Одуванчик: твоя последняя песнь

Венти поежился, сгорбил плечи и спрятал все лицо в коленки, как только услышал вздох Ская после очередного капризного отказа. — Скажи, что может материализоваться чудно́го или ужасного, если ты просто погуляешь с ней? — повторил вопрос, заданный до этого уже дважды, старший; он медленно и осторожно похлопал по напряженной маленькой спине и приобнял, стараясь расположить к разговору получше. — Как будто ты идешь не развлекаться, а отдавать душу или участвовать в гладиаторских боях. Младший смотрел на небо щенячьим избитым взглядом. Сегодня вслед за восточным ветром понабежало много облаков. Пушистые, безобидные и очень сладкие на вид. Среди них практически не было серых. Только один клочок, как подгоревшая вата, петлял между светлыми собратьями, успешно сливаясь за ними. «И сегодня не будет дождя… Наверное, хорошо, но очень сухо», — Венти совсем не думал, о чем твердил и как подбадривал брат, убежденный в неуверенности и стеснительности младшего. Старший был немного глуп: если хорошо вдвоем, то зачем менять это? К чему новые знакомства и прогулки с «не пойми кем»? Полчаса младший убеждал себя, что новое, особенно знакомство с кем-то, просто не нужно, и очень от этого устал. Однако Скай, специально или сильно увлеченно, упорно продолжал болтать, пользуясь моментом, когда все услышанные знания об обществе, людях могли высказаться и сделать его образ мудрым и достаточно взрослым, чтобы к нему прислушались. — Она подошла конкретно к тебе, обратилась глаза в глаза, и вы чудесно поговорили. Судя по звукам постоянно шаркающей обуви и тихим хлопкам в ладоши, ты был в восторге и в приятном волнении. А улыбка, видимо, мешала двигаться челюсти, раз ты постоянно замедлялся. Я разве не то услышал?.. Э-эй! Болтун почувствовал поникнувшего братца и потряс за плечо, заставляя что-то да буркнуть: — …То, то! — Тогда почему не хочешь? — и сразу насел с вопросом немного задорным, но беспокойным мелодичным голосом. В ответ получил опять молчание. Честно говоря, Венти на этот вопрос не придумал ни единого ответа. Или попросту не знал. Он как-то не хотел встречаться и гулять с чужим человеком, хотя и для такого нужна причина. Но какая? Может, это страх не понравиться и стать объектом смеха или недоумений, как бывало раньше? А может, излишняя осторожность — девочка была по виду старше него, яркой и активной; мало ли, для чего она предложила дружить, когда он остановился в деревенской лавке и смотрел на мороженое. Но эти предположения не похожи на правду, которую нащупывал, чувствовал в глубине и не мог понять! И удивлялся сам с себя: как мал, но мысли уже об ужасе и недоверии, доходящие до вырисовывающихся сцен насилия и кровожадности. Когда он стал таким рассудительным и «дурным»? Или все-таки детские капризы и лень, ищущие оправдания… Налетел ветер, спутал натянутые струны мыслей; Венти сразу выпрямился и зажмурился, начиная отплевывать попавшие локоны, совсем немного отросшие у ушек, и проклинать озорство природы. С каждым днем дуновения увеличивались, но сегодня невидимые потоки были упорнее и злее всего, иногда, точно ураган, сметали на своем пути траву, ветки, отломанные части старых домов. Скорее всего, последний день ветерка перед застоем, вот и балуется вдоволь, словно настоящий бесёнок, — по телевизору уже обещали медленный ветер и возвращение стоячей жары. И как бы вихрь не старался напакостить всем-всем на прощание, парни сидели на крыше, в излюбленном месте под солнцем, запускали воздушного змея, болтали, играли на гитаре, наслаждаясь днем на зло. — Хорошо, начнем с начала, — Скай немного подождал, когда губы перестала затыкать поющая «неведимка», и подступил снова; он понизил голову, слепо наткнулся щекой на вихреватую макушку и прижался, разговаривая негромко и мягко над ухом. — Эта девочка улыбалась тебе и была очень дружелюбной. Она подошла, спросила про мороженое, начала рекомендовать тебе несколько других. Вы разговорились, и ты был очень рад этому, потому что это первая ровесница, с которой заговорил за полтора месяца. Началось не с каких-то неловких ситуаций, а с обычной заинтересованности, заметь! И, впечатленная твоим позитивом, твоим жизнерадостным личиком — я уверен, оно заслуживает такой черты, — она решила узнать тебя получше, поэтому пригласила погулять. Так доверилась, что адрес дала, назвала дом и в подробностях описала местоположение. Но ты все равно отнекиваешься! Боишься? Ну как ты можешь бояться, Венти, настолько милого и маленького человека, прямо твое отзеркаливание? Или она некрасивая какая-то? Внешность не решает как и с кем дружить, ты знаешь; как я знаю, что ты точно не посмотришь на внешний вид. Поэтому не в этом дело. У нее дефект речи, ее трудно понять? Или она