Way down we go

******* Эндрю зажег сигарету и вдохнув сделал паузу, чтобы насладиться теплым жжением в легких, пока ждал, когда незнакомцы разойдутся по парковке в Сакраменто Грейхаунд. Дождавшись выбранного «Алексом» направления, он помедлил несколько секунд, прежде чем последовал за ним. В итоге они оказались в закусочной, расположенной вниз по улице. Какой-то неказистой забегаловке с изобретательным названием «У Алисы», с выцветшими красными виниловыми кабинками и красно-белыми клетчатыми столами. Алекс примостился в дальнем углу, на расстоянии от других людей, сидевших в этот поздний час, и опустил голову, как будто изучал меню. Эндрю заметил вспышку льдисто-голубого цвета, которая дала ему понять, что его попутчик заметил его появление. Проигнорировав официанта, он направился прямо к задней кабинке, бросил рюкзак на противоположное сиденье и сел. — Ты платишь. Алекс вздохнул и положил на стол меню, которое Эндрю бегло просмотрел. — Разумеется. Это первый состоявшийся разговор между ними с тех пор, как они сели в автобус в Беркли, решив, что безопаснее всего сесть отдельно на случай, если кто-то будет искать их двоих. Эндрю постарался расположиться позади Алекса, чтобы держать его в поле зрения, и заметил, как младший подросток старался не засыпать, хотя выглядел измотанным. Темные круги под глазами только подчеркивали бледно-голубой цвет его глаз, — жаль, что Алекс почему-то ненавидел его, — который выглядел гораздо лучше, чем эти уродливые коричневые линзы. Ненавидел и тот рыжеватый оттенок волос, который Эндрю сначала выбрал для окрашивания, вместо обычного коричневого, который Алекс в панике всучил ему в качестве альтернативы. Хм, кое-кто оказывался довольно интересным комком проблем, разве нет? Он даже не стал смотреть в зеркало, чтобы убедиться, что Эндрю проделал достойную работу по осветлению его волос… — Что вам принести, мальчики? К ним подошла их официантка, женщина средних лет, которая выглядела слишком бодрой и довольной своей участью в жизни и тем, что застряла в этой ужасной клетчатой униформе, прямо-таки сияла, пока ждала ответа. Эндрю возненавидел ее с первого взгляда и сдержал усмешку, в то время как Алекс пробормотал заказ — кофе и особое блюдо номер два, глазунью. — Еще кофе, бельгийские вафли с дополнительной порцией сливок и сиропа, и бекон, — сказал он с раздражением, откладывая меню. — Хорошо, — пробурчала она, поднимая меню. — Я вернусь с вашими напитками. За столом было тихо, пока она не вернулась с двумя чашками кофе и большим графином горячего напитка, и Алекс с недоумением наблюдал, как Эндрю добавляет в свою кружку несколько пакетиков сахара и сливок. — Зачем так напрягаться? — Действительно. Это вопрос, который я задаю себе о многих вещах. — Эндрю сделал глоток своего напитка, доставая из рюкзака газету, которую он взял в автобусе, и положил ее на стол интересующуей статьей вверх. — Например, «зачем так напрягаться ради одного человека»? Руки Алекса сжались вокруг его кружки, когда он увидел газету, но Эндрю должен был отдать ему должное — он сохранил достойный покер-фейс. Эти завораживающие голубые глаза несколько секунд сканировали статью, а затем уставились в кружку. — Здесь нет упоминания о нас. Ах, способ уклониться от вопроса. Эндрю предположил, что он, должно быть, уже видел статью или слышал, как кто-то упоминал о ней в автобусе. — Нет, что само по себе довольно интересно, просто упоминание о пожаре на кое-каком объекте, который мы недавно покинули, и несколько пострадавших, один из которых ранен довольно серьезно. Надеюсь, Коуэн не скоро оправится, — сказал он ровным голосом. Когда Алекс остался неподвижен, он раздраженно постучал пальцами левой руки по столу. — Зачем? Алекс вздрогнул, то ли от звука, то ли от вопроса, и огляделся вокруг, чтобы убедиться, что их не подслушивают. — Не… не здесь, хорошо? — «Не здесь» означает, что разговор продолжится в другом месте, понятно? — Он подождал, пока ему кивнут, и отхлебнул еще немного кофе. Отчасти то, что удерживало его на стороне Алекса — помимо огромной загадки, которую представлял собой ребенок, — заключалось в том, что до сих пор «Алекс» выполнял свою часть сделки. Эндрю сидел с пачкой сигарет в рюкзаке, и никто не указывал ему, что делать, они на пути к получению нового удостоверения личности и, предположительно, машины. Он мог в любой момент передумать, мог вернуться в Окленд и сказать, что убежал из-за страха за свою жизнь, мог сдать Алекса при первой же возможности… но ему не было скучно, и он был с кем-то, кто нуждался в его помощи. Было что-то… что-то… Их официант, «Анита», согласно ее бейджу, принесла еду как раз в это время и избавила его от дальнейшего бесполезного анализа. Конечно, Алекс выбрал какую-то безвкусную, простую тарелку с яйцами, беконом и тостами. Казалось, парень не мог делать ничего, что не помогало ему слиться с воздухом. По крайней мере, завтрак Эндрю оказался достаточно насыщенным