Не дай Вам Бог жить в эпоху перемен.
Древняя китайская мудрость
***
— Вы даже не дадите мне зайти за документами? — недоумевала я, пока мой грозный поводырь тащил меня за руку прочь из резиденции казекаге. — Они тебе не понадобятся, — сухо отрезал он, сдавливая кисть ещё больнее. Вместо привычного успокоения холод пустынной ночи таил в себе отчаяние. После случившегося на улицы, как ни странно, вывалил народ: кто-то "откапывал" свои торговые лавки, кто-то искал потерявшихся в суматохе близких и друзей; были и те, кто искал возможность поживиться на несчастье других. До этого момента мне не довелось осмотреть Сунагакуре как следует: всё нечастое передвижение проходило исключительно по одобренным заранее маршрутам. Теперь же, когда меня волочили по непонятным закоулкам, я нашла деревню ниндзя достаточно уродливой. Трудно было составить другое впечатление о месте без птиц, без деревьев и без садов, где о смене времени года говорит только небо. В школе дознавателей меня учили, что самым надёжным способом составить представление о месте было изучение того, как аборигены работают, как любят и как умирают. В деревне шиноби песка — возможно, таково следствие их рода деятельности — всё это слишком тесно переплеталось и делалось на автомате, так, как было заведено ещё с незапамятных времён. Никто не задавал вопросов начальству и не старался прыгнуть выше головы. Местные тренировались много, но лишь ради того, чтобы выбить жилет чуунина и пенсию посолиднее для семьи на случай безвременной кончины. Все их интересы вращались главным образом вокруг привлечения новых клиентов (ведь после третьей войны шиноби от их услуг стал отказываться даже собственный даймё), и прежде всего они были заняты тем, что "восстанавливали репутацию". Естественно, что местные не отказывали себе также и в незатейливых радостях — хорошеньких женщинах, выпивке и помпезных религиозных фестивалях. Деревня, как и вся Страна Ветра, была достаточно консервативной, поэтому нет особой надобности уточнять, как в Суне любили: мужчины строго разграничивали женщин на тех, которые могут являться объектом вожделения, и тех, чьи тела предназначались исключительно для материнства. Зато более оригинально обстояло дело со смертью, связанной с известными трудностями. Мало того, что мир профессиональных убийц требовал крепкого здоровья, но и сама местность подкидывала испытания: капризы пустынного климата, пересыхание источников, серость окружающего, короткие сумерки и оторванность от остального мира. Ярко нарисованная моим воображением картина того, как кто-то из гражданских после нападения оказался на смертном одре, в глухом капкане, за сотнями остывающих от зноя стен, вызывала у меня истинное сочувствие. Мы наконец дошли до точки назначения. Идзакая, куда меня привёл незнакомый шиноби, было битком набито угрюмыми мужчинами в простеньких кимоно. Большинство из них пили оцуруй сётю и затягивались кидзами. Между угрюмыми посетителями маневрировал официант, чудом удерживавший огромный поднос на кончиках пальцев. Меня повели в небольшую приватную комнату в глубине заведения. Подушки для сидения были разложены кругом, посередине стоял пустой невысокий стол. Сопровождавший надавил мне сверху на плечи, призывая сесть спиной ко входу; я так и сделала. Осознание того, что скоро здесь, в незамысловатой прокуренной питейной, может оборваться моя 27 по счёту жизнь, подействовало ободряюще. Даже если бы у меня активировался бьякуган в обоих глазах, а Каама окончательно преобразовала геном сосуда, я бы всё равно не смогла убить "надзирателя" и его людей, всю дорогу следивших за нами с крыш домов. И вопрос тут не в физической