Мы постоянно делаем выбор: да или нет, туда или сюда, вверх или вниз. Но есть и более важный выбор: любить или ненавидеть, быть героем или быть трусом, бороться или сдаться, жить или умереть… Это самый важный выбор, но не всегда делать его нам… ©
Не сказать, что Тони любил деловые поездки. Может быть, раньше,
очень сильно раньше, когда у него не было людей, по которым он мог бы скучать. Когда термин «деловая поездка» значил для него не более, чем возможность переспать с коренными японками или бразильянками, ну или попробовать какую-нибудь местную выпивку, которая производилась только в определённом месте и определённым человеком. Сейчас же, когда дома его ждал Питер и когда с ним довольно тепло попрощалась помощница, Тони правда хотел поскорее всё завершить и вернуться.
Временами Старк пребывал в шоке от осознания, каким же чертовски домашним он стал. Что самое странное — ему не хотелось ни тусовок, ни выпивки (разве что для здоровья: по глотку на завтрак, обед и ужин), ни бесконечных женщин. Не то чтобы всё вышеперечисленное исчезло из его жизни совсем, но как-то само собою свелось к минимуму. Теперь опасно было приводить в дом кого попало,
засыпать с кем попало, потому что в любой момент в комнату Тони мог заявиться Питер с желанием посмотреть фильм, поиграть в видеоигры, или же сказав, что ему не спится, страшно или холодно. Не выбрасывать же Тони полуголую девицу в окно?
Броневик расшатывала «Highway to hell» от AC/DC, и голос солиста был, пожалуй, лучшим, что можно было найти в дороге по Кунару, провинции Афганистана. Кубики льда в виски Тони бились о стакан, пока внедорожник собирал все кочки, и один из солдат, сопровождающих Старка, смотрел на мужчину то ли с непониманием, то ли с завистью. А Тони просто нужно было расслабиться. Всё-таки Афганистан — не Фиджи, а ехать в сопровождении конвоя ему приходилось явно не забавы ради.
— Мистер Старк, а можно с вами сфоткаться? — спросил тот самый парень; Тони стало интересно, что побудило молодых ребят — на вид двум парням и девушке было лет по двадцать пять — заняться такой работёнкой.
— Конечно, — мужчина широко улыбнулся, и солдат придвинулся к нему, наводя на них маленький фотик.
— Дай мне, я сниму, — предложил другой парень.
Солдат, сидящий рядом с Тони, начал корчить рожи и показывать пальцами разные знаки. Тони хотел было сказать, чтобы тот перестал, но потом мысленно махнул рукой. Он вспомнил Питера, из-за которого у них не было ни одной нормальной совместной фотографии. Этот ребёнок не умел сидеть на месте и улыбаться, не как Джокер из «Тёмного рыцаря». Серьёзно, сходи Питер хотя бы на одну фотосессию, устроенную Марией, его бабушка сошла бы с ума от «неподобающего поведения». Во времена Тони таким называли закатывание глаз. Ха.
— Вы не против, что я… делаю это? — молодой солдат засомневался в уместности своих движений и робко взглянул на Тони; тот лишь подмигнул и показал такой же знак мира, смотря точно в камеру.
— Всё нормально, приятель, я люблю мир.
Щёлкнула камера, а потом раздался взрыв — машина, ехавшая перед ними, взлетела, полыхая оранжевым пламенем.
Девушка за рулём успела отвести броневик от взрыва и падающего джипа, но дальше не поехала. Послышались взволнованные голоса из раций, все засуетились. Музыка пропала. Тони резко повернул голову к окну, когда автоматная очередь ударила по стеклу и барабанной дробью врезалась в дверь.
— Атака слева! — крикнула девушка, хватая оружие и закрепляя бронешлем.
— В нас стреляют? — спросил Тони, как будто из произошедшего секунду назад это было неясно.
Выскочившая из броневика девушка почти сразу упала на землю, получив пулю в ногу и вскрикнув. Её напарники испугались за неё, и тот, что сидел спереди, приказав второму прикрыть его, вылез из джипа.
— Ложись!
Тони пригнулся, ощущая сердце где-то в глотке. За долю секунды в нём пронеслась судорожная мысль: не о собственном спасении — о Питере. Тони не считал себя потрясающим отцом, за один только первый год жизни Пита он совершил столько ошибок, что и не счесть, но оставить сына сиротой в девять лет в его планы не входило вот никак.
Солдат, вышедший на помощь девушке, ещё не успел обойти машину, как его пристрелили. Второй парень, увидев это, начал дёргать заевший затвор и материться. Когда у него получилось перезарядить автомат, он начал вылезать из броневика. Тони едва не схватил его за рукав военной формы. Будто мало ему было двух убитых, теперь он и вовсе должен был остаться в одиночестве?
— Постой, постой! Дай мне оружие, — крикнул Тони.
— Оставайся внутри! — скомандовал тот, а затем развернулся, и через мгновение раздался ещё один взрыв; солдат ударился спиной о дверь и стал мишенью для автоматной очереди, Старк почувствовал звон в ушах и на секунду отключился, а когда открыл глаза, поначалу оказался дезориентирован: всё вокруг горело, стекло броневика потрескалось, внутри пахло дымом, а снаружи слышалась стрельба.
Было два варианта: сидеть в машине и ждать, когда захватчики его убьют, или же выбраться и попытаться сбежать. Тони готов был признать, что оба плана были весьма паршивыми. Но второй победил. Старк бы не простил себя, если бы не попытался.
Когда он открывал дверь, его рука дрожала, и это было понятно: ему было страшно. Чертовски страшно. Он ведь пообещал Питеру, что скоро вернётся, что тот даже не заметит его отсутствия. Тони не мог
так его подвести. Поэтому, не глядя по сторонам, он выпрыгнул из машины и побежал. Вокруг всё ещё раздавались выстрели и звуки разрывающихся снарядов. Тони спрятался за ближайший валун и достал телефон. Чёрт побери, он выберется отсюда, чего бы ему это ни стоило!
