Одним летним днём

      Вот вам правда о правде: она болезненна, поэтому мы лжём. ©       Тони недоумённо уставился в телефон. — Гарри?       Мальчишка редко звонил ему. Как правило, с его телефона звонил Питер, когда в очередной раз терял мобильный, поэтому и сейчас Тони ожидал услышать виноватый голос сына. Однако этого не произошло, и Старк оказался на связи с Озборном-младшим, что не могло не настораживать. Но, на самом деле, причин, почему именно Гарри звонил ему, было много, и далеко не все из них заставили бы Тони поседеть раньше времени, поэтому Тони особо не переживал. По крайней мере, первые пять секунд, пока мальчик не заговорил: — Мистер Старк, происходит что-то странное.       Тони выгнул бровь, забыв, что Гарри этого не увидит. После слов ребёнка мужчина даже немного расслабился, потому что помнил, как часто эти наглые дети разыгрывали его, доводя едва ли не до инфаркта. Норман каждый раз не мог нарадоваться тому, как Питер положительно влиял на Гарри, но что должен был делать Тони, когда его собственный ребёнок, наоборот, впитывал всё плохое из лучшего друга? Конечно, всё было совсем не критично, но Тони по-прежнему не мог сказать, что ему безумно нравилась дружба сына с отпрыском Озборна; вот с Гвен было другое дело — девочка была точно Гермионой в их Золотой Троице, слишком умная и рассудительная для своего возраста, но менее занудная, чем оригинал. — Что именно?       Миллиардер был уверен: случись что серьёзное, ему бы доложили. Эта школа работала фактически на него. Разумеется, никто из учителей не выделял Питера, но каждый знал, чей он сын. Возможно, ему могли бы ставить завышенные оценки, но только в том случае, если бы Питер сам не заслуживал их; но Питер был самым умным ребёнком в параллели. Он выигрывал олимпиады по химии, физике, математике и информатике, побеждал в научных ярмарках. Одним словом, Питер нисколько не нуждался в поддержке учителей.       С директором было примерно то же самое. В этой школе училось много детей из богатых и уважаемых семей, взять хотя бы Гарри, но фамилия «Старк» для директора была едва ли не выше слова министра образования. Не то чтобы Питер доставлял какие-либо хлопоты своим поведением, но даже если подобное каким-то образом и случалось, всё старались поскорее замять.       Конечно, если Питер был виноват, его непременно ждало наказание в виде домашнего ареста и ограниченного доступа в мастерскую, потому что Тони и Пеппер не хотели, чтобы мальчик рос во вседозволенности, хотя и вполне могли такое позволить с их-то деньгами и властью. Но чаще всего получалось так, что Питер оказывался в эпицентре драки или конфликта, ещё не дошедшего до драки, из-за того, что пытался защитить Гарри или Гвен. И если первый сам постоянно нарывался и был просто слишком вспыльчивым, что нередко приводило к насилию, то вторая могла подвергаться насмешкам только потому, что была на статус ниже, чем все остальные школьники. Все знали, что родители Гвен не были большими шишками, а потому некоторые считали, что могут высмеивать этот факт. Когда это происходило, в драку могли влезть уже оба друга девочки. — Питеру стало нехорошо, и он пошёл в медкабинет, — ответил Гарри; Тони мог услышать, как тот грызёт ногти, хотя мальчик всегда отрицал наличие у себя подобной привычки. — Что у него заболело? Что вы делали? — это было правда удивительно, потому что на памяти Тони у Питера никогда ничего не болело просто так; он мог удариться, поцарапаться, получить сотрясение и только после этого обратиться за помощью, но мальчик ни разу за все одиннадцать лет не жаловался на головную боль или боль в животе, если в них предварительно не влетел бейсбольный мяч. — Всё было нормально, мы вышли перекусить во двор, ну, знаете, Питер же в последнее время не переносит толпу и шум, в внутри школы с этим проблематично. — Тони согласно кивнул, будто Гарри мог это увидеть; он тоже заметил, что Питер стал более чувствительным к звукам. — И всё было спокойно, мы ели, Питер