Одуванчик: твоя последняя песнь

— …Суд окончен, — деревянный молоточек поставил точку жестко, громко и безоговорочно. Всё тут же пришло в движение. Присяжные, чьи лица не дрогнули ни на секунду после оглашения приговора, со спокойной душой вышли через отдельную для них дверь. Прокурор отошла к судье, чтобы кое-что закончить и досказать вне дела. Гости, которых было так мало, что они сливались с интерьером, наконец-то оживились и тихонько зашумели уходящими шагами. Чжун Ли, чьи руки поскорее старались улизнуть в перчатки, посматривал на это окружение со стороны и слегка поджимал губы. Его лицо выражало спокойствие, и только глаза пробегали вокруг, не находя на чем-то одном покоя. Ему надо было поскорее собрать все подготовленные материалы и покинуть зал следом за гостями и подсудимыми, чтобы привлекать меньше внимания и наконец-то завершить причину невроза последних недель. Он проиграл дело. Конечно, в его карьере было подобное, как у любого адвоката, но последний раз был так давно, что точно и не вспомнишь тот процесс. Никто из присутствующих не придал особого значения поражению; даже не окинули разочарованным или недоумевающим взглядом, несмотря на рабочую популярность, как будто так и должно быть. Сам Чжун Ли тоже не испытывал нужды как-то беспокоится по поводу приговора и возможных сплетен. Звездой процесса был не он, а подсудимая, которую готовили к заключению прямо сейчас. Как раз на нее и взглянул адвокат, когда излюбленный дипломат был укомплектован и защелкнут на надежный кодовый замок. Женское лицо, укрытое наполовину вуалью, было бледным; краешки губ дрожали не только от натянутой улыбки, но и переполняющей ярости. На нее было смотреть несколько неловко: один вид изящной красоты и пламени раздора пленял и отталкивал одновременно, что уж говорить о значении «ярлыка» осуждённого. Но Чжун Ли все равно подошел, встал за тонкой решеткой и улыбнулся «по-рабочему», исполняя последний акт юридического долга. — Я, как мог, постарался смягчить приговор, — начинает тот спокойно, негромко и несколько утешительно, что в данном случае слегка задевало того, к кому обращались. — Но те документы… Я даже и подумать не мог о подобном: они появились неожиданно и как раз в день суда, особенно с содержимым из четких фактов. Если б изначально знал об их существовании, возможно, я бы что-то придумал, но, увы, признаюсь, совсем не был к такому готов. Вы сами знали о них? — Какой же из тебя адвокат, раз ты… — в девушке, соответственно, играла ненависть ко всему окружающему; пока она может видеть что-то за пределами тюрьмы, она будет это ненавидеть и желать сжечь до основания, но все-таки находила в себе силы держаться и не впадать в отчаянье. — Нет. Нет, любые документы по плану должны были уничтожить, будь это оригинал или копия. Откуда они? Я понятия не имею и даже представить не могу, какая крыса их нашла и сдала. Без них насколько бы этот неудобный срок оказался? — Предполагаю, года на три или даже на пять лет поменьше, — пожимает плечами Чжун Ли, стараясь не отводить взгляда. — Но Вы знали об этих документах лично? — Лично нет, не помню их подписи. Но содержание самое точное. Это был один из секторов моего влияния. И… Аргх! — женщина сжимала кулаки так, что при разжатии оставались покрасневшие, чуть ли не разодранные ямочки на ладонях. — Это точно кто-то из мафии. Не может быть попросту иначе: солдатам и ниже по рангу ни к чему меня разваливать. Да и как бы самой «семье» было выгодно меня спасти, она бы сделала это быстрее и спокойнее. Пока я единственная, которую сумели законно схватить, они не шелохнутся что-то предпринять. А как только я окажусь за решеткой… — …За решеткой кончается любая демократия, Розалина, — едва слышно продолжает адвокат. — Вас могут пытать или даже изводить, чтобы Вы сообщили о всех членах «Фатуи» и их противоправных деяниях. Даже углубленную личную информацию, за которых их можно наконец-то поймать. — Не бойтесь, уж тут я найду себе связи и устрою «медовый месяц». А если будут пытать, то мы обговаривали план «О». Хоть где-то Вы не будете бесполезным и под внимательным надзором Тартальи. Я надеюсь. Мужчину передернуло впервые за часы слушания. Такого щелбана неожиданности и нахлынувшей волны смешанных эмоций он не чувствовал даже тогда, когда объявились неизвестные бумаги. Но, взяв себя в холодные руки, он поправил твердый воротник рубашки и откашлялся. — Вы забываете, что мой каблук тяжелее, — мягко говорит Чжун Ли с вернувшейся адвокатской улыбкой. — Каким бы Вы не обладали влиянием, этот легко мог все перевернуть в пользу того, что мы имеем, — женщина оперлась о другую ногу и сложила руки на бедрах; ее мягкие движения совсем не подходили под острый надменный взгляд и ухмылку. — Зверь с разодранными боками и хвостом меня с самого начала недолюбливал. Каждый Предвестник сам за себя. Но человеческая натура такая: когда что-то идет не так, то сразу помогают сделать только хуже. — Вы подозреваете Аякса? — Чжун Ли не удивлен, но насторожен и очень недоволен. — На кону вся организация. Думаете, это выгодно, особенно ему? — Его не заботит, что там с «семьей» и какие бывают последствия; у него всегда личные мотивы, а глядя на него при Вашем присутствии и о его словах… — Розалина вздыхает и отворачивается, когда намекают на превышенный лимит времени, — …сыграла далеко не простая неприязнь. Не хотелось бы заканчивать на паршивой ноте последний разговор на свободе, но я проклинаю всех: и его, и Вас, и того, кто эти бумаги нашел, и того, кто эти бумаги не спрятал. Особенно проклинаю судью. Ха, закон сработал лишь на мне, а не когда он нужен был другому… Вас ничуть не расстроило это дело? –… Мужчина молча посмотрел, как под наручники уводят его подопечную, не требующую ответа. Он напрягается еще больше, наблюдая за ее расслабленным видом, и чувствует, что что-то и с планом «О» будет не так, хотя о нем точно не знает подозреваемый мафиози. А если бы знал, то поменялось бы дело? «Он сам выступил посредником между мной и Синьорой, чтобы смягчить ей приговор или вывести на оправдание. И вдруг решил передумать и сделать все хуже? Нет, каким бы он жестоким не был…» Его отвлекли как раз в тот момент, когда он кое-что осознал, и с застывшим недоуменным взглядом он повернулся к прокурору. — Приятно было с Вами работать, мистер Чжун Ли, — говорит женщина в форме и протягивает руку. — Вы не переживаете по поводу вердикта? — Благодарю, мисс Кудзё, — кивает после длительной паузы адвокат и принимает участие в рукопожатии. — Нет, не переживаю. Это не первый раз, когда я не выигрываю дело. Но мой клиент не сильно разочарован. — Тем не менее, с Вами этот процесс был очень интересным. Я не предполагала, что Вы так тщательно продумываете ответы и опровержения. Если бы не эти документы, Вы получили бы то, чего хотели. Я правда восхищена Вами и была бы рада поработать как-нибудь еще. — Взаимно, — Чжун Ли кратко глянул на выход из зала. — Прошу простить меня, но мне надо идти. Я был бы рад обсудить еще что-нибудь с Вами, а не только мои комплименты, но, увы… До свидания и удачи Вам с работой. Кудзё Сара сдержанно кивнула коллеге и резко развернулась, отходя переговорить с кем-то еще. Чжун Ли больше не интересовала обстановка, и он устремился на выход, хмуря брови и готовясь превратить одного человека в камень своим взглядом. «Ты посмел меня и в последнем письме провести…» Сразу за дверью он заметил знакомую рыжую голову. Обойдя некоторых людей, мужчина остановился перед улыбающимся молодым человеком в сером костюме и сжал руки в кулаки. Не время слушать сердце, важно выяснить дело и наконец-то… — Нам нужно поговорить.