Рядом приземлился огромный снаряд, и Тони не мог отвести от него глаз. «Ну нет». Этого не могло быть. Мужчина сглотнул и, всё ещё лежа на земле, попятился. На чёрном снаряде белыми буквами было написано «Stark Industries». Боже, какая ирония — он погибнет из-за собственного изобретения! У Тони внутри всё дрожало, он еле-еле встал и хотел убежать подальше, но снаряд разорвался быстрее. Старка отбросило на несколько футов.
— Давай, bambino, плыви ко мне! — подзывал Тони, ободряюще улыбаясь.
Питер, с мокрыми, прилипшими ко лбу кудряшками и в ярко-оранжевых нарукавниках, барахтался в бассейне, пытаясь сдвинуться больше, чем на пару дюймов.
Тони читал, что, когда учишь ребёнка плавать, надо не помогать ему, а только придавать уверенности и поддерживать. Питер был в нарукавниках и никак не мог утонуть, но Тони всё равно с трудом следовал инструкциям, видя, как мальчик глотает всё больше воды из-за излишних барахтаний.
Пит не плакал. Не говорил, что устал. Только пыхтел и бросал на отца короткие взгляды, понятные только ему самому. Он тоже осознавал, что не уйдёт под воду, но тем не менее оказаться в воде без рук отца было так непривычно, и именно оттого страшно. Однако Питер упрямо продолжал дёргать руками и болтать ногами, желая показать, что он может справиться с этим. Правда, несколько минут спустя, надеясь чуть схитрить, Питер крикнул:
— Подойти ближе!..
Он не сдавался, просто хотел сократить путь. Это ведь всё равно показывало, что он умеет плавать. Просто он немного устал, и ему бы проплыть ну хотя на бы на пару футов меньше. Ну пожа-а-алуйста!..
— Неа, — покачал головой Тони. — Давай, малыш, ещё чуть-чуть.
Он стоял на другой стороне бассейна, и между ними было около тридцати пяти футов. Оставалось проплыть немного. Тони не собирался давать сыну поблажек, как бы они оба того ни хотели. Вот когда Питер проплывёт весь путь, тогда они посмотрят мультфильм в их домашнем кинотеатре и Тони закажет ему пару килограмм мороженого в качестве награды. Не то чтобы таким не был почти каждый их вечер, но всё же. А сейчас Питер должен был справиться с поставленной ему целью. Тони хотел привить ему эту привычку с детства. Добиваться своего. Быть упрямым. Да, мужчина определённо столкнётся с тем, что слишком упрямые дети — это не так уж весело, но сейчас это было неважно, потому что Питер плыл к нему, а Тони махал руками, чтобы ребёнок видел его сквозь брызги и дрыгающиеся, как в припадке, конечности.
И когда Питер оказался рядом, задыхающийся, но безумно счастливый, Тони был так горд им. Мальчик кричал и улыбался, дёргал ногами, пару раз попав по Тони, а мужчина подбрасывал его и ловил, кружил по воде и не отпускал, наслаждаясь звонким смехом сына.
Тони показалось, что он оглох. В голове звучал лишь треск, как от старого телевизора, а перед глазами мелькали чёрные круги. Вполне возможно, его голова взорвалась, как арбуз, который Питер как-то раз засунул в микроволновку. Тони приподнялся, счастливый уже оттого, что мог шевелиться. Его рубашка с каждой секундой всё больше пропитывалась кровью, но мужчина, что странно, не ощущал боли, так что был шанс, что она принадлежала не ему… Хотя кому он врал — никаких шансов.
Голова упала на твёрдую землю, в шее что-то хрустнуло, и всё, что Тони хотелось — это лежать на месте, не двигаясь, потому что даже дышать было тяжело. Но он заставил себя расстегнуть рубашку — разорвать к чёртовой матери. Уже наплевать на пуговицы. И всё, что он видел — кровь, растекающуюся по груди. Святое дерьмо, её было так много. Тони не собирался вот так умирать, не дожив и до сорока, не попрощавшись толком с Питом, с Пеппер… Со всеми остальными, чёрт возьми. Он не хотел умереть, как его родители! Отправившись куда-то, казалось, ненадолго, казалось, в полной безопасности… и не вернувшись. Он же чёртов Тони Старк!.. Он… Он не должен… Не должен умереть
вот так.
Но всё, что он мог — смотреть на небо. Отвратительное ясное-ясное небо. Не голубое, а белое. Возможно, это был дым от всё ещё разрывающихся снарядов — Тони не знал. Он просто лежал и ненавидел это чёртово небо. Небо, какое никогда не бывало ни в Лос-Анджелесе, ни где бы то ни было. Тони знал, что умирает, и хотел сопротивляться, хотел дышать, хотел жить, хотел встать. Но не мог. Конечности не слушались, сердце будто заглохло. Однако… боли по-прежнему не было. И это-то и было верным признаком того, что он уже умер…
Но нет. Ему повезло. Если можно было так выразиться. Боль наступила — одуряющая, огненная, лишающая рассудка, заставляющая кричать и биться в конвульсиях. Тони не знал, что с ним делали, но это было не то что больно — это был настоящий ад. Он не понимал, где находится, понятия не имел, что с ним происходило… Кажется, его… оперировали? Что-то горячее и острое то и дело вонзалось ему в грудь, а на оголённые куски его плоти безжалостно лился спирт или какая-то кислота. Тони не кричал — он орал. Он, почти что сорокалетний миллиардер, с детства привыкший спать на шёлковых простынях и любой насморк лечить в швейцарских клиниках (второе и вправду было до гибели его родителей), просто не знал, что такая боль существует. Во время процедуры он вырубался минимум трижды, и снова отключился, когда всё закончилось.
В следующий раз Тони проснулся уже не от боли. Просто его разум, видимо, устал защищать его и решил бросить в суровую реальность. Открыв глаза, он начал яростно глотать воздух. Тони хотел подняться, но конечности не хотели слушаться и, казалось, вовсе ему не принадлежали. Взгляд зацепился за незнакомца, копошащегося в темноте. Тони не знал, кто это, что было вовсе не удивительно. Старк хотел было узнать хоть какие-то подробности своего пребывания… здесь, но вопрос вылетел из головы, когда он заметил бинты на груди. Тони помнил, что его ранили в грудь. Голова болела, как после недельного запоя, но он помнил. Что же, захватчики решили спасти его? Если так, то он нужен был им живым… Тони решил, что подумает об этом позже, потому что кое-что его беспокоило сейчас в разы больше — и это провода, торчащие у него из груди. Какого… Чёрт побери, он же не стал грёбаным Робокопом?