украл у меня половину обеда — тот дурацкий сэндвич с яблоком и сыром, который мама вечно готовит, хотя я терпеть его не могу, — ну, ещё мы оба съели полпакетика морковных палочек для детей, что носит с собой Гвен, но… она не была против, да. Питер дал ей половину своего овсяного батончика, а я — весь шоколадный пудинг. Сейчас я начинаю сомневаться, кто кого объел… — Гарри, ближе к делу. — Да, простите! В общем, мы поели, и всё было, как обычно. Мы ещё минут десять торчали на улице, только мы с Питером, потому что Гвен больше всего на свете боится опаздывать, — мальчик фыркнул в трубку, — а нам не очень-то хотелось идти на географию, ну, потому что Вы же понимаете, что это скука смертная даже для такого ботаника, как Питер, не говоря уже обо мне; была б моя воля, приходил бы только на химию и математику. Мы проходим какие-то срединно-океанические хребты. Что это вообще такое, а? — Гарри! — Точно. Питер, — опомнился Гарри. — Когда Гвен ушла, мы посидели, поболтали, ну а потом всё-таки пошли на урок, потому что через пять минут двери бы закрылись и нас бы вызвали к директору — тут же с этим капец как строго, Вы же в курсе, мистер Старк. И вот мы идём, и я вдруг вижу, что Питер какой-то бледный. Серьёзно, как смерть! Помните Гвен, когда она впервые увидела Вас в костюме Железного человека? Вот примерно так же, только ещё бледнее! — нога Тони начала дёргаться, и мужчина решил написать Пеппер о том, что едет в школу к Питеру, параллельно слушая разбавленный ненужными подробностями рассказ Озборна-младшего. — Мы ещё поднимались по лестнице — а кабинет географии на четвёртом этаже, — я шёл впереди, а Питер плёлся сзади. Я поэтому-то и не сразу заметил, что он там помирает! Ну, то есть, вот я обернулся, чтобы поинтересоваться, чего он какой-то молчаливый — я как раз говорил о том, как не хочу пол-урока слушать нотации учителя насчёт того, что мы опять опоздали, — а он отстаёт от меня почти на пролёт, я даже сначала подумал, что он куда-то ушёл. Он был весь какой-то потный и смотрел на меня, будто не видел. Короче, я потащил его в медпункт — он на втором этаже — и хотел пойти с Питом, но меня не впустили. — А в чём странность-то? — Я… Это было минут двадцать назад, и Питер всё ещё там. То есть, он должен быть там, но я стою около двери и ничего не слышу. И дверь закрыта на замок. Разве это нормально?       Тони почувствовал, как тревога начала подкатывать всё сильнее. Если до этого момента она томилась где-то в пальцах ног, то сейчас готова была подкрасться к горлу и обхватить его. Какого чёрта ему никто не позвонил насчёт того, что Пита не было на уроке? И почему врач не сообщил о том, что Питеру плохо? Что стало с этой школой? Тони что, снова нужно переводить сына на домашнее обучение? — Гарри, позови кого-нибудь из учителей. Попробуйте открыть дверь, у кого-то должны быть запасные ключи. Я скоро буду. — Хорошо.       Пеппер хотела поехать с Тони, но мужчина её остановил, сказав, что пока переживать не о чём и он сам со всем справится, а ей надо разобраться с оставшимися делами. Женщина согласилась, потому что Старк был прав, но всё равно волновалась и приказала мужчине держать её в курсе. Как будто могло быть по-другому!       Когда Тони прибыл в школу, его чуть ли не сразу встретило руководство полным составом, и вот тут уже стоило начинать беспокоиться. Только выйдя из машины, Тони шёл быстро, уверенно, но с каждым новым шагом его всё сильнее одолевало плохое предчувствие. Что, разумеется, было напрасно и необоснованно, потому что, ради Бога, это школа была одной из лучших по безопасности. Ворота во двор закрывались на весь день, а школьные двери открывались лишь на время перемен; доступ к оконным ручкам был только у работников, а на входе стояли металлоискатели и сканеры оружия; сюда никого не пускали без пропуска.       