эконо-. а. о-омлю…? Тебе совсем не противно? — совершенно ничего не понимает ветерок, разучившись чиху. — Мне как-то все равно. Это ведь твое дело как жить, главное не опускаться на дно, как тот алкоголик, которого мы встретили однажды. Я лишь со стороны могу надеяться, что это временное состояние и ты выйдешь на что-то лучше. — Хах… Вот как… — паренек в майке приподнялся на локте и навис. — Это… Это клево! Невероятно клево! Даже та подружка — я рассказывал — вечно меня тюкает за то, какой я раздолбай. А ты вот так легко меня принимаешь, хах! Это ли не из-за эгоистичности, м? Шутка, шутка! По тебе видно, что ты добрый и открытый душой — сам Чжун Ли только что говорил. Только у тебя единственный минус, что насколько бы ты не был готов забрать все человеческие грехи за век, ты совершенно не умеешь поддерживать. И говорить. — То есть? — остался в ступоре Сяо, щурясь от венка света вокруг головы Венти. — Сейчас ты, вроде, пытался поддержать меня, но ты делаешь это, как робот, которого компания создателей заставляет симулировать речь. В этом нет ничего плохого — мало кому дается утешить других даже на милипромилю. Но всегда создается такой волшебный контраст, когда персона сравним со святым мученником, например, а все, что он может сказать, проходя мимо бедного: «Не бедствуйте», или «За черной полосой ждет белая дорожка». Например — уточняю! — То, что я сказал, так и звучало? — Так я услышал. Однако так же стоит учитывать, что человеку умеющему не утешить человека неслышащего! То есть, ты сказал одно, а я услышал то, как смог, как захотел или как надумал. — Отношения с людьми — сложная штука… — Не то слово, Сяо! А ты только сейчас заметил, ха-ха! Не переживай только, я постараюсь быть менее проблемным. Сяо прикрыл глаза, не выдержав конкуренции настенной лампы, и слабо улыбнулся. Как ни крути, а что бы ни говорил Венти лично ему ощущается «человеком на приколе». Не значит, что он только шутит!.. — Ты уверен, что будешь спать в трусах? — тихо спрашивает тот во время паузы в голове. — М, ну, это проветривает попу, хе-хе. — Не замерзнешь? — Так под одеялом же. Стесняешься? — Я во сне тебя не буду разглядывать. Главное — тебе было комфортно. …Его речь просто невозможно признать опасной, обидной или умышленно злой. И никогда нельзя догадаться, где он говорил страшную и неприятную правду. В какой-то момент они оказались в очередной тишине, предавшись задумчивости. Сяо так и не открыл глаза и лежал очередным трупом, его дыхание постепенно выравнивалось и пряталось глубоко в груди. Он совершенно не чувствовал, как Венти, тактильный и бесстрашный, начал осторожно осматривать его проколотое правое ухо, приподнял рукав, чтобы увидеть татуировку. И даже притронулся кончиком пальца к незаметному пирсингу на губе. Совершенно не помнил про свое постельное белье и место. Вот-вот дремлющий должен был войти в «белую комнату» и окончательно забыться, но к счастью его пробудил тихий певчий голос, заставив вновь открыть веки и прищуриться. — Слушай, — Венти помял подушку и прилег на живот, смотря на собеседника, — я вот придумал кое-что… Точнее, папа твой навел меня на мысль: что мне мешает попробовать написать песню? — Ты хочешь выступить на каком-то конкурсе? — едва открытый шепот в ответ. — Хех, ближайшая поэзия, возможно, зимой. Но было бы интересно даже просто попробовать — вдруг это часть меня сама лучшая? — Хорошо, — приподнял брови полуспящий. — Уверен, у тебя получится. — А ты мне поможешь! — Как скажешь… — Вот и порешили. Спокойной ночи, лавандовый друг! Только Сяо не понял, на что он согласился. Его организм был под таблеткой, вымотан, совершенно бездумный. Он заметит только завтра, как неосторожные слова привели его к странному соглашению, и это научит его впредь бдить за языком. Но что иного ожидать от трупика? Близится уже четыре часа, может пять, а вдруг и не дальше трех, а они легли так поздно — Сяо не ложился в такое время никогда точно. Понятное дело, что он раскис компотом, даже не перелез на заслуженное напольное место. Белая комната открыла двери. Здесь не осталось былых забот, страхов, беспокойств и планов. В ней ничего не было — ни снаружи, ни внутри. Оболочка, сравнима с душой Сяо. Он осмотрелся по сторонам, не заметил ни одного нового присутствия и вздохнул. Он снова попытался визаулизировать что-то, — на этот раз стул — но это оставалось неподвластным. Что же таит в себе этот кошмар? И чем, как заполнить его, чтобы он перетек в что-то родное, а не рождал через время серые тени-друзей, которые только издеваются и выматывают сильнее бодроствования холодными прикосновениями. Или не только серые? Парень поймал взглядом бирюзовую ленту и усмехнулся. Он протянул к ней руку, пропуская насквозь, и кивнул, давая ей обхватить и приобнять запястье. Что за приятная неожиданность и очередное дежавю?

***

Мужчина перекинул карандаш в нерабочую руку и перевернул лист в книжке. Он старательно вспоминал все, что рассказывала коллега по станционарному телефону, и пытался скооперировать на бумаге в единую и точную мысль. Но от томительного ожидания, от отклонения сонного режима мозг старался сначала себя перестроить, а потом уже остальные дела. «Что ж такое… — мужчина выругался про себя, когда перечеркнул неправильную запись, возвращая карандаш. — Если сейчас не запишу, то попросту забуду. И надо же Гань Юй такие дела сообщать ночью следующего дня! Ей повезло, что я предупредил ее о сегодняшнем бодроствовании заранее». Это было очень странное явление, когда подчиненный стажер звонит боссу с трех по пяти часов до того, как часовая стрелка перейдет двенадцать второй раз на день. Мужчина уверен, что он — единственный сумасшедший, кто позволил такое сделать. Хотя был точно уверен не в этом, когда говорил сегодня же, что можно позвонить в любое время. Иногда простые слова буквальностью воспринимаются в самый неподходящий порой момент. Откинувшись в кресло, Моракс убрал очки на лоб и закинул ногу на ногу, как руку — за спину. Он шумно выдохнул и прикрыл перенапряженные глаза, не в силах даже смотреть. Еще чуть-чуть, и его точно заберут теневые лапы в царство отключки. Звонок, прорезавший душную тишину. Мужчина медленно поднялся, опершись о стол. Он широко открыл глаза — те почти повылазили из орбит; снял очки и отложил медленно в открытый футляр. Рука потянулась к телефону, непроизвольно задрожав, а дыхание сперлось, когда динамик прижали к уху. Зеленая кнопка нажалась следом. Тишина, закрывшая путь легким. Чжун Ли недоуменно приподнял брови. Обознался? Снова безумная бедная Гань Юй, которая никогда не спит, а потому ищет новые дела со скоростью, завидной самым быстрым животным? Мужчина не сдержался и долго выдохнул в трубку, возообновляя дыхание. — Господин Чжун Ли? — собеседник по ту сторону не сдержал улыбки, хотя сам дрожащий голос навевал истинную серьезность звонка. Он. Это его голос, заставивший молчать еще некоторое время… — Думаю, я готов… Аякс.