Питер наверняка пришёл бы в восторг от подобного, но Тони вот перспектива стать куском плоти, встроенным в железно, как-то не нравилась. Вспомнив о сыне, Тони едва не отключился снова.
Нет, нет, нет. Это не должно было произойти с ним. Он обещал Питеру, что они скоро поедут в Леголенд. Мальчик неделю убеждал его, что именно этот парк — лучшее место, чтобы отпраздновать день рождения
Тони. А ещё недавно Пит заявил, что хочет ходить в школу с Гвен. И ему всё равно, что она самая обычная. Тони тогда сказал ему, что может оплатить для Гвен нормальную частную школу с компьютерами в каждом классе, огромной парковкой, бассейном и учителями из Гарварда и Принстона, чтобы Питеру не пришлось учиться непонятно где, потому что Тони бы определённо не разрешил ему это. А так казалось, будто у Пита был выбор и ему просто-напросто оставалось принять верное решение. Пеппер в таких вопросах была слишком мягкой и, не устояв перед щенячьими глазками Пита, могла поддаться на его уговоры пойти в ту, прости Господи, общественную школу. Тони обязан был проконтролировать лично, чтобы этого ни в коем случае не произошло!
С трудом, но он принял сидячее положение. Наверное, его бы точно стошнило, находись в его организме хоть что-нибудь, помимо шокированных внутренностей.
— Что Вы сделали со мной? — спросил Тони, обращаясь к мужчине.
У него были короткие волосы, на носу — очки. Он не был похож на похитителя, террориста или кого-то подобного. Больше напоминал учёного. Хотя, первое впечатление вполне могло быть обманчивым. В конце концов, по Тони тоже так сразу и не скажешь, что он учёный. Миллиардер — да. Но учёный?.. Обычные деятели науки не выглядели, как он — в одежде от Армани, с часами Ролекс и на машине за миллион евро.
— Что я сделал? — улыбнувшись, переспросил незнакомец; Тони подумал, что тот либо спятивший, либо один из людей, причастных к его похищению, потому что ну не было у нормального человека поводов улыбаться, находясь в такой ситуации. — Всего лишь спас Вам жизнь. Я извлёк кучу осколков, но некоторые, совсем мелкие, остались, пытаясь добраться до сердечного клапана…
Он ещё много чего говорил, а Тони смотрел на банку с осколками в качестве «сувенира», разглядывал огромную круглую штуковину в середине собственной грудной клетки и думал о том, считать ли оскорблением то, что его назвали ходячим мертвецом…
Теперь рядом с его сердцем был встроен громадный электромагнит. Пожалуй, он мог с этим смириться. Не сразу, но мог. Это всё же лучше, чем умереть. И точно лучше, чем стать новым Алексом Мёрфи, у которого из своих частей тела осталось… да почти ничего.
Тони застегнул непонятно откуда появившуюся на нём кофту, чтобы лишний раз не напоминать себе о дыре в теле. Его внимание привлекла видеокамера.
— Нас снимают?
— Да, верно, — спокойно ответил незнакомец. — Улыбайтесь. — Старку хотелось спросить его, не попал ли он в какое-то дурацкое телешоу о выживании, но проглотил очередной глупый вопрос, которыми сегодня он разбрасывался, как никогда. — Мы с Вами, кстати, уже встречались. На конференции в Бёрне.
— Не помню.
Тони, если честно, было глубоко всё равно, мог ли он его знать. Может, они встречались. Может, даже разговаривали. Во время Швейцарской конференции, как и любой другой, на которую Тони не мог взять Питера, он мало о ком думал, кроме как о сыне. Да, миллиардер был гиперопекающим папочкой, и он это знал. Это знали все его близкие люди и те, которым повезло узнать, что у Тони есть сын в принципе. Так уж вышло, что день мероприятия совпал с тем днём, когда Питер был приглашён домой к Гвен, поэтому, совершенно очевидно, Тони успел позвонить сыну по видеосвязи раз восемьдесят пять, интересуясь, всё ли у них в порядке, не сожгли ли они квартиру, не открылся ли газ, не шумят ли соседи, достаточно ли им тепло и всё в этом духе. В какой-то момент ему позвонила Пеппер с просьбой
не сходить с ума. Питер нажаловался.
Из-за двери послышались голоса, и говорили люди явно не по-английски. Спокойствие слетело с лица знакомого незнакомца, он резко перестал заниматься тем, чем занимался, что бы то ни было, и встал прямо напротив двери.
— Повторяйте за мной, — приказал он, поднимая руки.
Тони послушался. В помещение вошли несколько афганцев с оружием SI. Факт того, что у них оказались его же изобретения, поразил Тони больше, чем то, что это самое оружие было направлено прям на него.
— Какого чёрта у них…
— Тихо!.. — шикнул второй заложник; теперь Тони был уверен, что его спаситель так же, как и он, не наслаждался пребыванием в этой мышиной норе. Один из афганцев — судя по всему, главный из них — обратился к Тони, выглядя деланно дружелюбным. Старк не понял ни слова, кроме своих имени и фамилии, так что ему любезно перевели. — Добро пожаловать, Тони Старк. Величайший убийца Америки. Я польщён, что ты здесь, — как будто по своей воле. — Я хочу, чтобы ты построил ракету «Иерихон». — Террорист показал фотографию оружия. — Вот эту.
У Тони было ровно мгновение, чтобы подумать: помочь террористам или получить пулю в лоб. Какова была вероятность, что его отпустят живым? Тони фыркнул про себя: да никакой. Впрочем, даже если бы он гарантированно вернулся домой живым, вернулся к Питеру, всё бы потеряло смысл: он бы не простил себя за помощь в убийстве невинных людей, но что ещё хуже — его бы не простил и собственный сын. А если бы даже и простил… Тони не собирался обрекать его на участь быть ребёнком террориста.