И тем не менее, собравшиеся директор, завуч и учитель географии смотрели на него так, как ему совсем не нравилось. Все дышали друг другу в затылок, казалось, прячась за впередистоящим, как маленькие дети прячутся за взрослыми, когда в дом приходит незнакомец. — Мистер Старк, мы не знаем, как это произошло, — начал директор Льюис, и Тони глянул на него так, будто хотел метнуть в мужчину молнией. Старк ждал, ждал, ждал, когда этот человек соберётся с мыслями, и эти две с половиной секунды пронеслись для него, как двести лет, — но Питера нигде нет. — Что. Значит. Нет? — вдыхая через нос и выдыхая сквозь плотно сжатые зубы, спросил Тони.       Дело в том, что Питер бы не сбежал из школы. Не потому, что не мог, а потому, что он был Питером, и он был умным ребёнком, который не заставил бы своих родителей так волноваться, который не поставил бы всю школу на уши и не доставил бы ей столько проблем лишь из желания повеселиться или доказать что-то кому-то, или просто-напросто прогулять уроки. Питер прекрасно понимал, что без Хэппи, без Тони или Пеппер, без какого-либо сопровождения ходить по городу было опасно. И также Питер знал, что, если ему хотелось пойти домой — по той или иной причине, — он мог позвонить Хэппи; ему вовсе не нужно было сбегать. Для Пита не было бы никаких санкций, если бы в какой-то момент он сообщил, что у него что-то болит, он устал, он поссорился с кем-то или ему было невыносимо скучно, например, когда ни Гвен, ни Гарри не было в школе. Тони был уверен, что Питер доверял ему, Пеппер, Хэппи, у него не было абсолютно никаких поводов не доверять им. Поэтому, возвращаясь к началу, Питер точно не сбежал. И в данной ситуации именно это и пугало.       Гарри, запыхавшийся и напуганный, подбежал к Тони, как только его увидел. — Мистер Озборн, возвращайтесь на урок! — тут же вмешался учитель географии, по-видимому, не желая, чтобы ученик вмешивался в дела взрослых; сам географ был в откровенном ужасе, ведь именно до его урока Питер не дошёл, а мужчина ничего не сделал, никого не позвал. — На кой чёрт? Вас же там нет! — огрызнулся Гарри. — Дядя Тони, — обратился уже к миллиардеру, — я клянусь, Питер зашёл в медпункт и не вышел! А сейчас там никого! — Почему никто из вас, чёрт возьми, не стал искать моего сына, когда он не пришёл на урок? — почти рявкнул Тони. — Мистер Купер? — директор бросил строгий взгляд на географа. — Почему Вы ничего не предприняли? — Я… Я получил сообщение от мистера Хогана. Как раз о том, что Питер болен и что мистер Хоган его заберёт. О мистере Озборне тоже, кстати, шла речь… — затем он взглянул на Гарри, который стоял рядом с ним. — О Боже! — воскликнул учитель. — Значит, это был не мистер Хоган! — он начал судорожно рыскать по карманам в поисках телефона, затем дрожащими пальцами вводить пароль, приговаривая «Как же так!» и «Сейчас, сейчас…». — Вот!       На телефоне и вправду было сообщение, которое гласило:       Мистер Купер,       Ваш ученик П. Э. Старк не сможет сегодня присутствовать на уроке по причине плохого самочувствия. Мистер Старк уведомлён.

С уважением, Гарольд Хоган.

— Тут и номер мистера Хогана, я проверил! Мистер Хоган ведь есть в списке тех, кто может забирать Питера, поэтому я не стал уточнять этот вопрос у мистера Старка. — Вы могли бы спросить у меня! — вставил директор. — Но я думал, Вы в курсе! — отчаянно крикнул учитель. Затем перевёл взгляд на Тони. — Это ведь обычная практика. Мистер Хоган и мисс Поттс уже забирали Питера из школы, и разрешение мистера Старка не требовалось. Более того — я слышал, как миссис Корнелли, учитель биологии, говорила, что Вы лично, — он посмотрел на Старка, — сказали ей, что мисс Поттс и мистер Хоган — такие же члены семьи, как и Вы, такие же родители Питера, как и Вы! — Погодите, а что Вы говорили про меня? — непонимающе произнёс Гарри. — Что? — Ну, Вы сказали, что обо мне тоже шла речь. — А!.. — вспомнил географ. — В-вот… — и он показал ещё одно сообщение, практически идентичное первому. — Это написал твой отец. Точнее, видимо, не он.       Мистер Купер,       Мистер Хоган заберёт Питера вместе с Вашим учеником Г. С. Озборном, моё разрешение получено.