для них обоих: сироп и взбитые сливки грозили вылиться из тарелки, консервированная черника сверкала под флуоресцентными лампами закусочной не меньше, чем черные волосы Аниты. — Что-нибудь еще? — Немного антиоксидантов для него, — пробормотал Алекс, глядя на завтрак Эндрю. — Некоторым из нас они не нужны, дедуля. — Он провел вилкой по горе взбитых сливок и отправил их в рот. — Хорошо, — повторила Анита, прежде чем уйти, и левый глаз Эндрю дернулся от импульса бросить свою кружку вслед за ней. Алекс, должно быть, что-то почувствовал, потому что помахал левой рукой в воздухе, чтобы отвлечь внимание. — Итак, мы подождем еще пару часов, а затем сядем на следующий автобус до Рино. — Он говорил все тише и тише, выхватывая газету, чтобы засунуть ее в свою сумку, а затем начал нарезать яйца. — Не могу дождаться, я слышал, это такой прекрасный город. — Эндрю никогда в жизни не был за пределами Калифорнии, и было довольно удручающе, что его первая поездка куда-либо была в Рино, даже если Алекс сказал, что именно туда они должны поехать, чтобы получить новые удостоверения личности. — Ты водишь меня в самые красивые места. На мгновение на лице Алекса появилось отстраненное выражение, от которого он стал казаться намного моложе своих пятнадцати лет, на которые он претендовал, да еще и за которые ему не давали покоя, а затем он покачал головой, поднимая свою кружку. — Они не могут быть хуже, чем то место, где мы встретились, не так ли? — На его губах появился намек на улыбку, когда он уставился на Эндрю. — Touché. — Эндрю отсалютовал ему двумя пальцами левой руки, а затем молча продолжил есть свой завтрак. ******* Как только они вышли из закусочной, Эндрю зажег сигарету. Натаниэль потянулся за ней, прежде чем успел остановить себя и подумать о том, что он делает, или о том, как близко его пальцы оказались к руке подростка. Эндрю вздрогнул от неожиданной кражи, его тело напряглось, а затем он вскинул бровь, наблюдая за тем, как Натаниэль подносит сигарету близко к лицу. — Не знал, что ты куришь. — Я… Я не. — Натаниэль сглотнул, вдыхая дым, запах которого вернул его в прошлое, в ту ужасную ночь на побережье. Он вздрогнул, тряхнув головой, пытаясь отогнать воспоминания, даже когда вдыхал снова и снова. — Я… Это просто… — Иди уже, — приказал Эндрю, слова прозвучали резко, но тон был странно мягким. — И ты должен мне объяснение, а также еще одну пачку сигарет. Решив, что спорить об абсурдной расплате бессмысленно, Натаниэль потянулся в карман и достал пятидесяти долларовую купюру. — Они, знаешь ли, замедляют твой рост. — Он сумел каким-то образом выдавить улыбку в ответ на разгневанный взгляд Эндрю, даже когда подросток выхватил деньги. — Ага, как будто я не слышал об этом. Натаниэль был уверен, что так и есть, и подумал, что в кои-то веки приятно не быть самым низкорослым подростком в округе. Он унаследовал небольшой рост от своей ма… от Стюарта, наверное, если только у него не произойдет скачок роста в ближайшее время, но Эндрю был на дюйм ниже его при росте пять футов. По крайней мере, подросток не был таким тощим и одежда Натаниэля растягивалась на нем его широкими плечами и крепким телосложением до невозможности. Каштановая краска для волос ему шла, добавляла немного тепла к цвету лица, которого не хватало бледному блондину, но он все равно был внушительной фигурой с холодным блеском в ореховых глазах. — Я жду объяснений. — А, да. — Натаниэль поморщился от нетерпения в голосе Эндрю и еще раз вдохнул, прежде чем стряхнуть пепел с кончика своей сигареты, затем огляделся вокруг, чтобы убедиться, что никто не находится достаточно близко, чтобы подслушать, о чем они говорят. Тем не менее, он головой подал знак, чтобы они свернули в небольшой переулок между магазином «Все за один доллар» и китайским рестораном. — Итак, я уже рассказывал тебе в общих чертах, что моя мама украла деньги у очень неприятных людей, и с тех пор они преследуют нас, чтобы вернуть их. — Он снова вдохнул, чтобы успокоиться, прежде чем продолжить. — В конце концов, они добрались до нее, — он подавил боль, бурные эмоции, — и с тех пор я пытаюсь стряхнуть их с хвоста. Несколько ночей назад они снова нашли меня. — Да, да, второй куплет, такой же, как и первый. — Эндрю бросил свою сигарету, сгоревшую лишь наполовину, на землю и растоптал ее. — Скажи мне, почему наших лиц не было в статье, и почему они рискнули сделать это с колонией для несовершеннолетних. — Я к этому и веду, — огрызнулся Натаниэль, затем вздрогнул, заставив себя успокоиться. Черт возьми, неужели Эндрю думает, что ему легко говорить об этом? Если бы его мать была… но нет, она не была… и если он что-то и понял за последние несколько дней, так это то, что он был в ужасе, когда бежал один и сильно облажался, так что он будет принимать странную форму помощи Эндрю еще пару дней, пока не возьмет себя в руки, а потом они разойдутся, пока с подростком не случилось что-нибудь плохое. — Потому