Тони смотрел главарю в глаза. Тот был уверен, что Старк согласиться. Однако Тони растянул губы в усмешке и, уверенный в том, что это его последнее слово, сказал:
— Обойдётся.
Он был не готов умереть на той дороге. Он надеялся, что ему повезёт. Тони не готов был умереть во время операции без наркоза — хотя и не мог не мечтать о смерти в тот момент. Он лихорадочно размышлял, как можно связаться с военными США, как сбежать из этого бункера, но умереть — нет, не дождётесь. Но если стоял выбор между мизерным шансом на то, чтобы выжить, убив при этом других, и смертью, то Старк готов был отправиться хоть прямиком в ад.
Надо сказать, он отправился, но не в тот, о котором все говорили. Его оставили на земле, на умирающей, грешной земле, на которой и сами люди сошли бы за чертей.
Он задыхался. Он не мог дышать, не мог, не мог совсем. Тони кашлял, и из его рта и носа вытекала вода. Он захлёбывался, почти что терял сознание, и, кажется, пару раз видел тот самый пресловутый свет в конце тоннеля. Его глючило, его клинило, он так устал, что даже не было сил вырываться, что и в самом начале-то было бесполезно. Но Тони будто слышал голос — до боли знакомый детский голос, зовущий его, выкрикивающий «Папа! Папочка!», и, наверное, только это и позволяло Старку оставаться в сознании, оставаться живым, насколько это было возможно.
Он просто не мог умереть раньше времени. Тони был вполне способен пережить всё, кроме смерти, а пытки — ещё не смерть. Пока он жив, пока он и его упрямость не надоели грёбаным террористам, у Тони был шанс на то, что его найдут и он снова обнимет Питера, снова погладит его по карамельным кудряшкам, вдохнёт его запах. И, чёрт возьми, никогда в жизни не отпустит.
После «водных процедур» Тони показали запасы его собственного оружия, и у этой шайки его было правда дохрена. Они действительно позаботились о том, чтобы у Старка были детали для изготовления ракеты. Что ж, он был почти впечатлён.
— Он говорит, что начинать надо немедленно. Построите ему ракету, и он Вас отпустит, — перевёл ему второй заложник.
Тони улыбался полной притворства улыбкой. Главарь смотрел на него с видом, будто сделал ему лучшее предложение, которое только можно было, затем протянул руку. Тони пожал её в ответ, переглядываясь с товарищем по несчастью.
— Он не отпустит, — усмехнулся Старк.
— Не отпустит, — подтвердил тот.
Тони должны были искать. Совершенно точно должны были. Он не знал, сколько прошло времени с его захвата, но, скорее всего, будь всё нормально, Тони бы уже вернулся домой. Да и в целом — на джип, что перевозил его, напали. Это трудно было не заметить. Если в данный момент его не искала вся чёртова Америка, Тони Старк был не Тони Старком…
Когда ему сообщили, что они в горах и найти их практически невозможно, Тони только нервно рассмеялся.
Чёрт побери. Да, с этим было куда сложнее.
Он сидел, не двигаясь. Все мысли мужчины были заняты Питером. Кто-то, у кого не было детей, мог бы подумать, что он одержим своим ребёнком, но… Тони больше не о ком было думать. Конечно, были Роуди, Хэппи, Пеппер, даже Бен и чёртов Озборн, особенно младший, который называл его дядей Тони, — всем им он был дорог, в разной степени, но дорог, и они ему — тоже, но его сын — он был его миром.
У Питера не было матери, у него не было родственников, кроме Бена, а у Тони и вовсе не было никого — разве что какие-то дальние-дальние родственники, кузины и кузены, их дети, которых он ни разу не видел даже на фотографиях. По сути, они были одни друг у друга. Тони так не хотел оставлять его. Он знал, что о Питере позаботятся. Знал, что ни за что не бросят. Знал, что в случае его смерти Питер останется с лучшей женщиной на планете — с Пеппер. Но всё же… Тони сглотнул горький ком, застрявший в горле, и обхватил голову руками. Он бы отдал всё, чтобы увидеть Пита в последний раз. Или чтобы вернуться в прошлое и обнимать его подольше.
Он просто… Он столько всего не сделал. Не повысил Хэппи, не обнял Роуди — отделался рукопожатием, — не сказал Бену, как сильно ему благодарен, за всё: за то промывание мозгов у больницы, за его помощь с Питером, за поддержку.
Тони, наверное, стоило записать свои колыбельные, чтобы Питер мог их переслушивать. И плевать, что мальчишке было уже почти девять. Если Питер хотел, Тони всё ещё мог почитать ему сказку перед сном. Тони не смел ему отказать. Они оба могли часами кидаться друг в друга шариками из сухого бассейна и драться на пластиковых саблях. А могли конструировать роботов и испытывать МАРКи, могли копаться в машинах или разрисовывать дверь гаража аэрозольной краской и потом месяц смывать её с собственных тел.
На самом деле, Тони был рад, что умрёт, когда Питер был уже достаточно взрослым: он запомнит его. Он будет знать, каким был его отец. Неидеальным, саркастичным, иногда поистине нелепым во всех этих отцовских делах. Но он любил его, и, наверное, это было самым главным? Это, как и говорил Бен, компенсировало все его косяки? Тони на это надеялся, потому что другого ему было не дано. Впрочем, не будь у него Пеппер, ошибок было бы куда больше…
Пеппер. Губы мужчины изогнулись в грустной улыбке. Эта женщина была неземной. Красивая, умная, добрая, обожающая его сына. Тони был уверен, что она терпела его все эти годы исключительно ради Питера. Смотря на них, Тони становился таким счастливым.
Поттс была самым лучшим — единственным — человеком, кому бы Тони смог полностью доверить своего сына. Он знал, что она будет любить его. И знал, что будет с ним рядом. Знал, что она ни за что не пропустит ни один важный разговор «родителя и ребёнка». Знал, что Пеппер умело отсеет всех неправильных подружек его сына. Знал, что с ней Пит вырастет умным и независимым — да он уже и сейчас такой. Знал, что она будет кормить его полезной едой до конца жизни и не позволит всем пагубным привычкам Тони появиться и у Питера.