С уважением, Норман Озборн.

— Это какой-то бред, — с сомнением прокомментировал мальчик. — Во-первых, папа не отпустил бы меня с Питером, тут процентов девяноста пять. Во-вторых, он никогда не пишет подобные записки сам. Это делает либо мама, либо секретарь. Да кто угодно, только не он. Ну и, в любом случае, думаю, он никак не мог узнать о том, что тут происходит, пока я ему не сказал. А я не говорил! То же, кстати, и про Хэппи. — Малой прав, — кивнул Тони. — Похоже, их взломали, — напряжённо объявил он. — Но зачем?       Тони не ответил. Игнорируя бешеный стук сердца, он направился в сторону медицинского кабинета, в который сорок минут назад вошёл Питер, а затем просто исчез. Двери были открыты, и Старк быстро оказался внутри помещения, делящегося на две комнаты: приёмную и процедурную. Окно было открыто, и Тони едва не задохнулся от осознания. — Почему окно открыто? — А, это… — откликнулся директор. — Так ведь конец апреля. На улице семьдесят семь градусов, а внутри ещё большая духота, и кондиционер не спасает. Это медкабинет, дети сюда не заходят просто так, поэтому это не противоречит правилам безопасности…       Тони не хотел его слушать. Боже, это было так глупо. Нет, его сына не могли похитить через чёртово окно! Это же какой-то бред сумасшедшего. С другой стороны, чёрт возьми… Питер бы не сбежал сам. Тони бы скорее поверил в то, что Пита утащили пришельцы, чем в то, что тот добровольно покинул школу во время занятий, никому ничего не сказав. — Это второй этаж, — произнёс Старк, подходя к окну. — Невысоко.       Гарри подошёл к Тони, как и мужчина, положив руки на порог окна и уставившись вниз. — Действительно невысоко, — пробормотал мальчик. — Помните, мы отдыхали в Барбадосе? Когда мы прыгали со скалы, там было футов двадцать пять точно! — Но Питер бы не прыгнул отсюда сам. Зачем ему это? — Определённо не прыгнул бы, — покачал головой Гарри. — Во-первых, он был еле живым, когда я его привёл. Во-вторых, если бы он задумал такую глупость, то непременно поделился бы планами со мной. — И это значит… — отрешённо проговорил Тони, смотря вдаль.       Гарри молчал.       Да, он понимал, что это значит. Все понимали. И все молчали.

***

— Это… ребёнок?! — Мэй, не кричи… — Ты не говорил, что это будет ребёнок! — Я и сам не знал! — Не ври мне! Я… Я не собираюсь в этом участвовать. Это изначально была плохая идея. Это неэтично. А если это ребёнок… то ещё хуже.       Питер открыл глаза, но это оказалось бесполезным: вокруг царила непроглядная тьма. Он сидел, оперевшись спиной на холодную стену. Сидел на голом полу, в какой-то комнате без окон, звуков и запахов. Это было пустое пространство, в котором чёрный цвет поглощал весь свет, и глаза Питера не могли привыкнуть и разглядеть что-либо, потому что ничего и не было; Питеру казалось, будто он ослеп.       Руки и ноги мальчика не были связаны, но поднимались с таким трудом, словно в каждой конечности было по гантели. Питер сосредоточился. Ему надо было встать. Для начала — хотя бы это. Он не был уверен, что сможет кричать, потому что в горле было сухо, как в пустыне; честно говоря, ещё ему не помешало бы поесть: звук урчащего живота эхом отскакивал от бетонных стен. Питер не мог встать, поэтому полз. Он щупал стены, чтобы понять, если здесь дверь и где она. Когда мальчик нашёл её, легче не стало: дверь была железной, с маленьким окошком внизу — наверное, для еды. Питер смотрел много фильмов про тюрьмы, бункеры, психбольницы — разумеется, втайне от мамы. Правда, она всё равно прознавала об этом, когда посреди ночи он приходил к ним с отцом, потому что не мог заснуть из-за кошмаров.       