***
Вырвавшись из объятий тревожного сна, Питер почувствовал себя чуточку лучше. В животе по-прежнему бушевал голодный ураган, но конечности уже в большей степени подчинялись телу. Глаза так и не привыкли к темноте. Или же привыкли, просто смотреть было не на что, а высматривать нечего. Питер вспомнил про первоначальный план с вентиляцией. Хотя он уже пытался и попытка не увенчался успехом, сдаваться он был не намерен. Да и, честно говоря, идея с вентиляцией хоть как-то спасала от мрачных мыслей, потому что, пока Питер думал о ней, он продолжал надеяться. Папа учил его не сдаваться. Поэтому Питер встал, почувствовав лёгкую дрожь в затёкших ногах. Ему стоило обойти комнату ещё раз. Или дважды. Или трижды. Он может потратить на это столько времени, сколько захочет, всё равно ведь делать нечего. Но только не сидеть, жалея себя, потому что это не лучший вариант. Это определённо никак ему не поможет. Питер пошёл. Мальчик помнил, как папа только-только создал костюм Железного человека. Он был настолько крут, что у Питера не было слов. Возможно, несколько секунд он провалялся в обмороке, а потом ещё пару часов визжал, как девчонка (так всем рассказывал папа). Это был не просто экзо-скелет, это было что-то из ряда абсолютной фантастики, и Питер чуть не заплакал тогда от осознания, насколько же его отец был крут, раз своими руками сотворил такое. Но больше всего Питер восхищался тем, как папа учился им управлять. Ему самому в это время нельзя было находиться в одном помещении с отцом ради собственной безопасности и спокойствия Тони. Это было неоспоримым правилом, которое Питер, разумеется, пару раз таки нарушил. Но всё остальное время Питер наблюдал за тем, как отец учился летать в железной броне, и гордился им, потому что тот не сдавался, несмотря на неоднократные падения и множество испорченной техники. Питер знал, что его отец никогда не сдавался. Он был воином. Он был Тони Старком. Он был Железным человеком. Он был просто мегакрутым! А Питер был его сыном. Он наводил уже четвёртый круг, ощупал каждый дюйм, все места, до которых мог дотянуться, до которых был способен допрыгнуть. Вентиляция определённо была где-то наверху, и Питер не имел ни малейшего представления о том, как ему достать до неё. Мальчик снова сел, на этот раз для того, чтобы отдохнуть и подумать. Вариантов было немного. Точнее — ноль. Но Питер любил думать. И умел. Поэтому он не отчаивался. Руки снова прилипли к полу. Чёрт! Это было совсем странно. Вообще не нормально. Ни капельки. Питер посмотрел на свои руки, но ничего не увидел. Да и руки-то свои едва видел. Он приложил одну ладонь к другой, чтобы проверить, склеятся ли они. И это произошло! Питер вскочил с всё ещё склеенными руками и, приложив силу, разъединил их. У него появилась идея. Не поддающаяся логике, но всё же идея. Питер громко вздохнул. Затем подпрыгнул, вытянув руку вверх и растопырив пальцы. Он врезался рукой в стену и крепко зажмурил глаза. Лицу было немного больно от столкновения с холодным бетоном, но… чёрт возьми, Питер висел. Его ноги болтались в воздухе, а рука крепко прилипла к стене. По физкультуре у него всегда была твёрдая четвёрка, потому что он быстро бегал, но плохо подтягивался. Но сейчас Питер постарался потянуться так, как не старался ни на одном уроке. Вторая рука оказалась чуть выше первой. Что ж, он висел на стене. Приклеившись к ней руками. И, да, бесспорно, это было круто, но Питер понятия не имел, что делать дальше. Ему было интересно, пройдёт ли этот фокус с ногами? Не то чтобы ему станет легче, если он прилипнет к стене всеми конечностями, но какая у него, собственно, была альтернатива? Питер стал стягивать носки пальцами ног — благо у него за спиной имелся колоссальный опыт, — и его положение, честно говоря, было