***

— Что же это такое, Сяо?! Сяо нечаянно разбил чашку, прямо когда отец на секунду отвернулся к холодильнику. Неряха тут же начал собирать осколки метелкой, подставив в совочек. — Испугал, — старший выглянул из-за дверцы и приподнял бровь. — Чья была? — Твоя. — Бордовая… Ах, эта… Не думай о ней. Хорошо, что разбилась — тоску нагоняла. Полно других, интересных и красивых. — Хорошо. — Да и считай хорошим знаком: разбитая холостяком чашка сулит хорошие отношения. Может, на исправительных работах повстречаешь только что поднявшийся из воды лотос и… — Ох, нет, пап, не начинай, — сын постучал совком по мусорному баку и хмуро взглянул на ухмыляющегося отца. — Я шучу! Наоборот, с этим лучше не спешить. Особенно там, где можно встретить не совсем лотос. Чжун Ли вытащил из холодильника сыр и отошел к столу, чтобы наконец-то нарезать бутерброды. Обычный перекус современного человека, а Сяо смотрел так, будто под ножом был не молочный продукт, а человеческий палец. Но мысли были далеко не о еде и даже не снова о том, почему старший поздно вернулся домой и решил поесть в десять часов вечера. Парень сделал чай в другой чашке и поставил рядом с готовкой, не разбив и не надколов «на удачу». В последние часы из рук все валится, будь то карандаш, то мыло, то посуда, что Сяо просто смирился и старался двигаться как в замедленной съемке. От страха разбить что-то еще и застоявшегося напряжения на руках вздулись вены, и, даже сидя за столом со своей недопитой чашкой, где не требуется ничего переносить или держать, тело покалывало, как на иголках, и немного сильнее потело. Хотя не в одной «тряске рук» было дело. Отец узнал об исправительных работах, и, на удивление, никак не отреагировал из предположений. Он не злился. Не был открыто разочарован. Не напоминал, что предупреждал о таком. Он просто сказал, что знает и надеется на скорейший конец неприятностей. Конечно, упомянул еще о важности учебы, но такая реакция не только улетучила недавний страх, но и заставила Сяо еще больше задуматься над всем: состоянием отца, странными бумагами и тем самым письмом. — Не хочешь рассказать что-нибудь? — хрипло и тихо поинтересовался парень, краем глаза проследив за подходящим к трапезе Аждахой. — Хм-м… — Чжун Ли повел себя так, будто вот-вот что-то расскажет, и это затянется на двухчасовой разговор, который снова минует полночь и не даст выспаться. Но продолжения не последовало. Звучал только нож: как он проходит лезвием между тонким кусочком сыра и основным бруском, как останавливается со звонким стуком о доску и моментально режет снова. После — лепестки сыра перекладываются на заранее отрезанный полумягкий хлеб, и мужчина садится напротив сына. Он улыбается, кивком благодаря за чай в чашке с герберой, взятую как первую попавшуюся около раковины после умертвленной, и начинает свой перекус. Странно, что спокойный хозяин дома приглашает посидеть с ним, вроде как намереваясь поговорить, но за все время ничего, кроме «дежурных» фраз, не было сказано. Сяо смотрит интересующимися глазами, будто кошка на пролетающих мимо голубей. Но в привычной «светлой» наружности отца ни тени беспокойства, злобы, задумчивости. Не было дымки мечтательности и влюбленности, пусть такого Сяо никогда не видел на изжелта-бледной коже. Но главное, что отец не сидел перед ним с дрожащими губами и заплаканными глазами, иначе студент совсем потерял бы голову и начал раскрушительную ссору как раз на почве того самого письма. «Даты там точно не было, но, чую, это была причина тех самых слез, — штурмовал парень, пока Чжун Ли сосредоточенно смотрел на темную жидкость. — Он убирал бумагу, похожую на письмо. И теперь понятно, почему он ничего не хотел мне рассказывать: стать неожиданным объектом любви любого в ступор введет. Прикрываться конфиденциальностью профессионально, но что из этих строчек его так тронуло? Так что выяснить нужно, попытаться. Сегодня он был на работе, иначе бы не задержался допоздна. Не на свидании же! Вдруг связано?» Мысли о письме заставляли подниматься челку дыбом, но парень вовремя ее приглаживал. «Не думай о письме. Не тебе с его автором разбираться. Отец дороже, с ним нужно поговорить. Но тот ничего не объясняет, снова скрывает. Еще при такой ситуации шутит про мое одиночество…» — Как на работе дела? — вновь подступил раздумывающий, водя сверху стенок остывшей чаши пальцем. — Что сегодня было? — Ничего интересного. Ты