возможности, а в тепличности условий, в которых я выросла. Нужно было соображать, причём быстро. Первое правило логики, которому меня научил дедушка, гласило: 1. Первоначальное знание о Мире сводится к тому, что он кажется чем-то, чему случается быть. Из него вытекало второе: 2. Мир — совокупность Фактов, но не Вещей. Второе правило было чуть ли не важнее первого — многие попадаются в ловушку восприятия, считая как раз, что мир, скорее, совокупность вещей. Реально существуют не вещи, а Вещи в их соединении с другими Вещами. Это и есть Факты. Факт номер 1: Коноха охотилась за моей головой. Факт номер 2: Казекаге не выдал меня им, хотя это и несло для него возможные риски. Факт номер 3: Когда на казекаге напал преступник из Акацуки, ни один шиноби Сунагакуре даже не попытался вступить в бой. Из такого Положения Вещей можно было сконструировать две модели происходящего: 1. Казекаге не пытались помочь, потому что не хотели. Его решения шли вразрез с желаниями его подчинённых настолько, что они были рады избавиться от него. В таком случае, его обещание не выдавать меня Конохагакуре, скорее всего, противоречит стремлениям политической верхушки; следовательно мне предстояло в ближайшее время почтить Деревню Листа своим визитом. 2. Казекаге не пытались помочь, потому что не могли. На допросе в Совете Песка я отчётливо ощутила, как возможность заполучить бьякуган будоражила умы старейшин. Гаара был всё-таки оружием песка, путь и неуправляемым. При таком раскладе, Сунагакуре оказалась без защиты, и для меня вырисовывался неиллюзорный шанс оказаться на операционном столе: ничто не мешало пересадить глаза умелому и надёжному шиноби песка. Не заботясь о приличиях, я улеглась боком на соседние подушки. Стоявший в дверях караульный неодобрительно хмыкнул, но ничего не сказал. В общем зале за стенкой посетители порядком захмелели, и во влажном спёртом воздухе размеренно, величаво и печально разнеслись нестройные звуки песни:"Зазывая друг друга, Девы, юноши вновь собрались У костров у зажженных, Будут здесь хороводы водить, И чужую жену буду я здесь сегодня любить, А моею женою другой зато будет владеть. Бог, что власть здесь имеет И правит среди этих гор, Дал на это согласие людям Еще с незапамятных пор. И сегодня одно про себя хорошо разумей: Упрекать ты не смеешь, И мучиться тоже не смей!"
Острой, ничем неутолимой жаждой жизни, тоской по мгновенной, уходящей, подобно полудрёме, несбывшейся юношеской влюблённости, ужасом перед вечным молчанием смерти прокатились слова пьяного веселья в глубинах моего сердца. — Сядь нормально, — рявкнул мой пленитель, — господин Тоджуро уже у входа. Если проявишь к нему неуважение, то я лично научу тебя хорошим манерам. И действительно, в следующую минуту сёдзи распахнулись, пуская в комнату старика лет за шестьдесят, с оплывшими руками и большим животом, одетого в тёмно-синее кимоно и чёрное хаори; он грузно протопал во главу стола и неспешно сел на подушки. Повисла пауза. — Тебе следует первой поприветствовать уэ-сама, — громко шепнул провожатый, ощутимо толкая меня в плечо сзади. — Добрый вечер, Тоджуро-сама, — послушно сказала я, — Мы, кажется, виделись на Совете Песка... Меня прервал неожиданный тычок в затылок. — Сначала нужно поклониться, балда, — наставлял шиноби, — имей в виду, что поклоны совершаются, глядя на лицо собеседника, но не прямо в глаза. Никогда прежде я не чувствовала себя настолько пристыженной, униженной, виноватой и лишенной возможности забыть такое скотское отношение. Понимая, однако, своё незавидное положение, я повторила всё в требующейся последовательности. — Хочется с чувством глубокого удовлетворения отметить, что