Старк испытывал сожаление. Оно душило его. Убивало. Почему он не признался ей в любви? Что ему мешало? Даже если бы она отказала попробовать быть вместе — чёрт возьми, они и так были практически семьёй, — с его души свалился бы хотя бы один груз. Из тех пары десятков имеющихся.
— Всё это оружие — Ваше наследие, Старк… — внезапно заговорил Хо — как оказалось, так его звали. Тони молчал. Ему не хотелось думать о нём, об оружии, о террористах, о всём мире, находящимся в опасности. Тони хотелось предаться воспоминаниям. Хотелось корить себя за то, что не сделал. На него навалилась такая апатия, какая бывала у Питера, когда тот подолгу не виделся с лучшим другом; этот ребёнок умел по-настоящему хандрить — и где только научился? — Неужели Вы хотите, чтобы Вашим детищем распоряжались эти убийцы? Неужели Вы не хотите бросить им вызов, выкинуть что-то в духе великого Тони Старка?
— В чём смысл? — не глядя на Инсена, спросил Старк. — Они убьют и меня, и Вас. В любом случае, вряд ли я продержусь на таком пайке, — мужчина кивнул в сторону приготовленной Хо пародии на кашу, пресную и склизкую, — долгое время.
— Тем важнее для Вас это время. Не думаете, что его стоит провести с толком?
Тони взглянул на Инсена. Возможно, в чём-то он был и прав. Если его убьют в любом случае, то стоило хотя бы попытаться насолить шайке ублюдков. Конечно, был шанс, что когда-нибудь их всё-таки найдут, а Тони из-за своей выходки будет уже мёртв, но даже со своими мозгами Старк был не способен высчитать столь маленький процент.
Тогда они взялись за дело — Тони и доктор Инсен. Разработали план — не самый надёжный, не самый продуманный. Определённо
не самый. Но у них были небольшие, но всё же преимущества: террористы не знали английского, видеокамеры не записывали звук, и никто из Десяти колец — так эти клоуны себя назвали — особо не разбирался в технологиях, так что в теории Тони мог наплести им с три короба.
Они работали над собственным проектом, одновременно и спеша осуществить свой план, и стараясь как можно дольше оттягивать выполнение заказа организации. Тони хорошо понимал, что захватчикам это не нравилось. И его выбитый зуб это понимал. И синяк на скуле тоже понимал. Тони всё объяснили максимально наглядно. Но ему было плевать. Раз он начал делать всё по-своему, то рассчитывал и закончить так, как хотел сам. Убьют, не убьют, найдут, не найдут — уже было не столь важно. Тони должен был попытаться остановить их, а ещё — сбежать, выжить. Хо дал ему надежду — призрачную, но всё же.
Тони делал костюм. У него было ограниченное количество материалов, учитывая, что также нужно было создать видимость готовой ракеты, но он выкручивался, как мог. Они с доктором нашли укромный уголок, в котором хранили чертежи и в котором разрабатывали броню. Это должно было быть чем-то вроде экзоскелета. Конечно, в подобных условиях и при данных ресурсах изобрести что-то стоящее было нереально, но созданием ведь занимался Тони Старк — а он славился тем, что придумывал то, что было не под силу никому.
— У Вас есть семья? — спросил однажды Тони.
Наверное, ему просто было интересно, может ли Хо понять его чувства. Когда всё, что ты делаешь — не ради себя и, по большому счёту, не ради мира, а ради людей, которые дороги.
— Да, — кивнул Инсен и улыбнулся; Тони знал на сто процентов, что улыбался точно так же, когда думал о Питере. — А у Вас, Старк?
Тони мельком глянул на камеру — машинально. Их не слышали. Никто из этих уродов не узнал бы о Питере, и никто из его семьи — Пеппер, Роуди, Хэппи — не позволил бы Питеру остаться одному. Не сейчас и не когда-либо, но в особенности — сейчас. Насколько Тони знал, прошло уже больше трёх месяцев. Он пропустил день рождения Питера. Опять испортил его.
— У меня есть ребёнок, — ответил Тони.
— Мальчик или девочка?
— Мальчик.
— А у меня девочка. Сколько ему?
— Девять. Десятого исполнилось.
— Моей в октябре будет пять. У нас с женой долго не получалось завести ребёнка, и Лейла стала настоящим чудом. Я вернусь к ним, если выберусь отсюда.
Если.
Да, с Тони было то же самое —
если он выберется, то первым делом отправится к Питеру. Прижмёт к себе Пеппер. Обнимет Роуди и Хэппи. Чёрт возьми, как же он соскучился по их нотациям и гундежу!
— Мы выберемся, — глупо, конечно, было так говорить. Потому что, на самом деле, шансов на спасение было мало. Но Тони зачем-то сказал это, хотя оптимизм был явно не по его части — если бы не Хо, он бы всё ещё сидел в депрессняке. — У нас есть план, у нас есть почти готовый костюм, у нас есть…
— Вера, — произнёс доктор.
Тони запнулся, на секунду подвиснув.
— Ну да, — кивнул он. — У нас есть вера, — вообще, Тони хотел сказать: «У нас есть, к кому возвращаться».
***
Пеппер узнала о похищении Тони, когда они с Питером ужинали. Мальчик сидел прямо напротив неё и ковырялся вилкой в овощах. При ней он ел их куда активнее, но стоило женщине отвернуться, и лицо Питера становилось печальнее, чем у зрителей «Хатико». Ей позвонил Роуди, и самое плохое, чего она ожидала — это новости о том, что Старк, вспомнив молодость, выкинул какой-нибудь финт. На её губах играла улыбка, когда она снимала трубку. Питер всегда был смешным, когда ел.
И именно потому, что изначально она улыбалась, она не могла позволить себе убрать с лица улыбку, когда услышала о случившимся. Питер смотрел на неё. Исподтишка и делая вид, что вовсе в ней не заинтересован, но Пеппер знала, какой этот мальчик внимательный и что она не сможет долго врать ему, если он спросит «Что случилось?». Пеппер, если честно, даже думать не хотела о том, как будет рассказывать всё мальчику. Она говорила с Роуди спокойным, тихим голосом, а ещё поставила громкость телефона на минимум. Если бы она вышла, Питер бы что-то заподозрил. И ещё наверняка прижался бы ухом к двери и подслушивал. Она не могла расслабиться и выведать у Роуди все подробности. Впрочем, Джеймс и сам ничего не знал. Но надеялся, что Старка скоро найдут. К этому моменту уже были задействованы все силы США.