не будешь есть? И для тебя резал. — Нет, не голоден. Спасибо, — парень взглянул на кота, севшего и облизывающего усы; глаза животного задумчиво смотрели то на старшего, то на младшего, при этом не начиная капризничать или что-то вымаливать. — Может, хоть что-нибудь расскажешь? Без подробностей и уклончиво, если какая-то конфиденциальность. Сяо приподнял брови, сделав мягкий акцент на последнем слове. Он выставил руки «досочкой», скрепив пальцы в замок, и уложил подбородок. Под тяжестью головы вены у костяшек скрылись под кожей, но напряженный парень до сих пор был белее собственных снов и испытывал небольшую тряску в пальцах ног. Никак не мог расслабиться, какую бы позу не пробовал, и голова усиливала боль. — Работа как работа. Бумаги, люди, закон. Все как обычно, — простодушно отвечает допрашиваемый. — И из-за бумаг ты задержался? — Ммм… Да… — мужчина стал есть, тем самым плавно уходя от ответа и сразу от темы. «Ноль интереса. Хотя раньше был только рад рассказать мне каждую тонкость и еще поучить меня. Раз он сегодня не хочет говорить о причине задержки, то сочту за бумаги, так и быть. Зацепок нет. А если… Я пойду с другой стороны?» Сяо сглотнул и сам опустил взгляд на чай. Чаинки не танцевали, да и сама жидкость едва показывалась из-за тени, нависнувшей от кучи волос. Он обхватил кружку и отпил; холодок и кисловатый привкус растеклись по рту и проглотились, отрезвляя разум мгновенно и ненадолго. Парень делает еще глубокий вдох и осторожно вытягивает ноги под столом, стараясь как можно сильнее выпрямить их, до внутреннего лопающегося хруста в коленях, который сразу влечет за собой встряску. Но не получалось. А напряжение все росло, постепенно стучало в висках и заставляло невольно тереть большим пальцем руки пальцы напротив. — Тебе так важно, есть у меня девушка или нет? — спрашивает осторожно и еще тише юноша, сводя разговор в некую тайну. — Как я уже говорил, с такими вещами не нужно торопиться. Я не буду спокоен только в девяносто, если ты к тому времени будешь одинок совсем, без друзей и даже малознакомых. Тебе одиночество особенно вредно, и хорошо, что ты знаком с Ху Тао. А Венти хороший друг? Сын невольно обрадовался, как отец загорелся заботливым энтузиазмом. Наконец-то разговор был похож на себя, а не на полумертвый монолог о пустотах и отнимаемых всю жизнь работах. Значит, эта та жила, которую надо рыть до клада мыслей или хотя бы намеков. — Более чем. Думаю, мне повезло, — юноша даже немного не ожидал вопроса о Венти, неловко хмыкнул. — А что тогда с тобой? — У меня есть некоторые друзья. Тот же Бай Чжу, который помогал тебе. И некоторые знакомые с работы. Мне не нужно так много общения: моя работа заполняет весь график на это, ха-ха! При имени доктора Сяо почувствовал холод на кончике носа. Он вновь тяжко вздохнул, вспоминая о лекарстве и о своем слишком изменчивом настроении. Но поднимать вопрос о новом сеансе опять не стал, сомневаясь. — А насчет второй половинки? Чжун Ли перестал мешать ложечкой чай. Он вытащил ее, со звоном отложил на тарелку с закусками и хмыкнул. Подперев рукой щеку, наконец-то взглянул на сына и как-то странно улыбнулся одной частью лица, пока вторая была задавлена кулаком и совсем не двигалась будто. — Тебе хочется маму? Не верю. — Вовсе не это, — Сяо не смутился — держал лицо хладнокровным и безэмоциональным, чтобы не выдать запретных знаний. — Почему сразу говоришь о том, что это мне надо? Разве самому не хотелось бы иметь полноценную семью или просто очень близкого человека? — Не думал об этом… — поджал губы и ответил Чжун Ли, которого немного передернуло. — Ты любил кого-нибудь? Например, ту же Гуй Чжун? — Она была мне очень близка, ты знаешь, Сяо, но говорить о ней в значении человека, с кем бы я хотел быть всю жизнь в брачных узах… Боюсь, для нее это было бы слишком много, — объясняет мужчина, сосредоточенно смотря на собеседника, как будто на нем был написан текст для воспроизведения. — Что до меня… Я почти не помню тех чувств, что к ней испытывал. Сейчас от одной мысли про нее я ощущаю лишь тоску и скребущиеся на сердце когти, а то время было. так давно. Мне было бы просто достаточно того, что она рядом. Но как сложилось, сам понимаешь. Парень и сам расстроился. То, как мужчина тихо ведал о, кажется, самом близком человеке за всю его жизнь, не давало Сяо ни усомниться в правдивости его слов, ни оттолкнуться от этого и спросить