чертовски неудобным. Руки уже покалывало, и начала болеть спина, но он справился и почувствовал такой невероятный прилив эндорфинов от этой малюсенькой победы. Как ни странно, ноги приклеились, как и руки, и теперь Питер висел на стене в какой-то замысловатой позе кошки, выгнув спину и держась на одних руках и ногах. Он одновременно и не мог, и боялся оторвать одну руку, чтобы каким-то образом проползти дальше. Он не должен был бояться, тут ведь падать было не так и больно, Питер и с большей высоты наворачивался. Шрам на затылке до сих пор иногда побаливал. Почему-то это происходило именно в те моменты, когда Питер собирался совершить очередную рискованную дурость — вроде той, из-за которой шрам и появился, когда мальчик решил сделать сальто на велосипеде. Питер снова вздохнул. Терять ему было нечего. Даже если он упадёт, неизвестно, выйдет ли он отсюда вообще, так что не очень-то и важно, насколько целым он останется к появлению похитителей. Он попытался расслабиться. Возможно, это могло помочь? Наверное, он должен был сосредоточиться. На себе. На своих руках. На ногах. На стене. Если это была не грязь, если он не вляпался в неизвестно кем пролитый клей, то… у него что, была суперспособность? Нет, сверхлюдей не существовало. Всё можно было объяснить логически… Вот только надо было хорошенько подумать, как именно объяснить… Чёрт! Да! У него получилось! Не объяснить логически новоприобретённую липучесть — переползти! Сдвинуться! Он почти управлял пальцами. Чем больше Питер сосредотачивался, тем отчётливее чувствовал под пальцами еле заметные вибрации. Такую малоощутимую, но всё же имеющуюся дрожь. С каждым новым движением Питер всё лучше понимал, как именно управлять этой способностью. Клеиться не ладонями, а пальцами! Их легче отрывать, и так движения более плавные, как у хищника, что крадётся, выслеживая добычу. С помощью пальцев рук Питер задавал направление, а с помощью больших пальцев рук — держал равновесие. Он сделал, по меньшей мере, три круга, прежде чем нащупать вентиляцию. Питер чуть не заплакал. Она правда была! Ему только нужно было каким-то образом открыть её. Одной рукой это было сделать сложно. Питер попытался отлепить руки и тут же свалился, точнее — почти свалился, ноги всё ещё были приклеены, и он болтался вниз головой. Это было бы круто, если бы не было так страшно, и Питер как можно скорее и аккуратнее вернулся в прежнее положение. Он оставил свободной только правую руку и долго возился, открывая вентиляцию, но всё-таки ему удалось. Питер залез в туннель, ведущий в неизвестность. Но в его ситуации любая неизвестность была почти синонимична свободе.***
— Есть новости? Агент Майклсон покачал головой. — Вообще-то, есть, но я бы не сказал, что хорошие. Внутри Тони всё застыло. Прошло пять дней с пропажи Питера, и это были самые худшие дни в его жизни. Хуже тех, что были после смерти родителей. Хуже дней, когда его пытали в Афганистане. Тони ненавидел ждать, ненавидел неизвестность, в любых вопросах он всегда предпочитал правдивые прогнозы, опирающиеся только на достоверные факты, без жалости, без домыслов. Но в этой ситуации… Он либо хотел знать, что его малыш скоро вернётся домой, либо желал думать, что Питер вернётся когда-нибудь, даже если всё будет говорить об обратном. Для Тони не существовало такого исхода, как смерть его сына. Поэтому на реплику агента Тони не сказал ни слова. Мужчина налил себе полный стакан виски и разом осушил половину. И так ничего и не произнёс. — Мать Питера… Мисс Вероника Хейз найдена мёртвой. — Что случилось? — Тони перестал смотреть в окно и повернулся к агенту Майклсону. Вероника не была для него кем-то дорогим, кем-то важным. Тони не знал её. Всё, что их связывало — ночь, которую они провели много лет назад. Даже не