Многим Роудс руководил лично. Пеппер должна была быть спокойна, она должна была доверять службам страны, доверять опыту Роуди, но одна только мысль о том, что Тони мог погибнуть, вводила её в шок, в ужас. Она держалась, потому что рядом был Питер; она держалась, потому что верила, что Тони не убить просто так; она держалась, потому что обязана была это делать.
Когда разговор был окончен, Пеппер вернулась к столу. Её руки дрожали, и она положила их на колени, спрятав от глаз Питера; тот вновь начал делать вид, что ему нравится есть брокколи с морковкой. Надо сказать, очень убедительно — Питер определённо был неплохим актёром. Пеппер бы его талант. Она смотрела на мальчика и не могла не представлять, как он отреагирует на смерть отца. Это однозначно убьёт его. Конечно, женщина пока не делала выводов: ничто пока что не говорило о том, что Тони убили. Его могли похитить ради выкупа или чего-то ещё. Это было наиболее вероятно, потому что таких людей, как Тони Старк, не убивают сразу. Это могло звучать ужасно, но в данной ситуации Пеппер надеялась на то, что Тони похитили и держали при себе — живым.
Поттс не планировала сообщать о пропаже отца Питеру, по крайней мере первое время, но спустя несколько дней мальчик сам начал задавать вопросы. Потому что Тони уже должен был вернуться, но его всё не было. Пеппер говорила, что ему пришлось задержаться в командировке. Она приказала ДЖАРВИСУ не показывать Питеру какие-либо новости о Тони, которые сейчас крутили по всем каналам. Женщина старалась проводить с ним как можно больше времени, чтобы тот меньше думал о Тони, что, конечно, было практически безнадёжным планом. И также она часто приглашала Гвен и Гарри, которым было строго-настрого запрещено что-либо говорить Питеру. Любая информация, полученная не из уст Пеппер, Роуди или Хэппи, могла навредить Питеру, сделать только хуже, потому что в новостях, как обычно, передавали не только правду, но и совершенно абсурдные домыслы, контролировать которые у Пеппер просто-напросто не было времени, хотя этим и занимался целый отдел компании; про статьи в жёлтых газетёнках и говорить не стоило.
— Что происходит? — спросил Питер, когда они смотрели «Звёздные войны».
Пеппер посмотрела на него с той нервной улыбкой, которая стала привычной в последнее время. Правда, самой женщине казалось, что с ней всё в порядке. Питер, может, не так много понимал в жизни, но хорошо знал Пеппер. Она его вырастила. Он знал её характер, её мимику, её жесты и улыбку. Питер давно заметил, что друзья какие-то молчаливые, а в особняке появился родительский контроль на многие каналы. Раньше такого не было. Но больше всего Питера напрягало то, что отец не звонил. Ему говорили, что он занят, или что он передаёт «Привет» Питеру через Пеппер, Хэппи или Роуди, или что у него нет связи, нет интернета, что у него другой часовой пояс и он не хочет будить Питера — было так много отмазок, что мальчику даже хотелось верить, ведь звучало вполне правдоподобно.
Для кого угодно, кто не сын Тони Старка. Потому что его отец выходил на связь всегда, где бы он ни был. Он звонил ему по телефону, видеосвязи, писал СМС, писал в Facebook, но он связывался лично с ним. Утром, днём, вечером или ночью. Он постоянно забывал о том, что они могут быть в разных часовых поясах. Он просил Питера передать «Привет» Хэппи или Роуди; он скидывал ему миллион фотографий: самого себя и пейзажей вокруг. И он не задерживался. Не на целую неделю.
Питер чувствовал, что его обманывают. Он знал, что что-то произошло. Что-то нехорошее. Возможно, что-то ужасное. С его папой. И никто ничего не говорил, все — даже Пеппер — скрывали от него правду.
— О чём ты, милый? — не поняла Пеппер.
— Что-то случилось с папой?
— С чего ты взял? — женщина сунула в рот попкорн и уставилась на экран. — Смотри, они взяли эти зелёные штуки! Как они дерутся!
Питер выключил телевизор.
— Это световые мечи, — сказал он. — И не делай вид, что тебе интересно. Ты же их терпеть не можешь. Считаешь «Звёздные войны» скучными.
— Вовсе нет.
— Почему папа всё ещё не приехал?
Пеппер прикрыла глаза и вздохнула. Когда она открыла их, Питер на мгновение пожалел, что задал вопрос. Вряд ли ему понравится ответ. Но он не мог попросить её не отвечать. Не мог сказать ей, что по одному её взгляду понял, что после её слов расплачется, как трёхлетка.
Она взяла его руки в свои. Как бы Пеппер хотелось уберечь его от правды. Но пошла уже вторая неделя с пропажи Тони, и это было плохо. Очень плохо. Роуди не терял надежды, как и все они, но Пеппер по голосу друга понимала, что силы того иссякали. Он был военным, и он часто терял бойцов, Роуди видел смерть, хоронил товарищей, но Тони был для него не просто другом — он был ему братом. Противным младшим братишкой, которому периодически хотелось дать по шее, но которого также хотелось оберегать. Тони и Джеймс дружили двадцать лет, половину жизни. Роуди был крёстным отцом Питера, и смерть лучшего друга здорово подкосила бы мужчину. Что уж говорить о маленьком мальчике?..
Питер смотрел на неё глазами, полными поддержки и одновременно страха. Пеппер видела: он всё понимал. Питер был умным. Слишком умным, чтобы не понимать, чтобы не догадаться. Да и скрывать подобное было трудно.
Пеппер не хотела этого — видит Бог, не хотела, — но по её щеке скатилась слеза. Питер вытер её ещё до того, как она подняла руку, чтобы сделать это. От этого женщине захотелось плакать ещё сильнее, но она сдержалась.