что-то не то сказала, оскорбила нечаянно? Венти поднимает голову. Он хочет заглянуть в глаза, понять брата лучше, передать свое доверие через долгий взгляд, полный собственных сумбурных мыслей, но встречается с прозрачной опорой. Его передергивает, кидает в неприятный холодок, и он с горестью осознает, что Скай все-таки слепой, что совсем не видит его. А знает ли он тогда младшего, если даже представить внешность не может, настолько, насколько может знать самый близкий человек? Кризис мыслей доканал малыша, и тот накрыл голову руками в кокон, поджав губы. — Боишься, что тебя снова обсмеют? — не смолкал старший, пока защищал от ветра объятьями. — Ну, смех, как говорит мама, продлевает жизнь, а кто его причина не особо важно… Тебе стоит понимать, что чаще всего это просто зависть или желание стать таким же крутым, как ты! Они очень хотят быть другими, которые в их глазах выглядят лучшей версией их. Но так как не могут достичь, то выбирают путь ядовитых плевков и издевок. Причина не в тебе, а в собственной неуверенности. Малыш, пытаясь отвлечься, преувеличил услышанные слова, заулыбался, приободрился. На щеках заиграл сияющий румянец. Никогда он не представлял себя на месте того, на кого хотят быть похожим, кому завидуют, кого считают образцом. Это как чувствовать себя звездой! Причем не на земле, а в небе — часто Венти внимал светилам и сам хотел быть похожим на сияющую точку: это же каждый день здороваться с Луной и Солнцем, болтать о погоде и наблюдать, что делают людишки-муравьишки. Преисполнившись вдохновением, малыш набрал воздуах в живот и незамедлительно воскликнул: — Надо просто послать их в ответ!!! — ведь так бы сделал тот, кому плевать на чужие бормотания. — Нет, Венти, не совсем, — засмеялся старший и похлопал по спине, каждый раз слегка отклоняясь от первоначального места. — Просто улыбнуться им и посмеяться — не в тебе дело. Хуже не станет, да и лучше тоже… Ладно, послать иногда неплохо, но маме не говори — она нас убьет! Оба посмеялись практически одинаково, только Венти громче и тоньше. — И все же, маленькая забияка, почему ты не хочешь идти? — Скай не хотел отставать от брата и сразу же пристал снова, как только они замолкли. Пусть пыл тут же был умерен, непоседа решил больше не замолкать: — Разве ты не обидишься? Ты будешь сидеть один, а я с кем-то гулять. Ты будешь грустить, а я буду веселиться. Чаще всего мы действуем сообща, потому что тебе без меня и Двалина все-таки тяжело. Да, научился много делать без нас, но тяжело. Если меня не будет, тебе будет еще и опасно! И как мама узнает, что я от тебя ушел, она разозлится. — Но у тебя совсем нет друзей, кроме меня; зачем же ты так закручиваешь драму от одного предложения милого маленького человечка погулять? Не думаю, что тебя убьют, если ты проведешь детство как ребенок, а не как сторожевой мини-поводырь. — Но ты точно будешь грустить, я это знаю! — Нет, не буду. Это не то, из-за чего я бы грустил, Венти. Ты обязан завести друзей — это сделает меня только счастливее. Младший улыбнулся и сжал руки в маленькие, дрожащие от восторга кулачки. Главный страх для ребенка был исчерпан улыбкой на фарфоровом лице и одним простым словосочетанием. Братья крепко обнялись — и сразу мир обрел краски, разлетающимися фейеверком вместе с глупым ветром!

***

— Убили? — Н-не… Нет… Ох, черт, что я несу… Венти изменился за считанные секунды. Он стал бледнее скатерти и штор; очи стали не то, что кукольными, а раскрашенными в застывшую живость монетами, которые отражали взгляд собеседника, не давая заглянуть и на милиметр глубже в душонку. Тихая обстановка постепенно начинала гудеть: пальцы обеспокоенного, отстраненного парня барабанили по столу, не останавливаясь ни на милисекунду; Двалин, почуяв неладное с хозяином, тихо зарычал себе под нос и застучал хвостом по полу. Только Сяо оставался спокойным в начинающемся шторме. Застыл: не двигал ни бровью, ни пальцем; дышал тише обычного и не выражал эмоций. Он неосознанно замедлил время вокруг себя, как вне мира, и комнатные пылинки почти не прикасались к его контуру тела, замирая. Хотя был точно таким же бледным и напряженным — взгляд, точно провод, был натянут на одном лице Венти. — Тяжело говорить? — в этот момент гость как будто еще сильнее зажал губы, чтобы говорить не больше трех слов за пять секунд, не сделать хуже. Обеспокоенный парень помотал головой, но неосознанно прижал кулак из поледеневших пальцев ко рту. Заблестевшие глаза бегали с собаки на собеседника и обратно, не в силах найти точку концентрации или интереса. «Что же сказать? Что же?.. — он будто обращался не к себе, а к сидящему псу, тихо рычавшему после упоминаний о бывшем хозяине. — Нет, не могу так сразу. Он меня неправильно поймет, а я не хочу настолько