Питер, потому что он никак не касался этой женщины. И всё же известие о её смерти не должно было вызвать в Тони облегчение, а именно его мужчина почувствовал. У него на глазах появились слёзы, и Тони быстро вытер их тыльной стороной ладони. Конечно, он радовался не оттого, что умерла Вероника, а оттого, что мёртвым был не Питер. — Её убили чуть больше шести лет назад. Тело было найдено в одном из мотелей Каламбы, на Филиппинах. Так как при ней не было ни телефона, ни паспорта, ни прав, то есть вообще никаких документов, включая грин-карту или визу, и также никто не признал её своей знакомой, а сотрудник мотеля, заселивший её, внезапно исчез, её не смогли опознать и спустя несколько дней поисков родных объявили неизвестной, незаконно живущей в стране, и кремировали, отправив урну на общее кладбище для неимущих. — Как вы тогда поняли, что это она? — Пришлось повозиться. Это всплыло при федеральном поиске. Наша база позволяет найти данные даже оттуда, откуда их совсем не ждёшь. Её фотография всё ещё висела в базе морга. Ну и, так как это всё же было убийством, то фото также было в базе местной полиции. — А что, никто не пытался найти убийцу? — К сожалению, с подобными гражданами практически невозможно работать. Вероника была одна, в чужой стране, без документов. Чтобы начать расследование об убийстве, сначала нужно было идентифицировать саму жертву. Кроме того, как Вы, наверное, знаете, Филиппины — государство с самым высоким уровнем преступности во всей Юго-Восточной Азии, то есть там бесконечное количество убийств, торговля людьми и наркотиками, и — я не берусь утверждать, но догадываюсь, — там полиция больше заботится о местных, нежели о приезжих, тем более — о гражданах США. Всё-таки Филиппино-Американская война, я думаю, до сих пор в памяти многих. Ну и, — агент тяжело вздохнул и замолчал, как будто раздумывая, стоит ли ему продолжать, — честно говоря, даже наша техника справилась с опознанием с большим трудом. Понадобились часы графической реконструкции, чтобы восстановить части лица. — Части лица? — переспросил Тони. — Кто бы ни был убийцей, мисс Хейз ему очень не нравилась.***
Туннель казался бесконечным. Не такой широкий, как показывали в фильмах, он едва вмещал даже такого худого и миниатюрного мальчика, как Питер. Однако застрять в нём тоже надо было постараться, и хоть в этом Питер мог быть спокоен. Единственная проблема, о которой он вспомнил, проползя уже несколько футов, это невозможность развернуться. Питер об этом как-то совершенно не подумал. Что, если в конце окажется тупик? Что, если никакого выхода он не найдёт? Что, если где-то там сидит охрана, вооружённая автоматами? Питер остановился. Ему стало страшно. Конечно, не было никакого толку оставаться в той комнате, потому что рано или поздно за ним бы пришли, и сидеть, бездействуя, было неразумным, уж лучше сделать хоть что-нибудь. Пусть лучше и не станет, но хотя бы попытаться и не жалеть о том, что не попробовал. В вентиляционной трубе было темно, но не так, как в комнате. Значило ли это, что где-то в конце горел свет? Чем дальше Питер пробирался, тем громче становились какие-то звуки. Он не знал, сколько времени у него занял весь путь, но, когда мальчик увидел белое квадратное пятно, он был весь потный, из-за чего почти скользил вперёд. — Мэй, пожалуйста, успокойся. Не делай глупостей. Ты не можешь уйти отсюда. Не можешь разорвать контракт, пока мы не выполним условия. — А если сообщить в полицию? Этого мальчика наверняка ищут. Если мы не дадим подсказку, его же никогда не найдут. — Мэй, это займёт всего две недели… — Две недели, прежде чем истощённый пытками ребёнок умрёт, Ричард! — раздался яростный голос женщины. Питер вздрогнул. Говорили о нём? Он подполз ближе к вентиляционной решётке и