Первая мысль Питера — о вентиляции. Если человек, заперший его здесь, не хотел, чтобы он умер (а в обратном не было никакого смысла), то в комнате должна была быть вентиляция, чтобы Пит мог дышать. Он вновь попытался встать — и у него получилось. Ноги дрожали, словно после марафона в двадцать миль, но Питер стоял, и это уже радовало. Он опять начал ходить кругами — искать вентиляцию. Если он найдёт её и откроет, то, возможно, сможет перебраться в другую комнату, а оттуда — сбежать. Маловероятно, конечно, но вдруг. Питер, казалось, ощупал всё, что можно было, но так и не нашёл вентиляцию. Скорее всего, она была выше, и Питер не мог дотянуться. Это было бы логично. Хотя и чертовски жаль. Для своих лет Питер был очень худощавым, хотя ел много, ну а ростом он, вероятно, пошёл в отца; конечно, пока что судить было рано, ведь бывало же так, что ребёнок ниже среднего, а потом бац — и вырастает, — однако Питер не слишком тешил себя надеждами. Он бы с лёгкостью залез в вентиляцию. Но Пит не доставал до неё. — Ты подписала контракт, тебя никто не отпустит! — Это ты втянул меня в это! — А ты не сильно-то и сопротивлялась! — Я думала, подопытный — доброволец! Хочешь сказать, этот мальчик сам согласился на фактически смерть? Мы ведь понятия не имеем, что происходит с его организмом и как на него повлияет дальнейшее лечение! — Ты должна доверять корпорации! — Я даже тебе не могу доверять, не говоря уже о корпорации! — В любом случае, тебе отсюда не уйти.       Питер не знал, сколько времени пробыл в темноте комнаты. На нём не было подаренных отцом смарт-часов, при нём не было телефона, карманы джинсов оказались пусты — вытащили даже жвачку, что было особенно обидно.       Питер представлял, как отец места себе не находит, в каком ужасе его мама, как расстроены друзья, Хэппи, Роуди… Питер заплакал. Он редко плакал, хотя и понимал, конечно, что ничего постыдного в этом не было: папа плакал, когда вернулся из плена; Гарри плакал всякий раз, когда получал кулаком в нос. Питер помнил, как несколько лет назад он плакал взахлёб, потому что не мог поверить своему счастью, не мог поверить в то, что папа вернулся целым и невредимым; он улыбался там, в аэропорту, смеялся и не отходил от отца ни на шаг, просто вцепился мёртвой хваткой и не отпускал его, а дома — чуть позже — плакал, словно младенец, будто только-только осознал, что этого счастливого момента могло никогда и не быть.       Сейчас мальчик плакал, потому что боялся, что не вернётся он. Питер не раз слышал о похищениях, хотя родители старались отгородить его от подобной информации, но Питер был любопытным от природы, и он всегда находил что-то, непредназначенное для его глаз и ушей. Питер знал, что в США за год пропадает около восьмисот тысяч детей, а ещё, что только процент из них не возвращается домой, но Питер — со всей своей исключительностью — вполне мог выбиться из правила. Питер не готов был умирать. Ему было лишь одиннадцать. Но даже не в этом дело.       У папы ведь скоро день рождения, и Питер не мог его пропустить! А ещё они с отцом так и не выбрали кольцо для мамы! Питер уже несколько лет грезил их свадьбой, потому что лучше Пеппер женщины ну просто не существовало. И Питер не мог пустить всё на самотёк! Его отец казался ловеласом, но в постоянных, прочных отношениях путался, точно дитя малое… Питер помнил, как в последний момент лишил его идеи подарить маме клубнику в шоколаде и огромного плюшевого зайца. Не сделай он этого, случилась бы катастрофа!       Наплакавшись вдоволь, Питер успокоился. Судорожные всхлипы казались чересчур громкими в тишине пустой комнаты. Питер хотел вытереть мокрые нос и глаза ладонью, но та вдруг прилипла к полу, и мальчик не понял, что вообще происходит. Ему потребовалось приложить некоторую силу, чтобы оторвать руку от пола, и он был рад уже тому, что смог это сделать, но он всё равно был озадачен. Возможно, он вляпался в какую-то грязь, и его руки стали липкими? Но, потерев ладони, он не нашёл их липкими, они точно высохли, за мгновенье став чистыми. Питер подумал, что его глючит. Он очень сильно хотел есть, хотя больше, конечно, пить. Он всегда пил много воды и молока, около двух-трёх литров в день, не считая свежевыжатые соки, что ему делала мама, и газировку, которую ему совал папа. А сейчас его организм, наверное, был обезвожен.       