ты сделала прекрасные первые шаги на славном поприще этикета, — бесцветно заметил старик, — полагаю, Мидори-чан, ты понимаешь всю серьёзность ситуации, в которой оказалась Суна. — Да, господин. — Славно, — продолжил он, — тебе больше нельзя беспечно слоняться по деревне. Я подыскал отличное место с надёжной охраной. — Выходит, теперь я ваша пленница — заметила я. — Ну что ты! — беззвучно рассмеявшись, возразил он, — Это всего лишь забота о нашей дорогой гостье из Идзумо тайся. Думаю, если казекаге-сама всё же удастся вернуться живым, то он только поблагодарит меня, как ты считаешь? — Вы правы, господин. Могу я задать вопрос? Жёсткий колючий прищур глаз ещё сильнее состарил и без того мутный взгляд Тоджуро. Оценивающе смерив меня, он кивнул. — Вы собираетесь защищать меня от других старейшин, придерживающихся курса сближения с Конохой? Не церемонясь, мой провожатый просунул руки мне подмышки, одним резким движением заставляя встать на ноги. Развернул лицом к себе и занёс большую ладонь прямо над моей щекой. Ещё секунда — и он, может быть, повалил бы меня на пол одним ударом; Тоджуро крикнул ему оставить меня, но шиноби не повёл и бровью. Какое-то исступление самой зверской злобы исказило ему всё лицо. — Это не твоего ума дело! — прошипел он, хватая меня за руку, — Тоджуро-сама, я доставлю её в убежище сейчас же. Стоило нам покинуть Идзакая и двинуться в сторону места моего грядущего заточения, как я почувствовала что-то неладное: слишком много чакры начинало скапливаться вокруг. Это обстоятельство сбивало с толку. По логике вещей, партия Тоджуро, ратующая за независимость от Конохи, должна была объявить мобилизацию и отправить весь личный состав в погоню за преступниками — пусть не с целью спасти Гаару, но доставить его старшего брата, следующего наследника, живым и невредимым назад. Поэтому это точно было не подкрепление. Я предположила, что за чакроискривление вокруг нас отвечали те, кому спасение детишек клана казекаге было до лампочки. — Я чувствую, что вокруг собираются ваши противники. До рассвета осталось не больше пяти часов, но этого времени хватит, чтобы вытащить меня за сторожевые границы Суны, — сказала я. — Заткнись! — рявкнул провожатый, — ещё слово и я... Бьякуган в правом глазу сработал чётко: выпущенные со спины сюрикэны я увидела загодя в отличие от моего эскорта. Машинально упав на колени, я невольно подставила спину шиноби под удар. Игнорируя ранение, он рывком отбросил меня в сторону, разворачиваясь лицом к опасности и доставая небольшой веер из-за пояса. С крыш один за другим замертво свалились его союзники, а противники мигом взяли нас в кольцо. В правой руке у моего защитника-пленителя чакра напитала веер, и он раскрыл его, создавая тем самым вихрь, который он тут же метнул во врагов. Атака не достигла цели, разбившись на полпути о созданную из камня стену. Впрочем, шиноби не собирался сдаваться. Один из нападавших подлетел сзади и нанёс удар левой рукой, подчинённый Тоджуро от него уклонился и пырнул противника кунаем. Тот удачно применил блок, и кунай зазвенел, ударяясь о землю. — Тебе нет смысла погибать за беглянку Хьюга, — сказал нападавший, — мы не хотим убивать своих. Ответа он не получил, если не считать ответом длинную серию ударов руками и ногами, часть из которых пришлась в блок, а вторая — в пустоту. Остальные устали ждать и собирались вступить в бой, как вдруг мой защитник поймал руку соперника и провёл эффектный бросок через бедро. Тот рухнул на спину, и он прижал коленями его руки к полу и начал душить. — Вы допускаете огромную ошибку играя на руку Конохе! — сдавливая горло нападавшему, отчаянно крикнул подчинённый Тоджуро