что человек, у которого моя мать украла деньги, был… ну, он был связан с преступной организацией, и я готов поспорить, что федералы должны были как-то связать меня с ним, когда полиция оказалась в больнице. — Он бросил сигарету и крепко прижал спортивную сумку к животу, хотя от этого болели заживающие раны. — Если это так, то они знают, что, если мое лицо попадет в новости, его людям будет намного легче меня выследить, а я не могу быть свидетелем, если я мертв. Эндрю бросил на него оценивающий взгляд, достал еще одну сигарету и зажег ее, пламя зажигалки на секунду-другую вызвало ложную искру жизни в его ореховых глазах. Медленно затянувшись, он отнял сигарету от губ и выпустил дым в сторону Натаниэля. — Я знаю, что значит преступная организация — не думал, что у простого члена банды или преступника хватит ресурсов, чтобы нанести тебе такой ущерб и вывести из себя, если ты уже сидишь за решеткой. Но если в деле замешаны федералы, это серьезно. — Он сделал еще одну затяжку сигаретой и продолжал смотреть на Натаниэля, давая понять, что он чего-то ждет. Натаниэль покачал головой в поспешном отрицании. — Ты и так вляпался в это больше, чем мне хотелось бы — давай поедем в Рино, где я смогу купить тебе новое удостоверение личности и машину, и мы сможем пойти каждый своей дорогой. Если по какой-то случайности федералы разыщут тебя, я хочу, чтобы ты мог сказать, что понятия не имеешь, кто я и кто за мной гнался, так для тебя будет лучше. Взгляд приобрел холодный оттенок, когда Эндрю направил сигарету к лицу Натаниэля, отчего тот вздрогнул. — Ты пытаешься защитить меня или что-то в этом роде? — В голосе подростка звучало недоверие от одной только мысли об этом. Натаниэль пожал плечами, развернулся и направился обратно к тротуару. — Кто-то же должен, верно? Должна была быть причина, по которой Эндрю оказался в этом учреждении, почему у него были шрамы на руках, которые он пытался скрыть, почему ему не нравилось, когда к нему прикасались, и почему он был таким апатичным большую часть времени. Натаниэль знал, что он был потерян, что жил в режиме одолженного времени теперь, когда его матери не стало, поэтому он мог бы сделать все возможное, чтобы ограничить ущерб для кого-то другого. Как бы ни кричал голос матери в его голове, чтобы он бежал от Эндрю, подросток был первым человеком, кроме матери Натаниэля, которому Натаниэль сказал более десяти слов за… слишком долгое время. Ну, кроме «пошел нахуй» и «мне нечего сказать». Когда до отъезда из города оставался еще час, Натаниэль позволил Эндрю водить их по улицам, чтобы убить время, только наложив вето на один или два магазина, когда он заметил камеры видеонаблюдения. Даже натянув капюшон кофты и надев кепку, он не хотел рисковать, оставлять свой след на каких-либо записях. Достаточно было того, что федералы могут получить доступ к записям из больницы в Окленде, но он должен быть благодарен хотя бы за то, что его официально не оформили в Вэйуорд Бернс из-за его травм и позднего времени прибытия. Они провели некоторое время в магазине подержанных книг, затем побродили по улице, ведущей обратно к автобусной станции. Примерно за полчаса до того, как они должны были вернуться к своему автобусу, Эндрю повел их в сувенирный магазин. Натаниэль никогда раньше не находил такие вещи интересными, поскольку в прошлом он всегда путешествовал налегке, а такие сувениры, как в этом магазине, могли стать уликой в зависимости от текущего прикрытия. Тем не менее, в магазине было прохладно и можно было скоротать время, поэтому он с интересом оглядывал полки — он заставил себя пройти мимо витрины с товарами для команд экси из Сакраменто — и шел за спиной Эндрю, по крайней мере, до тех пор, пока старший подросток не остановился перед витриной, заполненной ножами. Они не профессионального уровня, с дурацкими рукоятками из искусственной кости и различными логотипами «Сакраменто», но они из нержавеющей стали, и некоторые из них обладали приличным острием. Натаниэль мог только молча наблюдать, прижимая к себе сумку, как Эндрю жестом приказал принести два из них, а затем потратил пару минут на их проверку, крутя их в правой руке, как бы проверяя их вес и удобство захвата. В конце концов он остановился на том, у которого была менее замысловатая ручка, и протянул молодому парню за прилавком пятидесяти долларовую купюру, которую Натаниэль передал ему ранее. Натаниэль подождал, пока они выйдут на улицу, чтобы заговорить, в горле было сухо, даже когда он вытер влажные ладони о внешнюю сторону бедер своих джинсов. — Зачем? — Натаниэлю было больно даже произносить это слово, из-за воспоминаний об отце, который смотрел на него с ужасной улыбкой, в то время как на его груди расцветала боль. Эндрю взглянул на него и почему-то нахмурился. — Это? — Он протянул рюкзак и наклонил голову в сторону, когда Натаниэль отпрянул от нее. — Мне кажется, что нам нужно что-то, кроме этой ручной клади и