Обняв колени руками и уткнувшись в них лицом, мальчик предпринял тщетную попытку спрятаться от всего мира. И в итоге уснул. (Это было нормальным явлением для него — засыпать в не самых удобных позах: Тони не раз находил его, спящим в электромашине, на узкой спинке дивана, в магазинной тележке…).       Питеру снился сон. — Ты уверен, что нам сюда можно? — спросил Питер, следуя за Гарри; ради приличия он каждые десять секунд уточнял, не будет ли дядя Норман против их вторжения, но всё равно шёл, не отставая и с любопытством оглядывая всё вокруг. — Всё в ажуре, — махнул рукой блондин. — Мы только посмотрим. Мне жуть как интересно, что же в этой секретной лаборатории! — Как ты думаешь, её назвали секретной просто так? — с сомнением спросил Питер, когда они подошли к двери с огромной красной пометкой «ОПАСНО». — Может, всё-таки в другой раз? — Ты что, струсил? — усмехнулся Гарри. — Не ты ли собирался поплавать с акулами, когда тебе исполнится двенадцать, а? Что-то мне кажется, что ты и дельфина испугаешься.       Питер стукнул друга в плечо, и тот ойкнул. — Когда мы были на Карибах, я плавал с дельфинами! Папа даже хотел купить одного, потому что мы понравились друг другу, но и я, и работник дельфинария сказали, что это глупо и что никто не заводит дельфинов в качестве домашних животных. Они и так живут не очень долго, а в неволе и подавно. — Какой же ты ботан, — вздохнул Гарри.       Питер снова стукнул его. — Я не боюсь, ясно? Открывай уже дверь, а то нас найдут раньше времени и накажут ещё до того, как мы успеем что-нибудь натворить. — Да, ты прав, надо спешить.       Озборн-младший приложил к двери стащенную у отца карточку и открыл дверь. Она распахнулась с негромким скрипом, и в лица мальчикам ударили клубы пара. Они замахали руками и поморщились, глядя друг на друга. — Ладно, здесь действительно круто, — признал Питер. — Оно того стоит, даже если меня посадят под домашний арест до шестнадцатилетия.       Лаборатория была погружена в яркий холодный свет. Мальчики разошлись кто куда: Гарри рассматривал десяток маленьких ящериц, сидящих в огромном террариуме, в то время как Питер застыл у террариума с пауком.       Вообще, мальчик не любил их: они казались ему противными и страшными, хотя он и знал об их полезных свойствах. Но этот…       «Чёрный Эрезус», — гласила надпись на террариуме. Это был удивительной красоты паук: чёрно-красный, по окраске напоминающий божью коровку; а лапки его были, как у зебры, чёрно-белые. Питер приблизил лицо к стеклу террариума, чтобы получше разглядеть паука. Они изучали его на биологии. Чёрный Эрезус был занесён в Красную книгу и считался очень опасным. Может, не для людей, — хотя и для них тоже, — но для мелких млекопитающих точно. — Жуткий типчик, — прокомментировал Гарри, встав рядом с Питером и точно так же, как он, наклонившись к террариуму, чтобы пристальнее уставиться на красно-чёрного пленника. — По-моему, красивый. — Это не мешает ему быть жутким. Странное местечко. Почему здесь столько террариумов? Ощущение, будто это не лаборатория, а серпентарий. Посмотри, вон там ящерицы. А там — королевский питон. Чёрт, я надеюсь, папа не выращивает их, чтобы повара потом подавали их на обед.       