посмотрел сквозь неё на людей, находящихся в помещении под ним. Это был седовласый мужчина под пятьдесят с очками в тонкой оправе и женщина лет тридцати пяти тоже в очках, только больших и в толстой чёрной оправе, и с длинными тёмно-каштановым волосами. На обоих были надеты белые медицинские халаты. — Ты ведь прекрасно понимаешь, что только с этим проектом мы сможем вылечить Мэри, — сжав правой рукой плечо женщины, с отчаянием напомнил мужчина. — Думаешь… Думаешь, она бы хотела жить, узнав, что ради её жизни убили другого человека? — Мэй стряхнула с себя его руку и сделала шаг назад. — Когда ты предложил мне это, я думала, в эксперименте участвует доброволец! Взрослый человек, подписавший согласие на участие. А там, — она указала рукой куда-то в сторону, — сидит ре-бё-нок. — Я не знал об этом. Мне сказали, что всё будет законно, но в такие тонкости не посвящали. Но, Мэй, если он выжил после укуса, то он явно не обычный мальчик. Просто корпорация умалчивает о том, откуда он появился и что с ним делали до этого. Возможно, он появился на свет только для того, чтобы стать нашим экспериментом. — Ты хоть понимаешь, как это звучит? Ричард, ты себя слышишь?! — с ужасом воскликнула Мэй. — Я хочу спасти Мэри! — рявкнул мужчина.***
— Тони, мне безумно жаль, — на памяти Тони это был, наверное, первый или второй раз, когда Озборн назвал его по имени. — Я помогу, чем смогу, ты знаешь, Питер для меня как сын. — Спасибо. Как Гарри? — Ходит в школу с рвением, которого у него никогда не было. Пристаёт к детям с расспросами о Питере. Тони криво улыбнулся. На глаза снова выступили слёзы, и он быстро сморгнул их, еле слышно шмыгнув. — Гарри — отличный пацан. — Знаю. Питер — тоже. И мы найдём его, Старк. Обязательно найдём.***
— Пора проведать его. Он уже должен был проснуться, — произнёс Ричард. — Я этого так не оставлю, — прошептала Мэй. — Повторюсь. Не делай глупостей. Питер лежал в вентиляции, боясь пошевелиться. Его тело будто оцепенело. Сейчас, когда эти двое вышли из комнаты, ему необходимо было что-то предпринять. Причём, очень быстро. Но теперь, когда мнимая свобода была так близка, он не знал, как выбраться. Как спрыгнуть вниз? И куда идти дальше? Он отодвинул вентиляционную решётку и высунул голову. Прыгать с высоты в десять с лишним футов больно, но возможно, и Питер кое-как вывалился, упав вниз головой и ударившись о стол. Поднялся грохот. Это было не очень хорошо. Питеру нужно было бежать, бежать, бежать. В комнате было две двери, и Питер, видя, в какую пошли мужчина с женщиной, открыл другую и рванул со всех ног. Бежал он недолго.***
Питер открыл глаза. Всё было таким белым и ярким. Во рту было сухо, глаза, наоборот, слезились, а в голове была какая-то непрошибаемая пустота. Питер часто моргал. Перед глазами летали чёрно-красно-фиолетовые круги. Он закашлялся. — Тихо-тихо, дорогой, всё в порядке, — донёсся до него ласковый голос. Питер хотел спросить, что произошло и где он, но язык словно онемел. — Тебе сейчас трудно говорить, это из-за наркоза. Тебе только недавно сделали операцию. Но теперь всё хорошо, милый. Питер видел нечётко. Но перед ним был какой-то неяркий силуэт женщины. У неё были тёмные волосы и нежная, такая искренняя улыбка, которой хотелось верить. Незнакомка гладила его руку, её тёплые пальцы скользили по его ладошке, вырисовывая на ней узоры. — Питер, мне так жаль… Мы попали в аварию. Это было ужасно. Я так виновата перед тобой, — на её глазах выступили слёзы. Питер наконец смог разглядеть, что глаза её были цвета эспрессо. — Я была за рулём, и я должна была быть внимательней, — она поцеловала его бледную ручку. — Из-за меня ты чуть не погиб. — Я… — выдавил Питер; язык уже более-менее слушался, но горло болело так, что каждый звук давался с трудом. — Я… Питер?