в попытке достучаться до земляков. Поверженный отчаянно пытался сбросить с себя противника, и мышцы напрягал, и резко дёргался из стороны в сторону, насколько мог, и чакрой напитывал конечности, но всё было бесполезно. — Кончайте его, — стальным тоном скомандовал кто-то из толпы. *** Трудно было поверить, что меньше суток прошло с того момента, как я безмятежно спала на шёлковых простынях в постели казекаге — теперь мне приходилось тащиться по ночным улицам Сунагакуре со связанными грубой верёвкой руками. Новый эскорт ничего мне не объяснил. Впрочем, их намерения и без этого были достаточно прозрачны. Когда мы подошли к выходу из деревни, к горлу подступила тошнота: из под завалов вытаскивали искалеченные, уже начавшие покрываться трупными пятнами тела шиноби. — Что здесь произошло? — невольно вырвалось у меня. — Акацуки, — прошипел кто-то из спасательной бригады, накрывая тканью останки товарища. Один из сопровождающих в маске Тсуриманако подлетел ко мне сзади. Он слегка ударил под коленями, заставляя их инстинктивно согнуться, затем просунул правую руку в образовавшийся сгиб, а левой обхватил спину. — Не обязательно было применять силу, — сказала я, уже паря над завалом в руках шиноби, — можете нести меня на себе хоть до самой Конохи, я не против. Он промолчал, но поставил меня обратно на ноги, когда мы оказались за крепостными стенами. Наша делегация смело устремилась прочь от деревни, несмотря на то что над песками уже дрожала дымка утреннего марева. В лицо без конца били всё новые и новые волны моря песка. Розовый цвет пустыни, который она приобрела в предрассветной поволоке, иногда сменялся красноватым или серым, вызывая в памяти картины кровавой бойни. Где-то вдалеке, на гребнях барханов, колыхались какие-то сухие и жёсткие травы — настойчивая жизнь, которая смогла пробить себе дорогу даже в бесплодных землях Страны Ветра. Песок хрустел на зубах, царапал кожу на щеках, будто настаивая на том, чтобы мы вернулись в Суну. Глядя на спины шиноби, мерно качавшиеся впереди, я старалась победить тревогу, временами овладевавшую мной. Жжение. Назойливое жжение на внутренней стороне ладони вдруг напомнило мне о Зецу. — Твою мать! — воскликнула я, привлекая к себе внимание ниндзя Песка, — Я совсем забыла сообщить хоть кому-то из ваших, что во время нападения видела ещё одного... Одно Существо в плаще Акацуки. — Его бы наверняка заметил патруль, — отозвался тот, кто перенёс меня через завал. — Как знаете, — буркнула я. Наш путь продолжился. К рассвету мы вышли к обрыву и капитан долго смотрел вниз, на долину. Чем ближе мы подбирались к границе со Страной Рек, тем дружелюбнее становился пейзаж. Скалы с изрытой выветриванием поверхностью поднимались над слегка серебрящимися ветвями саксаулов, разросшихся по всей низине. Однообразная даль уходила в алую пелену восхода, позади дико и угрюмо завывали пески. — За нами следят, — изрёк капитан, — как только спустимся вниз станем идеальной мишенью. — Что будем делать? — спросил шиноби-Тсуриманако. — Разделимся. Ты и Наманари возьмёте Хьюга и побежите вперёд, пока я, Курохигэ и Фудо будем разбираться с противником. Всё случилось так, как и ожидалось: не успел наш отряд спуститься вниз, как буквально из воздуха появился неизвестный в оранжевой маске. Тсуриманако закинул меня на плечо и помчался вперед, а Наманари прикрывал нас от атак сзади. Повиснув головой вниз, я активировала бьякуган, чтобы быть в курсе происходящего: нападавший был один, а Зецу бездействовал, стоя на вершине скалы. — Шарахаетесь не пойми где, пока ваш казекаге умирает, — напутствовал напарник Зецу. Капитан подбежал к нему и уже сложил первую печать, как