Питер поморщился. — Ты отвратителен. — Тебя просто никогда не пытались накормить змеиными стрипсами, выдавая их за куриные. Поверь, после такого ты всю жизнь будешь проверять, что именно тебе положили в тарелку. — Я не очень понимаю, что здесь такого опасного, — сказал Питер. — Да, есть такое. Может, папа знал, что меня привлечёт надпись «ОПАСНО» и намеренно устроил здесь зоопарк?       Пока слегка разочарованный Гарри терялся в догадках, Питер бродил по просторному помещению. Вид рептилий и паукообразных завораживал, хотя и не мог не пугать. Питер остановился у небольшого террариума, крышка была отодвинута меньше, чем на полдюйма, так что мальчик, не задумываясь, аккуратно закрыл террариум, а затем наклонился, чтобы посмотреть, кто в нём живёт. На стекле была подпись «Прототип: Чёрный Эрезус. Образец №128». Питер нахмурился, не видя в террариуме паука. Он пошёл дальше, недалеко от пустого террариума стояли ещё — только полные: в одном была ящерица или что-то (кто-то?) вроде неё, подпись гласила «Прототип: аксолотль. Образец №7»; в другом Питер увидел лягушку, точнее сказать, жабу, и подпись к ней была такой: «Прототип: Жаба чирикита. Образец №31». Она выглядела странно: прозрачно-голубая, а глаза красные. Питер решил обратиться к интернету, и картинка, которую ему любезно выдал поисковик, существенно отличалась от той, что он видел в террариуме. — Гарри! — Чего? — мальчик подошёл к другу. — Смотри, они же совсем не похожи, — Питер показал ему фото жёлтой жабы с чёрными пятнами, затем кивнул в сторону террариума.       Гарри пожал плечами, а затем впился глазами в подпись. — Образец? — Что? — Тут написано, что это — образец. Причём, №31. И на других террариумах то же самое. Может, на них проводят эксперименты? — Это логичнее, чем если бы твой отец организовал здесь зоопарк. — Как думаешь, что он с ними сделал? — спросил Гарри.       Они оба разглядывали подопытных, убеждаясь в своих суждениях всё больше, потому что образцы были практически одинакового цвета — прозрачно-голубые, серые, блеклые. И с красными глазами. — Может, какой-то химикат? — Или… Радиация?       Питер поёжился. — Не думаешь, что нам пора валить отсюда? — Что, снова коленки затряслись? — Я тебя ненавижу, ты в курсе? — Да не бойся ты, они ж все заперты, никто тебя не… — начал Гарри насмешливо, но прервался на полуслове, когда его глаза коснулись лица Питера. — Вот ведь дерьмо, — прошептал мальчик внезапно осипшим голосом.       Он сделал два шага назад, смотря на Питера большими глазами, полными шока. Питер ответил ему удивлённым взглядом, но после, когда Гарри указал себе на шею, как бы имея в виду шею Питера, мальчик побледнел и медленно, не делая резких движений, включил фронтальную камеру на телефоне, а затем направил её на себя.       На его шее сидел едва заметный прозрачно-голубой паук. Питеру в голову как-то сразу пришла мысль о том, что неспроста тот террариум был пуст. Наверное, стоило сразу сообразить, что к чему.       Питер закрыл глаза, положил телефон на близстоящий террариум, сжал ладонь в кулак и обмотал его рукавом толстовки. А после попытался смахнуть паука с шеи. Глаза Гарри расширились, когда он увидел, как паук с непонятно откуда взявшейся силой — явно ненормальной и невозможной для обычного паука — сжал кусок кожи Питера, словно выбрал место, куда хочет впрыснуть свой яд.       Одним резким движением Гарри стянул с себя ремень, сложил его и, стараясь целиться в паука, а не в Питера, ударил друга по шее. Паука расплющило, и он остался приклеенным к ремню, как жёваная жвачка к парте. Питер закашлялся, из глаз брызнули слёзы, и он сел на пол, Гарри опустился на корточки рядом с ним. — Что… это… было… — прохрипел Питер. — Было то, о чём мы определённо никогда не расскажем родителям, иначе не выйдем из дома и к тридцати.       Питер напряжённо рассмеялся, и Гарри, приобняв друга за плечи, поднял его, и они пошли к выходу из лаборатории.       Питер резко распахнул глаза. Было по-прежнему темно.