папки, чтобы бросить в них, если они нас найдут, верно? — Вс-всегда можно швырнуть в них зажженными сигаретами, — сумел вымолвить Натаниэль. Почему казалось, что у них происходит что-то вроде «око за око»? Почему Натаниэль позволяет этому продолжаться? Может быть, потому что это казалось самым простым способом отказаться от чего-то, если он знал, что Эндрю сделает то же самое? — Я… я никогда не понимал, почему они ему так нравились… — В конце концов, решил он, подняв правую руку, чтобы потереть не новые раны, а старый шрам внизу живота. То ли ответ, то ли действие прогнало слабое веселье в стеклянных глазах Эндрю. — Хм, может быть, мы попробуем это изменить. Как будто это было так просто, и как будто Натаниэль хотел когда-нибудь в этой жизни снова оказаться так близко к своему отцу. Последняя встреча будет сниться ему в кошмарах еще несколько месяцев, если не лет. — Удачи тебе с этим. Эндрю хмыкнул в ответ и повел их в мужской туалет, как только они добрались до автобусной станции. Натаниэль слегка вздрогнул, вспомнив, что произошло в Сан-Франциско, но здесь было многолюдно, поэтому он решил, что здесь безопасно. Тем не менее, он не стал задерживаться и подождал снаружи, когда Эндрю, наконец, присоединился к нему без пакета из сувенирного магазина. Если постараться, он был уверен, что сможет выяснить, где подросток спрятал нож, но у Эндрю была склонность бросать на него холодный взгляд, если он слишком долго смотрел, так что это не стоило усилий. К счастью, в Сакраменто были механические автоматы по продаже билетов, поэтому, как только он дал Эндрю немного денег, они оба смогли купить себе билеты, только убедившись, что их капюшоны и кепки достаточно прикрывают лицо. Как только они купили билеты в Рино, Эндрю направился в небольшой магазинчик, чтобы, судя по всему, получить очередную порцию сахара. Натаниэль не понимал, как человек, который большую часть времени был настолько апатичен, может поглощать такое количество сахара и кофеина без какой-либо реакции. Однако они застрянут в автобусе на несколько часов, так что можно было бы перекусить, пока есть возможность — к тому же он не видел, чтобы парень в сувенирном магазине дал Эндрю много сдачи. Натаниэль взял несколько бутылок воды и пару энергетических батончиков… и не смог удержаться от желания взять журнал экси, когда увидел на обложке Кевина Дэя и Рико Морияму. Когда он подошел к кассе, не было ничего удивительного в том, что Эндрю ждал его с охапкой сладких закусок и напитков, а также с нетерпеливым выражением на лице, первое из которых было брошено на прилавок, а второе сменилось чем-то похожим на отвращение, когда он заметил журнал. Натаниэль ждал, но слов не услышал, пока они не вышли на улицу, чтобы дождаться автобуса. Эндрю молчал, пока они не нашли место в тени, подальше от всех остальных, чтобы прислониться к стене и ждать прибытия автобуса. Оказавшись там, он выхватил у Натаниэля сумку и достал из нее один из энергетических напитков и шоколадный батончик. — Так что у тебя с этими парнями? — Он бросил сумку обратно Натаниэлю, пока тот откупоривал крышку напитка. — У тебя на них стояк, что ли? Что-то холодное пробежало по позвоночнику Натаниэля, несмотря на растущую дневную жару. — Ты просмотрел папку. Эндрю щелкнул языком, прежде чем сделать глоток сладкого напитка. — Конечно. Я хотел узнать, сможешь ли ты выполнить свои обещания. — Он сделал паузу, чтобы глотнуть, и закатил глаза на яростное выражение лица Натаниэля. — Ты сказал ничего не брать, я и не брал. — Семантика, — прошипел Натаниэль, прежде чем сдержать свой пыл. Он изо всех сил старался сосчитать до десяти, сначала по-английски, потом по-немецки, и медленно выдохнул, потянувшись за бутылкой воды. — Нет, у меня нет никакого «стояка» на них. — Да-да. — Да нет же! — Натаниэль уже начал считать по-французски. — Меня не… Меня это не интересует, ясно? — В этой стороне? — Совсем, — настаивал он. Эндрю не выглядел сомневающимся в его ответе — у него было такое же безразличное выражение лица, как и в большинстве случаев, так почему же он вообще беспокоится об этом? Почему Натаниэль отвечает ему? — Мне просто нравится экси, ясно? А они лучшие в этом. Это признание вызвало очередное закатывание глаз, когда Эндрю допил свой напиток, смял банку и бросил ее на землю. — Есть «нравится», а есть «одержимость», и то, что я видел, было «одержимостью». Я играл в экси в моем любимом бывшем доме, и я не расклеивал фотографии этих ублюдков Воронов. Натаниэль оживился, услышав это, несмотря на усталость и постоянную боль от ран. — Ты играл в экси? А на какой позиции? Взгляд, которым Эндрю одарил его в этот момент, был ничем иным, как чистой язвительностью. — Ты подтвердил мою точку зрения. — Он ткнул Натаниэля в ребра своим батончиком, как придурок, которым он и был, прежде чем развернуть его. — Это была не моя идея, они рассматривали спорт как своего рода терапию — контролируемый выход агрессии и