вдруг случилось нечто странное… Мои глаза устали, да и подпрыгивания Тсуриманако мешали сфокусировать взгляд, но я точно видела, что преступник будто бы "телепортировался" ему за спину. Секунда — и он проткнул лёгкое капитана металлическим клинком. С воздуха налетел Курохигэ, держа катану наготове, но противник ловко увернулся, закрываясь от удара телом ещё живого капитана. Фудо, видимо, использовал какую-то технику, позволившую переместиться под землёй прямо под ноги нападавшему; тот, будто предугадав это, неожиданно высоко подпрыгнул, выдёргивая клинок из капитана, чтобы затем метнуть его прямо в лицо "откопавшемуся" шиноби. — Дело дрянь, — предупредил Наманари. — Я знаю, — отрезал Тсуриманако, — но мы должны двигаться вперёд. Курохигэ, наблюдавший за тем, как его командир захлёбывается в собственной крови, промедлил с тем, чтобы вытащить оружие из тела — кровь хлынула бы потоком, не оставляя боевому товарищу ни единого шанса. Его замешательством мгновенно воспользовался шиноби в оранжевой маске: он появился рядом и свернул ему шею одним движением. А потом он исчез, просто растворился в пространстве. — Его способность... Он перемещается в пространстве-времени! — задыхаясь от ужаса, крикнула я оставшимся в живых. — Би-и-инго! — в опасной близости раздался голос преступника. Быстро! Так быстро, что мой бьякуган едва выхватил, как Наманари отхватил тяжёлый удар ногой прямо в ухо. Ещё в полёте он сложил печати, загораживая нас от противника высокой земляной стеной в надежде выиграть время. — Ты сражаешься со мной, падаль! — крикнул Наманари, проворно приземляясь на ноги. — Как скажешь, сладенький, — бросил ему в ответ напарник Зецу. Впереди нас блеснула железная дорога, та самая, что вывела меня к пограничному контролю в прошлый раз. Я почувствовала, как у Тсуриманако открылось второе дыхание — туда преступники вряд ли рискнули бы сунуться. Нужно было только успеть. У Наманари дела шли скверно. Он наносил сильные, размашистые удары, рассчитанные на быстрый успех, но его противник терпеливо пережидал шквал атак, утомляя и деморализуя его. Когда от удара невозможно было уклониться, он применял свою пространственно-временную технику, становясь недостижимым для ниндзя Песка. Наманари выдохся, и очередной удар "в пустоту" заставил его упасть на землю. На рефлексах он схватил горсть песка и, развернувшись, бросил её прямо в лицо преступнику. Наманари замер, его тело обмякло. Поток чакры в его мозгу изменил цвет, а шиноби в оранжевой маске беспрепятственно стащил с него нагрудную сумку с кунаями. — Почему он не сопротивляется? — спросила я Тсуриманако. Ответа не последовало — наше спасение было слишком близко, чтобы отвлекаться на разговоры. Тем временем, последнее препятствие сообщника Зецу беззвучно рухнуло на пропитанный кровью песок. — Нам нужно поболтать с дамочкой казекаге, — пробасил преступник, материализуясь впереди нас. Тсуриманако резко затормозил, проскальзывая несколько метров по инерции вперёд. Неуклюже скинув меня с плеча, он принял боевую стойку. Я инстинктивно отползла подальше за его спину, не надеясь, впрочем, на спасение. Рядом со мной, из-под земли, вырос Зецу; вблизи ещё более пугающий своей непонятной природой, он приложил палец ко рту, показывая мне молчать. От абсурдности ситуации я нервно хохотнула, но Тсуриманако не обернулся — он следил за каждым движением шиноби в оранжевой маске, не подозревая что подкралось к нему сзади. Мгновение, и предположительно враждебный исполняемый код пробил со спины насквозь грудь шиноби песка. — Нужна твоя помощь, Паа-Нгелонг, — сказал он, оборачиваясь ко мне, — ты ведь не разучилась менять состояние чакры?