дальше, докопаться до письма. Уж слишком резко все желание подало назад. — Ясно… Получается, это была не любовь? — Есть чувство нечто большее, и оно редко смешивается с любовью. Когда же они вместе, то это самая большая удача — залог крепких отношений. Но в нашем с ней случае я не желал большего, как и, скорее всего, она. Может, это моя большая ошибка. А может, я все запутал, и это была та самая настоящая любовь. Но что теперь гадать? Она покойна. Ловя уныние, разлетающееся от запаха чая по комнате, Аждаха наконец-то встал и тихо вышел из комнаты, ни разу не топнув. А Сяо, только учуяв еще большее сгущение печали, встал и оперся о стол. «Я так не могу. Если у Чжун Ли был такой дорогой человек, что одно лишь ее имя заставляет бонсай загнуться, то может ли быть этот парень чем-то подобным хоть на одну процентную возможность? Нет, конечно. Ни свидания, ни какого-либо положительного ответа ему бы не светили. Тогда допрашивать дальше я не в силах — лучше сразу свести все к правде, а не играть в детектива». — Я знаю, что было в письме. Мужчина приподнял бровь, будто не расслышал, — и резко поднял голову, убрав руки со стола. Он просипел почти неразборчиво: — В каком?.. — Тот мафиози признавался тебе в любви. Аккуратный и округлый почерк, сам листок смят. — Ты был в моей комнате? Никогда бы не подумал, что она тебя еще интересует… — Нет, пожалуйста, не слезай с темы. Скажи, это то, почему ты плакал, когда я вернулся тогда? Чжун Ли со вздохом осторожно встал со стула, отвечая уже спокойнее: — Ха… Нет, тогда было кое-какое другое письмо и, если честно, не очень легкий день. К тому же, то дело, над которым я работал, изрядно выводило меня из себя. Что ты прочитал… — задумчиво протянул мужчина, будто не уверен в чем-то. — Забудь. Оно потеряло смысл. — Как это? — широко открыл глаза юноша. — Дело я закончил. Ему ответил. Вряд ли нас еще что-нибудь свяжет. «Мой отец честный человек. По крайне мере, я хочу в это верить, — напрягся еще сильнее Сяо. — Он точно мне не врет. Он и тогда не врал, а просто уходил от прямого ответа… Этот человек не может никого убить, его и подозревать глупо! А то, что было почти десять лет назад… Да разве кто-нибудь вспомнит о том человеке? Сгнил как вошь — заслужил. О себе нужно думать, Сяо, уже о себе можно думать, раз все кончено…» — Получается, ты закончил с мафией? И тебе ничего не будет после этого? — вслух интересуется Сяо, мня пальцы между собой. — А ты распереживался так, будто конец света. Как уже объяснял, у меня крепкий стаж, а сам я не слабак. И… У тебя кровь! Парень тут же задержал нос и почувствовал влагу на ладони. Как-то незаметно хлынуло, что не дало опомниться. Но он спокойно выдохнул через рот и закатил глаза, поняв, что «додознавался». — Иди срочно в ванную! Не стой! — Да, да… Зато сегодня что-то в груди открепилось и вылетело, дав вздохнуть свободно и спокойно. Спустя час Сяо сел на кровать, повернулся на постеры, снова произучав их, и снял с зарядки телефон. Он потрогал гудящую с затылка голову, проверил уведомления. И на этот раз было тихо: нет бесконечных пересылок картинок Ху Тао, а друг по игре молчал как рыба в воде. Но еще не было никакого сообщения-ответа от Венти, хотя Сяо давно написал, что добрался домой. «Странно… Наверное, занят. Или сразу решил отдохнуть». Парень убрал телефон обратно к проводу и поднял голову на потолок. «Раз уж с мафиози все покончено, то нет больше смысла думать об опасности и переживать. Отец выполнил свою работу, и надо просто надеяться, что это была его последняя с такими людьми. Теперь он в безопасности». Сяо покачался вперед-назад и лег под одеяло, отказавшись делать лишние движения для смены пижамы. Единственное, что еще могло беспокоить, — это бумаги, однако о них как собирались не верить и позабыть, так и не вспоминали. Это прошлое, и вряд ли оно выскочит в настоящем снова. «Наверное, стоит прислушаться к отцу и постараться как-то изменить одиночество. Но для начала нужно что-то решить с лекарством. Говорить отцу — походы к Бай Чжу, консультации, очередной осмотр и комок нервов. А поискать аналоги без рецепта невозможно. Перейти на слабое успокоительное тоже нельзя. Ох, надо бороться с этим страхом врачей… Да, трата времени, но вдруг я утрирую? И все будет в три раза быстрее?» Многословные размышления прервал тихий звон телефона. Парень прихмурился, сел и вернулся к экрану обратно, на котором высветился звонок.