энергии, всякое такое, и мне сказали, что я буду играть в экси. — Натаниэль поморщился, услышав это, уже хорошо зная, как сильно Эндрю ненавидел выполнять приказы. — Я был вратарем. — И как, получалось? — Натаниэль вздохнул, когда Эндрю поднял левую руку с вытянутым указательным пальцем, пока он ел шоколадный батончик, тоже уже знакомый со странной игрой подростка. — Я играл в малой лиге, когда был ребенком, когда все… ну, раньше, — объяснил он, сжимая правой рукой ручку спортивной сумки, а левой, все еще держа пакет из магазина, прижимая его к больным ребрам. — Я был защитником, и у меня неплохо получалось. С тех пор у меня не было возможности играть из-за… ну, ты знаешь, и, наверное, я смотрю на Кевина и Рико как на «а что если», — приукрасил он, отказываясь думать о том кровавом, адском дне, прежде чем все превратилось в один бесконечный кошмар. Покончив и со своим батончиком, Эндрю демонстративно бросил обертку на землю. — Бедный маленький Алекс. — Ударение, которое он сделал на последнем псевдониме Натаниэля, дало понять, что он знал, что это фальшивая личность. — Все еще мечтатель после стольких лет. — Это лучше, чем быть засранцем, — огрызнулся Натаниэль. — Думаю, в этом мы с тобой расходимся во мнениях. Итак, почему Рино? Разве Лас-Вегас не лучше? Он быстро проверил, чтобы убедиться, что никто не слоняется вокруг них, и решил ответить, поскольку Эндрю выглядел разговорчивым — для него — и желающим отойти от темы экси. От темы Кевина и Рико. — Иногда менее очевидный выбор — является лучшим, и Рино был основан раньше Лас-Вегаса. Он также расположен ближе к Сан-Франциско и верхней части Западного побережья. — Он пожал плечами, когда его… когда подросток продолжал смотреть на него пустым взглядом. — У меня нет всех ответов, но я знаю, что для этих парней местоположение является ключевым фактором, так же как и то, чтобы не бросаться в глаза. Я уверен, что в Лас-Вегасе есть люди, которые могут сделать это, но не те, кому я могу доверять, и не те, до кого я могу добраться с теми именами, которые у меня есть. Эндрю, казалось, задумался над этим, когда он зажег сигарету и сделал несколько медленных затяжек. — Эх. Когда он собрался уйти, возможно, чтобы снова воспользоваться туалетом, Натаниэль поднял левую руку с вытянутым указательным пальцем. — Не так быстро. — Когда он получил в ответ холодный взгляд, то оказался в замешательстве от того, что хотел спросить в ответ — на кончике его языка вертелась мысль спросить, что Эндрю делал в центре заключения, но чем дольше он смотрел на подростка, тем больше думал о скрытых шрамах, о том, как Эндрю всегда оставался вне досягаемости, как и сам Натаниэль. — Эм, ты уже думал о том, что будешь делать, когда мы доберемся до Рино? Улыбка, которую он получил в ответ, была немного насмешливой. — Оставаться в живых. Можешь ли ты сказать то же самое? — Он медленно протянул руку и прижал кончики пальцев к давно зажившему шраму, который змеился по животу Натаниэля. — Хоть раз побеспокойся о себе. Затем он отошел от Натаниэля, прежде чем тот успел что-либо еще сказать. ******* Эндрю дочитал одну из своих книг в мягкой обложке, наполовину приличный детективный роман, и положил ее на колени, прежде чем порыться в рюкзаке в поисках другой книги и закуски. Сидящий рядом с ним, отделенный от него неизменной спортивной сумкой, Алекс наконец-то последовал его совету — больше похожему на прошептанную угрозу — и немного поспал. Не то чтобы у парня был большой выбор в этом вопросе, поскольку вчера он работал на износ и не спал только благодаря кофе и огромной решимости. Может, парень и не самый умный, но упрямый, как черт, признал Эндрю, переместившись в угол своего кресла, откуда ему было лучше видно Алекса и сиденья вокруг них. Глаза Алекса были настолько потемневшими от усталости, что казалось, будто его ударили несколько дней назад, и синяки под глазами медленно сходили, а остальная часть лица, не скрытая золотисто-каштановыми волосами или тенью, отбрасываемой капюшоном толстовки, побледнела от усталости и боли. Он примостился между своим сиденьем и спинкой сиденья впереди, правая рука была продета через ручки сумки, а тело скручено так, словно он пытался сделать из себя как можно меньшую мишень. У Эндрю сложилось впечатление, что он привык к долгим поездкам в автобусе, что он часто проводит время в окружении потенциальных врагов и поэтому редко теряет бдительность. Одним из этих бесчисленных шрамов было пулевое ранение, и многие из них, казалось, зажили много лет назад. Эндрю хорошо знал, что шрамы бывают не только физические, и был готов поспорить, что у «Алекса» их тоже предостаточно. Алекс почти ничего не рассказал о своей матери за последние сутки, кроме того, что она втянула его в эту историю жизни в бегах, и бросила его барахтаться в одиночестве, когда умерла. Эндрю не слишком хорошо думал о женщине, которая позволила своему сыну выглядеть как ходячий Франкенштейн, по