рисковать дружбой, причем с первым таким за эти года. Я ведь решил уже, что мне нужно… Смогу ли я? Точно мне не принесет ли это подобных грехов? Будет ли брат счастлив так, как был бы живым?» — Я не так сказал… — комок в горле позволял голосу только тихо вибрировать, как если б вирус вернулся с новой силой. — Не убили в таком смысле, каком ты подумал. Кукольные напуганные глаза замерли и увидели, как мгновенно сдулось напряжение в каждом уголке глаз, губ, скул Сяо. — Что-то снова поэтичное? Наверное, трудно выражаться обычным языком музыканту, — негромко спросил он, что Венти опешил и не понял о ком речь, будто не он себя тут ведет как псих. — Чего?.. — Ты романтик. Ты имел в виду, что его ранили в душу, из-за чего и погиб? — А… Аха-ха… Да… Это… Он умер, но прежде всего из-за ранения в душу, да… «Как неожиданно… Это идеальное объяснение того, что я сболтнул неверно и нечаянно. Как будто сам что-то пишет — на него не похоже. Он такое может? Он разве умеет думать с такой точки зрения? Я недооцениваю этого человека… Как странно выглядит Сяо: ему заметно полегчало, когда начал отрицать насильственную смерть брата, и еще незаметно пытается улыбаться. Ходячая тайна. Мне его только раскапывать и раскрывать. Вечность, чтобы понять. И все равно все, что я думал, что мне снилось о нем, правда. Хорошая правда. Но если я пойму, поймет ли он меня? Действительно ли мы друзья в его понимании? Стоит ли вообще рассказывать ему о себе больше, чем кому бы то ни было? А вдруг он не хочет сам чего-то более близкого?» Барбатос, переполненный переживаниями на больную голову, даже не заметил, как быстро тяжелая тема сменилась на другую, полегче и лучше, пока его вынуждали говорить по ходу мыслей: — Ты уже придумал тему стиху? — А? Ну… Хе… Пока нет, я все время не уверен… — Вот как. Может, надо будет посетить какое-то безлюдное место? — Да, я думал как раз об этом, — потихоньку язык начал расплетаться. — Много мест нашел. Когда выздоровлю, наверное, пойдем. Венти только нервно поглядывал в окно. Быстро набежали тучи — не успел парень и чай выпить. — Не боишься выступать перед людьми? — Н-нет… Зато я узнал, когда будет возможность! — Венти расцветал, как растение, которому дали блаженную воду, — Помнишь, ты рассказывал про фестиваль, которому особенно уделяют внимание в твоем районе? Оказывается, тот мужчина, пригласивший выступать в универе, где мы познакомились ближе, предложил и там попробоваться на сцене. На празднике будет одна из программ, где юные творцы пробуют спеть, рассказать или продекламировать произведение собственного сочинения. До него еще долго, он будет в начале зимы. Я успею все сочинить и переложить строки на ритм музыки. А тот дядя молодец. Он вообще меня перехвалил, но имя я его все равно забыл… — Подожди. Ты обо всем про Праздник Фонарей? — Да, нам надо ориентироваться туда! Не думаю, что на Хэллоуин, то есть День Мертвых, я придумаю что-то, да и никто не даст возможности показать, ха-ха. Это было бы как… Хлопок. Венти от неожиданности и схватившего в мгновение страха сразу укрыл голову, в особенности — лицо, и сжался. Ему было не до упавшей чашки с лекарством, которую опрокинул в молниеносном действии, и не до Сяо, пребывавшего в ступоре и пытающегося понять, в чем же причина еще одной формы «странности». Всему виной оказался обычный гром… Парень осунулся за секунду. Он постепенно опускал руки, боязно выглядывая вперед, будто боялся увидеть мертвеца. Сжав продрожавшие колени, Венти, естественно, вспомнил старый образ блеклых глаз с выжженными ресницами, которые единожды окрасились в другой цвет — рябый. Каждый раз при первом ударе грома парень перебрасывался на много лет назад и каждый раз удивлялся, что один и давно вырос в настоящем. — Что-то я утомился… — шепчет потерянный, медленно вставая. — Давай помогу, — Сяо встал и обошел стол за секунду, приобняв припавшего больного. — Жар подскочил. Тебе нужно еще поспать. — Ты переночуешь? Ливень. Не думал, что погода так быстро испортится. — Возможно. Еще не вечер. — Не вечер? Оу… Прости, я так быстро, ха-ха… Всякая дрянь уже мерещится… Венти осмотрел ноги Сяо. Он подметил, как они прямо стояли, направленные носками прямо на него. В голове что-то сразу щелкнуло. — Слушай, перед тем, как я выключусь, — они как раз встали в проеме, неумышленно согнав Двалина. — Скажи: мы друзья? — …Да, — действительно друг, отдавший целый день для помощи и заботы, был в таком недоумении в совокупности, что его лицо могло изоображать только равнодушие, не в силах передать весь спектр эмоций. — Все! Это то, что мне нужно было услышать. Сяо, я так рад, что мы друзья! Мы… Мы близкие друзья? — Не в обиду Ху Тао. — Это "да"? Кивок. — Какая радость… Теперь все будет по-другому! Намного лучше!