— Питер, папа попал в беду, — начала Поттс. Вести этот разговор с Питером было намного, гораздо сложнее, чем с акционерами компании, чем с журналистами, чем с политиками и всеми остальными, с кем хоть как-то была связана деятельность Тони и он сам. И это было ожидаемо. — Когда он ехал с показа нового изобретения, на него напали и, как мы предполагаем, похитили.
— Он жив? — голос Питера дрогнул.
Пеппер молчала, думая о том, что сказать. Они не знали, жив ли он. Но стоило ли женщине говорить так? Возможно, она должна была сказать, что он жив, даже не будучи уверенной в этом на сто процентов? Да даже на семьдесят. Роуди недавно сообщил ей, что шансы найти Тони живым совсем малы… Должен ли Питер об этом знать? Выдержит ли он? И выдержит ли она, если не выдержит он? Пеппер так не хотела, чтобы он переживал это. Она думала, думала так быстро, как могла, анализировала, смотрела на Питера, и её сердце билось, как сумасшедшее…
Питеру показалось, что она молчала слишком долго.
— Нет!.. — крикнул он, и Пеппер, так невовремя ушедшая в свои мысли, вздрогнула; перед ней сидел напуганный ребёнок. По его щекам текли слёзы. — Нет! Нет! Нет! — он вырвал свои руки из рук женщины и вскочил.
— Пит, подожди, ты не… — Пеппер попыталась его удержать, но Питер бросился в сторону. — Питер!
— Он не умер, ясно? Папа не умер! — яростно воскликнул мальчик.
Пеппер помнила, когда Питер был таким в последний раз: в тот день вернулась его мать и мальчик начал доказывать, что она таковой не является. Питеру было пять. Прошло почти четыре года. И он не выглядел таким с тех пор.
— Питер, милый…
— Не умер! — он не кричал, а практически визжал. — Не умер! Слышишь?! — он уже едва не захлёбывался слезами, они текли из глаз сплошными ручьями, сталкиваясь на подбородке; его губы дрожали, а из горла вырывались всхлипы.
Пеппер наконец поймала его, присев на корточки и крепко взяв за плечи. Он вырывался, и женщина держала его, как могла, обнимая за талию, прижимаясь лицом к его животу, пока мальчик не перестал дёргаться и застыл, просто громко плача и всхлипывая каждые две секунды.
— Питер, дорогой, — Пеппер поцеловала его солёную ладошку, которой он до этого вытирал слёзы, — любимый мой, — поцеловала другую; в глазах женщины тоже стояли слёзы, и её тушь размазалась, — мы пока ничего не знаем, слышишь? Прошла только неделя, — уже неделя, — так что он вполне может быть жив. Я думаю, что он жив, слышишь, Питер? И дядя Роуди так думает. И дядя Хэппи. Мы верим в это.
Она не могла заставить себя произнести «Всё будет хорошо». Питер точно заставил бы её пообещать это, а она не знала бы, как дальше жить, если бы пообещала и обещание оказалось ложью.
— Что, если он умрёт? — спросил Питер.
Пеппер не могла ему ответить. Не могла. У неё не было ответа. Хотя она знала, что ей делать, если Тони не станет — у неё были инструкции, — Пеппер была не в силах признаться Питеру, что его отец действительно мог не вернуться. Ровно как и не могла сказать ему «Он не умрёт», потому что это также было бы обещанием, которое она не была способна выполнить.
Когда прошло два месяца, Пеппер пошла в юридический отдел. Ещё никогда ей не было так сложно постучать в дверь. Вообще-то, она могла этого не делать. Могла просто пригласить юриста к себе. В голове Пеппер творился полнейший хаос, замаскированный под мнимое спокойствие и собранность. За последнее время она съела столько таблеток успокоительного, сколько не ела за всю жизнь.
Пеппер пришла в этот отдел, чтобы подписать документы об опекунстве. Хотя Тони не был официально признан мёртвым, прошло два месяца, и большинство людей потеряли надежду. Пеппер тихо плакала по ночам, когда Питер, лежавший рядом с ней, с трудом, но засыпал. Она приказывала себе верить, надеяться, не сдаваться, но как же это было трудно.
Когда Питеру было шесть, Тони попросил Пеппер об одолжении — воспитать Питера, если с ним, Тони, что-то случится. Если его убьют, если он заболеет, если погибнет, если его похитят — он перечислял это таким тоном, словно говорил о чём-то, возможном лишь на сотую долю процента. Но вот он попал в эту долю. Пеппер знала, что это действие было серьёзным — как с её стороны, так и с Тони. Но они оба знали, что она не откажется. Питер давно стал её собственным ребёнком. Ещё до того, как Тони предложил ей это, ещё до того, как Питер при всех сказал, что считает её своей мамой, ещё до того, как она узнала, что мальчик называет её таковой за глаза, говоря о них с Тони «мама и папа». Когда они обсуждали это с Тони несколько лет назад, про пункт с похищением он сказал, что она должна оформить документы спустя два месяца. Он сказал, что, выживи он, то нашёл бы способ или связаться, или вернуться куда раньше. Не стоило ждать слишком долго — Питеру нужен был хотя бы один родитель. Пеппер и так была ему семьёй, но с официальными бумагами просто жилось проще. Все это понимали.
Когда документы были готовы, Пеппер дала почитать их Питеру. У него пока что не было права решать что-либо, и разрешение Тони у неё имелось, так что она могла не показывать Питеру никакие бумаги. Но женщина просто не знала, как сказать уставшему, печальному ребёнку, что прошло слишком много времени с пропажи его отца и, вероятно, скоро его перестанут искать.
Питер выкроил из всего того огромного количества текста только самое важное и сказал одно:
— Ты и так была моей мамой.
И с того момента он начал называть её так не только при других, но и при ней. Пеппер перевезла часть вещей в особняк, ещё не решив, что делать с жильём. У неё была своя квартира, но пока ещё рано было перевозить куда-либо Питера; все надеялись, что Тони вернётся. Да и Пеппер не знала, стоит ли вообще менять дом Пита — всё-таки здесь он вырос. Проходило время, и женщина училась делать то, что умел лишь Тони: петь итальянские колыбельные, смотреть с Питером фильмы и варить суперсладкое какао.