крайней мере, от шеи и вниз, поэтому решил хорошо, что она умерла. Что же теперь делать с отчаянным беглецом, у которого, по подсчетам Эндрю, было более полумиллиона долларов, восемь рваных шмоток и две пары еще более рваной обуви, передвижная святыня двух подростков-игроков экси, список преступных контактов и номер «бесплатного выхода из тюрьмы», по которому он то ли боялся, то ли не хотел звонить уже давно, хотя следовало бы? Эндрю все больше раздражался на «Алекса», потому что чем дольше он общался с ребенком, тем меньше складывались детали — кто был бы настолько слаб, когда у него имелось столько денег? От чего он на самом деле бежит? Почему он упорно отказывается смотреть на свое собственное отражение не только в зеркале, но и на любой другой отражающей поверхности? Эндрю не ожидал, что кто-то скажет ему правду, тем более тот, с кем он только что познакомился, но у него было такое чувство, что он услышал лишь самые общие сведения о своем попутчике. «Алекс» бежал от кого-то опасного? Да. Его мать мертва? Да. Он может быть полезен федералам? Скорее всего. Но если сложить все это вместе? Что-то было не так, и он хотел знать, что именно, самым ужасным образом… а он не привык хотеть, черт подери. То, что началось как развлечение от скуки и отвлечение от нежелательной проблемы, переросло… во что-то, чего он не мог понять, и это его беспокоило. Ему не нравились вещи, в которых он не мог разобраться. Алекс должен был быть всего лишь еще одним несчастным беглецом, пусть и немного более бредовым, чем остальные, и, понасмехаясь над ним день-другой, он избавил бы Эндрю от шумных сеансов терапии и криков «прояви немного духа» на тренировках по экси. Это также гарантирует, что по возвращении ему будет закрыт доступ к посетителям в качестве наказания, по крайней мере, на пару месяцев — о, какой позор. Так почему же, когда по пути в туалет один из пассажиров задержался в узком проходе, чтобы окинуть спящего Алекса оценивающим взглядом, Эндрю переместился вперед с тяжелым взглядом, пока тот не понял намек и не поспешил дальше? Он тоже не выспался прошлой ночью, и был надежно укрыт в углу. Тем не менее он достал еще один энергетический напиток вместе с новой книгой и потягивал его, не отрывая глаз от происходящего вокруг, и позволил подростку поспать. ******* Натаниэль вздохнул, глядя на темнеющее небо, когда они покинули автобусный вокзал, закинул спортивную сумку на левое плечо и закусил губу от резкой боли, возникшей при этом движении. — Нам нужно найти место для ночлега. Человек, с которым мне нужно встретиться, сможет принять нас только утром. Эндрю пожал плечами, засунув руки в карманы и устремив взгляд на улицу перед собой. — Это твои деньги. Да, Натаниэль предполагал, что он скажет что-то в этом роде. Выйдя немного дальше на тротуар, он сориентировался и в уме прикинул карту города, которую запомнил и взял, когда автобус остановился на единственной остановке. Они находились у станции Амтрак рядом с Коммершиал Роу, так что район Восточной Четвертой улицы не должен быть слишком далеко. Расстояние вполне проходимое, и они смогут найти недорогую гостиницу на окраине, где никто не будет задавать вопросов о двух подростках, оставшихся на ночь — тем более что Натаниэль не был уверен, насколько тщательную проверку выдержит его нынешнее удостоверение личности. Идя рядом друг с другом, но осторожно, не касаясь, они направились в нужную сторону, при этом Натаниэль жестами показывал Эндрю, куда свернуть. Пару раз они останавливались, один раз, когда Эндрю хотел взять журнал с объявлениями о продаже автомобилей, а другой — у небольшого магазина, торгующего электроникой. Натаниэль с каким-то трепетом последовал за Эндрю внутрь, и, пока подросток покупал телефон и карту с предоплаченными минутами, он ковырялся пальцами правой руки в заживающих порезах на груди. Он до сих пор помнил, как держал телефон, стоя у океана, эту последнюю связь с ней, прежде чем он избавился от него вместе со всем остальным, что связывало его с матерью, всем, кроме того, что было в папке и скреплено кровью и костями — шрамами, воспоминаниями, неизбежной смертью, надвигающейся с каждым ударом сердца. Ощущение чего-то легкого, прижавшегося к его шее, заставило его вздохнуть и отпрянуть в сторону, только чтобы увидеть стоящего там Эндрю с ярко-желтым пакетом в левой руке, в то время как его правая рука упала на бок. — Невежливо впадать в панику в общественном месте, — пробормотал он, покачивая головой в сторону двери, ведущей из магазина. — Я… — Это было трудно отрицать, поэтому Натаниэль остановился на слабом взгляде и поспешил на улицу. — Зачем тебе телефон? — Эндрю был не самым разговорчивым человеком, кроме как для того, чтобы подколоть Натаниэля, и пока что не упоминал никого из друзей или родственников. — Мне же нужно с чего-то звонить по поводу машин, — только и сказал Эндрю, когда они возобновили поиски места для ночлега. Дойдя до района Восточной Четвертой улицы с ее барами и ресторанами, они стали искать, где бы перекусить и остановиться. Натаниэль предпочел бы переночевать в приюте для бездомных, но что-то в напряжении, с которым Эндрю обдумывал это место, заставило его вздохнуть и передумать через несколько секунд. Нет, какими бы они ни были, проблемы Эндрю не позволят ему жить в одной комнате с незнакомцами, подумал он. Для Натаниэля это тоже не было бы идеальным вариантом, но это сэкономило бы деньги и обеспечило место с большим количеством свидетелей, означавшее, что люди его отца не смогут ничего сделать с ними во время их пребывания там. Чувствуя себя измотанным до мозга костей, несмотря на пару часов, которые ему удалось проспать в автобусе, Натаниэль заставил свое измученное тело идти дальше. Они перекусили в мексиканском фастфуде, а через пару кварталов, к счастью, наткнулись на мотель. Мотель «Привет, жизнь» был очень похож на те, в которых Натаниэль останавливался с матерью, когда пересекал США — неприметный, двухэтажный, с внешними дверями и бассейном, который выглядел так, как будто в нем обитала какая-то форма жизни из водорослей. Все, что имело значение, — это то, что горел знак «свободные места», а на парковке было не так много машин. Он был готов поспорить, что плата взимается как за час, так и за ночь, но пока он не обнаружит клопов, ему было все равно. За стойкой стоял парень лет двадцати или тридцати, загорелый, апатичный и не желающий отрывать взгляд от экрана телевизора, который смотрел, пока Натаниэль расплачивался за две ночи вперед. Две ключ-карты были протянуты ему через стойку с комментарием «номер один-двадцать пять, и не шуметь», после чего парень прибавил громкость на своем телевизоре, вернув внимание к, что, судя по звукам, боксерскому матчу. Натаниэль пожал плечами, протягивая запасной ключ Эндрю, который взял его кончиками пальцев, как будто он мог его укусить. Они не говорили ни о чем, пока не оказались на улице и не поняли, что «один двадцать пять» означает, что они находятся в дальнем конце мотеля. — Меня так и подмывает устроить несносную вечеринку, просто ради удовольствия. Комментарий Эндрю вызвал у Натаниэля усталую улыбку. — Почему я не удивлен? — Он уже догадался, что подросток может быть таким противоречивым. — По крайней мере, ты всего лишь на одну ночь, так? Завтра получишь все, что тебе нужно, и отправишься своей дорогой. Эндрю издал нечленораздельный звук и открыл ключом дверь в их комнату, которая оказалась такой, как Натаниэль и ожидал: две полноразмерные кровати с ужасными полиэстеровыми покрывалами, которые придется снять, по крайней мере, с его кровати, потертый оранжевый ковер, бежевые стены с работающим кондиционером, письменный стол у одной стены вместе с комодом, на котором, вероятно, был прибит старый телевизор, тумбочка между кроватями с телефоном и часами, ванная и шкаф. — Столько денег, и это лучшее, что ты можешь сделать? — У меня еще есть деньги, потому что это лучшее, что я делаю. — Натаниэль подошел и сдернул покрывало с ближайшей кровати, затем отодвинул простыни, чтобы осмотреть матрас, в то время как Эндрю убедился, что дверь заперта на замок и засов. — Большая часть денег уходит на более важные вещи, например, на новые водительские права, которые ты получишь завтра и которые позволят тебе купить машину. — Он не увидел никаких признаков клопов, поэтому проверил другую кровать, которая тоже была чистой. — Ладно, здесь все должно быть в порядке. — Он скривился, заталкивая покрывало под кровать. — Что ж, сойдет. Это должно было сойти, потому что если он пойдет искать дальше, то меньше чем через пару кварталов упадет. Теперь, когда он вышел из автобуса и оказался где-то… ну, он изо всех сил старался не поморщиться, опускаясь на кровать и откладывая сумку, а потом понял, что Эндрю смотрит на него. — Что? — Почему на две ночи? Я думал, ты захочешь уехать, как только получишь новое удостоверение личности. Натаниэль проверил подушки, прежде чем сложить их позади себя, чтобы на них опереться. — Потому что я уже несколько дней не принимал нормального душа и еще дольше не спал на настоящей кровати, — признался он, заставляя себя не поглаживать больные ребра. — Я получу удостоверение личности, а завтра вечером подумаю, куда мне с ним пойти. Он дал себе столько времени, чтобы прийти в себя после Сиэтла, после Калифорнии, чтобы забыть о смерти матери и надеялся, что сможет достаточно отдохнуть, чтобы начать действовать. Так долго, как только сможет. Он думал, что сохранил лицо пустым, а мысли скрытыми, но верхняя губа Эндрю скривилась в отвращении, когда он поставил свой рюкзак на другую кровать. — Ты думаешь, двух ночей будет достаточно? Ты выглядишь готовым потерять сознание, и ты почти ничего не ел сегодня вечером, вероятно, из-за многочисленных болей. Нет, они не будут этого делать — после завтрашнего дня, когда Эндрю получит деньги на машину и новое удостоверение