Получалось не очень, потому что Пеппер не знала итальянского, и её акцент был по-настоящему ужасен, героев в «Звёздных войнах» было слишком много дня неё, да и сюжет какой-то запутанный, а суперсладкое какао, как она ни пыталось, не выходило действительно «супер». Но мальчик не жаловался. Он понимал, что Тони Старком быть нелегко. Поэтому не говорил на итальянском, не смотрел «Звёздные войны» и не пил какао.
***
Всё шло по плану. Почти. Не совсем. Ну, хотя бы отчасти. Процентов на сорок.
Афганские ублюдки что-то заподозрили, и Тони с доктором Инсеном пришлось поторопиться. Но костюм был готов — он не многим отличался от консервной банки, но, если знать, в каких условиях он был сделан, то его можно было назвать шедевром. Всё происходило так быстро, что Тони не успевал следить за стремительно исчезающими пунктами плана. В какой-то момент ему показалось, что план назывался «Импровизацией».
— Хо, что ты творишь? — спросил Тони, когда доктор схватил автомат и решил бежать напролом, чтобы отвлечь внимание. Дуговой реактор в его груди, усовершенствованный и питающий костюм, всё ещё заряжался, так что Тони не мог сдвинуться с места. — А как же план?
— Действуй по плану, Старк, — только сказал ему Инсен и ринулся вперёд, крича и размахивая автоматом; он стрелял во всех подряд, стрелял во имя мести, стрелял во имя мира, выплёскивая весь накопившийся гнев.
Ходить в броне было довольно сложно: она была тяжёлой и не особо удобной. Но плюсов было больше, чем минусов. Например, от неё отскакивали пули. А ещё Тони мог выпустить из кулака ракету, чтобы в животе противника осталась дыра. Он не делал этого, но
мог. Не делал потому, что ракет было не так много и стрелять в одного человека было бы сплошным расточительством. Тони целился в стены, чтобы обломки камней накрывали сразу нескольких.
Прочищая путь, Старк оглядывался в поисках доктора. И он нашёл его, правда, поздновато. Тот лежал среди камней. Тони парой движений отбросил их и увидел, что Хо был ранен. Всё было не очень хорошо, но Тони обязан был вытащить его. Он бы не ушёл без него.
— Так, главное, не отключайся. Мы оба выберемся отсюда, ясно? Всё должно идти по плану.
— Всё идёт по плану, Старк, — криво улыбнулся Инсен; он не собирался вставать, и Тони мог видеть, как из нового знакомого уходила жизнь, но Тони ведь
обязан был сделать хоть что-то.
— Ну же, приятель, тебя ждёт семья.
— Никто меня не ждёт, Старк, — ответил Хо. — Они убили всех. Мою Захру… и мою Лейлу. И теперь я наконец-то встречусь с ними, — в его глазах стояли слёзы, но мужчина улыбался; так искренне, что Тони стало жутко.
— Ты спас мне жизнь.
— Не потрать её зря, — прошептал доктор. — Будь рядом с сыном, скажи… — он закашлялся, — скажи той женщине, что любишь её… Не потрать её зря… — его глаза застекленели, и он перестал дышать.
***
Роуди не переставал болтать, улыбаясь, как идиот. Тони слушал его и периодически шипел от боли, пока стоящий рядом врач обрабатывал его раны.
Они летели домой. Всё наконец-то закончилось. Тони не верилось, что он правда выбрался из плена живым. И даже почти невредимым. Если не считать дырку в груди.
Первым вопросом Тони был: «Какое сегодня число»?
Его мальчику было девять лет уже целых восемь дней. Тони стоило купить ему восемь подарков. Господи, он не мог не думать о том, что через каких-то несколько часов увидит сына.
— Чёрт, я жутко выгляжу! — вспомнил Старк. — И, — он принюхался, — от меня воняет.
Душ на военном самолёте, к сожалению, не предусматривался.
Тони переживал, что нанесет своим видом очередной урон психике сына.
— Поверь, ему будет важно лишь то, что ты
жив, — успокоил его Роуди. — Во всяком случае, первые дни. И только потом, возможно, начнутся расспросы о том, что ты делал в плену.
— Возможно? — скептически выгнул бровь Тони.
— Ну да,
определённо начнутся, — усмехнулся Роуди.
Когда они приземлились, Тони вроде бы привёл себя в божеский вид. Надел костюм и кое-как причесался. Ему перевязали раненую руку, и Старк надеялся, что сын узнает его. Роуди закатывал глаза и говорил, что Питер не раз видел Тони невыспавшимся или с похмелья — и сейчас он выглядел точно так же.
Тони хотел казаться спокойным, беззаботным — таким, как всегда. Но внутри всё дрожало. Он несколько раз ходил в туалет, чтобы умыться и успокоиться, вытереть стремительно намокающие глаза.
С ним всё было хорошо. Он скоро увидит сына. И Пеппер. И всё случившееся — они переживут это. Они справятся. И забудут, как страшный сон. Тони больше никогда не оставит Питера одного, не заставит его бояться, не пропустит его день рождения. И Пеппер — чёрт возьми, он сделает всё возможное, чтобы жениться на ней в ближайшее время.
Он вышел из самолёта, и в глаза ударило солнце. А небо было ярко-голубым — не белым. Тони сглотнул, ступил на землю и тут же заметил бегущего к нему Питера. Он не мог подхватить его одной рукой, поэтому упал на колени и позволил мальчику вцепиться в него.
— Папочка!
— Да, tesoro, я здесь, — он обнял его здоровой рукой, уткнулся носом в родные кудряшки и наконец-то почувствовал забытое
успокоение. Его домом был не Лос-Анджелес, не Америка, его домом был Питер. Мальчик не планировал его отпускать, а перед глазами Тони всё плыло, но он всё равно видел скрывающую слёзы Пеппер и улыбающегося Хэппи. Он прикрыл глаза, хотя всё ещё боялся, что, когда откроет, вновь окажется в той пещере. Но нет, Питер был рядом, и все родные тоже были рядом. — Прости, что пропустил твой день рождения, — прошептал Тони.