личности, он исчезнет из жизни Натаниэля. — Нет, ты уже получил свои ответы, теперь моя очередь, — огрызнулся он. — Что ты собираешься делать, когда я завершу нашу сделку? Это все, о чем ты должен сейчас беспокоиться. Потому что Эндрю было бы бесполезно думать об этом дальше — Натаниэль уже слишком многим рисковал, вовлекая подростка так далеко, он не хотел подвергать Эндрю еще большей опасности, в которой тот уже был. Эндрю сжал кулаки и несколько секунд смотрел на Натаниэля, редкое проявление гнева сверкнуло в его ореховых глазах и окрасило лицо. Затем он вздохнул и покачал головой, подхватывая свой рюкзак. — У меня есть пара идей, пара места, куда я мог бы пойти, но я не… черт возьми. — Он развернулся и пошел в ванную, захлопнув за собой дверь. Спустя мгновение Натаниэль услышал щелчок замка, но не принял этот знак недоверия близко к сердцу — он сделает то же самое, когда придет его очередь принимать душ. Он просидел так несколько минут, пока не послышался звук льющейся воды, затем заставил себя двигаться, тело все время жаловалось, чтобы завести будильник. Как только Эндрю закончит, наступит его очередь принять душ или что-то в этом роде, отмыться, насколько это было возможно со швами и больными ребрами, а затем немного отдохнуть. Спать в кровати одному, без матери, прижавшейся к его спине, как это было последние пять лет, ее способ убедиться, что он все еще рядом и в безопасности. Как только наступит утро, они поедут к ее знакомому, Моррису, а потом… Что ж, ему не следовало впутывать Эндрю в эту историю с самого начала. Эндрю помог ему выбраться из трудного положения, и он должен был отпустить его, пока эта… неважно, — он не хотел говорить «доброта», потому что это не подходило подростку, — она не причинила бы Эндрю боль или даже хуже. Реальность всего этого заключалась в том, что последние пять лет Натаниэль был только с матерью, а теперь, когда ее не стало, ему оставалось только идти вперед. Ему не на кого было рассчитывать, кроме себя, поэтому лучше поскорее перестать отрицать этот факт. ******* Чувствуя себя лучше оттого, что впервые за день был чистым, Эндрю вышел из ванной и не удивился, обнаружив Алекса, отрубившегося на кровати. Парень прислонился к изголовью, как будто отдыхал там в ожидании, пока Эндрю закончит принимать душ, левая рука была продета в ручки этой проклятой спортивной сумки, а другая перекинута через грудь, как бы убаюкивая больные ребра. В тусклом свете комнаты мотеля он выглядел таким чертовски молодым, его лицо было скрыто длинной челкой и усталостью. Кулаки Эндрю сжались от гнева и… и… блять, почему этот человек заставил его хотеть… заставил его чего-то хотеть? Хотелось ударить его, врезать ему за то, что он такой глупый, такой забывчивый, такой дурак, что беспокоится о ком-то еще, когда ясно, что он понятия не имеет, как позаботиться о себе. Как он посмел беспокоиться об Эндрю, когда он был избит и терял почву под ногами, кто бы это ни был, черт возьми, тот, кто преследовал его? Всю жизнь Эндрю был один, ему было достаточно трудно позаботиться о себе. Единственный раз он сделал что-то для другого человека. Он провел пальцами по шрамам на внутренней стороне левой руки, и ему пришлось сдержать ярость, пылающую внутри него, прежде чем он ударил кулаком по стене, прежде чем он начал крушить вещи и не остановился, пока все вокруг не разлетелось в щепки. Это была всего лишь согласованная сделка, простая сделка между двумя людьми, которым что-то было нужно друг от друга, и он справился со своей задачей. «Алекс» тоже был близок к тому, чтобы исполнить свою часть сделки, и что с того, что этот парень превзошел Эндрю? Жизнь несправедлива, они оба прекрасно это знали. Парень, казалось, был более чем счастлив позволить Эндрю уйти со всем тем дерьмом, за которое он заплатил, и назвать все это по-честному. Когда Эндрю подошел к свободной кровати, стараясь вести себя тихо, чтобы не потревожить Алекса, он все еще пытался понять, почему тот так расстроен из-за всего. Повернувшись на правый бок так, чтобы его спина была прислонена к стене, а сам он лежал лицом к парню с ножом наготове, он мог только предположить, что его беспокоит неравновесная часть их сделки. Ему не нравилось чувствовать себя так, будто он кому-то что-то должен, а Алекс заплатил за большее, чем было оговорено изначально — хотя и за то, что было нужно Эндрю, — а также явно был настроен убедиться, что Эндрю уйдет, прежде чем они попадут в какие-нибудь неприятности… чувствовалось именно это. Чувствовалось, что Алекс помогает Эндрю. Эндрю отказывался, чтобы с ним обращались как с безнадежным случаем, черт возьми. Если кому-то и нужна была помощь, так это Алексу, или как там, черт возьми, его настоящее имя, если парень вообще его помнил. Пока он лежал, не сводя глаз со спящей фигуры в нескольких футах от него, Эндрю перебирал варианты действий на следующий день, пока усталость окончательно не утянула его в сон. *******